Название: Под слоем льда
Автор: 21st century
Рейтинг: R
Размер: мини.
Саммари: Представим, что после событий первый части игры Вергилию удалось уцелеть. Представим, что защищая людской мир, однажды умирает Данте и друзья воздают ему последние почести. Представим, что спустя много лет разлуки, старший решает навестить могилу брата.
От автора: На самом деле никогда не считал Данте неубиваем и всецело неуязвимым. Я много раз возвращался к теме того, что было бы после его смерти, но воплотил на письме пока только эту. С другими актерами она показалась бы до тошноты предсказуемой: неудержимая мрачная скорбь, сожаление, может облегченный вздох... здесь я попытался скрыть ее за сдержанностью чувств. Никаких слез, никаких вдохновленных речей, с выраженным разочарованием, раскаянием, печалью, чем-то еще, что так часто встречается по темам фендома, едва стоит затронуть подобную тему. Просто один из вариантов того, что могло бы быть после логичного завершения.
читать дальшеСнежный покров, укрывший землю белоснежной периной, шумно скрипел под ногами, преследуя каждый шаг и оставляя продолговатые следы подошв, идущие вслед за путником. Фалды синего плаща подхватывал ветер, играющийся с ними, трепетно дрожащими от его прикосновений. Они извивались изящной волной, подчеркнуто колоритно смотревшейся на меловом холсте, задевающей лесную зелень одиноких елок, черные остовы затянутых изморозью деревьев, темные камни безвкусных надгробий, окаймленные белым хлопком. Грубо вырезанные надписи изогнули губы недовольной, презрительной гримасой, но Вергилий сделал еще шаг им навстречу.
Затянутое одеялом снега, одинокое надгробие расположилось чуть поодаль от остальных, за метр от склонившейся набок ивы, стряхивающей снежинки с тонких веток. С чем-то вроде иронии, глумливо посеявшейся во взгляде, старший сын Спарды отметил, что охотнику удалось выделиться даже после самой смерти. Преданный земли, по навязываемому человеческому обряду, с отпеванием, каким принято венчать праведников, Данте до последней мелочи остался верным гуманистическому обществу. Близнец предпочел бы увидеть его пепел, быть может, водруженный на офисный стол в приемной, аккурат напротив фотографии матери, затертой со временем, в потрескавшейся стекольной рамке, вдоль которой проистекли тонкие трещинки. Он собрал бы его в руку, стоя на причале, или у подножия леса, или на выступе отвесных скал, и развеял на ветру, освобождая от бремени людского мира. Погребение достойное война, достойное сына Спарды.
Почему младший брат не заслужил его? Кем и когда было решено похоронить его по старому кельтскому обычаю, спрятав от мира за глухой дверцей деревянного гроба? Не виделось ли им кремирование прямой дорогой в Ад, что было бы весьма символичным, ежели вспомнить сюрреалистичные просторы пылающих Равнин?…
Огражденный от мира, погребенный в земле, которой рано или поздно также не станет, Данте взирал на брата из-за стены холодного камня, с выщербленным именем, выдохнутым двумя слогами. Вергилий опустился перед ним на одно колено, рукой смахивая снег с зелени кем-то принесенных цветов. Замершие и подвезшие, возлежащие на могиле, как будто только после самих похорон, они создавали видимость беспризорности, пусть было и легко представить, как сей букет был принесен и возложен прекрасной белокурой напарницей, или дочерью чернокнижника, или тем Рыцарем из Фортуны, что проводил с наемником куда больше времени, нежели родной брат.
Он сдернул с камня тонкое покрывало хлопка, открывая остаток текста.
Ожидаемо, сын демона не нашел ни малейшего упоминания об истинной профессии Данте, как не увидел ни единого намека об его родстве с именитым дьяволом. На бездушном камне, жестокой насмешкой обосновалось лишь имя. Ни даты рождения, ни даты смерти, должной идти за ней после малой черты. Младшего потомка будто вовсе не было и никогда не существовало. Словно гибель навеки вычеркнула саму память о нем, стершуюся и навеки исчезнувшую из летописи времен.
