The rest is silence.
Внимание!
понедельник, 07 марта 2011
четверг, 03 марта 2011
Еблобрысый красавчик
Здрасте всем живым! Относительно недавно, по какой то аномальной причине, начала писать фик по DMC.
Подобным впервые занимаюсь, поэтому было бы очень приятно получить сапоги, кирпичи и прочие тяжёлые предметы, чтобы исправиться, стать лучше, так что кому не лень, ткните мордой в косяки.
Название: Без названия. Сей бред подобных привилегий не достоин
Автор: Ну, типо я
Бета: нету её
Фэндом: Devil May Cry
Disclaimer: Capcom
Персонажи: Данте/Неро, Кирие
Рейтинг: NC-17(оно?)
Жанры: POV Неро, Слэш
Предупреждения: жуткий ООС(наверное)
Описание: про то, как у Нерика крыша поехала
читать дальшеЗнаете, жизнь штука обманчивая. Сегодня удача на твоей стороне, ты думаешь как всё прекрасно, и кажется, будто впереди лишь безоблачное синее небо. Однако, я сильно просчитался в своих мачтах о безмятежном существовании, потому что многое надежд не оправдало.
В начале было, как в сказке «и жили они долго и счастливо», но после точки , как выяснилось, подстерегают множество знаков препинания. Ещё совсем недавно милая застенчивая улыбка девушки заставляла сердце биться быстрее, а скромные поцелуи будоражили кровь. Нежные, почти невесомые прикосновения…этого тогда вполне хватало, чтобы сказать «я счастлив» и быть готовым провести так всю свою жизнь рядом с той, кого люблю больше всего на свете.
Завтрак, обед, ужин в уютной домашней обстановке. Пускай мы жили не богато, во многом приходилось ограничивать свои «аппетиты», существование подобного факта не портило вечера наполненные детскими представлениями о романтике, когда на круглом столе с бархатно-красной скатертью горят несколько свечей, ненавязчивый запах ванили и вино.
Изредка мы совершали неспешные прогулки по берегу озера ,в котором отражалось тёмное небо усыпанное тысячами ярких точек. Некоторые из них падали в низ, повидав на своём веку достаточно, а теперь приходило время уступать место новым звездам, более ярким, может, даже в чём-то лучшим чем прежние.
Девушка всегда увлечённо глядела ввысь, каждый раз как в первый, она не уставала поражаться красоте наполняющий мир. Её глаза были полны света, будто у ангела. Я в жизни не встречал создания более непорочного чем она, поэтому довольствовался тёплыми объятьями, ради которых прошёл по сотням трупов демонов, ощутил дыхание и прикосновение холодных пальцев смерти, но в последний момент сумел выскользнуть. Надо признать, что тогда мне удалось вырваться лишь благодаря полудемону. Его голос, звучащий откуда-то издалека, весьма приглушенно, но не менее чётко от этого, звал меня. Он дал мне силы бороться дальше, когда уже опустились руки, и казалось всё потеряно - враг победил, город отдан во власть неразумных чудовищ, а Кирие навсегда пропала во тьме.
Да, игра стоила свеч, в крайнем случае, так казалось, пока рутина повторяющихся изо дня в день событий не начала затягивать подобно трясине. Вязкая, цепкая, она не желала отпускать попавшую в этот капкан жертву. Никакой пощады к глупцу от бездушного болота. При каждой попытке освободиться, я с ужасом понимал, что погружаюсь всё глубже. Его дно станет моей могилой. Стены родного дома душили, будто высасывая кислород из маленьких комнат, заставляя задыхаться от подобной жизни, где не было места для щекочущего нервы адреналина. Выходя на просторные улицы, я бежал как можно дальше, может к берегу озера или окраине леса, лишь бы не видеть толп одинаковых людей в белых балахонах снующих по булыжным мостовым. Все как один, никто не хотел выбиваться из общего ритма работающего механизма. Огромная система с мелкими шестерёнками, если одна ломается, её просто заменяют другой, чтобы избежать проблем, конфликтов и бунтов. Пока ты не имеешь собственных идей и готов повиноваться, тебе обеспечена спокойная жизнь: можешь пить, веселиться, гулять, твоя семья будет счастлива…
Фортуне не нужен ещё один маразматик с маниакальными идеями ,приводящими к тяжёлым последствиям. Так вот и жили незначительные фигуры города. Всех такой расклад вполне устраивал, желать большего никому не хотелось, только вот я оказался единственным неблагодарным, кого такое затишье сводило с ума.
Постепенно из реальности моё сознание перетекало в прошлое, когда лязг скрестившихся в бою мечей резал слух, а рёв низших демонов наполнял воздух. Эти воспоминания порой навязывали безумные идеи, могли злить и вынуждать сожалеть о выбранной жизненной дороге. Моё решение остаться тут, тогда, год назад, казалось единственным верным. Всеми фибрами своей души я желал быть рядом с Кирие, мне ничего не было нужно, никого не желал видеть рядом с собой, только её, а сейчас… в душе поселились сомнения не дающие покоя.
Даже недели превращались в единую серую полосу. Ни один день не желал выделяться на фоне остальных, поэтому счёт времени попросту терялся – что было вчера, то будет сегодня и ничего не оставалось кроме как улыбаться, изредка кивать в ответ на увлечённые рассказы любимой о походе за хлебом или покупке новой кофточки. Постепенно её слова начали меркнуть. Они потеряли смысл, превратились в пустые звуки, мечущиеся по комнате дополняя «сказку о прекрасной жизни» или предавая ей больше фальши, а затем глухо разбивались о стены, чтобы освободить место другим. Хотя, наверное, девушка в такие моменты была по-настоящему счастлива, ведь ей не нужно ощущать хруст ломающихся костей под подошвой сапога для удовлетворения эго. Я пытался убедить себя, счастлива она - счастлив я, но получалось весьма паршиво. Не знаю, наверное, лучше жить так, в обмане, чем вновь видеть печаль во взгляде Кирие.
Но актёр из меня, скажем прямо, никакой. Вскоре настал тот день, когда иллюзиям пришло время разрушиться под натиском той не сладкой правды. Всему виной плохая игра. Из импульсивного, порой вспыльчивого парня, я начал превращаться в молчаливого живущего в себе отморозка, который не желал иметь ничего общего с окружающим его обществом. Люди перестали являться чем-то ценным, они больше напоминали кукол, созданных для развлечения избалованного ребёнка. Даже их лица казались такими одинаковыми…
Я думал, этой наивной ложью о том, как всё прекрасно, смогу удержать в руках те крупицы чего-то хорошего оставшегося в прошлом. Сейчас просто нужно пережить переломный момент и потом всё вернётся на свои круги, станет как прежде. Но время шло, а в душе ничего не менялось, только усиливалась тяжесть на сердце от обмана. Он нарастал подобно снежному шару где-то в горах и грозился перерасти в неудержимую лавину, которая обрушившись, уничтожит всё на своём пути. Мне не хотелось терять единственное, чем дорожил, но как его удержать, тоже не знал, будто находился в тёмной пещере без единого просвета.
Я брёл среди приевшейся толпы из белых балахонов, местами мелькали пастельные тона, нечто вроде кремовых, чтобы разбавить общую монотонность. Особо мир это не скрашивало, зато не позволяло окончательно сойти с ума среди праведников почитающих, как не странно, Спарду. Никогда не воодушевлялся от проповедей о демоне-спасителе, ведь подобное сильно задевало. Люди молились ему, боготворили, а меня за демоническую руку ненавидели, шарахались как от чумного. Иногда это заставляло грустить, а иногда, как сейчас, злило, почти выводило из себя. Я не мог понять, чем чёрт побери я был хуже того грёбанного демона, неужели народу не достаточно быть спасёнными от «светлого» бедующего, к которому так стремился Санктус? Или мне нужно сначала сдохнуть прежде чем на меня перестанут хотя бы коситься прохожие? На тот момент хотелось рвать метать и орать, как все кругом достали, но что-то проскользнувшее в толпе выбило из головы все прежние мысли, даже желание пнуть в ответ задевшего моё плечо прохожего исчезло.
Знакомый силуэт, укутанный в красное… Я не мог сказать наверняка даже то, что по-настоящему видел его, может показалось? Тем не менее, сердце бешено заколотилось, а взгляд начал метаться от человека к человеку. Я всматривался дальше, в толпу, в надежде найти подтверждение того, что не сошёл с ума, хотя считал всё тщетным. Потом рванул с места. В груди поднималась тревога, подобная раненой, бьющийся на земле, птице. Она знает - уже не взлетит, но всё равно надеется. Мысли в голове путались, переплетаясь в тугой ком, который распутать казалось невозможным. Ничего не помогало, даже мои получасовые беганья по площади среди потоков невзрачных горожан были обречены на провал. Я лишь ловил презрительные взгляды или недовольные ворчанья, когда сталкивался с кем-нибудь. Безнадёжно, ощущение, будто ты идиот какой-то, никто ведь не знал о настоящей причине твоих беспокойств. Надо было кончать с этим, тем более всё равно я занимался глупостью – гоняюсь за воображаемым другом. В последний раз окинул широкую площадь уставшим взглядом. Я разочарован, скорее всего сам в себе, потому что не смог догнать призрачную надежду. Образ растворился подобно утреннему туману над бурной рекой, не оставив после себя ни единого намёка на своё существование.
Но стоило опустить руки, как перед глазами вновь возник кожаный плащ среди шумной толпы. Его владелец, виртуозно проскальзывая между народом, свернул на узкую улицу. Она вела к тому самому озеру, где мы с Кирие так часто гуляли вечерами. Не теряя ни минуты, я рванул за обладателем броской красной одежды. «Только не упусти» - кричало что-то внутри. Мне было плевать, пусть меня считают сумасшедшим, главное догнать мужчину и дать ему в морду, если это окажется Данте. Кусая до боли губы, чтобы убедить себя, что не сплю, я выбежал к знакомому берегу. Нервно оглядываюсь по сторонам. Глаза почти бешеные от переполняющих противоречивых эмоций, а в лёгких не хватает кислорода. Надо мной как - будто издевается озорной дух. Ему, может, и весело, вот только не мне, когда понимаю – вокруг никого. Нет ни единой души. Это оказалось гранью. Демоническая рука засияла ярким неоновым светом , выдавая мой гнев перемешанный с обидой. Уже давно я не ощущал такой поглощающей разум злобы, когда почти не в состоянии подавить стона, зарождающегося где-то в глубине. Очередное разочарование. Сколько раз за день я уже испытал это щемящее сердце чувство?
Эмоции постепенно стирали реальность и превращали её в размазанную от воды картину. Надо же так обмануться! Только вот осознание того, что моё зрение подвело меня не совсем, пришло чуточку позже, когда чей-то массивный меч упёрся мне в спину, причиняя слабую, почти незначительную боль. Дыхание перехватило, ведь уличные воры такого заметного оружия не таскают, попросту не практично, а демоническая конечность по-прежнему светилась голубоватым огнём, стремясь намекнуть об опасности. Однако поздно. Тёмная тварь внутри пыталась предупредить, но я не послушал, посчитав свечение лишь признаком гнева.
-Шах и мат - объявил знакомый насмешливый голос, развевая все сомнения одним своим звуком.
Красной королевы не было под рукой, чтобы принять бой. Она уже давно пылилась в углу небольшой комнаты забытая всеми, также как и синяя роза на дне одного из ящиков комода под слоями одежды. Сейчас мне ничего не оставалось, кроме как улыбнуться, развернувшись лицом к противнику. На этот раз он уже не иллюзия, исчезающая в толпе, как призрак, а вполне реальный, настолько, что могу ощутить его запах, если подойду ближе.
Данте. Мужчина почти не изменился со дня нашей последний встречи, когда на прощанье он лишь махнул рукой, так и не удосужившись дать ответ на волнующий вопрос: встретимся ли мы ещё? Ушёл, даже не оглянувшись назад, а ведь я провожал удаляющийся силуэт взглядом, пока тот не скрылся из виду за очередным домом. Было немного грустно, в чём-то обидно, но ничего не поделаешь, у каждого своя дорога.
Сейчас светло-серые глаза полудемона глядели прямо на меня, ожидая хоть какой-то реакции на неожиданное прибытие гостя. Как небыли велики мои эмоции, удалось выдать только весьма неоднозначное «твою мать», и это явно не удовлетворило Данте. Видимо, он привык, что его встречают более бурно, ну, хотя бы не так вяло. Скажу откровенно, для моих мозгов было бы меньшим потрясением убедиться в своём сумасшествии, нежели видеть Данте, вновь прибывшего в Фортуну. Вроде, сейчас тут мир да спокойствие, всё тихо настолько, аж хотелось вешаться на фоне пылающего заката.
-Ну, надо понимать, на этом твоё приветствие заканчивается – младший Спарда решил первым прервать повисшую на несколько мгновений тишину. Действительно, неловко, даже скорее не правильно. Вышло так, будто приезд полу демона меня тяготит, хотя на самом деле всё было как раз таки наоборот, его мне не хватало в маленьком городке. Данте был единственным, кто не смотрел на меня словно на какое-нибудь чудовище из-за проклятой конечности, его не пугал демон, живущий внутри подростка. Может иногда он язвил, отпускал колкие шуточки в мой адрес, но никогда не презирал, даже когда мы были врагами. Это заставило уважать его, пускай я и не показывал этого, чтобы не казаться размазнёй что - ли.
Помню каждый поединок с ним настолько детально, как будто только вчера скрещивались наши мечи, высекая огненные искры при каждом соприкосновении. Мне не удавалась выйти полноценным победителем ни из одного такого боя. Думаю, где-то Данте давал мне откровенную фору, потому-то я ощущал, что могу победить его, а потом он забирал эту иллюзию одни ловким движением, демонстрируя разницу между нами. Пускай нас объединяло одно «проклятье», силы всё же не равны.
Чёрт побери, этот ублюдок приехал, пускай только спустя год, но он приехал. Только ради этого факта я отогнал все лишние мысли, кружащие стаей воробьёв в голове, и задал единственный вопрос:
-Какого ты тут делаешь?- меня реально интересовало, какой кирпич свалился Данте на голову, что тот снизошёл до того, чтобы навестить забытых смертных небольшого городка.
-Хм, дай поразмыслить…- меч, который до этого времени всё ещё был угрожающе направлен в мою сторону, опустился, после чего его владелец наконец убрал оружие за спину - может Ямато?
О, ну, разумеется, катана его брата, которую младший из близнецов великодушно оставил мне по окончанию битвы с Санктусом и его дружной компанией стремящейся к «безоблачному» будущему. Значит, приехали не ко мне, а к мечу? Не буду отрицать, я надеялся немного на другой расклад событий, хотя бы на то, что Данте тут по важному делу, типо может большой толстый демон где-то бегает, помочь поймать надо… Однако, как выяснилось, полудемон ещё не закончил толкать речь, поэтому поспешно добавил:
-Но для начала хотелось бы узнать, как поживаешь ты, Ромео?
На этот вопрос мне предстояло ответить чуть позже, уже в прокуренном зале ближайшей забегаловки, где непременно было клубничное мороженное. Что поделаешь, затащить мужчину в кафе без пиццы или упомянутого холодного десерта было почти невыполнимой задачей, поэтому я даже не стал пытаться делать нечто подобное.
Моё повествование о том «как я счастлив» оказалось весьма скудным, ведь портить встречу ненужными рассказами про трудную запутанную жизнь непутёвого подростка совершенно не хотелось. Думаю, Данте вовсе не обязательно загружать свой мозг подобными вещами, тем более он не за этим приехал. По этой причине развязать мне язык у собеседника никак не получалось, а по моей инициативе разговор плавно перетёк на младшего сына Спарды, так как выносить подобную пытку расспросами я уже не мог. Благодаря этому обстановка вскоре разрядилась и мы могли непринуждённо шутить или подкалывать друг друга, как когда-то.
Пиво, стакан за стаканом, съеденная пицца, болтовня ни о чём…темы для дальнейшей беседы приходили сами собой, как бы возникали из вне. Всегда было что вспомнить, где-то поделиться мыслями, порой наивными переживаниями, из которых я узнал, как легендарный охотник боится начать красить губы и выщипывать брови из-за длительного общения с напарницами. Скорее всего, он тогда пошутил, ведь представить его в таком виде было весьма проблематично даже для людей с бурной фантазией. Но начавший давать о себе знать алкоголь позволил чётко нарисовать подобную картину. Я глупо захихикал, сам толком не понимая над чем. То ли над представленным, то ли над рожей, которую скорчил полудемон, высказывая всё это.
Выпивка продолжала упорно влиять на умственные процессы, заодно мешая между собой мысли. Кажется, чуток перебрал. Надо было остановиться после второй или хотя бы третьей кружки, а теперь как бы поздно. Наружу выплывало всё то, что я так хотел удержать при себе и это отнюдь не содержимое желудка. Неловкое «Данте» послужило началом весьма деликатного разговора. Неприятное ощущение, когда что-то внутри сжимается подобно пружине, усиливалось с каждым вдохом, поэтому тянуть не хотелось совершенно, но и сказать всё напрямую тоже тяжело, в конце концов, для меня это было подобно признанию в любви. Открываешь перед человеком все карты, выставляя свои чувства. В ответ невнятное мычание. Охотник увлечён ковырянием десертной ложечкой несчетный шарик мороженного, но чётко дал понять - он слушает.
