Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Название: Азбука отчуждения.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
T / TANGIBLE
На Бурбон-стрит шло буйное веселье. Улица была сплошной чередой баров и ресторанов, из открытых дверей которых неслась музыка и выплескивалась разноцветная россыпь огней.
Ночные клубы занимали верхние этажи зданий. Судя по вывескам, в них предлагались разного рода эротические шоу от обычного стриптиза до демонстрации полового акта вживую. Вокруг входа у каждого из таких заведений толпилась непрезентабельная публика, своим видом напоминающая рабочий люд из захудалых городков степных штатов. Деньги за вход платить они не спешили, а все больше глазели на полуголых девиц, которые время от времени появлялись в окнах или выскакивали на улицу, чтобы затащить внутрь какого-нибудь наименее стойкого ротозея.
В воздухе витал лихорадочный дух возбуждения. Толпа бесновалась, истошно вопила, билась в унисон, будто где-то наверху невидимый дирижер вскидывал палочки, отбивая агонизирующий ритм, заставлявший ставших единым целым людей содрогаться в экстазе. Все это напоминало массовый психоз рок-фанатов или служителей какой-нибудь экзотической секты. Гул все нарастал и нарастал, пока не превратился в вибрирующий тысячеголосый рев. Толпа окончательно впала в неистовство. Напряжение стало таким плотным, что его можно было пощупать руками и вдохнуть с воздухом.
Наконец на балконах ночных клубов появились обнаженные стриптизерши и стали швырять в толпу дешевые бусы. Люди исступленно рванулись их ловить и подбирать с асфальта, выковыривать из жидкой грязи, вылавливать из зловонных луж, сплошь покрывавших улицу после недавнего сильного дождя. Несмотря на ливень, в воздухе стоял острый запах гниющих нечистот.
Они с Верджилом уже второй час сидели на крыше ночного клуба и наблюдали за безумием внизу, высматривая убийц Кэти. Данте наотрез отказался мстить за себя, но смерть Кэти... Наверное, да. Желание покарать наемников проснулось в нем не сразу, но когда он окончательно пришел в себя после того, что Верджил назвал “перерождением”, вместе с осознанием чудовищности всего произошедшего вспомнилось ощущение бессилия и вопиющей несправедливости, самоубийственный поступок Ника, слезы Кэти… Нет. Он все еще не хотел убивать. Он просто хотел поскорее оказаться как можно дальше от этого кошмара. И знал, что теперь, когда Верджил вернулся, сбежать и спрятаться уже не удастся.
- Ты просто еще не понял, что можешь отомстить, - сказал на это Верджил. – Когда ты поймешь, тебя уже ничто не остановит.
Именно этого Данте и боялся.
- Скот, - кивнул Верджил на беснующуюся в экстазе толпу. – Люди – скот.
- Не все, - возразил Данте.
- Подавляющее большинство, - пожал плечами Старший. – Ты только посмотри на них. Похотливое стадо. Напиваются до бесчувствия. Совокупляются с кем попало. Спят в грязи, как свиньи.
- Эти люди – да, - вынужден был огласиться младший.
- Знаешь, что происходило в городе поле урагана, пока шла эвакуация? Массовые грабежи, убийства и изнасилования. Они вели себя, как мародеры. Как стервятники. Власти скрыли этот факт.
- Я не знал. Джеймс… - Данте отвернулся, некоторое время сидел молча, будто собираясь с мыслями. – Джеймс всегда учил меня верить в людей. Уметь видеть в них хорошее. В каждом, даже самом жалком, самом ненавистном мне человеке замечать добро и понимать, что сделало его таким. Сожалеть. Сочувствовать. Быть сильным и помогать тем, кто слабее - кто не умеет подчинять себе обстоятельства и плывет по течению. Именно поэтому я стал врачом.
- И тебя не остановила даже человеческая неблагодарность?
- Джеймс говорил, что многие люди просто не умеют выразить свою благодарность…
- Прекрати, - по слогам произнес Верджил.
- Что? – младший резко оглянулся: стальные нотки в голосе брата больно резанули по слуху.
- Ты все время цитируешь Джеймса. У тебя нет собственного мнения? Ничего не изменилось после того, что произошло тобой сегодня? – раздраженно спросил Верджил.
- Ты о моем отношении к людям? - Мощная волна криков прокатилась по улице и разбилась о мрачные темные здания Канал-стрит. Данте невольно вздрогнул.
- Люди – скот, - повторил Верджил. – Они слабы, подвержены инстинктам и эмоциям. Он не имеют понятия о чести, достоинстве и благодарности. Они создали идеалы гуманизма и сами так извратили их, что считают милосердием двадцать лет держать на аппарате жизнеобеспечения какого-нибудь смертельно больного старика и при этом тысячами убивают детей другого народа, списывая это на неизбежные потери. Двойная мораль, не находишь? Сомнения, противоречия, слабость – вот сущность человеческой природы. Человек разумный, да? Ну и где здесь разум?
- И что ты предлагаешь? – Данте напугали слова брата. Парень говорил с такой убедительностью, что если бы он стоял на трибуне перед толпой, то смог бы внушить людям веру в свою правоту независимо от того, что именно он бы говорил.
- Ничего, - усмехнулся Старший. – Иисус Христос, если он вообще существовал, умер на кресте, взяв на себя грехи людей. Отец спас человеческий род от нашествия демонов. Прошло две тысячи лет. Посмотри, во что они превратились? Люди сами роют себе могилу, и мне это абсолютно безразлично. Тебе должно быть тоже. Ты – не человек. Пользуйся этим.
Верджил сидел положив одну руку на согнутое колено и прислонившись спиной к креплению неоновой вывески. Ветер шевелил серебрящиеся в лунном свете волосы, голубые глаза ярко горели в темноте. Жизнь бурлила в нем, и настолько мощным был ее поток, и Данте в очередной раз сказал себе: да, он не человек, но кто я? Неужели я такой же? Неужели он тоже видит меня сейчас таким?
- В той книге не написано, что мы… должны что-то сделать? Как Его сыновья… - неожиданно пришел логичный, неизбежный вопрос. – Ты говорил что-то о пророчестве…
- Забудь! – Верджил змеей метнулся навстречу, рывком развернул брата лицом к себе. – Забудь про пророчество. Забудь про людей. Не думай о цене, никто с тебя не потребует оплаты. Никто не сможет отнять то, что у тебя в крови. Это свобода, полная свобода, понимаешь? Это дар. Прими его.
Верджил встал и спрыгнул с крыши в темноту узкого переулка.
Данте подошел к краю, заглянул вниз. Тридцать футов… как минимум. Принять, значит?
Он закрыл глаза и сделал шаг вперед. Ощущение свободного падения было удивительно приятным, несмотря на угнездившийся внутри человеческий страх высоты. И очень недолгим. Земля будто сама прыгнула под ноги, и Данте мягко приземлился на асфальт в двух футах от брата.
- В следующий раз смотри. – В глазах Верджила плясали озорные огоньки.
Они шли сквозь плотную толпу, даже в толчее человеческих тел чувствуя присутствие друг друга.
Никто не обращал на них внимания. Праздник был в самом разгаре, и казалось, во всем городе не осталось ни одного трезвого человека. Пьяные, грязные, шумные, возбужденные, люди стали частью коллективного инстинкта, требовавшего удовлетворения похоти и жажды. Забывшиеся и обезличенные, они жили только ради сиюминутного удовольствия и, не задумываясь, согласились бы умереть завтра, лишь бы сегодня веселье не кончалось. Только в этой безумной людской вакханалии они чувствовали себя живыми.