Губы вытянулись в узкую черту, полную неудовольствия, пока еще скрытой злобы, обрушенной на глупость людских суеверий. Он поднялся, выпрямившись во весь рост, не трудясь отряхнуть синий плащ, взглядом прошелся по надписи, мысленно вычерчивая, впечатывая в память каждую тонкую черту запечатленного имени.
Они обрисовывались перед ним даже когда он отвернулся, словно вырезанные не на надгробии, а на алебастровой коже кроваво-алыми чернилами, напоминающие о себе зудящими спазмами мышц. Затянутая в перчатку ладонь легла поверх рукояти меча, с тихим, приятным и смертоносным звоном покинувшего темные сая, вмиг рассекшего морозный воздух. Лезвие коснулось руки, ложась между указательным и большим пальцем, и дернулось прочь, распарывая кожу и выпуская наружу рдяные ленты, усеивая грубый камень фонтаном красных брызг. Они неторопливо скатывались по нему, впадая в линии имени, закрадываясь в каждую маленькую трещину и вытягивая от угла броскую паутину демонической крови. Не выдав ни единого громкого вздоха, Вергилий с ленивым интересом следил, как тяжелые капли расползаются по шероховатой поверхности, кистью рисуя замысловатые узоры из извивающихся линий. Глаза пробежались по ним, осматривая с ревностью художника, оценивающего только завершенное полотно, стремясь уличить лишний излом, ненужную черту, выбивающеюся из задумки автора. Но вид был приемлем.
Опороченный алтарь ярким, насыщенным пятном выделялся в гамме черно-белых цветов. Ослепительная белизна зимнего утра направляла искорки света на алые струны и те переливались сиянием миниатюрных софитов. Кристаллики льда стали затягивать влагу тонкой, полупрозрачной коркой и палитра красного темнела, сворачиваясь, крепко хватая щупальцами выступы надгробного камня и багровея, как будто пораженная каким-то проклятием, алчно снедающим ее.
Удовлетворено окинув полотно взглядом, Вергилий отступил назад, изящным движением возвращая Ямато в сая. Отчего-то ему хотелось увидеть лицо брата, скрытое за преградой красного дерева. Традиция закрывать умершим глаза, складывать руки на груди, укладывать в гроб имеющие символическую ценность вещи - будили в нем интерес циничный, напитанный недовольством и мелких придирок, скепсисом человека, пренебрегшего древний церковный обычай. Хорошо, что он не слышал молитв на латыни, не видел облаченных в черное людей, коих, несомненно, было не слишком-то много. Кто-то наверняка плакал, влажными, от слез глазами удерживая в восприятии продолговатую стенку гроба. Откинутая крышка, мертвенное белое лицо наемника, взирающего на небеса из-под прикрытых век. Он представлял это и соглашался с мнением, что его не должно там быть. Церковная издевка, неосознанная глупость, ей потакающая, подтолкнула бы сына Спарды к неоправданной жестокости, непреодолимому желанию прервать процессию в самом разгаре, подсократив численность знакомств младшего брата. Он забрал бы его тело, а затем отдал должное их наследию, предав близнеца огню.
Хотелось улыбнуться горько, вымученно, словно расплачиваясь за многолетнее безразличие к судьбе Данте, но не единый мускул не дрогнул на лице. Сухими, обветренными на ветру губами, Вергилий предельно тихо прошептал:
- Мы еще встретимся… брат.
И больше он не сказал ни слова.
написанно просто потрясающе.
я влюбилась в это произведение.
Вердж идеален, но у него просто на лбу написано виновен.
ну, Верг в своем роде отступник, если говорить про вину... но к смерти Данте руку он не прикладывал, если вы это имели в виду)