-Почему ты не забрал меня тогда из Фортуны?- с моей стороны подобное прозвучало скорее как обвинение, нежели вопрос. Я этого не хотел, вышло машинально. Подобная фраза моментально заставила пожалеть о том, что вообще открыл рот. Думал, Данте вспылит. Мужчина прервал свою «важную» деятельность, переводя взгляд светлых глаз на меня. На его лице отчётливо читалось недоумение, а за ним некое недовольство, почти незаметное. Может мне казалось?
-А должен был?- голос полон непонимания столь внезапного заявления, а брови плавно поползли наверх. На самом деле я вообще не это ему хотел сказать, просто в последний момент не смог. Мешала гордость, не дав произнести единственно важную фразу - возьми меня с собой. Мне было тяжело, глядя на полу демона, признавать свои ошибки… нет, не ошибки, скорее то, что я разочарован в том, за что сражался, ведь он шёл вперёд не оглядываясь. Как бы хотелось иметь такое качество.
Данте сейчас явно ожидает объяснений моему упрёку. Давать задний ход уже поздно, теперь придётся оправдываться перед ним. Надо же так самого себя подставить! Последовал тяжёлый выдох и негромкая фраза:
- Ты же наверняка знал, окружающие мнения ко мне не изменят.- Вот, уже жалуюсь, а хотел молчать, между прочим. Дурак. Слышу слегка хриплый смех охотника в ответ:
-Так вот в чём дело!
Он смеётся с некой иронией в голосе, понимая всю тяжесть жизни, когда тебя ненавидят все вокруг, ведь ему это знакомо. Знакомо ли? Младший из близнецов протянул руку и ободряюще потрепал мои волосы, приводя причёску просто во «взрыв на макаронной фабрике». Я обиженно фыркнул пытаясь отстраниться. Мня не нужно успокаивать.
-Видишь ли, пацан, людям свойственно бояться того, чего они не понимают. Это вроде инстинкта самосохранения, ничего не поделаешь.
Против правды не попрёшь, винить некого, хотя всё равно обида по-прежнему таилась в сердце, периодически давя на него массивным грузом. Даже Кирие изредка поглядывала с опаской на адскую длань, будто она могла чем-то угрожать ей. Это оскорбляло. Казалось, девушка не доверяла мне.
Данте наконец убедился, что я переварил сказанное им, после чего продолжил:
-Тем более посуди сам, ты бы выцарапал мне глаза, потащи я тебя с собой вопя «тебе тут не место»- он, осознавая свою правоту, ухмыльнулся. Было обидно, но и тут не с чем спорить. Тогда будущее виделось в совершенно другом свете. Скажи мне кто-нибудь, что через год мои иллюзии превратятся в осколки, а нарисованные мечты себя не оправдают, я посмеялся бы в лицо глупцу. Теперь идиотом оказался я сам, поэтому молча выслушивал умные речи старшего товарища. Он старательно пытался разъяснить ситуацию, указывая, где допущена ошибка.
Всё же вскоре подобный разговор наскучил, вернее его просто не имело смысла и желания продолжать дальше. Дане решил подвести итог:
-Завтра буду у тебя после полудня - он задумчиво почесал затылок - подумай хорошенько хочешь ли ты на самом деле давать дёра от сюда. Я не собираюсь тебя насильно утаскивать.
Из кафешки мы выползли только в начале двенадцатого вечера, когда на город спустилась холодная тьма, обволакивая маленькие домики. Уличные фонари упорно боролись с ней, не позволяя полностью захватить окружающий мир. Весьма слабо. Улицы очистились от толп снующих горожан, торговцы на ночь прикрыли свои лавочки…Пустота. При большом желании можно было расслышать стрекотание сверчков где-то неподалёку у опушки леса, где простиралась небольшая поляна. Иногда тишину нарушал лай одиноких дворняг или хохот пьяной компании, которой тоже не спалось, однако общую атмосферу это не особо портило. На данный момент даже не хотелось думать, что ожидает меня по возвращении домой, ведь под фразой «пойду, прошвырнусь» обычно не подразумевается полудневный загул в баре. Кирие будет в «восторге», приняв мою пьяную тушку из рук внезапно прибывшего сына Спарды, поэтому, осознавая грядущий скандал, как-то не радовали перспективы получить сковородкой по куполу. Девушка не пила сама и не переносила, когда пью я, крича нечто вроде «ты несовершеннолетний». Такая вся правильная… По мере приближенья неуклюжими шагами к точке назначения, у меня возникало неугасающее желание попросту развернуться и направиться в противоположную сторону. Как-то так ненавязчиво по-тихому смотаться, может провести ночь на ближайшей лавочке. Не знаю, как подобное могло решить проблему, просто на данный момент работали не мозги, а нечто другое находящееся этажом ниже. Однако на развороте подловил полу демон. Он не разделял моих идей перекантоваться вне дома.
-Кажется, ты не туда намылился – кашлянул мужчина, держа меня за капюшон на майке.
-Иди нафиг. Я не хочу туда - грубый ответ. Я попытался вывернуться. Безуспешно. Нет, можно было выскользнуть из попавшей в плен одежды, но делать подобного не было желания, не сейчас и не перед ним. - Пусти!- вышло как то по-детски обиженно. Подобное скорее давило на жалость, нежели угрожало. Тогда я вновь проклял себя, за количество выпитого. Ноги путались, а гравитация упорно притягивала к земле. Сопротивляться ей оказалось так же бесполезно, как сопротивляться Данте. Всё равно своё получит.
Охотник недовольно бурчал что-то про малолетних алкоголиков, не умеющих пить по-человечески, набирающихся до поросячьего визга и ползающих потом по полу. Было откровенно плевать на все угрозы отпинать меня как следует. Пускай, на тот момент я был не против, даже если он кинет меня тут, посреди улицы.
-Не хочу… -это последнее, что мне удалось произнести прежде чем мужчина с протяжным вздохом, подхватил меня и закинул себе на плечо, так как идти дальше я отказывался. Сначала, ради приличия, пришлось поорать, поколотить нахала по спине, может подёргать за волосы, но потом это порядком надоело, ведь не имело смысла. Белобрысый гад всё равно закончит свою миссию.
Пахло кожей, чем-то терпким, медленно навевая спокойствие всему телу. Шуметь расхотелось, только лишь изредка я шипел на Данте за его бесцеремонность, за что получал по незащищённой заднице. Неспешные плавные шаги вперёд ,лёгкое покачивание при движении полудемона. Так можно легко уснуть, правда вот немного смущала его пристроившаяся чуть ниже поясницы рука. Знаю, мужчина держал мою тушу, чтобы та не свалилась, и, тем не менее, подобное напрягало.
В любом случае это длилось не долго. Уже очень скоро показалось место нашего с Кирие обитания. Обычно девушка ждала в гостиной, где собственно сейчас и горел свет. Неужели до сих пор не легла спать из-за меня? Я моментально ощутил острый укол вины подобный игле, яд которой проникает глубоко в органы, а потом добирается до самого важного - сердца. Так нельзя было поступать, заставлять любимого человека волноваться. Это не честно по отношению к ней. Из глубин самобичевания выдернул слегка хриплый голос :
-До завтра, пацан.- Бросил на прощанье легендарный охотник на демонов, оставляя меня перед входной дверью дома – Подумай, прежде чем принимать решение свалить.
Как и когда-то я смотрел вслед удаляющейся фигуре, пока она не растворилась во тьме. Только на этот раз всё было иначе, я знал, что мы ещё встретимся. Уже завтра.
Ночка, как и предполагалось, выдалась шумная. Даже не смотря на всё готовность принять правду Кирие, было тяжело выслушать мнение девушки насчёт загула и пьянки. Она кричала, что я превращаюсь в раздолбая, ничего не добьюсь, если продолжу целыми днями пролёживать дома, слушая музыку или играя на приставке, а по выходу на улицу лишь напиваться. Потом последовала лекция о вреде алкоголя с неправильным питанием, на организм, прочая хрень, заставляющая задуматься о смысле своего прибивания в городе, что мечтает избавиться от тебя. Трудно принимать многочисленные упрёки в свой адрес от человека, которого любишь. Порой возникало чувство, будто эта самая любовь твоей жизни тебя не выносит так же, как и общество. Она старается принять меня такого, какой есть, но с таким «скрипом», натягом…Начинаешь ощущать себя ублюдком за причинённые мучения. Попытки оправдаться не приводили ни к чему. Девушка сыпала фразами с такой скоростью, что вставить свою реплику, я попросту не успевал. Кирие не желала слушать, она хотела изменений больше чем незначительных. Ну почему всё так сложно?
Разговор закончился на весьма неутешительной ноте, когда я, перекричав девушку, заявил о намерении уехать с Данте. В комнате моментально повисло молчание, хотя звон высокого голоса девушки всё ещё не был до конца поглощён стенами.
-Что?- её глаза заблестели от навернувшихся на них слёз. – Хочешь сказать, что наигрался и сбегаешь?
Чёрт побери, она попала в самую точку, ведь со стороны Кирие подобное выглядело именно так.
-Послушай, это не…-голова гудела протестуя тяжёлой умственной деятельности. Не сейчас организму до выяснения отношений.- Давай завтра.
Оправдания не вышло. Придумать достойное объяснение причине желания уехать из города, на данный момент не получалось. Я мог, конечно, сказать правду, но это грозило лишь дальнейшим разбирательством и ссорой, поэтому без лишних слов пришлось удалиться в свою комнату, где незамедлительно повалился на кровать. Та жалобно скрипнула, под тяжестью тела, ведь не блистала новизной. Было лень даже снять сапоги, не говоря уже об одежде, потому что только голова прикоснулась к мягкой подушке, как тут же начало клонить в сон. Я не стал сопротивляться усталости, разливающиеся по всему телу, а покорно отдался в объятия Морфея. Тот себя ждать не заставил и забрал с собой в мир грёз.
Он позволил пережить по новой посиделку в кафе, тот неприятный разговор, который закончился весьма не плохо, даже без ожидаемого скандала. Вновь Данте нёс меня домой на своем плече, изредка отвешивая шлепки по моей пятой точке, вынуждая краснеть от смущения и чего-то ещё, более глубокого, приятного томления внизу живота, что говорило весьма не двусмысленно об отношении к данной ситуации. Это напрягало, особенно страшил тот факт, что мужчина заметит этот маленький конфуз до моего спуска на землю. Однако меня откровенно пронесло. Данте ничего не заметил или просто делал вид. Его тело по прежнему находилось в расслабленном состоянии, и он не отпускал никаких колких шуточек по этому поводу. Может всё не так очевидно? Мужчина дотащил мою подвыпившую тушу до входной двери, после чего прошёл в дом всё с тем же грузом. Почему то оказалось не заперто, а Кирие мирно спала у себя в комнате, будто девушку совсем не волновало где шатается её герой-любовник. На тот момент всё виделось настолько реальным, даже естественным. Так и должно было быть. Я в это верил, даже когда охотник без единого укола совести свалил свою ношу на пол, совсем рядом с диваном. Промахнулся? Вывод не удивлял нотками дибилизма. После количество выпитого, поражало только, как Данте не промахнулся мимо двери.
Состыковка с паркетом оказалась далеко не мягкой, а весьма болезненной, вырывающей из гола протяжный стон.
-Твою мать! – Схватился за ушибленный затылок. Хотел крикнуть что-то ещё, но рухнувший рядом, на колени, полудемон сбил с мыслей. На его лице играла нездоровая садистическая улыбка, говорящая о наличии весьма гадких идей в голове. Широкая ладонь мужчины легла сначала на мою щёку, потом скользнула вниз и удобно устроилась на задней стороне шеи, настойчиво притягивая ближе. Упираться не было желания, хотелось узнать, что он сделает дальше, поэтому терпеливо ждал.
-Ты что творишь?- спокойно, с глупой улыбкой на лице поинтересовался я, когда дыхание Данте легонько коснулось моих губ. Приятно, тепло и так…неправильно. Чувство, будто делаешь нечто противоестественное, и, тем не менее, хочется продолжать ни смотря ни на что, дальше, утопая в ощущениях. Руки блуждали по телу партнёра, проскальзывая под одежду, внимательно изучали каждый его изгиб и наслаждались приятной на ощупь текстурой.
-Неужели не догадываешься?- томно произнёс мужчина. Бледно - серые глаза пронизывали насквозь, не давая утаить ни малейшего секрета, поэтому не имело смысла говорить о чувствах, что я испытывал сейчас. Данте сам прекрасно знал, что творится у меня внутри. Как бы в подтверждение этого он впился грубым поцелуем в мой рот. Бархатистый язык моментально, по-хозяйски, проник внутрь, заставляя дыхание сбиться, а пульс участиться. Глубокий и пожирающий разум. Нечто восхитительное. Меня никогда никто так не целовал. К сожалению, момент длился не долго. Уже очень скоро я начал задыхаться от переполняющих ощущений, когда тёплые ладони обхватили лицо, и тяжелый мужской запах окутал своим ароматом. Данте отстранился с присущей ему самодовольной улыбкой. Он был явно горд своей работой, любуясь на моё покрасневшее лицо. Только вот на этом останавливаться ни одному из нас не хотелось. Ещё слишком рано.
Снова прикосновение чужих рук на теле. На этот раз уже боле откровенные, неспешно спускающиеся от груди к чувствительному животу. Охотник дразнил, ведь у него не было желания заканчивать игру так быстро, а мне уже не терпелось коснуться напряжённого органа требующего внимания к себе. Разница в опыте, разница в выдержке… Я извивался подобно пронзённой гарпуном змее, наполняя помещение жалобным скулением. Мольбы дать мне большего игнорировались. Данте был непреклонен. Этого засранца лишь заводили мои всхлипы, когда он касался языком чувствительной кожи ниже пупка, вынуждая каждый раз призывно выгибаться в позвоночнике. Я нещадно скрёб когтями демонической руки по лакированному паркету, оставляя глубокие борозды на нём, впивался зубами в ухо полудемона, если он вновь припадал к моей шеи, желая подтвердить ведущую роль в жаркой игре. Я ненавидел его, но так хотел. Порой мне казалось, что сердце сейчас остановиться, не выдержав ритма в котором ему приходиться разносить кровь по венам. Душно, панически не хватало кислорода, перед глазами всё плыло, а мир сократился до размеров одной лишь комнаты. Слишком тяжело для неискушённого подростка.
Опять глубокие поцелуи, проникающие в самое нутро души. Грязные и ненасытные, когда тоненькая нить прозрачной слюны спускается из уголка рта. Взгляд затуманен желанием. Ощущаю, как сильные руки сжимают мои ягодицы. Теперь уже не в силах сдержать стона:
-Прошу - тяжелое прерывистое дыхание. Плевать на гордость, стыд, да на всё! Не могу терпеть, да и отступать поздно. Майка уже давно бесцеремонно откинута куда-то в сторону, чтобы не мешала предаваться позывам тела.
В ответ слышу хриплый смешок на уровне ключицы. Данте понимает, что победил в этом раунде. Я прошу пощады.
-Быстро сдаёшься, пацан - отметил мужчина. Он явно рассчитывал на больше успехи с моей стороны, однако ошибся. Мне нечем оправдаться, поэтому зло зашипел:
-А не пойти бы теб… - Охотник оборвал моё пожелание на полуслове. Ему не представляло интереса выслушивать, куда его пошлёт малолетний пацан, гораздо приятнее доводить партнёра до исступления. Он медленно опустился ниже, легко касаясь мягкими губами разгорячённой кожи, аккуратно расстегнул пуговицу, затем молнию на моих джинсах. Я откинул голову назад, наслаждаясь моментом, вынуждающим стонать громче прежнего. Наконец можно было ощутить то, чего так хотелось изначально.
Сначала пальцы легко коснулись эрогенной зоны через тонкую ткань, что вызвало бессвязное мычание. Мне казалось, что я погружаюсь куда-то в глубины ада, когда Данте начал уже более уверенно ласкать измученный ожиданием орган, наконец высвободив его из тёмного плена штанов(хд). Полудемон неторопливо взял его в руку, провёл влажным языком по всему низу, то спускался к самому основанию, то поднимался к чувствительной головке. Я ощущал всем телом, как он смотрит на меня, видимо изучая реакцию, чтобы понять какое из мест наиболее восприимчиво к прикосновениям. Потом рот мужчины накрыл мой член полностью, позволяя ему погрузиться глубоко в горло, чьи стенки сжимали основание со всех сторон. Не то чтобы очень сильно, но достаточно, чтобы почувствовать подкрадывающееся удовольствие и вновь подать голос блаженства. Данте дышал ровно, размеренно, каждый раз заглатывая настолько глубоко, насколько позволяла физиология. Я цеплялся за серебристыё волосы партнёра, порой больно их дёргая, чем вызывал утробное рычание у партнёра, отчасти недовольное. Вскоре это прекратилось, и захваты ослабились, перерождаясь нечто в более нежное, когда язык любовника поддразнивающе прикоснулся к ребру головки, щекоча беззащитную плоть. Схожу с ума, толкая бёдрами в рот полудемона, но безуспешно, он не позволяет получить ещё больше удовольствия. Чувствую только прикосновение влажных губ, да пальцы сомкнувшиеся на основании болезненно ноющего достоинства. Приглушённый издевательский смех, говорящий о том, что Данте ощущает свою власть надо мной, а я позволяю. Готов на любое унижение, только бы он не останавливался на пол пути. Всё что угодно.