Данте брел сквозь бесконечный людской поток, раскинув руки в стороны и закрыв глаза. Внутри клокотала неимоверно огромная сила, мощная, неистощимая; она поднимала ввысь в темно-синее расцвеченное звездами южное небо, откуда каждый человека казался маленьким ярким светлячком, а все они вместе – пестрой многоцветной россыпью огней на черном бархате земли. Юная девушка, дарящая любовь каждому, у кого в кармане окажется пара лишних банкнот, умудренная опытом и пороком женщина, старый бродяга, забывший свое имя, мужчина, нож которого успел напиться крови не одного десятка жертв, мальчик на пороге юности, сгорающий от лихорадочного предвкушения сладкого вкуса запретных удовольствий… Здесь не было тех, чьи лица кровью выжжены в памяти.
Зрение уже не нужно было ему, чтобы узнать убийц, и когда где-то на краю бархатной скатерти блеснули знакомой гнильцой несколько человеческих душ, Данте сразу понял, что это они.
U / UNDERCURRENT
Огромный особняк в Районе Садов источал мягкий желтый свет, будто рождественский фонарик среди пушистых еловых ветвей. Роскошное белокаменное здание утопало в темной зелени вековых деревьев. Из раскрытых настежь окон доносились звон стекла, взрывы хохота и женские вскрики.
- Празднуют. – В голосе Верджила было страшное, леденящее кровь спокойствие. – Главное, ничего не бойся. Верь. – И Старший первым шагнул в гостеприимно распахнутые двери.
Данте мгновение стоял на пороге, не решаясь пересечь черту. Сбежать? Вернуться домой и попытаться жить так, будто ничего не произошло? Выбросить Ника и Кэти из памяти, будто их никогда не существовало? Снова забыть себя, как он уже делал? Забыть… Верджила?! Нет.
Данте вошел в дом вслед за братом. Внутри все купалось в потоках мягкого, струящегося света. Десятки свечей и газовых ламп освещали первый этаж, и только в углах просторного холла царил полумрак. Мягкие диванчики на изогнутых ножках были расставлены в хаотичном беспорядке, будто хозяева особняка привыкли принимать сразу много гостей и оставлять их развлекать самих себя. На столиках тут и там поблескивали початые бутылки вина, в воздухе висел тяжелый запах марихуаны. Широкая мраморная лестница с резными перилами вела на второй этаж. На нижней ступеньке сидел темноволосый парень с гитарой и что-то тихо напевал по-испански, но его никто не слушал.
- Их здесь нет, - шепнул Данте, окинув взглядом несколько самозабвенно совокупляющихся парочек и две – каждая в воем углу – усердно напивающихся мужских компании. – Они наверху.
- Какая разница, - хищно ухмыльнулся Верджил. – Никогда не оставляй в живых возможного противника. Как только ты отвернешься, он ударит тебя в спину. Ты должен ударить первым.
- За что – их? Мы будем не лучше тех, в госпитале…
- Ты знаешь всех наемников, кто участвовал в нападении? – Верджил вытащил из-за пояса пистолеты – тоже трофей? – Что, ты думаешь, они отмечают? День рождения Мари Лаво? Слева.
Данте так и не успел спросить, что слева, – понял без слов, когда Верджил прыгнул в правый угол холла и открыл огонь по сидящим там мужчинам. И только в этот момент их присутствие заметили.
Наемники быстро пришли в себя и схватились за оружие. Данте сообразил, что стоит посреди холла, обездвиженный внезапно охватившим его столбняком, и ничего не может сделать. Приказы мозга не доходили до тела, разбиваясь о невидимую преграду: он стоял на дороге перед стремительно приближающимся грузовиком и, как в ночном кошмаре, тщетно пытался сдвинуть ногу хоть на дюйм, но не мог даже пошевелиться. Тело напрочь отказалось повиноваться ему.
Нужно что-то делать, - билась единственная мысль в затопленном паникой сознании. Убивать?!
Он пытался зацепиться за что-нибудь, чтобы снова почувствовать твердую почву под ногами. Калейдоскопом замелькали лица мамы, Кэти, Ника, Джеймса, Верджила – лица живых и мертвых, и только Верджил требовал от него убивать – не мстить, не карать, не защищаться – убивать.
Данте закричал.
Напряжение, так долго копившееся внутри, вырвалось на свободу отчаянным воплем о помощи. Ему хотелось упасть на пол, сжаться в комок, закрыть голову и орать в голос – звать, пока кто-нибудь не придет не поможет разорвать клубок раздирающих его противоречий, но помочь было некому, и он сам не заметил, как закрыл глаза, выхватил пистолеты и начал стрелять.
Это было сном. Сном, в котором реальность податливо подчинялась воле творца, расстояние и скорость исчезли за ненадобностью, смерть не существовала, а каждый удар попадал точно в цель.
Это было как возвращение домой, такое болезненное, такое долгожданное, когда каждая ступенька лестницы жжет каленым железом, а порог заставляет упасть на колени и заплакать.
Это было освобождение. Освобождение от страха и бессилия, ненужных обязательств и глупых предрассудков. Освобождение от навязанных кем-то идеалов и представлений.
Это было отчуждение. Отчуждение от всего неестественного, не присущего. От всего чужого.
Когда-то он был слишком маленьким и слабым, чтобы спасти маму. Вчера ночью он оказался слишком глупым и слабым, чтобы спасти Кэти. Больше он не был слабым. Он вырос. И стал собой.
Данте открыл глаза. Теперь ему хотелось видеть, и он смотрел. Упал один человек, другой, третий. Пули мягко сходили в оббитую деревянными панелями стену, тонули в обшивке мебели, безжалостно крошили камень, высекали искры из металла их пистолетов, вгрызались в мягкие человеческие тела, взрываясь фонтанчиками теплой алой крови. Легкость, с которой оружие в его руках разрушало мертвую и живую плоть, неожиданно заворожила Данте. Темное, запретное, возбуждающее очарование убийства заставило ненадолго забыть все терзания, и эта внезапная целостность стала тем долгожданным откровением, которое поставило все на свои места и дало ответы на все вопросы.
Он видел вспышки, слышал грохот выстрелов, но не чувствовал боли, будто оружие в их руках было ненастоящим. Будто они сами были ненастоящими, искусственными, и лишь он один был живым.
Сильный удар сзади заставил упасть на колени. На несколько секунд исчезло зрение, но страха не было – лишь мысль: удержать пистолеты. Переждать. И ударить в ответ. Насмерть. Вспышка… Свет.
Данте вскочил на ноги, крутанулся волчком, врезался в подвернувшегося под ноги человека. Отбросил его плечом, расстрелял в воздухе. Тут же развернулся, выбил из чьей-то руки пистолет. Ударил. Отшвырнул сломанное тело. Остановился, окинул взглядом оставшихся, зарычал.
Они боялись его. Он чувствовал страх, каждой клеточкой тела ощущал его тончайший аромат, разлитый в воздухе, будто кто-то расплескал вокруг флакон дорогих французских духов.
К запаху страха примешивался опьяняющий привкус крови. Солоновато-сладкий, металлический – человеческой, горьковато-терпкий, резкий, обжигающий – своей.
Он снова оказался на полу, но это было уже не важно. Все происходящее казалось настолько бессмысленным и сюрреалистичным, как спектакль в театре абсурда, что Данте не смог сдержать смеха. В нем остались только отдающие приказы инстинкты и беспрекословно выполняющее приказы тело. Особенно смешной казалась собственная неспособность чувствовать боль.
Кто-то попытался отнять у него пистолеты. Данте резко дернулся, извернулся, ударил стволом. Услышал хруст костей и приглушенный вскрик. Выстрелил в темную тень сзади. Смахнул рукой выплеснувшуюся в глаза кровь. Оттолкнул человека - тот впечатался в стену и рухнул на треснувший под его весом деревянный столик. Отбил пистолетом чей-то нож, выстрелил в лицо почти в упор. Отшвырнул от себя людей. Рывком поднялся. Снова зарычал – низко, угрожающе.