-Не издевайся, гад – тихо рычу, демонстрируя раздражение на фоне необузданного желания получить разрядку. В ответ поцелуй с солоноватым вкусом собственной плоти. Весьма неприятный, в чём-то даже мерзкий. Я попытался отвернуться, только бы избежать мучительных сплетений языков, но сильная рука крепко держала за подбородок. Насытившись, полудемон отпустил. Он развратно облизался, после чего вернулся к прежнему занятию на этот раз, явно намереваясь довести дело до победного конца.
Аккуратно, без грубых лишних движений, чтобы ненароком не спровоцировать меня на агрессивные действия, Данте нежно вобрал мой член в рот, непрерывно скользил по упругому стволу вверх-вниз с постепенно нарастающей скоростью, почти не ощутимой изначально. Его ловкие пальцы стимулировали основание, не выбиваясь из общего ритма порой гладя напряжённый живот.
Ощущения захватывающие с головой. Лишающие здравого смысла и заставляющие бесстыдно поднимать бёдра. Я стонал во всё горло, не сдерживая голоса. Было плевать если меня услышит Кирие, да хоть вся улица! Голова металось по глянцевому паркету, а когти впивались в податливый, словно масло материал. Ещё немного, совсем чуть-чуть и финал, когда от восторга мутнеет в глазах, превращая всё вокруг в единое невнятное пятно красок. Могло ли подобное быть счастьем? К сожалению, ответа мне не удалось узнать. Да был ли он вообще? Приоткрытый рот. Мне не хватает кислорода, я задыхаюсь в душном, наполненным густым запахом пота переплетённого с сексом, помещении. Почти умираю от последнего рывка готовый вот-вот кончить, находясь на грани нечто прекрасного и…всю иллюзию будто смывает беспощадной штормовой волной, которая уничтожает воображаемый мир грёз.
Залитая утренним светом комната, одинокая кровать со скинутой на пол подушкой. Я снова у себя дома, в своей обыденной реальности наполненной одинаковыми тонами. За окном звуки ожившего заново города, порой слышались далекие крики птиц, что собирались в стаи необузданных вихрей и кружили над примитивными созданиями – людьми. Ничего не напоминало о вчерашней ссоре с Кирие, а посему не отвлекало от ощущения глубокого неудовлетворения. Лоб покрыт испариной, я по-прежнему тяжело дышал не в силах прогнать образы из сна. Смесь из стыда напополам с разочарованием – коктейль далеко не балующий приятным вкусом. От него скорее воняло горечью. В какой-то момент даже посетило безумное сомнение, а было ли это вообще сном, может вчера всё так и было? От собственных мыслей глаза неспешна полезли на лоб. Ведь сны не бывают настолько реальными, что даже после пробуждения твоё тело помнит чьи-то прикосновения, как это было тепло, в какие-то моменты грубо или нежно? Помню язык Данте у себя во рту, его бархатистость, как он переплетался с моим, даря непонятные чувства, от которых перехватывало дыхание. Мне стало не по себе, бросило жар. Я не знал, что мне думать и как себя вести, в частности с охотником, будто он мог узнать о моих мыслях.
Подобным впервые занимаюсь, поэтому было бы очень приятно получить сапоги, кирпичи и прочие тяжёлые предметы, чтобы исправиться, стать лучше, так что кому не лень, ткните мордой в косяки.
Название: Без названия. Сей бред подобных привилегий не достоин
Автор: Ну, типо я
Бета: нету её
Фэндом: Devil May Cry
Disclaimer: Capcom
Персонажи: Данте/Неро, Кирие
Рейтинг: NC-17(оно?)
Жанры: POV Неро, Слэш
Предупреждения: жуткий ООС(наверное)
Описание: про то, как у Нерика крыша поехала
читать дальшеЗнаете, жизнь штука обманчивая. Сегодня удача на твоей стороне, ты думаешь как всё прекрасно, и кажется, будто впереди лишь безоблачное синее небо. Однако, я сильно просчитался в своих мачтах о безмятежном существовании, потому что многое надежд не оправдало.
В начале было, как в сказке «и жили они долго и счастливо», но после точки , как выяснилось, подстерегают множество знаков препинания. Ещё совсем недавно милая застенчивая улыбка девушки заставляла сердце биться быстрее, а скромные поцелуи будоражили кровь. Нежные, почти невесомые прикосновения…этого тогда вполне хватало, чтобы сказать «я счастлив» и быть готовым провести так всю свою жизнь рядом с той, кого люблю больше всего на свете.
Завтрак, обед, ужин в уютной домашней обстановке. Пускай мы жили не богато, во многом приходилось ограничивать свои «аппетиты», существование подобного факта не портило вечера наполненные детскими представлениями о романтике, когда на круглом столе с бархатно-красной скатертью горят несколько свечей, ненавязчивый запах ванили и вино.
Изредка мы совершали неспешные прогулки по берегу озера ,в котором отражалось тёмное небо усыпанное тысячами ярких точек. Некоторые из них падали в низ, повидав на своём веку достаточно, а теперь приходило время уступать место новым звездам, более ярким, может, даже в чём-то лучшим чем прежние.
Девушка всегда увлечённо глядела ввысь, каждый раз как в первый, она не уставала поражаться красоте наполняющий мир. Её глаза были полны света, будто у ангела. Я в жизни не встречал создания более непорочного чем она, поэтому довольствовался тёплыми объятьями, ради которых прошёл по сотням трупов демонов, ощутил дыхание и прикосновение холодных пальцев смерти, но в последний момент сумел выскользнуть. Надо признать, что тогда мне удалось вырваться лишь благодаря полудемону. Его голос, звучащий откуда-то издалека, весьма приглушенно, но не менее чётко от этого, звал меня. Он дал мне силы бороться дальше, когда уже опустились руки, и казалось всё потеряно - враг победил, город отдан во власть неразумных чудовищ, а Кирие навсегда пропала во тьме.
Да, игра стоила свеч, в крайнем случае, так казалось, пока рутина повторяющихся изо дня в день событий не начала затягивать подобно трясине. Вязкая, цепкая, она не желала отпускать попавшую в этот капкан жертву. Никакой пощады к глупцу от бездушного болота. При каждой попытке освободиться, я с ужасом понимал, что погружаюсь всё глубже. Его дно станет моей могилой. Стены родного дома душили, будто высасывая кислород из маленьких комнат, заставляя задыхаться от подобной жизни, где не было места для щекочущего нервы адреналина. Выходя на просторные улицы, я бежал как можно дальше, может к берегу озера или окраине леса, лишь бы не видеть толп одинаковых людей в белых балахонах снующих по булыжным мостовым. Все как один, никто не хотел выбиваться из общего ритма работающего механизма. Огромная система с мелкими шестерёнками, если одна ломается, её просто заменяют другой, чтобы избежать проблем, конфликтов и бунтов. Пока ты не имеешь собственных идей и готов повиноваться, тебе обеспечена спокойная жизнь: можешь пить, веселиться, гулять, твоя семья будет счастлива…
Фортуне не нужен ещё один маразматик с маниакальными идеями ,приводящими к тяжёлым последствиям. Так вот и жили незначительные фигуры города. Всех такой расклад вполне устраивал, желать большего никому не хотелось, только вот я оказался единственным неблагодарным, кого такое затишье сводило с ума.
Постепенно из реальности моё сознание перетекало в прошлое, когда лязг скрестившихся в бою мечей резал слух, а рёв низших демонов наполнял воздух. Эти воспоминания порой навязывали безумные идеи, могли злить и вынуждать сожалеть о выбранной жизненной дороге. Моё решение остаться тут, тогда, год назад, казалось единственным верным. Всеми фибрами своей души я желал быть рядом с Кирие, мне ничего не было нужно, никого не желал видеть рядом с собой, только её, а сейчас… в душе поселились сомнения не дающие покоя.
Даже недели превращались в единую серую полосу. Ни один день не желал выделяться на фоне остальных, поэтому счёт времени попросту терялся – что было вчера, то будет сегодня и ничего не оставалось кроме как улыбаться, изредка кивать в ответ на увлечённые рассказы любимой о походе за хлебом или покупке новой кофточки. Постепенно её слова начали меркнуть. Они потеряли смысл, превратились в пустые звуки, мечущиеся по комнате дополняя «сказку о прекрасной жизни» или предавая ей больше фальши, а затем глухо разбивались о стены, чтобы освободить место другим. Хотя, наверное, девушка в такие моменты была по-настоящему счастлива, ведь ей не нужно ощущать хруст ломающихся костей под подошвой сапога для удовлетворения эго. Я пытался убедить себя, счастлива она - счастлив я, но получалось весьма паршиво. Не знаю, наверное, лучше жить так, в обмане, чем вновь видеть печаль во взгляде Кирие.
Но актёр из меня, скажем прямо, никакой. Вскоре настал тот день, когда иллюзиям пришло время разрушиться под натиском той не сладкой правды. Всему виной плохая игра. Из импульсивного, порой вспыльчивого парня, я начал превращаться в молчаливого живущего в себе отморозка, который не желал иметь ничего общего с окружающим его обществом. Люди перестали являться чем-то ценным, они больше напоминали кукол, созданных для развлечения избалованного ребёнка. Даже их лица казались такими одинаковыми…
Я думал, этой наивной ложью о том, как всё прекрасно, смогу удержать в руках те крупицы чего-то хорошего оставшегося в прошлом. Сейчас просто нужно пережить переломный момент и потом всё вернётся на свои круги, станет как прежде. Но время шло, а в душе ничего не менялось, только усиливалась тяжесть на сердце от обмана. Он нарастал подобно снежному шару где-то в горах и грозился перерасти в неудержимую лавину, которая обрушившись, уничтожит всё на своём пути. Мне не хотелось терять единственное, чем дорожил, но как его удержать, тоже не знал, будто находился в тёмной пещере без единого просвета.
Я брёл среди приевшейся толпы из белых балахонов, местами мелькали пастельные тона, нечто вроде кремовых, чтобы разбавить общую монотонность. Особо мир это не скрашивало, зато не позволяло окончательно сойти с ума среди праведников почитающих, как не странно, Спарду. Никогда не воодушевлялся от проповедей о демоне-спасителе, ведь подобное сильно задевало. Люди молились ему, боготворили, а меня за демоническую руку ненавидели, шарахались как от чумного. Иногда это заставляло грустить, а иногда, как сейчас, злило, почти выводило из себя. Я не мог понять, чем чёрт побери я был хуже того грёбанного демона, неужели народу не достаточно быть спасёнными от «светлого» бедующего, к которому так стремился Санктус? Или мне нужно сначала сдохнуть прежде чем на меня перестанут хотя бы коситься прохожие? На тот момент хотелось рвать метать и орать, как все кругом достали, но что-то проскользнувшее в толпе выбило из головы все прежние мысли, даже желание пнуть в ответ задевшего моё плечо прохожего исчезло.
Знакомый силуэт, укутанный в красное… Я не мог сказать наверняка даже то, что по-настоящему видел его, может показалось? Тем не менее, сердце бешено заколотилось, а взгляд начал метаться от человека к человеку. Я всматривался дальше, в толпу, в надежде найти подтверждение того, что не сошёл с ума, хотя считал всё тщетным. Потом рванул с места. В груди поднималась тревога, подобная раненой, бьющийся на земле, птице. Она знает - уже не взлетит, но всё равно надеется. Мысли в голове путались, переплетаясь в тугой ком, который распутать казалось невозможным. Ничего не помогало, даже мои получасовые беганья по площади среди потоков невзрачных горожан были обречены на провал. Я лишь ловил презрительные взгляды или недовольные ворчанья, когда сталкивался с кем-нибудь. Безнадёжно, ощущение, будто ты идиот какой-то, никто ведь не знал о настоящей причине твоих беспокойств. Надо было кончать с этим, тем более всё равно я занимался глупостью – гоняюсь за воображаемым другом. В последний раз окинул широкую площадь уставшим взглядом. Я разочарован, скорее всего сам в себе, потому что не смог догнать призрачную надежду. Образ растворился подобно утреннему туману над бурной рекой, не оставив после себя ни единого намёка на своё существование.
Но стоило опустить руки, как перед глазами вновь возник кожаный плащ среди шумной толпы. Его владелец, виртуозно проскальзывая между народом, свернул на узкую улицу. Она вела к тому самому озеру, где мы с Кирие так часто гуляли вечерами. Не теряя ни минуты, я рванул за обладателем броской красной одежды. «Только не упусти» - кричало что-то внутри. Мне было плевать, пусть меня считают сумасшедшим, главное догнать мужчину и дать ему в морду, если это окажется Данте. Кусая до боли губы, чтобы убедить себя, что не сплю, я выбежал к знакомому берегу. Нервно оглядываюсь по сторонам. Глаза почти бешеные от переполняющих противоречивых эмоций, а в лёгких не хватает кислорода. Надо мной как - будто издевается озорной дух. Ему, может, и весело, вот только не мне, когда понимаю – вокруг никого. Нет ни единой души. Это оказалось гранью. Демоническая рука засияла ярким неоновым светом , выдавая мой гнев перемешанный с обидой. Уже давно я не ощущал такой поглощающей разум злобы, когда почти не в состоянии подавить стона, зарождающегося где-то в глубине. Очередное разочарование. Сколько раз за день я уже испытал это щемящее сердце чувство?
Эмоции постепенно стирали реальность и превращали её в размазанную от воды картину. Надо же так обмануться! Только вот осознание того, что моё зрение подвело меня не совсем, пришло чуточку позже, когда чей-то массивный меч упёрся мне в спину, причиняя слабую, почти незначительную боль. Дыхание перехватило, ведь уличные воры такого заметного оружия не таскают, попросту не практично, а демоническая конечность по-прежнему светилась голубоватым огнём, стремясь намекнуть об опасности. Однако поздно. Тёмная тварь внутри пыталась предупредить, но я не послушал, посчитав свечение лишь признаком гнева.
-Шах и мат - объявил знакомый насмешливый голос, развевая все сомнения одним своим звуком.
Красной королевы не было под рукой, чтобы принять бой. Она уже давно пылилась в углу небольшой комнаты забытая всеми, также как и синяя роза на дне одного из ящиков комода под слоями одежды. Сейчас мне ничего не оставалось, кроме как улыбнуться, развернувшись лицом к противнику. На этот раз он уже не иллюзия, исчезающая в толпе, как призрак, а вполне реальный, настолько, что могу ощутить его запах, если подойду ближе.
Данте. Мужчина почти не изменился со дня нашей последний встречи, когда на прощанье он лишь махнул рукой, так и не удосужившись дать ответ на волнующий вопрос: встретимся ли мы ещё? Ушёл, даже не оглянувшись назад, а ведь я провожал удаляющийся силуэт взглядом, пока тот не скрылся из виду за очередным домом. Было немного грустно, в чём-то обидно, но ничего не поделаешь, у каждого своя дорога.
Сейчас светло-серые глаза полудемона глядели прямо на меня, ожидая хоть какой-то реакции на неожиданное прибытие гостя. Как небыли велики мои эмоции, удалось выдать только весьма неоднозначное «твою мать», и это явно не удовлетворило Данте. Видимо, он привык, что его встречают более бурно, ну, хотя бы не так вяло. Скажу откровенно, для моих мозгов было бы меньшим потрясением убедиться в своём сумасшествии, нежели видеть Данте, вновь прибывшего в Фортуну. Вроде, сейчас тут мир да спокойствие, всё тихо настолько, аж хотелось вешаться на фоне пылающего заката.
-Ну, надо понимать, на этом твоё приветствие заканчивается – младший Спарда решил первым прервать повисшую на несколько мгновений тишину. Действительно, неловко, даже скорее не правильно. Вышло так, будто приезд полу демона меня тяготит, хотя на самом деле всё было как раз таки наоборот, его мне не хватало в маленьком городке. Данте был единственным, кто не смотрел на меня словно на какое-нибудь чудовище из-за проклятой конечности, его не пугал демон, живущий внутри подростка. Может иногда он язвил, отпускал колкие шуточки в мой адрес, но никогда не презирал, даже когда мы были врагами. Это заставило уважать его, пускай я и не показывал этого, чтобы не казаться размазнёй что - ли.
Помню каждый поединок с ним настолько детально, как будто только вчера скрещивались наши мечи, высекая огненные искры при каждом соприкосновении. Мне не удавалась выйти полноценным победителем ни из одного такого боя. Думаю, где-то Данте давал мне откровенную фору, потому-то я ощущал, что могу победить его, а потом он забирал эту иллюзию одни ловким движением, демонстрируя разницу между нами. Пускай нас объединяло одно «проклятье», силы всё же не равны.
Чёрт побери, этот ублюдок приехал, пускай только спустя год, но он приехал. Только ради этого факта я отогнал все лишние мысли, кружащие стаей воробьёв в голове, и задал единственный вопрос:
-Какого ты тут делаешь?- меня реально интересовало, какой кирпич свалился Данте на голову, что тот снизошёл до того, чтобы навестить забытых смертных небольшого городка.