Восприятие впервые с начала битвы сфокусировалось, и он смог трезво оценить обстановку. Их оставалось всего трое – тех, кто еще продолжал драться. Сколько их сбежало? Хорошо, если Верджил успел их перехватить. Еще лучше, если нет, - пусть в Новом Орлеане возникнет новая легенда. Мысли были непривычными, дикими в своей чуждости – и в то же время своими.
Он застрелил двоих, не спеша подошел к третьему. Остановился, вгляделся в искаженное ужасом лицо. Почувствовал за спиной присутствие брата.
- Они ждут, - прошептал Верджил.
Данте взглянул на лестницу. Музыкант все еще сидел на ступеньке, обнимая свою гитару, и пристально, понимающе, даже с какой-то легкой завистью смотрел на близнецов.
В большом зале на втором этаже сверкали человеческие огоньки с червоточинкой. Данте помнил эти огоньки до последней искорки. И ему не терпелось потушить их.
Он уже ничего не видел перед собой – только вспышки разноцветной человеческой энергии и огромное жаркое солнце рядом – Верджил.
Давняя, еще детская неотомщенная обида на убийц матери соединилась с ненавистью к себе за неспособность спасти Кэти. Обида и ненависть воплотились в свинец, а абстрактные враги – в конкретных противников. Никогда в жизни еще все не было так понятно и просто. Он будто пластмассовыми пульками сшибал мишени в тире. Он стрелял, пока вокруг не осталось ни одного огонька. И только Солнце продолжало согревать его.
- Данте, - волшебной мелодией прозвучал рядом голос брата.
Данте подставил лицо навстречу теплому свету. Верджил сел рядом, забрал и отложил в сторону дымящиеся пистолеты, убрал мокрые пряди волос с подернутых алой пеленой глаз Младшего.
- Зачем же так усердствовать? Я ведь сказал верь – не доказывай.
- Я не доказывал. Я просто их всех убил, - хрипло ответил Данте.
Его трясло, дыхание со свистом выходило из легких, в горле стоял металлический привкус, все тело ломило от сильнейшего жара, но сознание оставалось ясным.
- Тихо, тихо. – Верджил обнял брата, прижал к себе, успокаивая дрожь, нежно погладил по голове. – Зачем ты так? Ты испугался? Тебе больно? Потерпи, сейчас станет легче.
- Нет. Не больно. – Взгляд Младшего бездумно скользил по изрешеченным пулями стенам, по осколкам стекол под окнами, по мертвым телам на полу и темным пятнам крови. - Я боялся…
- Чего? Чего ты боялся? – Шепот Верджила был ласковым, успокаивающим.
- Что если остановлюсь, не смогу больше… убивать… Я не хотел так… Верджил, что я наделал?!
- Мы наделали, Данте, мы. Как ты?
- Я в порядке. – О себе Данте всегда думал в последнюю очередь. – Нельзя так с людьми…
- Люди умирают. Эти люди заслужили смерть. Мы просто сыграли роль провидения. Не думай о них. - Старший умиротворенно улыбнулся. - Давай лучше я расскажу тебе легенду о нашем отце…
- Спасителе человечества, - горько усмехнулся Данте. – Мы точно в него пошли. Столько человеколюбия и милосердия...
- Думаешь, отец был таким уж правильным? Нет, он был генералом армий ада и вел демоном в войне против людей. Это потом только он… Так вот, Легендарный Темный Рыцарь Спарда…
Музыкант не стал слушать легенду. Это была не его история. Он просто взял гитару и ушел.
V / VULNERABLE
Рано утром они выбрались из города и пошли на запад. Верджил был непривычно молчалив, с его лица не сходила удовлетворенная, почти безмятежная улыбка. Может, посчитал курс обучения законченным? Данте решил не доискиваться до причин. Легенда об отце всколыхнула детские воспоминания, и младший углубился в них, почти полностью отстранившись от внешнего мира.
Вот они с Верджилом играют на заднем дворе в рыцарей, нападая друг на друга деревянными палками, вот мама ведет их в школу, внушая им, чтобы они вели себя хорошо, а вечером тайком вытирает слезы, глядя в окно, и в очередной раз отвечает на неизбежный вопрос об отце… Они с Верджилом дерутся - дерутся по настоящему, потому что Данте сказал, что ненавидит отца за то, что он их бросил, а потом мама разнимает их, а в ее глазах вина и страх… Опять они Верджилом во время поездки за город на озеро… Заплыв на спор, снова драка на берегу… Хорошо, что мама ничего не увидела, потому что иначе она бы расстроилась и тихо плакала ночью, думая, что они не слышат…
И та ночь, когда мама погибла… Длинные серые тени на стенах, крики, выстрелы, кровь, огонь…
Данте вернулся в реальность. Верджил шел рядом, тихо насвистывая какую-то мелодию. Его взгляд скользил по окрестностям, будто все это, насколько хватало глаз, и весь мир в придачу, - все это принадлежало ему, и он ступал по своей земле как хозяин и повелитель.
Верджил перехватил взгляд брата и понимающе усмехнулся:
- Так и есть. Весь мир принадлежит тебе. Можешь взять все, что захочешь.
- А если я не хочу – ничего не хочу просто так? Я привык добиваться всего сам…
- Тогда они используют тебя, - пожал плечами Старший. – Я же говорил, выбор есть всегда.
W / WAVERING
Самолет летел выше уровня облаков, и из окна можно было разглядеть только густую молочную белизну. Данте закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. У него было еще два часа, чтобы продумать разговор с Джеймсом. Как объяснить приемному отцу все произошедшее? Он сочинил довольно правдоподобную версию, но Джеймс, он знал, в нее точно не поверит и начнет докапываться до истины.
Спрятался в госпитале, переждал нападение, рано утром выбрался из города и… прошел пятьсот километров до Хьюстона?! Один?! По охваченному мятежом Югу как раз в те дни, когда там прокатилась волна расправ – нет, показательных казней! – над американцами?! В Хьюстоне он сказал, что не помнит, как выбрался. Пришел в себя уже в городе и обратился к первому попавшемуся полицейскому. Установить его личность не составило труда, поэтому ему поверили сразу.
Интересно, Джеймс с Робертом уже выяснили, что они с Верджилом оказались в Новом Орлеане в одно и то же время? Наверное, да, и если объявится Верджил, придется искать объяснение еще и этому совпадению. Или никому ничего не рассказывать – просто все бросить и уйти.
Данте провел ладонью по дну лежащего на коленях рюкзака: под тканью явственно ощущался твердый металл. Никакого досмотра при посадке на небольшой военный самолет, конечно, не было, и Данте взял трофейные пистолеты с собой. Отчасти - потому что Верджил несколько раз настоятельно напомнил об этом, отчасти – потому что оружие было залогом того, что он будет помнить.
Верджил оставил его, как только они добрались до Хьюстона. Похоже, в его планы не входило светиться и раньше времен давать Роберту знать, что он жив. Все, кто на момент нападения находился на территории посольства, считались пропавшими без вести, пока не были найдены и опознаны тела. Но как это сделать, если доступа на территорию за кордоном теперь не было вообще?
Если Верджил не объявится в ближайшие две недели, его занесут в список погибших. Скорее всего, он того и добивается. “Вернуться из мертвых” он может всегда, а такое вот теневое положение давало определенные преимущества. Если человек официально не существует, у него развязаны руки.
Данте почти не лгал, когда говорил, что не помнит, как добрался до Хьюстона. Двое суток дороги стали для него кошмаром. Не потому что было физически тяжело – жара не донимала вовсе, усталость не ощущалась даже несмотря на то, что они шли, почти не останавливаясь, а иногда и бежали. Нет, дело было не в этом, просто непрерывно прокручивающиеся в сознании сценки из прошлого не отступали ни на минуту, грозя довести до помешательства. От них не было никакого спасения.
Они старались избегать магистральных дорог, пробирались окольными путями, двигаясь в западном направлении. О том, чтобы позаимствовать машину, не могло быть и речи. Их засекли бы в лучшем случае через полчаса. Они бы отбились, теперь Данте в этом не сомневался, но Верджил почему-то не хотел привлекать внимания, и Младший был этому рад. Бойня в особняке до сих пор стояла перед глазами, и Данте то и дело поглядывал на руки, чтобы убедиться, что на них нет крови.
Но совсем избежать стычек не удалось. Верджил убил людей сам – быстро и тихо.
В Хьюстоне Старший сказал, что найдет его, и ушел. Оставил одного – дал время осмыслить все и принять трезвое, обдуманное решение? Данте надеялся, что после встречи с отцом все образуется само собой. Сначала разговор с Джеймсом, потом решение насчет предложения брата уйти на Юг.
Что означало быть дьяволом? Или полудьяволом? Что должно было измениться в его отношениях к близким, и должно ли было что-то меняться вообще? Означало ли это, что он теперь представляет для них опасность – не сам по себе, а как притягивающий неприятности магнит? Что они могут погибнуть, как погибла Кэти? Но ведь Кэти погибла именно потому, что он считал себя тогда человеком? Или нет?
Что это изменило для него самого? Вся эта неожиданно свалившаяся на голову сила – непрошенная сила! и… бессмертие?! Что теперь со всем этим делать?!
Бесконечные вопросы роем рассерженных пчел гудели в голове. Данте уперся ногами в спинку переднего кресла, положил подбородок на прижатый к груди рюкзак. Нужно было наконец отвлечься от всего постороннего и сосредоточиться на самой важной сейчас проблеме – разговоре с отцом. Приемным отцом, уже привычно поправил себя Данте. И как он мог жить в том странном состоянии полузабытья, в котором находился последние шесть лет? И помнить, и не помнить одновременно? Память – странная штука, а память полудемона, оказывается, еще и управляется волей…
Данте утешал себя лишь одним – сегодня в любом случае все решится, и неприятное состояние неопределенности больше не будет мучить его. По крайней мере, он на это надеялся…
X / XENOBIOTIC
- Здравствуй, Роберт.
Роберт вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что он услышал голос сына. Он никогда не был склонен позволять воображению проделывать с ним такие трюки, но в последнее время…
- Не веришь своим ушам? Может, тогда глазам поверишь?
Верджил, до этого молча стоявший в дверях, вошел в кабинет.
- Верджил?!
- Не ждал? – небрежно поинтересовался парень, усаживаясь в кресло.
- Мне сообщили, что из миссии никто не выжил, - потрясенно ответил Роберт.
- Понятно, уже успели похоронить. Пустой гроб, накрытый американским флагом. Надо будет сходить к себе на могилу, - усмехнулся Верджил. - Что-то ты не очень рад меня видеть. Неужели не соскучился? Я так вот все время о тебе вспоминал.
Опять двусмысленность и намеки – сколько можно? Роберт уже давно устал от них.
- Почему ты сразу не сообщил? – уже более спокойно спросил Роберт.
- Были причины. Не хочу о них распространяться.
Верджил расслабленно развалился в кресле, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло. Иллюзия обыденности резко контрастировала с бросающейся в глаза развязностью: если до поездки Верджил хотя бы старался поддерживать видимость сыновней субординации, то теперь всякое притворство было забыто. Этот новый Верджил презирал приемного отца и даже не пытался это скрыть, все своим видом показывая пренебрежение к нему.
- Я рад, что ты жив. – Роберт растерялся. Его не покидало ощущение, что перед ним был не его сын, а абсолютно чужой человек (человек ли?), который только по какой-то необъяснимой случайности был похож на Верджила. Но, может быть, это и был настоящий Верджил – тот Верджил, в которого его приемный сын медленно, но верно превращался в течение тринадцати лет?! И после месяца разлуки эти изменения впервые стали столь очевидны? Наверное, так и было, а Роберт просто боялся это признать.
- Не сомневаюсь. Кстати, я должен тебя поблагодарить за то, что ты устроил эту поездку. Она оказалась… даже более продуктивной, чем ты предполагал.
- Поблагодарить?! – не смог скрыть потрясение Роберт. – За что? Что там произошло? Почему ты не сообщил сразу же?
- Не почитал нужным, - безразлично пожал плечами парень. – Зачем?
- Как зачем? Хотел заставить себя оплакивать, а потом своим возвращением из мертвых довести меня до инфаркта? – Вместе с самообладанием стало возвращаться и раздражение. Мальчишка зарвался. Хотя какой он мальчишка? Он давно вырос и стал очень опасен. Теперь, после окончания полицейского расследования, Роберт был уверен, что так и не найденный убийца, - его приемный сын.
- Я ничего не хотел, - небрежно отмахнулся Верджил. – Мне абсолютно безразлично, что ты думаешь обо мне, и до твоих чувств мне тоже нет дела. Я заберу оружие и уйду.
- Куда?!
- Это тебя не касается. Можешь пойти в полицию. Можешь позвонить Джеймсу и поплакаться, что его эксперимент провалился. Делай, что хочешь. Мне все равно.
- Так вот просто – возьмешь и уйдешь? А как же… Как же все? Твоя учеба, карьера…
- Все это больше не имеет значения. – Верджил несколько секунд задумчиво смотрел на приемного отца, затем спросил: - Я понимаю, зачем в эту авантюру с усыновлением ввязался Джеймс, но ты?..
- Я сделал то, что хотел и что должен был сделать, - отрезал Роберт. – И я не о чем не жалею. Никто не виноват – ни ты, ни я. Я дал тебе все, что смог. Прости, если этого было недостаточно.
- Ты сделал все, что мог, - согласился парень.
Роберт понял - в ту самую секунду, когда Верджил вошел в комнату, - что потерял сына навсегда, окончательно и бесповоротно. Если раньше и оставались какие-то иллюзии, они развеялись, стоило Верджилу появиться на пороге кабинета и заговорить с ним таким тоном и о таких вещах.
- Как мне с тобой связаться?
- Зачем? – Казалось, Верджил разговаривал с ребенком, не понимающим элементарных вещей.
- Ты прав, незачем, - вздохнул Роберт и мрачно добавил: - Ты встретил в Новом Орлеане Данте?
- А что, если и так?
- Джеймс тебе его не отдаст.
- Посмотрим. – Высокомерная усмешка Верджила источала непоколебимую уверенность в собственном превосходстве. – Думаешь, Джеймс сможет удержать моего брата?
- Я ничего не думаю, - устало ответил Роберт. – Это все плохо кончится.
- Для кого как. Кстати, как там поживает Брайан?
- Не знаю. Он вместе с отцом уехал в Вашингтон. А зачем тебе Брайан?
- Да так, нужно кое-что уладить, - протянул Верджил, нехорошо прищурившись.
- Делай, что хочешь. Я не буду вмешиваться.
- Умное решение, - одобрил парень. - Единственно правильное в данной ситуации. Сделай одолжение, убеди в этом Джеймса.
- Он не послушает. Верджил, пожалуйста… - Роберт поморщился, облизал пересохшие губы. - Не делай глупостей. И… если захочешь вернуться…
- Такие, как я, не возвращаются. Ты этого еще не понял?
- Я знал это с самого начала.
- Тогда зачем?!
Роберт пожал плечами, встал, подошел к бару и принялся с напускным вниманием изучать этикетки бутылок.
- Зачем?!
Роберт молчал. Верджил резко поднялся и вышел из кабинета.