-Хм, дай поразмыслить…- меч, который до этого времени всё ещё был угрожающе направлен в мою сторону, опустился, после чего его владелец наконец убрал оружие за спину - может Ямато?
О, ну, разумеется, катана его брата, которую младший из близнецов великодушно оставил мне по окончанию битвы с Санктусом и его дружной компанией стремящейся к «безоблачному» будущему. Значит, приехали не ко мне, а к мечу? Не буду отрицать, я надеялся немного на другой расклад событий, хотя бы на то, что Данте тут по важному делу, типо может большой толстый демон где-то бегает, помочь поймать надо… Однако, как выяснилось, полудемон ещё не закончил толкать речь, поэтому поспешно добавил:
-Но для начала хотелось бы узнать, как поживаешь ты, Ромео?
На этот вопрос мне предстояло ответить чуть позже, уже в прокуренном зале ближайшей забегаловки, где непременно было клубничное мороженное. Что поделаешь, затащить мужчину в кафе без пиццы или упомянутого холодного десерта было почти невыполнимой задачей, поэтому я даже не стал пытаться делать нечто подобное.
Моё повествование о том «как я счастлив» оказалось весьма скудным, ведь портить встречу ненужными рассказами про трудную запутанную жизнь непутёвого подростка совершенно не хотелось. Думаю, Данте вовсе не обязательно загружать свой мозг подобными вещами, тем более он не за этим приехал. По этой причине развязать мне язык у собеседника никак не получалось, а по моей инициативе разговор плавно перетёк на младшего сына Спарды, так как выносить подобную пытку расспросами я уже не мог. Благодаря этому обстановка вскоре разрядилась и мы могли непринуждённо шутить или подкалывать друг друга, как когда-то.
Пиво, стакан за стаканом, съеденная пицца, болтовня ни о чём…темы для дальнейшей беседы приходили сами собой, как бы возникали из вне. Всегда было что вспомнить, где-то поделиться мыслями, порой наивными переживаниями, из которых я узнал, как легендарный охотник боится начать красить губы и выщипывать брови из-за длительного общения с напарницами. Скорее всего, он тогда пошутил, ведь представить его в таком виде было весьма проблематично даже для людей с бурной фантазией. Но начавший давать о себе знать алкоголь позволил чётко нарисовать подобную картину. Я глупо захихикал, сам толком не понимая над чем. То ли над представленным, то ли над рожей, которую скорчил полудемон, высказывая всё это.
Выпивка продолжала упорно влиять на умственные процессы, заодно мешая между собой мысли. Кажется, чуток перебрал. Надо было остановиться после второй или хотя бы третьей кружки, а теперь как бы поздно. Наружу выплывало всё то, что я так хотел удержать при себе и это отнюдь не содержимое желудка. Неловкое «Данте» послужило началом весьма деликатного разговора. Неприятное ощущение, когда что-то внутри сжимается подобно пружине, усиливалось с каждым вдохом, поэтому тянуть не хотелось совершенно, но и сказать всё напрямую тоже тяжело, в конце концов, для меня это было подобно признанию в любви. Открываешь перед человеком все карты, выставляя свои чувства. В ответ невнятное мычание. Охотник увлечён ковырянием десертной ложечкой несчетный шарик мороженного, но чётко дал понять - он слушает.
-Почему ты не забрал меня тогда из Фортуны?- с моей стороны подобное прозвучало скорее как обвинение, нежели вопрос. Я этого не хотел, вышло машинально. Подобная фраза моментально заставила пожалеть о том, что вообще открыл рот. Думал, Данте вспылит. Мужчина прервал свою «важную» деятельность, переводя взгляд светлых глаз на меня. На его лице отчётливо читалось недоумение, а за ним некое недовольство, почти незаметное. Может мне казалось?
-А должен был?- голос полон непонимания столь внезапного заявления, а брови плавно поползли наверх. На самом деле я вообще не это ему хотел сказать, просто в последний момент не смог. Мешала гордость, не дав произнести единственно важную фразу - возьми меня с собой. Мне было тяжело, глядя на полу демона, признавать свои ошибки… нет, не ошибки, скорее то, что я разочарован в том, за что сражался, ведь он шёл вперёд не оглядываясь. Как бы хотелось иметь такое качество.
Данте сейчас явно ожидает объяснений моему упрёку. Давать задний ход уже поздно, теперь придётся оправдываться перед ним. Надо же так самого себя подставить! Последовал тяжёлый выдох и негромкая фраза:
- Ты же наверняка знал, окружающие мнения ко мне не изменят.- Вот, уже жалуюсь, а хотел молчать, между прочим. Дурак. Слышу слегка хриплый смех охотника в ответ:
-Так вот в чём дело!
Он смеётся с некой иронией в голосе, понимая всю тяжесть жизни, когда тебя ненавидят все вокруг, ведь ему это знакомо. Знакомо ли? Младший из близнецов протянул руку и ободряюще потрепал мои волосы, приводя причёску просто во «взрыв на макаронной фабрике». Я обиженно фыркнул пытаясь отстраниться. Мня не нужно успокаивать.
-Видишь ли, пацан, людям свойственно бояться того, чего они не понимают. Это вроде инстинкта самосохранения, ничего не поделаешь.
Против правды не попрёшь, винить некого, хотя всё равно обида по-прежнему таилась в сердце, периодически давя на него массивным грузом. Даже Кирие изредка поглядывала с опаской на адскую длань, будто она могла чем-то угрожать ей. Это оскорбляло. Казалось, девушка не доверяла мне.
Данте наконец убедился, что я переварил сказанное им, после чего продолжил:
-Тем более посуди сам, ты бы выцарапал мне глаза, потащи я тебя с собой вопя «тебе тут не место»- он, осознавая свою правоту, ухмыльнулся. Было обидно, но и тут не с чем спорить. Тогда будущее виделось в совершенно другом свете. Скажи мне кто-нибудь, что через год мои иллюзии превратятся в осколки, а нарисованные мечты себя не оправдают, я посмеялся бы в лицо глупцу. Теперь идиотом оказался я сам, поэтому молча выслушивал умные речи старшего товарища. Он старательно пытался разъяснить ситуацию, указывая, где допущена ошибка.
Всё же вскоре подобный разговор наскучил, вернее его просто не имело смысла и желания продолжать дальше. Дане решил подвести итог:
-Завтра буду у тебя после полудня - он задумчиво почесал затылок - подумай хорошенько хочешь ли ты на самом деле давать дёра от сюда. Я не собираюсь тебя насильно утаскивать.
Из кафешки мы выползли только в начале двенадцатого вечера, когда на город спустилась холодная тьма, обволакивая маленькие домики. Уличные фонари упорно боролись с ней, не позволяя полностью захватить окружающий мир. Весьма слабо. Улицы очистились от толп снующих горожан, торговцы на ночь прикрыли свои лавочки…Пустота. При большом желании можно было расслышать стрекотание сверчков где-то неподалёку у опушки леса, где простиралась небольшая поляна. Иногда тишину нарушал лай одиноких дворняг или хохот пьяной компании, которой тоже не спалось, однако общую атмосферу это не особо портило. На данный момент даже не хотелось думать, что ожидает меня по возвращении домой, ведь под фразой «пойду, прошвырнусь» обычно не подразумевается полудневный загул в баре. Кирие будет в «восторге», приняв мою пьяную тушку из рук внезапно прибывшего сына Спарды, поэтому, осознавая грядущий скандал, как-то не радовали перспективы получить сковородкой по куполу. Девушка не пила сама и не переносила, когда пью я, крича нечто вроде «ты несовершеннолетний». Такая вся правильная… По мере приближенья неуклюжими шагами к точке назначения, у меня возникало неугасающее желание попросту развернуться и направиться в противоположную сторону. Как-то так ненавязчиво по-тихому смотаться, может провести ночь на ближайшей лавочке. Не знаю, как подобное могло решить проблему, просто на данный момент работали не мозги, а нечто другое находящееся этажом ниже. Однако на развороте подловил полу демон. Он не разделял моих идей перекантоваться вне дома.
-Кажется, ты не туда намылился – кашлянул мужчина, держа меня за капюшон на майке.
-Иди нафиг. Я не хочу туда - грубый ответ. Я попытался вывернуться. Безуспешно. Нет, можно было выскользнуть из попавшей в плен одежды, но делать подобного не было желания, не сейчас и не перед ним. - Пусти!- вышло как то по-детски обиженно. Подобное скорее давило на жалость, нежели угрожало. Тогда я вновь проклял себя, за количество выпитого. Ноги путались, а гравитация упорно притягивала к земле. Сопротивляться ей оказалось так же бесполезно, как сопротивляться Данте. Всё равно своё получит.
Охотник недовольно бурчал что-то про малолетних алкоголиков, не умеющих пить по-человечески, набирающихся до поросячьего визга и ползающих потом по полу. Было откровенно плевать на все угрозы отпинать меня как следует. Пускай, на тот момент я был не против, даже если он кинет меня тут, посреди улицы.
-Не хочу… -это последнее, что мне удалось произнести прежде чем мужчина с протяжным вздохом, подхватил меня и закинул себе на плечо, так как идти дальше я отказывался. Сначала, ради приличия, пришлось поорать, поколотить нахала по спине, может подёргать за волосы, но потом это порядком надоело, ведь не имело смысла. Белобрысый гад всё равно закончит свою миссию.
Пахло кожей, чем-то терпким, медленно навевая спокойствие всему телу. Шуметь расхотелось, только лишь изредка я шипел на Данте за его бесцеремонность, за что получал по незащищённой заднице. Неспешные плавные шаги вперёд ,лёгкое покачивание при движении полудемона. Так можно легко уснуть, правда вот немного смущала его пристроившаяся чуть ниже поясницы рука. Знаю, мужчина держал мою тушу, чтобы та не свалилась, и, тем не менее, подобное напрягало.
В любом случае это длилось не долго. Уже очень скоро показалось место нашего с Кирие обитания. Обычно девушка ждала в гостиной, где собственно сейчас и горел свет. Неужели до сих пор не легла спать из-за меня? Я моментально ощутил острый укол вины подобный игле, яд которой проникает глубоко в органы, а потом добирается до самого важного - сердца. Так нельзя было поступать, заставлять любимого человека волноваться. Это не честно по отношению к ней. Из глубин самобичевания выдернул слегка хриплый голос :
-До завтра, пацан.- Бросил на прощанье легендарный охотник на демонов, оставляя меня перед входной дверью дома – Подумай, прежде чем принимать решение свалить.
Как и когда-то я смотрел вслед удаляющейся фигуре, пока она не растворилась во тьме. Только на этот раз всё было иначе, я знал, что мы ещё встретимся. Уже завтра.
Ночка, как и предполагалось, выдалась шумная. Даже не смотря на всё готовность принять правду Кирие, было тяжело выслушать мнение девушки насчёт загула и пьянки. Она кричала, что я превращаюсь в раздолбая, ничего не добьюсь, если продолжу целыми днями пролёживать дома, слушая музыку или играя на приставке, а по выходу на улицу лишь напиваться. Потом последовала лекция о вреде алкоголя с неправильным питанием, на организм, прочая хрень, заставляющая задуматься о смысле своего прибивания в городе, что мечтает избавиться от тебя. Трудно принимать многочисленные упрёки в свой адрес от человека, которого любишь. Порой возникало чувство, будто эта самая любовь твоей жизни тебя не выносит так же, как и общество. Она старается принять меня такого, какой есть, но с таким «скрипом», натягом…Начинаешь ощущать себя ублюдком за причинённые мучения. Попытки оправдаться не приводили ни к чему. Девушка сыпала фразами с такой скоростью, что вставить свою реплику, я попросту не успевал. Кирие не желала слушать, она хотела изменений больше чем незначительных. Ну почему всё так сложно?
Разговор закончился на весьма неутешительной ноте, когда я, перекричав девушку, заявил о намерении уехать с Данте. В комнате моментально повисло молчание, хотя звон высокого голоса девушки всё ещё не был до конца поглощён стенами.
-Что?- её глаза заблестели от навернувшихся на них слёз. – Хочешь сказать, что наигрался и сбегаешь?
Чёрт побери, она попала в самую точку, ведь со стороны Кирие подобное выглядело именно так.
-Послушай, это не…-голова гудела протестуя тяжёлой умственной деятельности. Не сейчас организму до выяснения отношений.- Давай завтра.
Оправдания не вышло. Придумать достойное объяснение причине желания уехать из города, на данный момент не получалось. Я мог, конечно, сказать правду, но это грозило лишь дальнейшим разбирательством и ссорой, поэтому без лишних слов пришлось удалиться в свою комнату, где незамедлительно повалился на кровать. Та жалобно скрипнула, под тяжестью тела, ведь не блистала новизной. Было лень даже снять сапоги, не говоря уже об одежде, потому что только голова прикоснулась к мягкой подушке, как тут же начало клонить в сон. Я не стал сопротивляться усталости, разливающиеся по всему телу, а покорно отдался в объятия Морфея. Тот себя ждать не заставил и забрал с собой в мир грёз.
Он позволил пережить по новой посиделку в кафе, тот неприятный разговор, который закончился весьма не плохо, даже без ожидаемого скандала. Вновь Данте нёс меня домой на своем плече, изредка отвешивая шлепки по моей пятой точке, вынуждая краснеть от смущения и чего-то ещё, более глубокого, приятного томления внизу живота, что говорило весьма не двусмысленно об отношении к данной ситуации. Это напрягало, особенно страшил тот факт, что мужчина заметит этот маленький конфуз до моего спуска на землю. Однако меня откровенно пронесло. Данте ничего не заметил или просто делал вид. Его тело по прежнему находилось в расслабленном состоянии, и он не отпускал никаких колких шуточек по этому поводу. Может всё не так очевидно? Мужчина дотащил мою подвыпившую тушу до входной двери, после чего прошёл в дом всё с тем же грузом. Почему то оказалось не заперто, а Кирие мирно спала у себя в комнате, будто девушку совсем не волновало где шатается её герой-любовник. На тот момент всё виделось настолько реальным, даже естественным. Так и должно было быть. Я в это верил, даже когда охотник без единого укола совести свалил свою ношу на пол, совсем рядом с диваном. Промахнулся? Вывод не удивлял нотками дибилизма. После количество выпитого, поражало только, как Данте не промахнулся мимо двери.
Состыковка с паркетом оказалась далеко не мягкой, а весьма болезненной, вырывающей из гола протяжный стон.
-Твою мать! – Схватился за ушибленный затылок. Хотел крикнуть что-то ещё, но рухнувший рядом, на колени, полудемон сбил с мыслей. На его лице играла нездоровая садистическая улыбка, говорящая о наличии весьма гадких идей в голове. Широкая ладонь мужчины легла сначала на мою щёку, потом скользнула вниз и удобно устроилась на задней стороне шеи, настойчиво притягивая ближе. Упираться не было желания, хотелось узнать, что он сделает дальше, поэтому терпеливо ждал.
-Ты что творишь?- спокойно, с глупой улыбкой на лице поинтересовался я, когда дыхание Данте легонько коснулось моих губ. Приятно, тепло и так…неправильно. Чувство, будто делаешь нечто противоестественное, и, тем не менее, хочется продолжать ни смотря ни на что, дальше, утопая в ощущениях. Руки блуждали по телу партнёра, проскальзывая под одежду, внимательно изучали каждый его изгиб и наслаждались приятной на ощупь текстурой.
-Неужели не догадываешься?- томно произнёс мужчина. Бледно - серые глаза пронизывали насквозь, не давая утаить ни малейшего секрета, поэтому не имело смысла говорить о чувствах, что я испытывал сейчас. Данте сам прекрасно знал, что творится у меня внутри. Как бы в подтверждение этого он впился грубым поцелуем в мой рот. Бархатистый язык моментально, по-хозяйски, проник внутрь, заставляя дыхание сбиться, а пульс участиться. Глубокий и пожирающий разум. Нечто восхитительное. Меня никогда никто так не целовал. К сожалению, момент длился не долго. Уже очень скоро я начал задыхаться от переполняющих ощущений, когда тёплые ладони обхватили лицо, и тяжелый мужской запах окутал своим ароматом. Данте отстранился с присущей ему самодовольной улыбкой. Он был явно горд своей работой, любуясь на моё покрасневшее лицо. Только вот на этом останавливаться ни одному из нас не хотелось. Ещё слишком рано.
Снова прикосновение чужих рук на теле. На этот раз уже боле откровенные, неспешно спускающиеся от груди к чувствительному животу. Охотник дразнил, ведь у него не было желания заканчивать игру так быстро, а мне уже не терпелось коснуться напряжённого органа требующего внимания к себе. Разница в опыте, разница в выдержке… Я извивался подобно пронзённой гарпуном змее, наполняя помещение жалобным скулением. Мольбы дать мне большего игнорировались. Данте был непреклонен. Этого засранца лишь заводили мои всхлипы, когда он касался языком чувствительной кожи ниже пупка, вынуждая каждый раз призывно выгибаться в позвоночнике. Я нещадно скрёб когтями демонической руки по лакированному паркету, оставляя глубокие борозды на нём, впивался зубами в ухо полудемона, если он вновь припадал к моей шеи, желая подтвердить ведущую роль в жаркой игре. Я ненавидел его, но так хотел. Порой мне казалось, что сердце сейчас остановиться, не выдержав ритма в котором ему приходиться разносить кровь по венам. Душно, панически не хватало кислорода, перед глазами всё плыло, а мир сократился до размеров одной лишь комнаты. Слишком тяжело для неискушённого подростка.