Роберт взял первую попавшуюся бутылку, плеснул темную жидкость в стакан, залпом выпил. Они с Джеймсом не совершили ни одной ошибки. Просто есть вещи, которые исправить нельзя.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
T / TANGIBLE
На Бурбон-стрит шло буйное веселье. Улица была сплошной чередой баров и ресторанов, из открытых дверей которых неслась музыка и выплескивалась разноцветная россыпь огней.
Ночные клубы занимали верхние этажи зданий. Судя по вывескам, в них предлагались разного рода эротические шоу от обычного стриптиза до демонстрации полового акта вживую. Вокруг входа у каждого из таких заведений толпилась непрезентабельная публика, своим видом напоминающая рабочий люд из захудалых городков степных штатов. Деньги за вход платить они не спешили, а все больше глазели на полуголых девиц, которые время от времени появлялись в окнах или выскакивали на улицу, чтобы затащить внутрь какого-нибудь наименее стойкого ротозея.
В воздухе витал лихорадочный дух возбуждения. Толпа бесновалась, истошно вопила, билась в унисон, будто где-то наверху невидимый дирижер вскидывал палочки, отбивая агонизирующий ритм, заставлявший ставших единым целым людей содрогаться в экстазе. Все это напоминало массовый психоз рок-фанатов или служителей какой-нибудь экзотической секты. Гул все нарастал и нарастал, пока не превратился в вибрирующий тысячеголосый рев. Толпа окончательно впала в неистовство. Напряжение стало таким плотным, что его можно было пощупать руками и вдохнуть с воздухом.
Наконец на балконах ночных клубов появились обнаженные стриптизерши и стали швырять в толпу дешевые бусы. Люди исступленно рванулись их ловить и подбирать с асфальта, выковыривать из жидкой грязи, вылавливать из зловонных луж, сплошь покрывавших улицу после недавнего сильного дождя. Несмотря на ливень, в воздухе стоял острый запах гниющих нечистот.
Они с Верджилом уже второй час сидели на крыше ночного клуба и наблюдали за безумием внизу, высматривая убийц Кэти. Данте наотрез отказался мстить за себя, но смерть Кэти... Наверное, да. Желание покарать наемников проснулось в нем не сразу, но когда он окончательно пришел в себя после того, что Верджил назвал “перерождением”, вместе с осознанием чудовищности всего произошедшего вспомнилось ощущение бессилия и вопиющей несправедливости, самоубийственный поступок Ника, слезы Кэти… Нет. Он все еще не хотел убивать. Он просто хотел поскорее оказаться как можно дальше от этого кошмара. И знал, что теперь, когда Верджил вернулся, сбежать и спрятаться уже не удастся.
- Ты просто еще не понял, что можешь отомстить, - сказал на это Верджил. – Когда ты поймешь, тебя уже ничто не остановит.
Именно этого Данте и боялся.
- Скот, - кивнул Верджил на беснующуюся в экстазе толпу. – Люди – скот.
- Не все, - возразил Данте.
- Подавляющее большинство, - пожал плечами Старший. – Ты только посмотри на них. Похотливое стадо. Напиваются до бесчувствия. Совокупляются с кем попало. Спят в грязи, как свиньи.
- Эти люди – да, - вынужден был огласиться младший.
- Знаешь, что происходило в городе поле урагана, пока шла эвакуация? Массовые грабежи, убийства и изнасилования. Они вели себя, как мародеры. Как стервятники. Власти скрыли этот факт.
- Я не знал. Джеймс… - Данте отвернулся, некоторое время сидел молча, будто собираясь с мыслями. – Джеймс всегда учил меня верить в людей. Уметь видеть в них хорошее. В каждом, даже самом жалком, самом ненавистном мне человеке замечать добро и понимать, что сделало его таким. Сожалеть. Сочувствовать. Быть сильным и помогать тем, кто слабее - кто не умеет подчинять себе обстоятельства и плывет по течению. Именно поэтому я стал врачом.
- И тебя не остановила даже человеческая неблагодарность?
- Джеймс говорил, что многие люди просто не умеют выразить свою благодарность…
- Прекрати, - по слогам произнес Верджил.
- Что? – младший резко оглянулся: стальные нотки в голосе брата больно резанули по слуху.
- Ты все время цитируешь Джеймса. У тебя нет собственного мнения? Ничего не изменилось после того, что произошло тобой сегодня? – раздраженно спросил Верджил.
- Ты о моем отношении к людям? - Мощная волна криков прокатилась по улице и разбилась о мрачные темные здания Канал-стрит. Данте невольно вздрогнул.
- Люди – скот, - повторил Верджил. – Они слабы, подвержены инстинктам и эмоциям. Он не имеют понятия о чести, достоинстве и благодарности. Они создали идеалы гуманизма и сами так извратили их, что считают милосердием двадцать лет держать на аппарате жизнеобеспечения какого-нибудь смертельно больного старика и при этом тысячами убивают детей другого народа, списывая это на неизбежные потери. Двойная мораль, не находишь? Сомнения, противоречия, слабость – вот сущность человеческой природы. Человек разумный, да? Ну и где здесь разум?
- И что ты предлагаешь? – Данте напугали слова брата. Парень говорил с такой убедительностью, что если бы он стоял на трибуне перед толпой, то смог бы внушить людям веру в свою правоту независимо от того, что именно он бы говорил.
- Ничего, - усмехнулся Старший. – Иисус Христос, если он вообще существовал, умер на кресте, взяв на себя грехи людей. Отец спас человеческий род от нашествия демонов. Прошло две тысячи лет. Посмотри, во что они превратились? Люди сами роют себе могилу, и мне это абсолютно безразлично. Тебе должно быть тоже. Ты – не человек. Пользуйся этим.
Верджил сидел положив одну руку на согнутое колено и прислонившись спиной к креплению неоновой вывески. Ветер шевелил серебрящиеся в лунном свете волосы, голубые глаза ярко горели в темноте. Жизнь бурлила в нем, и настолько мощным был ее поток, и Данте в очередной раз сказал себе: да, он не человек, но кто я? Неужели я такой же? Неужели он тоже видит меня сейчас таким?
- В той книге не написано, что мы… должны что-то сделать? Как Его сыновья… - неожиданно пришел логичный, неизбежный вопрос. – Ты говорил что-то о пророчестве…
- Забудь! – Верджил змеей метнулся навстречу, рывком развернул брата лицом к себе. – Забудь про пророчество. Забудь про людей. Не думай о цене, никто с тебя не потребует оплаты. Никто не сможет отнять то, что у тебя в крови. Это свобода, полная свобода, понимаешь? Это дар. Прими его.
Верджил встал и спрыгнул с крыши в темноту узкого переулка.
Данте подошел к краю, заглянул вниз. Тридцать футов… как минимум. Принять, значит?
Он закрыл глаза и сделал шаг вперед. Ощущение свободного падения было удивительно приятным, несмотря на угнездившийся внутри человеческий страх высоты. И очень недолгим. Земля будто сама прыгнула под ноги, и Данте мягко приземлился на асфальт в двух футах от брата.
- В следующий раз смотри. – В глазах Верджила плясали озорные огоньки.
Они шли сквозь плотную толпу, даже в толчее человеческих тел чувствуя присутствие друг друга.
Никто не обращал на них внимания. Праздник был в самом разгаре, и казалось, во всем городе не осталось ни одного трезвого человека. Пьяные, грязные, шумные, возбужденные, люди стали частью коллективного инстинкта, требовавшего удовлетворения похоти и жажды. Забывшиеся и обезличенные, они жили только ради сиюминутного удовольствия и, не задумываясь, согласились бы умереть завтра, лишь бы сегодня веселье не кончалось. Только в этой безумной людской вакханалии они чувствовали себя живыми.