Опять глубокие поцелуи, проникающие в самое нутро души. Грязные и ненасытные, когда тоненькая нить прозрачной слюны спускается из уголка рта. Взгляд затуманен желанием. Ощущаю, как сильные руки сжимают мои ягодицы. Теперь уже не в силах сдержать стона:
-Прошу - тяжелое прерывистое дыхание. Плевать на гордость, стыд, да на всё! Не могу терпеть, да и отступать поздно. Майка уже давно бесцеремонно откинута куда-то в сторону, чтобы не мешала предаваться позывам тела.
В ответ слышу хриплый смешок на уровне ключицы. Данте понимает, что победил в этом раунде. Я прошу пощады.
-Быстро сдаёшься, пацан - отметил мужчина. Он явно рассчитывал на больше успехи с моей стороны, однако ошибся. Мне нечем оправдаться, поэтому зло зашипел:
-А не пойти бы теб… - Охотник оборвал моё пожелание на полуслове. Ему не представляло интереса выслушивать, куда его пошлёт малолетний пацан, гораздо приятнее доводить партнёра до исступления. Он медленно опустился ниже, легко касаясь мягкими губами разгорячённой кожи, аккуратно расстегнул пуговицу, затем молнию на моих джинсах. Я откинул голову назад, наслаждаясь моментом, вынуждающим стонать громче прежнего. Наконец можно было ощутить то, чего так хотелось изначально.
Сначала пальцы легко коснулись эрогенной зоны через тонкую ткань, что вызвало бессвязное мычание. Мне казалось, что я погружаюсь куда-то в глубины ада, когда Данте начал уже более уверенно ласкать измученный ожиданием орган, наконец высвободив его из тёмного плена штанов(хд). Полудемон неторопливо взял его в руку, провёл влажным языком по всему низу, то спускался к самому основанию, то поднимался к чувствительной головке. Я ощущал всем телом, как он смотрит на меня, видимо изучая реакцию, чтобы понять какое из мест наиболее восприимчиво к прикосновениям. Потом рот мужчины накрыл мой член полностью, позволяя ему погрузиться глубоко в горло, чьи стенки сжимали основание со всех сторон. Не то чтобы очень сильно, но достаточно, чтобы почувствовать подкрадывающееся удовольствие и вновь подать голос блаженства. Данте дышал ровно, размеренно, каждый раз заглатывая настолько глубоко, насколько позволяла физиология. Я цеплялся за серебристыё волосы партнёра, порой больно их дёргая, чем вызывал утробное рычание у партнёра, отчасти недовольное. Вскоре это прекратилось, и захваты ослабились, перерождаясь нечто в более нежное, когда язык любовника поддразнивающе прикоснулся к ребру головки, щекоча беззащитную плоть. Схожу с ума, толкая бёдрами в рот полудемона, но безуспешно, он не позволяет получить ещё больше удовольствия. Чувствую только прикосновение влажных губ, да пальцы сомкнувшиеся на основании болезненно ноющего достоинства. Приглушённый издевательский смех, говорящий о том, что Данте ощущает свою власть надо мной, а я позволяю. Готов на любое унижение, только бы он не останавливался на пол пути. Всё что угодно.
-Не издевайся, гад – тихо рычу, демонстрируя раздражение на фоне необузданного желания получить разрядку. В ответ поцелуй с солоноватым вкусом собственной плоти. Весьма неприятный, в чём-то даже мерзкий. Я попытался отвернуться, только бы избежать мучительных сплетений языков, но сильная рука крепко держала за подбородок. Насытившись, полудемон отпустил. Он развратно облизался, после чего вернулся к прежнему занятию на этот раз, явно намереваясь довести дело до победного конца.
Аккуратно, без грубых лишних движений, чтобы ненароком не спровоцировать меня на агрессивные действия, Данте нежно вобрал мой член в рот, непрерывно скользил по упругому стволу вверх-вниз с постепенно нарастающей скоростью, почти не ощутимой изначально. Его ловкие пальцы стимулировали основание, не выбиваясь из общего ритма порой гладя напряжённый живот.
Ощущения захватывающие с головой. Лишающие здравого смысла и заставляющие бесстыдно поднимать бёдра. Я стонал во всё горло, не сдерживая голоса. Было плевать если меня услышит Кирие, да хоть вся улица! Голова металось по глянцевому паркету, а когти впивались в податливый, словно масло материал. Ещё немного, совсем чуть-чуть и финал, когда от восторга мутнеет в глазах, превращая всё вокруг в единое невнятное пятно красок. Могло ли подобное быть счастьем? К сожалению, ответа мне не удалось узнать. Да был ли он вообще? Приоткрытый рот. Мне не хватает кислорода, я задыхаюсь в душном, наполненным густым запахом пота переплетённого с сексом, помещении. Почти умираю от последнего рывка готовый вот-вот кончить, находясь на грани нечто прекрасного и…всю иллюзию будто смывает беспощадной штормовой волной, которая уничтожает воображаемый мир грёз.
Залитая утренним светом комната, одинокая кровать со скинутой на пол подушкой. Я снова у себя дома, в своей обыденной реальности наполненной одинаковыми тонами. За окном звуки ожившего заново города, порой слышались далекие крики птиц, что собирались в стаи необузданных вихрей и кружили над примитивными созданиями – людьми. Ничего не напоминало о вчерашней ссоре с Кирие, а посему не отвлекало от ощущения глубокого неудовлетворения. Лоб покрыт испариной, я по-прежнему тяжело дышал не в силах прогнать образы из сна. Смесь из стыда напополам с разочарованием – коктейль далеко не балующий приятным вкусом. От него скорее воняло горечью. В какой-то момент даже посетило безумное сомнение, а было ли это вообще сном, может вчера всё так и было? От собственных мыслей глаза неспешна полезли на лоб. Ведь сны не бывают настолько реальными, что даже после пробуждения твоё тело помнит чьи-то прикосновения, как это было тепло, в какие-то моменты грубо или нежно? Помню язык Данте у себя во рту, его бархатистость, как он переплетался с моим, даря непонятные чувства, от которых перехватывало дыхание. Мне стало не по себе, бросило жар. Я не знал, что мне думать и как себя вести, в частности с охотником, будто он мог узнать о моих мыслях.
@темы: Dante/Nero, fanfik, dmc4
понедельник, 28 февраля 2011
The rest is silence.
Немного моих драбблов с феста. Пусть лежат =)
По заявке "Дарк/Данте5 - "и мне предстоит вот так выглядеть?""
По заявке "Дарк/Данте5 - "и мне предстоит вот так выглядеть?""
- В общем так! - с ноги распахнув дверь конторы, на порог ступает мальчишка гопарского вида, чернобыльского происхождения, явно страдающий анорексией, наркоманией, энурезом и пр. - Я новый Данте и срать хотел на вас всех. Выметайтесь.
В конторе тихо. Только Дарк, сидящий на краю стола со скрещенными на груди руками, косится на мальчишку. Пацан замечает его не сразу, но в конце концов фокусируется на силуэте мужчины и ковыляет к нему, задрав голову.
- Ты че, не понял? Новая эра пришла. Время платинового блонда кануло в лету. Садись, составляй эпитафию.
Дарк не реагирует. Только косится, странно, неохотно, исподлобья.
- Люди устали от твоих мускулов, - продолжает пацан, растягивая гласные. - Теперь они хотят другого. Крови! Магии! Огня! Вкурил?
Дарк молчит.
- Так что давай, ноги в руки и на хер пошел с моей конторы. И мутированного сосунка с собой забери! Помойка ждет и аплодирует! И близнецов своих.. я уж прикинуть боюсь, сколько вас тут настругали… всех забирай! Новая эпоха ннна!
Дарк склоняет голову набок и щурит красные глаза. Еще пару секунд задумчиво разглядывает лицо пацана. И наконец тихо, сам себе говорит:
- И мне теперь предстоит вот так выглядеть?
- Че? - пацан хмурит брови и отшатывается. Глупо ржет. - Так ты и говорить умеешь? Эй, ты че прешь на меня? - пацан вытаскивает пистолеты и начинает сумбурно палить по Дарку, медленно подходящему к нему. Пули проносятся, вырывая мутноватые дымчатые тени. Дарк дьявольски улыбается. Подходит вплотную к притихшему пацану и приставляет Айвори к его лбу.
- Прости, малыш, но я бааальшой консерватор, - сообщает Дарк в наступившей тишине и стреляет.
***
- Ну что ты психуешь?
- Да кто психует? Просто выносить мозги пацану за пару фраз это как-то… невежливо, - Данте с мелким гопником на руках протискивается в проем мимо Дарка и идет на улицу. Дарк плетется за ним, чеша затылок.
- Ты глянь на его рожу, - бормочет он, думая, что это весомое оправдание. - Таких стрелять надо!
- Лечить их надо, - Данте сваливает пацана на землю, убедившись, что тут никто не заметит, и звонит Моррисону, сваливая хлопоты на его плечи. Лаконично бросив трубку, поворачивается к Доппельгангеру. - А теперь исчезни.
- Даааан…
- Исчезни!
Миг, и Данте смотрит не в лицо своего темного отражения, а пялится на залитый солнцем двор. Становится тихо. Птички щебечут. Данте вздыхает, говорит:
- Придурки, - и уходит в контору.
____________
По заявке "Неро у могилы Данте"
По заявке "Неро у могилы Данте"
В небе - сияющая россыпь звезд. Снег хрустит под ногами, и Неро по колено проваливается в сугробах. Морозит. На кладбище никого нет, во-первых, сейчас вечер, а во-вторых, сюда и так почти никогда не приходят. Мужчина останавливается у знакомой могилы и переступает через ограду.
Сколько лет прошло…
С ним рядом стоит Кирие, ежась и прижимаясь к мужу. Неро старается обнимать ее, чтобы согреть. Мысли далеко. Взгляд прикован к надгробию, на котором выгравировано имя, и почему-то хочется смеяться.
Кирие опускается на колени перед надгробием, мягкая ткань руковиц касается мрамора, сметая снег, очерчивая выгравированные буквы. Потом она кладет цветы и забирает старые, увядшие. Поднимаясь, женщина что-то шепчет, тихое, краткое. И шагает назад, приобнимая мужа.
Неро закрывает глаза, пытаясь избавиться от бредовых образов, маячущих перед ними. Лично для него Данте, с которым они семь лет проработали в паре, не так уж важен, но.. если бы он был жив, то стал бы значить очень много. Заваливаясь к ним домой по выходным, вытаскивая его из серых будней. Появляясь временами на горизонте, как алый закат, заливающий небо кровью. Неро приятно быть в полутьме, наедине с любимой, но ведь закат - это так красиво.
- Данте, ты правда умираешь?
- А ты думал, я буду жить вечно? Супергероев не бывает, пацан…Конечно, я думал, что такие как ты живут вечно. Я и теперь иногда просыпаюсь и машинально набираю номер по памяти, чтобы убедиться, что смерть легендарного охотника мне не приснилась. И слушаю гудки, пока Кирие не заберет телефон, мягко касаясь лица и шепча, что все хорошо.
- Пойдем, - шепотом просит Кирие, мягко потянув его за руку.
- Сейчас.
- Неро?
Мужчина хмурит брови и отворачивается. Промозглый ветер сушит горячие слезы.
Все мы когда-то плакали, парень
________
По заявке Ау после третьей игры, NC-17 Верг/Данте
По заявке Ау после третьей игры, NC-17 Верг/Данте
Ослепительный блик стали бьет Данте в глаза за мгновение до того, как он падает мешком в быстро текущую реку, сбивая дыхание и поднимая взгляд расширенных зрачков вверх, к темной скале. Данте думает, что умирает. Он никогда не испытывал такой боли. Языки пламени прожигают изнутри, струи крови щекочут кожу, ледяная вода бежит, отрезвляя… он смотрит вверх, чувствуя, что постепенно теряет зрение.
- Ну что, брат? - Верджил падает на колени, оказываясь сидящим на нем верхом, и приставляет Ямато к его горлу. Старший тяжело дышит, но он на удивление бодр и яростен. - Ты уже сдаешься?
- Меня больше не возбуждает эта перспектива… драться с собственным отражением, - Данте улыбается кровавой улыбкой. Пытается сфокусировать взгляд на Верджиле. - О, вас несколько! Как я прекрасен… - тянет руку, пытаясь коснуться близнеца.
- Ты бредишь, - с холодной насмешкой говорит Верджил. Накрывает ладонь брата своей и спокойно отводит вниз. - Но ничего, сейчас мы прекратим это.
Данте сжимает лезвие за миг до того, как оно вонзается в его шею. Сперва ему даже кажется, что он не успел, звуки гаснут. Потом он понимает, что острие Ямато застыло в миллиметрах над кожей, дрожа в такт его руке. Сталь окрашивается в красный.
- Весьма любезно с твоей стороны, - шепчет Данте, - но знаешь, бред не настолько огорчает меня, чтоб я позволил тебе меня убить.
- Я, вроде, разрешения у тебя не спрашивал.
Данте собирает силы. Улыбается. Прикрывает глаза. По Ямато течет кровь, лезвие все глубже рассекает кожу.
- Значит, убьешь меня? - трясущаяся рука медленно, по миллиметру отводит меч. Верджил шипит, наваливаясь на Ямато и не сводя глаз с окровавленного, улыбающегося лица Данте. - Убьешь и не пожалеешь о своем поступке. Нет, извини, я очень обижусь.
На последнем слове Данте задерживает дыхание и из последних сил отталкивает Верджила. Старший полудемон вынужден отскочить, чтобы не повалиться. Данте лихорадочно поднимается на колени и шарит в воде в поисках Мятежника.
- Ничего не выйдет, брат, - на лице Верджила улыбка - почти светлая. Только Данте может видеть мрак, скрывающийся за ней. Старший поднимает из воды у самых своих ног его меч. Потом неторопливо идет к нему, с Ямато в одной руке и Мятежником в другой. Данте молча смотрит и не думает отступать. - Скажешь что-нибудь напоследок?
- Да, скажу. Ты ублюдок, - говорит Данте.
- Прозаично. Что-нибудь еще?
- Это я увел у тебя Анну… и сломал клинок. Тоже я.
Данте с болезненным удовольствием наблюдает, как бледнеет его брат.
- Уже лучше, - помолчав, замечает Верджил.
- Спасибо, - Данте приятно улыбается, - еще я сжег пару твоих тетрадей… что ты там писал, кстати? Мемуары? Дамский роман?
- Ты нарываешься?
- Именно. Иди ко мне, братишка.
Вода окрашивается мутно-розовым. Кровь сыновей Спарды вместе с речным течением исчезает, водопадом рушась в ад. Верджил хватает брата за волосы и тянет вверх, запрокидывая его голову и словно намереваясь впиться в открытую шею. Данте смеется с безумной нотой. Ноги парня крепко сжимают торс Верджила, руками он лишь пытается отбиваться. Получает в челюсть и вежливо отдает должное, двинув ногой в живот. Откатывается в сторону. Верджил мгновенно оказывается рядом и прижимает его к земле, навалившись сверху, и, сжав серебристые пряди, толкает лицом в воду. Данте хлопает ресницами под водой. Бледная муть. Он чувствует, как ладони брата грубо, властно скользят по телу, словно пытаясь нащупать нож или спрятанный револьвер. Данте пытается высвободить руки и вывернуться, ему нешуточно хочется вдохнуть. Наконец удается: он задирает голову и на пару секунд выныривает, судорожно глотая воздух.
- Ты превосходишь сам себя, - смеется он. - Так грязно!
- На меньшее ты не поддашься, - Верджил тоже улыбается краем губ.
- И на это тоже, бро, - младший резко разворачивается, чуть не столкнув с себя Верджила, и неожиданно тянет его на себя за ворот. Ложится затылком на бегущую воду. Верджил опирается руками по бокам от него, смотрит в раскрасневшееся, влажное лицо. - Чувствуешь что-нибудь? - прижимает ладонь старшего к окровавленной груди. Руки чуть вздрагивают, так сильно бьется в ней сердце.
Губы Верджила чуть приоткрыты. Данте не знает, чувствует ли что-нибудь его брат, но у него самого явно начинает вставать. Схватка закаляет. Бой с этим демоном сводит с ума. Болезненное удовольствие. Страсть. Единение… губы Верджила накрывают его губы, и это ломает внутренний барьер. Данте подается вперед и сильно впивается в брата, запуская руку в волосы, второй сжимая колено. Когти Верджила проделывают бороздки на спине младшего. Поцелуй - один из способов боя. С кровью, израненными губами и тяжелым дыханием. Верджил одерживает верх. Данте снова падает в воду, на этот раз мир кружится и он еле удерживается в сознании. Верджил склоняется к нему и так же властно ведет рукой от шеи к паху, сжимает ладонь на брюках. Пальцы тут же справляются с молнией и касаются горячей плоти, окольцовывая ее, сжимая. Плотное кольцо начинает двигаться. Данте стонет. Хочет поинтересоваться, что, твою мать, с ним делает брат-близнец, но язык заплетается и ни на что кроме «дааа» не способен. Это Данте и повторяет, выгибаясь. Верджил грубо затыкает его поцелуем, больно прикусывая губу. Ладонь быстро и ритмично двигается на члене. Данте смотрит вверх. Несколько секунд он не дышит и терпит, концентрируясь на ритме повторяющихся движений.