Данте брел сквозь бесконечный людской поток, раскинув руки в стороны и закрыв глаза. Внутри клокотала неимоверно огромная сила, мощная, неистощимая; она поднимала ввысь в темно-синее расцвеченное звездами южное небо, откуда каждый человека казался маленьким ярким светлячком, а все они вместе – пестрой многоцветной россыпью огней на черном бархате земли. Юная девушка, дарящая любовь каждому, у кого в кармане окажется пара лишних банкнот, умудренная опытом и пороком женщина, старый бродяга, забывший свое имя, мужчина, нож которого успел напиться крови не одного десятка жертв, мальчик на пороге юности, сгорающий от лихорадочного предвкушения сладкого вкуса запретных удовольствий… Здесь не было тех, чьи лица кровью выжжены в памяти.
Зрение уже не нужно было ему, чтобы узнать убийц, и когда где-то на краю бархатной скатерти блеснули знакомой гнильцой несколько человеческих душ, Данте сразу понял, что это они.
U / UNDERCURRENT
Огромный особняк в Районе Садов источал мягкий желтый свет, будто рождественский фонарик среди пушистых еловых ветвей. Роскошное белокаменное здание утопало в темной зелени вековых деревьев. Из раскрытых настежь окон доносились звон стекла, взрывы хохота и женские вскрики.
- Празднуют. – В голосе Верджила было страшное, леденящее кровь спокойствие. – Главное, ничего не бойся. Верь. – И Старший первым шагнул в гостеприимно распахнутые двери.
Данте мгновение стоял на пороге, не решаясь пересечь черту. Сбежать? Вернуться домой и попытаться жить так, будто ничего не произошло? Выбросить Ника и Кэти из памяти, будто их никогда не существовало? Снова забыть себя, как он уже делал? Забыть… Верджила?! Нет.
Данте вошел в дом вслед за братом. Внутри все купалось в потоках мягкого, струящегося света. Десятки свечей и газовых ламп освещали первый этаж, и только в углах просторного холла царил полумрак. Мягкие диванчики на изогнутых ножках были расставлены в хаотичном беспорядке, будто хозяева особняка привыкли принимать сразу много гостей и оставлять их развлекать самих себя. На столиках тут и там поблескивали початые бутылки вина, в воздухе висел тяжелый запах марихуаны. Широкая мраморная лестница с резными перилами вела на второй этаж. На нижней ступеньке сидел темноволосый парень с гитарой и что-то тихо напевал по-испански, но его никто не слушал.
- Их здесь нет, - шепнул Данте, окинув взглядом несколько самозабвенно совокупляющихся парочек и две – каждая в воем углу – усердно напивающихся мужских компании. – Они наверху.
- Какая разница, - хищно ухмыльнулся Верджил. – Никогда не оставляй в живых возможного противника. Как только ты отвернешься, он ударит тебя в спину. Ты должен ударить первым.
- За что – их? Мы будем не лучше тех, в госпитале…
- Ты знаешь всех наемников, кто участвовал в нападении? – Верджил вытащил из-за пояса пистолеты – тоже трофей? – Что, ты думаешь, они отмечают? День рождения Мари Лаво? Слева.
Данте так и не успел спросить, что слева, – понял без слов, когда Верджил прыгнул в правый угол холла и открыл огонь по сидящим там мужчинам. И только в этот момент их присутствие заметили.
Наемники быстро пришли в себя и схватились за оружие. Данте сообразил, что стоит посреди холла, обездвиженный внезапно охватившим его столбняком, и ничего не может сделать. Приказы мозга не доходили до тела, разбиваясь о невидимую преграду: он стоял на дороге перед стремительно приближающимся грузовиком и, как в ночном кошмаре, тщетно пытался сдвинуть ногу хоть на дюйм, но не мог даже пошевелиться. Тело напрочь отказалось повиноваться ему.
Нужно что-то делать, - билась единственная мысль в затопленном паникой сознании. Убивать?!
Он пытался зацепиться за что-нибудь, чтобы снова почувствовать твердую почву под ногами. Калейдоскопом замелькали лица мамы, Кэти, Ника, Джеймса, Верджила – лица живых и мертвых, и только Верджил требовал от него убивать – не мстить, не карать, не защищаться – убивать.
Данте закричал.
Напряжение, так долго копившееся внутри, вырвалось на свободу отчаянным воплем о помощи. Ему хотелось упасть на пол, сжаться в комок, закрыть голову и орать в голос – звать, пока кто-нибудь не придет не поможет разорвать клубок раздирающих его противоречий, но помочь было некому, и он сам не заметил, как закрыл глаза, выхватил пистолеты и начал стрелять.
Это было сном. Сном, в котором реальность податливо подчинялась воле творца, расстояние и скорость исчезли за ненадобностью, смерть не существовала, а каждый удар попадал точно в цель.
Это было как возвращение домой, такое болезненное, такое долгожданное, когда каждая ступенька лестницы жжет каленым железом, а порог заставляет упасть на колени и заплакать.
Это было освобождение. Освобождение от страха и бессилия, ненужных обязательств и глупых предрассудков. Освобождение от навязанных кем-то идеалов и представлений.
Это было отчуждение. Отчуждение от всего неестественного, не присущего. От всего чужого.
Когда-то он был слишком маленьким и слабым, чтобы спасти маму. Вчера ночью он оказался слишком глупым и слабым, чтобы спасти Кэти. Больше он не был слабым. Он вырос. И стал собой.
Данте открыл глаза. Теперь ему хотелось видеть, и он смотрел. Упал один человек, другой, третий. Пули мягко сходили в оббитую деревянными панелями стену, тонули в обшивке мебели, безжалостно крошили камень, высекали искры из металла их пистолетов, вгрызались в мягкие человеческие тела, взрываясь фонтанчиками теплой алой крови. Легкость, с которой оружие в его руках разрушало мертвую и живую плоть, неожиданно заворожила Данте. Темное, запретное, возбуждающее очарование убийства заставило ненадолго забыть все терзания, и эта внезапная целостность стала тем долгожданным откровением, которое поставило все на свои места и дало ответы на все вопросы.
Он видел вспышки, слышал грохот выстрелов, но не чувствовал боли, будто оружие в их руках было ненастоящим. Будто они сами были ненастоящими, искусственными, и лишь он один был живым.
Сильный удар сзади заставил упасть на колени. На несколько секунд исчезло зрение, но страха не было – лишь мысль: удержать пистолеты. Переждать. И ударить в ответ. Насмерть. Вспышка… Свет.
Данте вскочил на ноги, крутанулся волчком, врезался в подвернувшегося под ноги человека. Отбросил его плечом, расстрелял в воздухе. Тут же развернулся, выбил из чьей-то руки пистолет. Ударил. Отшвырнул сломанное тело. Остановился, окинул взглядом оставшихся, зарычал.
Они боялись его. Он чувствовал страх, каждой клеточкой тела ощущал его тончайший аромат, разлитый в воздухе, будто кто-то расплескал вокруг флакон дорогих французских духов.
К запаху страха примешивался опьяняющий привкус крови. Солоновато-сладкий, металлический – человеческой, горьковато-терпкий, резкий, обжигающий – своей.
Он снова оказался на полу, но это было уже не важно. Все происходящее казалось настолько бессмысленным и сюрреалистичным, как спектакль в театре абсурда, что Данте не смог сдержать смеха. В нем остались только отдающие приказы инстинкты и беспрекословно выполняющее приказы тело. Особенно смешной казалась собственная неспособность чувствовать боль.
Кто-то попытался отнять у него пистолеты. Данте резко дернулся, извернулся, ударил стволом. Услышал хруст костей и приглушенный вскрик. Выстрелил в темную тень сзади. Смахнул рукой выплеснувшуюся в глаза кровь. Оттолкнул человека - тот впечатался в стену и рухнул на треснувший под его весом деревянный столик. Отбил пистолетом чей-то нож, выстрелил в лицо почти в упор. Отшвырнул от себя людей. Рывком поднялся. Снова зарычал – низко, угрожающе.