- Верджил… - потом пытается отползти. Движения начинают сводить с ума. Рука Верджила ложится на его грудь и придавливает к земле. Холодные губы прижимаются к открытой шее, острый язык ведет бороздку к груди и очерчивает сосок. Данте снова пытается отстраниться. Верджил не позволяет. Жмуря глаза, Данте кончает. Оргазм накатывает волной и он рывком садится, упираясь лбом в плечо брата, чувствуя его частое дыхание.
- Теперь убей меня, - выдыхает Данте, еле шевеля языком. - всегда хотел помереть красиво.
По заявке "Дарк/Данте5 - "и мне предстоит вот так выглядеть?""
По заявке "Дарк/Данте5 - "и мне предстоит вот так выглядеть?""
- В общем так! - с ноги распахнув дверь конторы, на порог ступает мальчишка гопарского вида, чернобыльского происхождения, явно страдающий анорексией, наркоманией, энурезом и пр. - Я новый Данте и срать хотел на вас всех. Выметайтесь.
В конторе тихо. Только Дарк, сидящий на краю стола со скрещенными на груди руками, косится на мальчишку. Пацан замечает его не сразу, но в конце концов фокусируется на силуэте мужчины и ковыляет к нему, задрав голову.
- Ты че, не понял? Новая эра пришла. Время платинового блонда кануло в лету. Садись, составляй эпитафию.
Дарк не реагирует. Только косится, странно, неохотно, исподлобья.
- Люди устали от твоих мускулов, - продолжает пацан, растягивая гласные. - Теперь они хотят другого. Крови! Магии! Огня! Вкурил?
Дарк молчит.
- Так что давай, ноги в руки и на хер пошел с моей конторы. И мутированного сосунка с собой забери! Помойка ждет и аплодирует! И близнецов своих.. я уж прикинуть боюсь, сколько вас тут настругали… всех забирай! Новая эпоха ннна!
Дарк склоняет голову набок и щурит красные глаза. Еще пару секунд задумчиво разглядывает лицо пацана. И наконец тихо, сам себе говорит:
- И мне теперь предстоит вот так выглядеть?
- Че? - пацан хмурит брови и отшатывается. Глупо ржет. - Так ты и говорить умеешь? Эй, ты че прешь на меня? - пацан вытаскивает пистолеты и начинает сумбурно палить по Дарку, медленно подходящему к нему. Пули проносятся, вырывая мутноватые дымчатые тени. Дарк дьявольски улыбается. Подходит вплотную к притихшему пацану и приставляет Айвори к его лбу.
- Прости, малыш, но я бааальшой консерватор, - сообщает Дарк в наступившей тишине и стреляет.
***
- Ну что ты психуешь?
- Да кто психует? Просто выносить мозги пацану за пару фраз это как-то… невежливо, - Данте с мелким гопником на руках протискивается в проем мимо Дарка и идет на улицу. Дарк плетется за ним, чеша затылок.
- Ты глянь на его рожу, - бормочет он, думая, что это весомое оправдание. - Таких стрелять надо!
- Лечить их надо, - Данте сваливает пацана на землю, убедившись, что тут никто не заметит, и звонит Моррисону, сваливая хлопоты на его плечи. Лаконично бросив трубку, поворачивается к Доппельгангеру. - А теперь исчезни.
- Даааан…
- Исчезни!
Миг, и Данте смотрит не в лицо своего темного отражения, а пялится на залитый солнцем двор. Становится тихо. Птички щебечут. Данте вздыхает, говорит:
- Придурки, - и уходит в контору.
____________
По заявке "Неро у могилы Данте"
По заявке "Неро у могилы Данте"
В небе - сияющая россыпь звезд. Снег хрустит под ногами, и Неро по колено проваливается в сугробах. Морозит. На кладбище никого нет, во-первых, сейчас вечер, а во-вторых, сюда и так почти никогда не приходят. Мужчина останавливается у знакомой могилы и переступает через ограду.
Сколько лет прошло…
С ним рядом стоит Кирие, ежась и прижимаясь к мужу. Неро старается обнимать ее, чтобы согреть. Мысли далеко. Взгляд прикован к надгробию, на котором выгравировано имя, и почему-то хочется смеяться.
Кирие опускается на колени перед надгробием, мягкая ткань руковиц касается мрамора, сметая снег, очерчивая выгравированные буквы. Потом она кладет цветы и забирает старые, увядшие. Поднимаясь, женщина что-то шепчет, тихое, краткое. И шагает назад, приобнимая мужа.
Неро закрывает глаза, пытаясь избавиться от бредовых образов, маячущих перед ними. Лично для него Данте, с которым они семь лет проработали в паре, не так уж важен, но.. если бы он был жив, то стал бы значить очень много. Заваливаясь к ним домой по выходным, вытаскивая его из серых будней. Появляясь временами на горизонте, как алый закат, заливающий небо кровью. Неро приятно быть в полутьме, наедине с любимой, но ведь закат - это так красиво.
- Данте, ты правда умираешь?
- А ты думал, я буду жить вечно? Супергероев не бывает, пацан…Конечно, я думал, что такие как ты живут вечно. Я и теперь иногда просыпаюсь и машинально набираю номер по памяти, чтобы убедиться, что смерть легендарного охотника мне не приснилась. И слушаю гудки, пока Кирие не заберет телефон, мягко касаясь лица и шепча, что все хорошо.
- Пойдем, - шепотом просит Кирие, мягко потянув его за руку.
- Сейчас.
- Неро?
Мужчина хмурит брови и отворачивается. Промозглый ветер сушит горячие слезы.
Все мы когда-то плакали, парень
________
По заявке Ау после третьей игры, NC-17 Верг/Данте
По заявке Ау после третьей игры, NC-17 Верг/Данте
Ослепительный блик стали бьет Данте в глаза за мгновение до того, как он падает мешком в быстро текущую реку, сбивая дыхание и поднимая взгляд расширенных зрачков вверх, к темной скале. Данте думает, что умирает. Он никогда не испытывал такой боли. Языки пламени прожигают изнутри, струи крови щекочут кожу, ледяная вода бежит, отрезвляя… он смотрит вверх, чувствуя, что постепенно теряет зрение.
- Ну что, брат? - Верджил падает на колени, оказываясь сидящим на нем верхом, и приставляет Ямато к его горлу. Старший тяжело дышит, но он на удивление бодр и яростен. - Ты уже сдаешься?
- Меня больше не возбуждает эта перспектива… драться с собственным отражением, - Данте улыбается кровавой улыбкой. Пытается сфокусировать взгляд на Верджиле. - О, вас несколько! Как я прекрасен… - тянет руку, пытаясь коснуться близнеца.
- Ты бредишь, - с холодной насмешкой говорит Верджил. Накрывает ладонь брата своей и спокойно отводит вниз. - Но ничего, сейчас мы прекратим это.
Данте сжимает лезвие за миг до того, как оно вонзается в его шею. Сперва ему даже кажется, что он не успел, звуки гаснут. Потом он понимает, что острие Ямато застыло в миллиметрах над кожей, дрожа в такт его руке. Сталь окрашивается в красный.
- Весьма любезно с твоей стороны, - шепчет Данте, - но знаешь, бред не настолько огорчает меня, чтоб я позволил тебе меня убить.
- Я, вроде, разрешения у тебя не спрашивал.
Данте собирает силы. Улыбается. Прикрывает глаза. По Ямато течет кровь, лезвие все глубже рассекает кожу.
- Значит, убьешь меня? - трясущаяся рука медленно, по миллиметру отводит меч. Верджил шипит, наваливаясь на Ямато и не сводя глаз с окровавленного, улыбающегося лица Данте. - Убьешь и не пожалеешь о своем поступке. Нет, извини, я очень обижусь.
На последнем слове Данте задерживает дыхание и из последних сил отталкивает Верджила. Старший полудемон вынужден отскочить, чтобы не повалиться. Данте лихорадочно поднимается на колени и шарит в воде в поисках Мятежника.
- Ничего не выйдет, брат, - на лице Верджила улыбка - почти светлая. Только Данте может видеть мрак, скрывающийся за ней. Старший поднимает из воды у самых своих ног его меч. Потом неторопливо идет к нему, с Ямато в одной руке и Мятежником в другой. Данте молча смотрит и не думает отступать. - Скажешь что-нибудь напоследок?
- Да, скажу. Ты ублюдок, - говорит Данте.
- Прозаично. Что-нибудь еще?
- Это я увел у тебя Анну… и сломал клинок. Тоже я.
Данте с болезненным удовольствием наблюдает, как бледнеет его брат.
- Уже лучше, - помолчав, замечает Верджил.
- Спасибо, - Данте приятно улыбается, - еще я сжег пару твоих тетрадей… что ты там писал, кстати? Мемуары? Дамский роман?
- Ты нарываешься?
- Именно. Иди ко мне, братишка.
Вода окрашивается мутно-розовым. Кровь сыновей Спарды вместе с речным течением исчезает, водопадом рушась в ад. Верджил хватает брата за волосы и тянет вверх, запрокидывая его голову и словно намереваясь впиться в открытую шею. Данте смеется с безумной нотой. Ноги парня крепко сжимают торс Верджила, руками он лишь пытается отбиваться. Получает в челюсть и вежливо отдает должное, двинув ногой в живот. Откатывается в сторону. Верджил мгновенно оказывается рядом и прижимает его к земле, навалившись сверху, и, сжав серебристые пряди, толкает лицом в воду. Данте хлопает ресницами под водой. Бледная муть. Он чувствует, как ладони брата грубо, властно скользят по телу, словно пытаясь нащупать нож или спрятанный револьвер. Данте пытается высвободить руки и вывернуться, ему нешуточно хочется вдохнуть. Наконец удается: он задирает голову и на пару секунд выныривает, судорожно глотая воздух.
- Ты превосходишь сам себя, - смеется он. - Так грязно!
- На меньшее ты не поддашься, - Верджил тоже улыбается краем губ.
- И на это тоже, бро, - младший резко разворачивается, чуть не столкнув с себя Верджила, и неожиданно тянет его на себя за ворот. Ложится затылком на бегущую воду. Верджил опирается руками по бокам от него, смотрит в раскрасневшееся, влажное лицо. - Чувствуешь что-нибудь? - прижимает ладонь старшего к окровавленной груди. Руки чуть вздрагивают, так сильно бьется в ней сердце.
Губы Верджила чуть приоткрыты. Данте не знает, чувствует ли что-нибудь его брат, но у него самого явно начинает вставать. Схватка закаляет. Бой с этим демоном сводит с ума. Болезненное удовольствие. Страсть. Единение… губы Верджила накрывают его губы, и это ломает внутренний барьер. Данте подается вперед и сильно впивается в брата, запуская руку в волосы, второй сжимая колено. Когти Верджила проделывают бороздки на спине младшего. Поцелуй - один из способов боя. С кровью, израненными губами и тяжелым дыханием. Верджил одерживает верх. Данте снова падает в воду, на этот раз мир кружится и он еле удерживается в сознании. Верджил склоняется к нему и так же властно ведет рукой от шеи к паху, сжимает ладонь на брюках. Пальцы тут же справляются с молнией и касаются горячей плоти, окольцовывая ее, сжимая. Плотное кольцо начинает двигаться. Данте стонет. Хочет поинтересоваться, что, твою мать, с ним делает брат-близнец, но язык заплетается и ни на что кроме «дааа» не способен. Это Данте и повторяет, выгибаясь. Верджил грубо затыкает его поцелуем, больно прикусывая губу. Ладонь быстро и ритмично двигается на члене. Данте смотрит вверх. Несколько секунд он не дышит и терпит, концентрируясь на ритме повторяющихся движений.
- Верджил… - потом пытается отползти. Движения начинают сводить с ума. Рука Верджила ложится на его грудь и придавливает к земле. Холодные губы прижимаются к открытой шее, острый язык ведет бороздку к груди и очерчивает сосок. Данте снова пытается отстраниться. Верджил не позволяет. Жмуря глаза, Данте кончает. Оргазм накатывает волной и он рывком садится, упираясь лбом в плечо брата, чувствуя его частое дыхание.
- Теперь убей меня, - выдыхает Данте, еле шевеля языком. - всегда хотел помереть красиво.
@темы: Kirie, Vergil/Dante, dmc3, drabble, fanfik, dmc4, Nero
воскресенье, 27 февраля 2011
Есть правота, которую только монстры произносят вслух(с) Во всем есть мораль, нужно только уметь ее найти! (с) |мультифендомная партия "За адекват"|
Название: "Чужие сны" .
Автор: Oxxra
Бета: нет
Персонажи: Вергилий (Нело Анджело), Мундус, Неро.
Фэндом: DMC
Рейтинг: Пг - 13
Размер: 515 слова.
Disclaimer: Capcom
Размещение: скажите, куда)
От автора: АУ, ООС, ангст
Смысловые Галлюцинации - Больно
читать дальше
… Демонам не снятся кошмары.
Но иногда простые сны могут быть гораздо хуже.
Чужие, странные. Во снах Нело часто бродит по залам огромного замка с большими – большими столами, яркими гобеленами и рыцарскими латами по углам. Высокие чистые окна пропускают много солнечного света. По залам бродит гулкое эхо. Через открытые двери ветер доносит легкий солоноватый запах моря. Ничего общего с замком острова Маллет… Проснувшись и поразмыслив, Нело предполагает, что не вещи во сне были большими, а он сам был маленьким. Ему снится детство. Внезапно из глубины души приходит отрицание сна: это не его детство! Нет, он сам рос не в замке, нет, а в…. Резкая боль затопила сознание. Нело Анджело понимает её значение: хозяин чем – то недоволен. Боль туманит сознание. Мысли разбегаются. Блаженное забвение…
И опять «чужой сон»: Нело играет в догонялки с младшей сестренкой. И убегает от старшего брата. А потом, едва дыша от волнения, проходит перед строем солдат в белоснежной одежде, готовясь наконец – то принять в руки именной меч.
…Проснувшись, Нело точно знает, что у него никогда не было младшей сестры… потому что…. у него был младший брат! Увлекаемый потоком мыслей, демон не обращает на пока еще легкие болевые спазмы….
И его клинок был совсем не таким. И даже не таким, какой сейчас в его руках. И он совершенно определённо не получал его при таком скоплении людей!
Демон пытается вспомнить, где же его меч, но сильная вспышка боли обрывает попытку. Хозяин недоволен.
Генерал адских легионов увеличивает физическую нагрузку и принимает зелья, стараясь обеспечить себе ночь без сновидений, но тщетно.
Сегодняшний сон можно с натяжкой назвать кошмаром: изодранная в лоскутья одежда едва прикрывает кровавую кашу из двух человеческих тел. Сейчас день, и птичьи трели доносятся из ближайшей рощи, а морской бриз всё такой же свежий. Большому миру плевать, что рухнул чей – то маленький мир.
Очнувшись, Нело долго всматривается золотистыми глазами в потолок. Пустое сердце бьется ровно: эта растерзанная женщина – не его мать. Совсем нет. Его мама умерла не так... она умерла ночью… был пожар… Тело зелёно – белого демона содрогается в судорогах боли. Мундус в бешенстве: Вергилий подобрался слишком близко…
В наказании виновного принял участие весь цвет демонической армии.
Лёд, пламя, электричество, яд, клинки… а Нело Анджело лежал и терпел... еще и виноватым себя чувствовал, хотя и совсем смутно понимал, в чём. Удары со всех сторон, а он только к земле жался и полз к ногам Мундуса. Терпел... Но потом не выдержал… Разбил окно и убежал… Пару дней отлеживался неизвестно где, но потом вернулся к хозяину.
….Тогда сны надолго пропали…. Нело был счастлив, и служил спокойно, хотя иногда и сложно было превозмочь боль – нанесённые демоническим оружием раны не желали затягиваться.
Физическое выздоровление совпало с возвращением снов. Теперь Нело боролся с ними двумя способами: он пытался скрыть свои мысли от хозяина и пускал себе кровь, если видения становились слишком навязчивыми.
Но долго так продолжаться не может. Шрамы уже почти не затягиваются. А реальность кажется адом и очень хочется остаться во сне навсегда. Стать тем самым белобрысым голубоглазым мальчишкой и петь в церковном хоре, засыпать под шум прибоя, а не голоса охотящихся тварей бездны… И смерть уже не кажется такой уж большой ценой.
Автор: Oxxra
Бета: нет
Персонажи: Вергилий (Нело Анджело), Мундус, Неро.
Фэндом: DMC
Рейтинг: Пг - 13
Размер: 515 слова.
Disclaimer: Capcom
Размещение: скажите, куда)
От автора: АУ, ООС, ангст
Смысловые Галлюцинации - Больно
читать дальше
Засыпаю в слезах, просыпаюсь в поту
Больно…
(с)
Больно…
(с)
… Демонам не снятся кошмары.
Но иногда простые сны могут быть гораздо хуже.