Восприятие впервые с начала битвы сфокусировалось, и он смог трезво оценить обстановку. Их оставалось всего трое – тех, кто еще продолжал драться. Сколько их сбежало? Хорошо, если Верджил успел их перехватить. Еще лучше, если нет, - пусть в Новом Орлеане возникнет новая легенда. Мысли были непривычными, дикими в своей чуждости – и в то же время своими.
Он застрелил двоих, не спеша подошел к третьему. Остановился, вгляделся в искаженное ужасом лицо. Почувствовал за спиной присутствие брата.
- Они ждут, - прошептал Верджил.
Данте взглянул на лестницу. Музыкант все еще сидел на ступеньке, обнимая свою гитару, и пристально, понимающе, даже с какой-то легкой завистью смотрел на близнецов.
В большом зале на втором этаже сверкали человеческие огоньки с червоточинкой. Данте помнил эти огоньки до последней искорки. И ему не терпелось потушить их.
Он уже ничего не видел перед собой – только вспышки разноцветной человеческой энергии и огромное жаркое солнце рядом – Верджил.
Давняя, еще детская неотомщенная обида на убийц матери соединилась с ненавистью к себе за неспособность спасти Кэти. Обида и ненависть воплотились в свинец, а абстрактные враги – в конкретных противников. Никогда в жизни еще все не было так понятно и просто. Он будто пластмассовыми пульками сшибал мишени в тире. Он стрелял, пока вокруг не осталось ни одного огонька. И только Солнце продолжало согревать его.
- Данте, - волшебной мелодией прозвучал рядом голос брата.
Данте подставил лицо навстречу теплому свету. Верджил сел рядом, забрал и отложил в сторону дымящиеся пистолеты, убрал мокрые пряди волос с подернутых алой пеленой глаз Младшего.
- Зачем же так усердствовать? Я ведь сказал верь – не доказывай.
- Я не доказывал. Я просто их всех убил, - хрипло ответил Данте.
Его трясло, дыхание со свистом выходило из легких, в горле стоял металлический привкус, все тело ломило от сильнейшего жара, но сознание оставалось ясным.
- Тихо, тихо. – Верджил обнял брата, прижал к себе, успокаивая дрожь, нежно погладил по голове. – Зачем ты так? Ты испугался? Тебе больно? Потерпи, сейчас станет легче.
- Нет. Не больно. – Взгляд Младшего бездумно скользил по изрешеченным пулями стенам, по осколкам стекол под окнами, по мертвым телам на полу и темным пятнам крови. - Я боялся…
- Чего? Чего ты боялся? – Шепот Верджила был ласковым, успокаивающим.
- Что если остановлюсь, не смогу больше… убивать… Я не хотел так… Верджил, что я наделал?!
- Мы наделали, Данте, мы. Как ты?
- Я в порядке. – О себе Данте всегда думал в последнюю очередь. – Нельзя так с людьми…
- Люди умирают. Эти люди заслужили смерть. Мы просто сыграли роль провидения. Не думай о них. - Старший умиротворенно улыбнулся. - Давай лучше я расскажу тебе легенду о нашем отце…
- Спасителе человечества, - горько усмехнулся Данте. – Мы точно в него пошли. Столько человеколюбия и милосердия...
- Думаешь, отец был таким уж правильным? Нет, он был генералом армий ада и вел демоном в войне против людей. Это потом только он… Так вот, Легендарный Темный Рыцарь Спарда…
Музыкант не стал слушать легенду. Это была не его история. Он просто взял гитару и ушел.
V / VULNERABLE
Рано утром они выбрались из города и пошли на запад. Верджил был непривычно молчалив, с его лица не сходила удовлетворенная, почти безмятежная улыбка. Может, посчитал курс обучения законченным? Данте решил не доискиваться до причин. Легенда об отце всколыхнула детские воспоминания, и младший углубился в них, почти полностью отстранившись от внешнего мира.
Вот они с Верджилом играют на заднем дворе в рыцарей, нападая друг на друга деревянными палками, вот мама ведет их в школу, внушая им, чтобы они вели себя хорошо, а вечером тайком вытирает слезы, глядя в окно, и в очередной раз отвечает на неизбежный вопрос об отце… Они с Верджилом дерутся - дерутся по настоящему, потому что Данте сказал, что ненавидит отца за то, что он их бросил, а потом мама разнимает их, а в ее глазах вина и страх… Опять они Верджилом во время поездки за город на озеро… Заплыв на спор, снова драка на берегу… Хорошо, что мама ничего не увидела, потому что иначе она бы расстроилась и тихо плакала ночью, думая, что они не слышат…
И та ночь, когда мама погибла… Длинные серые тени на стенах, крики, выстрелы, кровь, огонь…
Данте вернулся в реальность. Верджил шел рядом, тихо насвистывая какую-то мелодию. Его взгляд скользил по окрестностям, будто все это, насколько хватало глаз, и весь мир в придачу, - все это принадлежало ему, и он ступал по своей земле как хозяин и повелитель.
Верджил перехватил взгляд брата и понимающе усмехнулся:
- Так и есть. Весь мир принадлежит тебе. Можешь взять все, что захочешь.
- А если я не хочу – ничего не хочу просто так? Я привык добиваться всего сам…
- Тогда они используют тебя, - пожал плечами Старший. – Я же говорил, выбор есть всегда.
W / WAVERING
Самолет летел выше уровня облаков, и из окна можно было разглядеть только густую молочную белизну. Данте закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. У него было еще два часа, чтобы продумать разговор с Джеймсом. Как объяснить приемному отцу все произошедшее? Он сочинил довольно правдоподобную версию, но Джеймс, он знал, в нее точно не поверит и начнет докапываться до истины.
Спрятался в госпитале, переждал нападение, рано утром выбрался из города и… прошел пятьсот километров до Хьюстона?! Один?! По охваченному мятежом Югу как раз в те дни, когда там прокатилась волна расправ – нет, показательных казней! – над американцами?! В Хьюстоне он сказал, что не помнит, как выбрался. Пришел в себя уже в городе и обратился к первому попавшемуся полицейскому. Установить его личность не составило труда, поэтому ему поверили сразу.
Интересно, Джеймс с Робертом уже выяснили, что они с Верджилом оказались в Новом Орлеане в одно и то же время? Наверное, да, и если объявится Верджил, придется искать объяснение еще и этому совпадению. Или никому ничего не рассказывать – просто все бросить и уйти.
Данте провел ладонью по дну лежащего на коленях рюкзака: под тканью явственно ощущался твердый металл. Никакого досмотра при посадке на небольшой военный самолет, конечно, не было, и Данте взял трофейные пистолеты с собой. Отчасти - потому что Верджил несколько раз настоятельно напомнил об этом, отчасти – потому что оружие было залогом того, что он будет помнить.
Верджил оставил его, как только они добрались до Хьюстона. Похоже, в его планы не входило светиться и раньше времен давать Роберту знать, что он жив. Все, кто на момент нападения находился на территории посольства, считались пропавшими без вести, пока не были найдены и опознаны тела. Но как это сделать, если доступа на территорию за кордоном теперь не было вообще?
Если Верджил не объявится в ближайшие две недели, его занесут в список погибших. Скорее всего, он того и добивается. “Вернуться из мертвых” он может всегда, а такое вот теневое положение давало определенные преимущества. Если человек официально не существует, у него развязаны руки.
Данте почти не лгал, когда говорил, что не помнит, как добрался до Хьюстона. Двое суток дороги стали для него кошмаром. Не потому что было физически тяжело – жара не донимала вовсе, усталость не ощущалась даже несмотря на то, что они шли, почти не останавливаясь, а иногда и бежали. Нет, дело было не в этом, просто непрерывно прокручивающиеся в сознании сценки из прошлого не отступали ни на минуту, грозя довести до помешательства. От них не было никакого спасения.