Чужие, странные. Во снах Нело часто бродит по залам огромного замка с большими – большими столами, яркими гобеленами и рыцарскими латами по углам. Высокие чистые окна пропускают много солнечного света. По залам бродит гулкое эхо. Через открытые двери ветер доносит легкий солоноватый запах моря. Ничего общего с замком острова Маллет… Проснувшись и поразмыслив, Нело предполагает, что не вещи во сне были большими, а он сам был маленьким. Ему снится детство. Внезапно из глубины души приходит отрицание сна: это не его детство! Нет, он сам рос не в замке, нет, а в…. Резкая боль затопила сознание. Нело Анджело понимает её значение: хозяин чем – то недоволен. Боль туманит сознание. Мысли разбегаются. Блаженное забвение…
И опять «чужой сон»: Нело играет в догонялки с младшей сестренкой. И убегает от старшего брата. А потом, едва дыша от волнения, проходит перед строем солдат в белоснежной одежде, готовясь наконец – то принять в руки именной меч.
…Проснувшись, Нело точно знает, что у него никогда не было младшей сестры… потому что…. у него был младший брат! Увлекаемый потоком мыслей, демон не обращает на пока еще легкие болевые спазмы….
И его клинок был совсем не таким. И даже не таким, какой сейчас в его руках. И он совершенно определённо не получал его при таком скоплении людей!
Демон пытается вспомнить, где же его меч, но сильная вспышка боли обрывает попытку. Хозяин недоволен.
Генерал адских легионов увеличивает физическую нагрузку и принимает зелья, стараясь обеспечить себе ночь без сновидений, но тщетно.
Сегодняшний сон можно с натяжкой назвать кошмаром: изодранная в лоскутья одежда едва прикрывает кровавую кашу из двух человеческих тел. Сейчас день, и птичьи трели доносятся из ближайшей рощи, а морской бриз всё такой же свежий. Большому миру плевать, что рухнул чей – то маленький мир.
Очнувшись, Нело долго всматривается золотистыми глазами в потолок. Пустое сердце бьется ровно: эта растерзанная женщина – не его мать. Совсем нет. Его мама умерла не так... она умерла ночью… был пожар… Тело зелёно – белого демона содрогается в судорогах боли. Мундус в бешенстве: Вергилий подобрался слишком близко…
В наказании виновного принял участие весь цвет демонической армии.
Лёд, пламя, электричество, яд, клинки… а Нело Анджело лежал и терпел... еще и виноватым себя чувствовал, хотя и совсем смутно понимал, в чём. Удары со всех сторон, а он только к земле жался и полз к ногам Мундуса. Терпел... Но потом не выдержал… Разбил окно и убежал… Пару дней отлеживался неизвестно где, но потом вернулся к хозяину.
….Тогда сны надолго пропали…. Нело был счастлив, и служил спокойно, хотя иногда и сложно было превозмочь боль – нанесённые демоническим оружием раны не желали затягиваться.
Физическое выздоровление совпало с возвращением снов. Теперь Нело боролся с ними двумя способами: он пытался скрыть свои мысли от хозяина и пускал себе кровь, если видения становились слишком навязчивыми.
Но долго так продолжаться не может. Шрамы уже почти не затягиваются. А реальность кажется адом и очень хочется остаться во сне навсегда. Стать тем самым белобрысым голубоглазым мальчишкой и петь в церковном хоре, засыпать под шум прибоя, а не голоса охотящихся тварей бездны… И смерть уже не кажется такой уж большой ценой.
среда, 23 февраля 2011
Есть правота, которую только монстры произносят вслух(с) Во всем есть мораль, нужно только уметь ее найти! (с) |мультифендомная партия "За адекват"|
Название: Странные сны.
Автор: Oxxra
Бета: нет
Персонажи: Данте, Вергилий
Фэндом: DMC
Рейтинг: Пг - 13
Размер: 392 слова.
Disclaimer: Capcom
Размещение: скажите, куда)
От автора: АУ, ООС, юмор, ангст, получилось своеобразное продолжение к этому арту:
Анекдот вспомнился
Данте, развалившись на постели, томно:
- А теперь ты можешь взять у меня самое ценное...
...Вергилий молча снял с брата амулет и ушёл.
Смысловые Галлюцинации - Зачем топтать мою любовь
читать дальше
... Спать… как же хочется спать…
Брат, подожди, я сейчас… только полежу немного…
…как же кружится голова…
…зачем ты взял амулет, ведь у тебя такой же есть?..
Ты уходишь?.. ты куда?.. Вергилий….
…Красная трава, черные деревья, серое небо и кресты могил. На одном из них есть моё имя. Я боюсь увидеть его, но продолжаю искать...
…Город. Небольшой переулок, до половины перекрытый мусором. Яркий свет из окон домов отражается в неглубоких лужах на асфальте. Я пытаюсь выйти на главную улицу, хочу домой, но никак не могу преодолеть гору мусора….
… Лес, чистый и белоснежный. Здесь спокойно. Безопасно… Но…кровавая река под ногами… В ней отражаются красные деревья…
… Мама… но почему она лежит здесь… неподвижно…. Светлые волосы, обычно заплетенные в косу, сейчас рассыпались по каменным плитам. Над ней – три фигуры в темных плащах. Все трое – мужчины. От них исходит опасность, я должен вмешаться… но не успеваю. Тот, что в центре, медленно поднимает зажатый в руках меч. Капюшон спадает с его головы, и лунный свет искрится в серебристых волосах, яркий блик на монокле…
… Мы с братом играем в прятки. Он водит. Я хорошо спрятался, вот только и сам не рад этому: вокруг очень темно и страшно, и хочется, что бы брат скорее меня нашёл…. Мерный глухой стук, будто огромное сердце – это металлические часы размером с хороший шкаф. Без двух минут полночь. Я точно знаю, что, если смогу пережить оставшиеся две минуты, то настанет новый день и всё будет хорошо. Брат вёрнется и найдет меня.…
Без трех минут полночь… Часы идут назад. Новый день никогда не настанет….
… Белый потолок. Странная слабость во всем теле. Беспричинное счастье от того, что всё было только сном…
Поднесенная к лицу рука расплывется. Данте с трудом перевернулся на живот и некоторое время просто лежал неподвижно, уткнувшись лицом в чей – то смятый пиджак, от которого исходил свежий морской аромат с легкой горчинкой…
Странно… у него же никогда не было такого одеколона… это же любимый запах брата… Данте прихватил часть ткани зубами и зарычал, поняв, что отнюдь не всё было сном. «Значит вот как мы поступаем, дорогой братик, да? Сваливаемся, как снег на голову, дурим всякими обещаниями, заставляем довериться себе, а потом подливаем пакость в шампанское и исчезаем, прихватив с собой амулет… Из твоей совести, брат, гвозди бы делать. Крепче бы не было в мире гвоздей…»
Данте прекратил жевать пиджак и перевернулся на спину. В голове рождались планы мести. Настроение улучшилось.
Автор: Oxxra
Бета: нет
Персонажи: Данте, Вергилий
Фэндом: DMC
Рейтинг: Пг - 13
Размер: 392 слова.
Disclaimer: Capcom
Размещение: скажите, куда)
От автора: АУ, ООС, юмор, ангст, получилось своеобразное продолжение к этому арту:
Анекдот вспомнился
Данте, развалившись на постели, томно:
- А теперь ты можешь взять у меня самое ценное...
...Вергилий молча снял с брата амулет и ушёл.
Смысловые Галлюцинации - Зачем топтать мою любовь
читать дальше
... Спать… как же хочется спать…
Брат, подожди, я сейчас… только полежу немного…
…как же кружится голова…
…зачем ты взял амулет, ведь у тебя такой же есть?..
Ты уходишь?.. ты куда?.. Вергилий….
…Красная трава, черные деревья, серое небо и кресты могил. На одном из них есть моё имя. Я боюсь увидеть его, но продолжаю искать...
…Город. Небольшой переулок, до половины перекрытый мусором. Яркий свет из окон домов отражается в неглубоких лужах на асфальте. Я пытаюсь выйти на главную улицу, хочу домой, но никак не могу преодолеть гору мусора….
… Лес, чистый и белоснежный. Здесь спокойно. Безопасно… Но…кровавая река под ногами… В ней отражаются красные деревья…
… Мама… но почему она лежит здесь… неподвижно…. Светлые волосы, обычно заплетенные в косу, сейчас рассыпались по каменным плитам. Над ней – три фигуры в темных плащах. Все трое – мужчины. От них исходит опасность, я должен вмешаться… но не успеваю. Тот, что в центре, медленно поднимает зажатый в руках меч. Капюшон спадает с его головы, и лунный свет искрится в серебристых волосах, яркий блик на монокле…
… Мы с братом играем в прятки. Он водит. Я хорошо спрятался, вот только и сам не рад этому: вокруг очень темно и страшно, и хочется, что бы брат скорее меня нашёл…. Мерный глухой стук, будто огромное сердце – это металлические часы размером с хороший шкаф. Без двух минут полночь. Я точно знаю, что, если смогу пережить оставшиеся две минуты, то настанет новый день и всё будет хорошо. Брат вёрнется и найдет меня.…
Без трех минут полночь… Часы идут назад. Новый день никогда не настанет….
… Белый потолок. Странная слабость во всем теле. Беспричинное счастье от того, что всё было только сном…
Поднесенная к лицу рука расплывется. Данте с трудом перевернулся на живот и некоторое время просто лежал неподвижно, уткнувшись лицом в чей – то смятый пиджак, от которого исходил свежий морской аромат с легкой горчинкой…
Странно… у него же никогда не было такого одеколона… это же любимый запах брата… Данте прихватил часть ткани зубами и зарычал, поняв, что отнюдь не всё было сном. «Значит вот как мы поступаем, дорогой братик, да? Сваливаемся, как снег на голову, дурим всякими обещаниями, заставляем довериться себе, а потом подливаем пакость в шампанское и исчезаем, прихватив с собой амулет… Из твоей совести, брат, гвозди бы делать. Крепче бы не было в мире гвоздей…»
Данте прекратил жевать пиджак и перевернулся на спину. В голове рождались планы мести. Настроение улучшилось.
The rest is silence.
Капиш?
Название: ОТЧАЯНИЕ
Автор: DAHTE
Бета: Sumire Hideto
Персонажи: Данте/демон
Рейтинг: NC+17
От автора: Дантавское сомобичевание, через прелюбодейство с врагом извечным. Философские рассуждения о реалиях жизни.
читать дальше
Он и мечтать не мог, что столь шикарное тело достаться именно ему. Простой смертный и полубог, идеальный во всем.
- Чего ждешь? Лови момент, пока я пьян достаточно, чтобы отдаться такому, как ты.
Данте стоял обнаженный в пустой комнате недостроенного двухэтажного дома. Окна были прикрыты клеенкой, ветер то и дело трепал её, нарушая тишину глубокой летней ночи. Он подцепил этого лоха в каком-то баре. На лицо нормальный, тело хорошее, а главное член большой. Сегодня хотелось боли.
- Действуй! - гаркнул полудемон. Он с трудом держался на ногах, из-за количества выпитого.
Мужчина напротив, был чуть ниже его самого, с темными, короткими волосами и пронзительными зелеными глазами, он выглядел напуганным и все никак не мог решиться хоть на малейшие действия. Данте просто завел избранника на так удачно подвернувшуюся стройку, оставил его посередине комнаты, а сам прошел чуть дальше, разделся и, разведя руки в стороны, приказал: "Возьми меня!". Парень естественно растерялся и все никак не мог выйти из ступора.
- Черт... Ты идиот, что ли?
Полудемон быстро оказался рядом с зеленоглазым, схватил его сильной рукой и толкнул к стене.
- Я не подписывался на такое… - замямлил парень, потирая ушибленное плечо.
- Заткнись, ничтожество! Заткнись! – голодный охотник терял терпение.
Он вернулся к своей одежде, выискивая что-то в карманах плаща. Нерадивый любовник в это время успел ретироваться к выходу.
- Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому, - губы младшего Спарды растянул злобный оскал.
Данте сжал в кулаке колбу с красной жидкостью - кровь, та раскололась, затем охотник начертил на полу руну призыва, попутно шепча заклинание. Кровавый символ вспыхнул, вокруг послышались шепотки, что резко кинулись вдогонку за сбегающим объектом желания. Затем приглушенный вскрик и тишина. Охотник поднялся на ноги. Обождав несколько минут, он, наконец, увидел творение рук своих. В проеме будущей двери появился зеленоглазый парень. Его очи сияли ярче луны за окном, в длинных волосах красовались рога, хвост метался со стороны в сторону, на губах играла улыбка. Сейчас по сюжету должен был бы состояться эпический разговор о том, как низко пал охотник на демонов Данте, но этого не произошло и не потому, что вызванный демон не знал охотника, а потому, что они встречались уже не первый раз.
Полудемон сощурился, смерив вызывающим взглядом своего давнего врага, а затем просто повернулся к нему спиной, опустил руки на не заштукатуренную стену, лбом касаясь холодного кирпича. Это выглядело как подчинение, но охотнику плевать было на это. Он устал от человеческого мира, находя успокоение в алкоголе и разврате. Утопая в крови, убивая всех без разбору, уже давно отступив от принципов. Ничего больше не осталось. Ничего кроме него самого, ночи и случайных знакомств, часто завершающихся кровавыми убийствами.
Когти цокали по деревянному полу, демон подошел ближе. Его игривое рычание обожгло ухо, пряди длинных волос коснулись спины. Данте закусил губу, по непонятным обстоятельствам его тело становилось временами сверхчувствительным к ласкам, к любым прикосновениям и тогда ему неимоверно хотелось телесного контакта, а потом он чувствовал себя херовой шлюхой, но это чувство быстро растворялось в спиртном и снова, все по кругу и нет насыщения. Мотнув головой, пьяный охотник на демонов отбросил свои душевные терзания, отдаваясь ощущениям чужих касаний. Демон опустил руки на его плечи, затем приподнял ладони, оставляя на коже лишь длинные когти. Они медленно скользили к низу, по лопаткам, на бока. Мышцы свело, тело напряглось до дрожи, а когда когти прошлись по ягодицам Данте не сдержал стон. Демон за его спиной тихо захихикал. Его крепкое тело плотно прижалось к охотнику, от чего тот томно выдохнул и вогнал собственные когти в кирпичную кладку. Демон порока был нежен, он изводил, прикасаясь легко и не настойчиво, от чего чувствительная кожа Данте и все его естество приходило в неописуемый восторг. Когтистые руки демонического любовника опустились с талии на пах, когти тут же исчезли, ладони покрывало что-то мягкое и влажное, нежные пальцы заботливо обняли возбужденную плоть.
- Ад слухами полниться, Данте.
Пальцы демона сомкнулись тугим кольцом, что стало двигаться по длине члена партнера, мешая ему собраться с мыслями.
- Плевать,- единственное, что выжал из себя Данте.
Адское отродье только хмыкнуло. Его бедра прижались к бедрам полудемона, член втиснулся между ягодиц, дразня легкими поглаживаниями. Лоб демона вжался меж лопаток охотника, он чувствовал прикосновение шершавых рогов и ласку шелка волос. Обоих накрыла тяжелая тишина, лишь сбивчивое дыхание светловолосого мужчины нарушало её, оно, то учащалось, то становилось едва различимым.
- Я чую чего твоя пошлая, грязная душонка желает, сын предателя.
Данте стиснул зубы. Слова твари били в самое сердце. В больное, кровоточащее сердце. Демон был прав. Его душа чернела с каждым днем, а сил бороться не было. Полукровка запрокинул голову и гулко, отчаянно зарычал.
- Тебе больно... Заглушим одну боль другой. Ведь для этого ты позвал меня, Данте.
Чистый нарочно растягивал имя охотника, раньше произносимое со страхом, теперь с вожделением и чувством превосходства. Партнер оторвал полудемона от стены и бросил его на пол, Данте тут же встрепенулся, желая подняться, но ему не позволили, сковывая невидимыми путами, прижимая к земле.
- Отпусти меня, иначе пожалеешь! - мышцы сильного тела вздулись, борясь с оковами.
Позорно, жалко, недостойно. От такого унижения хотелось кричать и убивать виновных, но он сам захотел, сам позвал и делал это не единожды. Больно… все равно больно. Всегда. Он сдался, перестал вырываться, покорно нагибая голову, кончиками белоснежных волос касаясь грязного пола.
Демон опустился на колени позади него, ослабил путы, позволяя подняться на четвереньки. Руки легли на спину, поглаживая, принося ласку, удовольствие. Данте зажмурился, тело предательски подрагивало и не только от возбуждения, а от той бури эмоций, что он испытывал. Сильные, болезненные, они выматывали его и надолго делали безразличным, а так жить гораздо легче.