Они старались избегать магистральных дорог, пробирались окольными путями, двигаясь в западном направлении. О том, чтобы позаимствовать машину, не могло быть и речи. Их засекли бы в лучшем случае через полчаса. Они бы отбились, теперь Данте в этом не сомневался, но Верджил почему-то не хотел привлекать внимания, и Младший был этому рад. Бойня в особняке до сих пор стояла перед глазами, и Данте то и дело поглядывал на руки, чтобы убедиться, что на них нет крови.
Но совсем избежать стычек не удалось. Верджил убил людей сам – быстро и тихо.
В Хьюстоне Старший сказал, что найдет его, и ушел. Оставил одного – дал время осмыслить все и принять трезвое, обдуманное решение? Данте надеялся, что после встречи с отцом все образуется само собой. Сначала разговор с Джеймсом, потом решение насчет предложения брата уйти на Юг.
Что означало быть дьяволом? Или полудьяволом? Что должно было измениться в его отношениях к близким, и должно ли было что-то меняться вообще? Означало ли это, что он теперь представляет для них опасность – не сам по себе, а как притягивающий неприятности магнит? Что они могут погибнуть, как погибла Кэти? Но ведь Кэти погибла именно потому, что он считал себя тогда человеком? Или нет?
Что это изменило для него самого? Вся эта неожиданно свалившаяся на голову сила – непрошенная сила! и… бессмертие?! Что теперь со всем этим делать?!
Бесконечные вопросы роем рассерженных пчел гудели в голове. Данте уперся ногами в спинку переднего кресла, положил подбородок на прижатый к груди рюкзак. Нужно было наконец отвлечься от всего постороннего и сосредоточиться на самой важной сейчас проблеме – разговоре с отцом. Приемным отцом, уже привычно поправил себя Данте. И как он мог жить в том странном состоянии полузабытья, в котором находился последние шесть лет? И помнить, и не помнить одновременно? Память – странная штука, а память полудемона, оказывается, еще и управляется волей…
Данте утешал себя лишь одним – сегодня в любом случае все решится, и неприятное состояние неопределенности больше не будет мучить его. По крайней мере, он на это надеялся…
X / XENOBIOTIC
- Здравствуй, Роберт.
Роберт вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что он услышал голос сына. Он никогда не был склонен позволять воображению проделывать с ним такие трюки, но в последнее время…
- Не веришь своим ушам? Может, тогда глазам поверишь?
Верджил, до этого молча стоявший в дверях, вошел в кабинет.
- Верджил?!
- Не ждал? – небрежно поинтересовался парень, усаживаясь в кресло.
- Мне сообщили, что из миссии никто не выжил, - потрясенно ответил Роберт.
- Понятно, уже успели похоронить. Пустой гроб, накрытый американским флагом. Надо будет сходить к себе на могилу, - усмехнулся Верджил. - Что-то ты не очень рад меня видеть. Неужели не соскучился? Я так вот все время о тебе вспоминал.
Опять двусмысленность и намеки – сколько можно? Роберт уже давно устал от них.
- Почему ты сразу не сообщил? – уже более спокойно спросил Роберт.
- Были причины. Не хочу о них распространяться.
Верджил расслабленно развалился в кресле, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло. Иллюзия обыденности резко контрастировала с бросающейся в глаза развязностью: если до поездки Верджил хотя бы старался поддерживать видимость сыновней субординации, то теперь всякое притворство было забыто. Этот новый Верджил презирал приемного отца и даже не пытался это скрыть, все своим видом показывая пренебрежение к нему.
- Я рад, что ты жив. – Роберт растерялся. Его не покидало ощущение, что перед ним был не его сын, а абсолютно чужой человек (человек ли?), который только по какой-то необъяснимой случайности был похож на Верджила. Но, может быть, это и был настоящий Верджил – тот Верджил, в которого его приемный сын медленно, но верно превращался в течение тринадцати лет?! И после месяца разлуки эти изменения впервые стали столь очевидны? Наверное, так и было, а Роберт просто боялся это признать.
- Не сомневаюсь. Кстати, я должен тебя поблагодарить за то, что ты устроил эту поездку. Она оказалась… даже более продуктивной, чем ты предполагал.
- Поблагодарить?! – не смог скрыть потрясение Роберт. – За что? Что там произошло? Почему ты не сообщил сразу же?
- Не почитал нужным, - безразлично пожал плечами парень. – Зачем?
- Как зачем? Хотел заставить себя оплакивать, а потом своим возвращением из мертвых довести меня до инфаркта? – Вместе с самообладанием стало возвращаться и раздражение. Мальчишка зарвался. Хотя какой он мальчишка? Он давно вырос и стал очень опасен. Теперь, после окончания полицейского расследования, Роберт был уверен, что так и не найденный убийца, - его приемный сын.
- Я ничего не хотел, - небрежно отмахнулся Верджил. – Мне абсолютно безразлично, что ты думаешь обо мне, и до твоих чувств мне тоже нет дела. Я заберу оружие и уйду.
- Куда?!
- Это тебя не касается. Можешь пойти в полицию. Можешь позвонить Джеймсу и поплакаться, что его эксперимент провалился. Делай, что хочешь. Мне все равно.
- Так вот просто – возьмешь и уйдешь? А как же… Как же все? Твоя учеба, карьера…
- Все это больше не имеет значения. – Верджил несколько секунд задумчиво смотрел на приемного отца, затем спросил: - Я понимаю, зачем в эту авантюру с усыновлением ввязался Джеймс, но ты?..
- Я сделал то, что хотел и что должен был сделать, - отрезал Роберт. – И я не о чем не жалею. Никто не виноват – ни ты, ни я. Я дал тебе все, что смог. Прости, если этого было недостаточно.
- Ты сделал все, что мог, - согласился парень.
Роберт понял - в ту самую секунду, когда Верджил вошел в комнату, - что потерял сына навсегда, окончательно и бесповоротно. Если раньше и оставались какие-то иллюзии, они развеялись, стоило Верджилу появиться на пороге кабинета и заговорить с ним таким тоном и о таких вещах.
- Как мне с тобой связаться?
- Зачем? – Казалось, Верджил разговаривал с ребенком, не понимающим элементарных вещей.
- Ты прав, незачем, - вздохнул Роберт и мрачно добавил: - Ты встретил в Новом Орлеане Данте?
- А что, если и так?
- Джеймс тебе его не отдаст.
- Посмотрим. – Высокомерная усмешка Верджила источала непоколебимую уверенность в собственном превосходстве. – Думаешь, Джеймс сможет удержать моего брата?
- Я ничего не думаю, - устало ответил Роберт. – Это все плохо кончится.
- Для кого как. Кстати, как там поживает Брайан?
- Не знаю. Он вместе с отцом уехал в Вашингтон. А зачем тебе Брайан?
- Да так, нужно кое-что уладить, - протянул Верджил, нехорошо прищурившись.
- Делай, что хочешь. Я не буду вмешиваться.
- Умное решение, - одобрил парень. - Единственно правильное в данной ситуации. Сделай одолжение, убеди в этом Джеймса.
- Он не послушает. Верджил, пожалуйста… - Роберт поморщился, облизал пересохшие губы. - Не делай глупостей. И… если захочешь вернуться…
- Такие, как я, не возвращаются. Ты этого еще не понял?
- Я знал это с самого начала.
- Тогда зачем?!
Роберт пожал плечами, встал, подошел к бару и принялся с напускным вниманием изучать этикетки бутылок.
- Зачем?!
Роберт молчал. Верджил резко поднялся и вышел из кабинета.
Роберт взял первую попавшуюся бутылку, плеснул темную жидкость в стакан, залпом выпил. Они с Джеймсом не совершили ни одной ошибки. Просто есть вещи, которые исправить нельзя.