Чужое тело опустилось на него, спина по-кошачьи изогнулась, голова запрокинута, затылком касаясь плеча демона. Страсть брала верх. Коготки пощекотали открытую шею. Волосы прошлись по позвоночнику, демон соскользнул с него, тепло его тела сменилось мягкими пальцами в районе промежности. Сначала одна рука, затем вторая, обе ладони мяли, царапали упругий зад охотника, демон плотоядно рычал и, наконец, рывком прижался к горячему телу, затем немного отстранился и, в новом порыве, резко вошел в опустившегося Девил Хантера. Данте, дотоле прибывая в непонятном состоянии, граничащем с безумием и ощущением рая, застонал, шумно выдыхая. Боль была не сильной, но яркая вспышка, мелькнувшая перед глазами, шумом осела в голове, лишая возможности слышать посторонние звуки. Далее последовало еще одно движение вперед, оказывается, это была лишь половина выбранного размера. Толчок отозвался где-то под солнечным сплетением и отдал в горло.
- Я сделал его еще больше. Наслаждайся, любимый,- последнее слово насквозь пропитано ядом.
Демон схватился за запястье охотника, заломил его руку за спину, до хруста в плече, а сам полудемон грудью рухнул на пол. Он сжался, прижимая лицо к плечу, вгоняя острые клыки в плоть. Челка легла на глаза, пряча их, выделяя острый нос и окровавленные губы. Свободной рукой демон придерживал бедра Данте, натягивая его на сочный большой член. Движения были медленными, тугими, болезненными. Демон с удовольствием отмечал кровавые полоски на своей плоти и лишь резче вгонял член в тело податливого получеловека, пока тот не стал свободно скользить в нем. Данте прерывисто дышал, часто облизываясь, постанывая и рыча, его тело полностью подчинило себе разум. Вязкое, темное наслаждение накрыло с головой. Он беззвучно просил добавки, вздрагивая, причиняя себе больше боли в плече, рука немела и совсем не чувствовалась. Вторая яростно терзала деревянный пол, высекая закрученные стружки.
Это было высшей мерой наслаждения, той мерой, что он мог себе позволить, что давала ему возможность держаться. Грубые терзания демона были в стократ лучше самых нежных ласк, которые в итоге оказывались лживыми. Обман, сладкие улыбки и шепот, нега и самообман. Любовь конечна, и быть частью умирающего чувства – пытка. Пальчики перестают порхать по твоей коже, губы больше не жаждут касаться тебя, нет страсти, а обыденность застилает глаза. Побои отзывались лаской, мучительным воспоминанием нежных прикосновений. Он больше не позволит владеть собой. На грубость грубостью – вот рецепт существования. В Рай стремятся лишь идиоты, и лишь идиоты верят, что счастье может быть вечным.
Демон нещадно терзал сдавшееся ему тело, злорадствуя, издеваясь, но тем самым выполняя пожелания своего любовника. Доводя его до бессознательного состояния, когда оргазм становился конечной точкой, и после него наступало черное забытье, словно маленькая смерть.
Уже в бреду, измученный, Данте разглядел в демоне знакомое лицо. Сколько бы он не жил на свете, это лицо преследовало его, стоило лишь посмотреться в зеркало. Верджил, некогда любимый брат. Рука сама потянулась к нему, желая коснуться щеки, но была хлестко отбита. Сильные пальцы впились в шею Данте, душа, еще несколько мгновений он смотрел в ледяные глаза, а потом сознание утекло.
Сын легендарного рыцаря не боялся смерти, он искал её и все надеялся, что вот так, представая перед своим врагом полностью беззащитным, он все же дождется милосердия от демона, дождется смерти. Но нет, адское, похотливое создание нарочно мучило получеловека, наслаждаясь, упиваясь его болью, чувствами.
Утреннее солнце беспардонно светило прямо в лицо, и Данте таки пришлось открыть глаза, убеждаясь, что жизнь по-прежнему мучает его.
Запекшиеся, бурые пятна на полу и коже, синяки и прочие прелести демонического секса. Полудемон с трудом поднялся на ноги, каждый мускул его тела ныл и, казалось, что кожа вот-вот разойдется по швам. Боль оставляла чувство хоть какой-то удовлетворенности, ощущения своего тела, принадлежности к миру живых. Сознание Данте теперь наполняло еще больше противоречий, чем в годы его молодости.
Мужчина подошел к не застекленному окну, выглядывая на улицу. Там уже начал копошиться народ престижного района. Суббота - время посвященное семье, стрижке лужайки, бейсболу, барбекю, мытью машины и еще многому, чем занимаются простые смертные. Охотник никогда не желал быть в их клане, он довольствовался тем, что имел, но сейчас у него нет ничего и никого, кроме демона, в котором он иногда видит своего брата. Тяжелый вздох растворился в утреннем шуме.
Парень, чье тело вчера служило вместилищем, лежал на полу, рядом с одеждой охотника. Данте присел на корточки, прижимая два пальца к артерии – пульса не было. Это не пробудило в защитнике человечества не единой эмоции, он, как ни в чем не было, оделся и покинул свое ночное пристанище.
Нет ничего незыблемого, нет ничего правого или погрязшего в хаосе. Есть только ты и мир, который ты сотворил. Иногда прекрасный, иногда хуже адских пустошей. Не суди, да не судим будешь. Каждый выбирает свой путь к уничтожению и это есть истинна.
Автор: DAHTE
Бета: Sumire Hideto
Персонажи: Данте/демон
Рейтинг: NC+17
От автора: Дантавское сомобичевание, через прелюбодейство с врагом извечным. Философские рассуждения о реалиях жизни.
читать дальше
Он и мечтать не мог, что столь шикарное тело достаться именно ему. Простой смертный и полубог, идеальный во всем.
- Чего ждешь? Лови момент, пока я пьян достаточно, чтобы отдаться такому, как ты.
Данте стоял обнаженный в пустой комнате недостроенного двухэтажного дома. Окна были прикрыты клеенкой, ветер то и дело трепал её, нарушая тишину глубокой летней ночи. Он подцепил этого лоха в каком-то баре. На лицо нормальный, тело хорошее, а главное член большой. Сегодня хотелось боли.
- Действуй! - гаркнул полудемон. Он с трудом держался на ногах, из-за количества выпитого.
Мужчина напротив, был чуть ниже его самого, с темными, короткими волосами и пронзительными зелеными глазами, он выглядел напуганным и все никак не мог решиться хоть на малейшие действия. Данте просто завел избранника на так удачно подвернувшуюся стройку, оставил его посередине комнаты, а сам прошел чуть дальше, разделся и, разведя руки в стороны, приказал: "Возьми меня!". Парень естественно растерялся и все никак не мог выйти из ступора.
- Черт... Ты идиот, что ли?
Полудемон быстро оказался рядом с зеленоглазым, схватил его сильной рукой и толкнул к стене.
- Я не подписывался на такое… - замямлил парень, потирая ушибленное плечо.
- Заткнись, ничтожество! Заткнись! – голодный охотник терял терпение.
Он вернулся к своей одежде, выискивая что-то в карманах плаща. Нерадивый любовник в это время успел ретироваться к выходу.
- Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому, - губы младшего Спарды растянул злобный оскал.
Данте сжал в кулаке колбу с красной жидкостью - кровь, та раскололась, затем охотник начертил на полу руну призыва, попутно шепча заклинание. Кровавый символ вспыхнул, вокруг послышались шепотки, что резко кинулись вдогонку за сбегающим объектом желания. Затем приглушенный вскрик и тишина. Охотник поднялся на ноги. Обождав несколько минут, он, наконец, увидел творение рук своих. В проеме будущей двери появился зеленоглазый парень. Его очи сияли ярче луны за окном, в длинных волосах красовались рога, хвост метался со стороны в сторону, на губах играла улыбка. Сейчас по сюжету должен был бы состояться эпический разговор о том, как низко пал охотник на демонов Данте, но этого не произошло и не потому, что вызванный демон не знал охотника, а потому, что они встречались уже не первый раз.
Полудемон сощурился, смерив вызывающим взглядом своего давнего врага, а затем просто повернулся к нему спиной, опустил руки на не заштукатуренную стену, лбом касаясь холодного кирпича. Это выглядело как подчинение, но охотнику плевать было на это. Он устал от человеческого мира, находя успокоение в алкоголе и разврате. Утопая в крови, убивая всех без разбору, уже давно отступив от принципов. Ничего больше не осталось. Ничего кроме него самого, ночи и случайных знакомств, часто завершающихся кровавыми убийствами.
Когти цокали по деревянному полу, демон подошел ближе. Его игривое рычание обожгло ухо, пряди длинных волос коснулись спины. Данте закусил губу, по непонятным обстоятельствам его тело становилось временами сверхчувствительным к ласкам, к любым прикосновениям и тогда ему неимоверно хотелось телесного контакта, а потом он чувствовал себя херовой шлюхой, но это чувство быстро растворялось в спиртном и снова, все по кругу и нет насыщения. Мотнув головой, пьяный охотник на демонов отбросил свои душевные терзания, отдаваясь ощущениям чужих касаний. Демон опустил руки на его плечи, затем приподнял ладони, оставляя на коже лишь длинные когти. Они медленно скользили к низу, по лопаткам, на бока. Мышцы свело, тело напряглось до дрожи, а когда когти прошлись по ягодицам Данте не сдержал стон. Демон за его спиной тихо захихикал. Его крепкое тело плотно прижалось к охотнику, от чего тот томно выдохнул и вогнал собственные когти в кирпичную кладку. Демон порока был нежен, он изводил, прикасаясь легко и не настойчиво, от чего чувствительная кожа Данте и все его естество приходило в неописуемый восторг. Когтистые руки демонического любовника опустились с талии на пах, когти тут же исчезли, ладони покрывало что-то мягкое и влажное, нежные пальцы заботливо обняли возбужденную плоть.
- Ад слухами полниться, Данте.
Пальцы демона сомкнулись тугим кольцом, что стало двигаться по длине члена партнера, мешая ему собраться с мыслями.
- Плевать,- единственное, что выжал из себя Данте.
Адское отродье только хмыкнуло. Его бедра прижались к бедрам полудемона, член втиснулся между ягодиц, дразня легкими поглаживаниями. Лоб демона вжался меж лопаток охотника, он чувствовал прикосновение шершавых рогов и ласку шелка волос. Обоих накрыла тяжелая тишина, лишь сбивчивое дыхание светловолосого мужчины нарушало её, оно, то учащалось, то становилось едва различимым.
- Я чую чего твоя пошлая, грязная душонка желает, сын предателя.
Данте стиснул зубы. Слова твари били в самое сердце. В больное, кровоточащее сердце. Демон был прав. Его душа чернела с каждым днем, а сил бороться не было. Полукровка запрокинул голову и гулко, отчаянно зарычал.
- Тебе больно... Заглушим одну боль другой. Ведь для этого ты позвал меня, Данте.
Чистый нарочно растягивал имя охотника, раньше произносимое со страхом, теперь с вожделением и чувством превосходства. Партнер оторвал полудемона от стены и бросил его на пол, Данте тут же встрепенулся, желая подняться, но ему не позволили, сковывая невидимыми путами, прижимая к земле.
- Отпусти меня, иначе пожалеешь! - мышцы сильного тела вздулись, борясь с оковами.
Позорно, жалко, недостойно. От такого унижения хотелось кричать и убивать виновных, но он сам захотел, сам позвал и делал это не единожды. Больно… все равно больно. Всегда. Он сдался, перестал вырываться, покорно нагибая голову, кончиками белоснежных волос касаясь грязного пола.
Демон опустился на колени позади него, ослабил путы, позволяя подняться на четвереньки. Руки легли на спину, поглаживая, принося ласку, удовольствие. Данте зажмурился, тело предательски подрагивало и не только от возбуждения, а от той бури эмоций, что он испытывал. Сильные, болезненные, они выматывали его и надолго делали безразличным, а так жить гораздо легче.
Чужое тело опустилось на него, спина по-кошачьи изогнулась, голова запрокинута, затылком касаясь плеча демона. Страсть брала верх. Коготки пощекотали открытую шею. Волосы прошлись по позвоночнику, демон соскользнул с него, тепло его тела сменилось мягкими пальцами в районе промежности. Сначала одна рука, затем вторая, обе ладони мяли, царапали упругий зад охотника, демон плотоядно рычал и, наконец, рывком прижался к горячему телу, затем немного отстранился и, в новом порыве, резко вошел в опустившегося Девил Хантера. Данте, дотоле прибывая в непонятном состоянии, граничащем с безумием и ощущением рая, застонал, шумно выдыхая. Боль была не сильной, но яркая вспышка, мелькнувшая перед глазами, шумом осела в голове, лишая возможности слышать посторонние звуки. Далее последовало еще одно движение вперед, оказывается, это была лишь половина выбранного размера. Толчок отозвался где-то под солнечным сплетением и отдал в горло.
- Я сделал его еще больше. Наслаждайся, любимый,- последнее слово насквозь пропитано ядом.
Демон схватился за запястье охотника, заломил его руку за спину, до хруста в плече, а сам полудемон грудью рухнул на пол. Он сжался, прижимая лицо к плечу, вгоняя острые клыки в плоть. Челка легла на глаза, пряча их, выделяя острый нос и окровавленные губы. Свободной рукой демон придерживал бедра Данте, натягивая его на сочный большой член. Движения были медленными, тугими, болезненными. Демон с удовольствием отмечал кровавые полоски на своей плоти и лишь резче вгонял член в тело податливого получеловека, пока тот не стал свободно скользить в нем. Данте прерывисто дышал, часто облизываясь, постанывая и рыча, его тело полностью подчинило себе разум. Вязкое, темное наслаждение накрыло с головой. Он беззвучно просил добавки, вздрагивая, причиняя себе больше боли в плече, рука немела и совсем не чувствовалась. Вторая яростно терзала деревянный пол, высекая закрученные стружки.
Это было высшей мерой наслаждения, той мерой, что он мог себе позволить, что давала ему возможность держаться. Грубые терзания демона были в стократ лучше самых нежных ласк, которые в итоге оказывались лживыми. Обман, сладкие улыбки и шепот, нега и самообман. Любовь конечна, и быть частью умирающего чувства – пытка. Пальчики перестают порхать по твоей коже, губы больше не жаждут касаться тебя, нет страсти, а обыденность застилает глаза. Побои отзывались лаской, мучительным воспоминанием нежных прикосновений. Он больше не позволит владеть собой. На грубость грубостью – вот рецепт существования. В Рай стремятся лишь идиоты, и лишь идиоты верят, что счастье может быть вечным.
Демон нещадно терзал сдавшееся ему тело, злорадствуя, издеваясь, но тем самым выполняя пожелания своего любовника. Доводя его до бессознательного состояния, когда оргазм становился конечной точкой, и после него наступало черное забытье, словно маленькая смерть.
Уже в бреду, измученный, Данте разглядел в демоне знакомое лицо. Сколько бы он не жил на свете, это лицо преследовало его, стоило лишь посмотреться в зеркало. Верджил, некогда любимый брат. Рука сама потянулась к нему, желая коснуться щеки, но была хлестко отбита. Сильные пальцы впились в шею Данте, душа, еще несколько мгновений он смотрел в ледяные глаза, а потом сознание утекло.
Сын легендарного рыцаря не боялся смерти, он искал её и все надеялся, что вот так, представая перед своим врагом полностью беззащитным, он все же дождется милосердия от демона, дождется смерти. Но нет, адское, похотливое создание нарочно мучило получеловека, наслаждаясь, упиваясь его болью, чувствами.
Утреннее солнце беспардонно светило прямо в лицо, и Данте таки пришлось открыть глаза, убеждаясь, что жизнь по-прежнему мучает его.
Запекшиеся, бурые пятна на полу и коже, синяки и прочие прелести демонического секса. Полудемон с трудом поднялся на ноги, каждый мускул его тела ныл и, казалось, что кожа вот-вот разойдется по швам. Боль оставляла чувство хоть какой-то удовлетворенности, ощущения своего тела, принадлежности к миру живых. Сознание Данте теперь наполняло еще больше противоречий, чем в годы его молодости.
Мужчина подошел к не застекленному окну, выглядывая на улицу. Там уже начал копошиться народ престижного района. Суббота - время посвященное семье, стрижке лужайки, бейсболу, барбекю, мытью машины и еще многому, чем занимаются простые смертные. Охотник никогда не желал быть в их клане, он довольствовался тем, что имел, но сейчас у него нет ничего и никого, кроме демона, в котором он иногда видит своего брата. Тяжелый вздох растворился в утреннем шуме.
Парень, чье тело вчера служило вместилищем, лежал на полу, рядом с одеждой охотника. Данте присел на корточки, прижимая два пальца к артерии – пульса не было. Это не пробудило в защитнике человечества не единой эмоции, он, как ни в чем не было, оделся и покинул свое ночное пристанище.
Нет ничего незыблемого, нет ничего правого или погрязшего в хаосе. Есть только ты и мир, который ты сотворил. Иногда прекрасный, иногда хуже адских пустошей. Не суди, да не судим будешь. Каждый выбирает свой путь к уничтожению и это есть истинна.
@темы: аццкий пейринг/нестандартный пейринг, Dante, fanfik, dmc4
воскресенье, 20 февраля 2011
Есть правота, которую только монстры произносят вслух(с) Во всем есть мораль, нужно только уметь ее найти! (с) |мультифендомная партия "За адекват"|
Название: Случай ранним утром, или Непримиримые противоречия.
Автор: Oxxra
Бета: ДантЫш СеребристЫй
Персонажи: Спарда, Ева, Вергилий Данте
Фэндом: DMC
Рейтинг: Пг - 13
Размер: 773 слова.
Disclaimer: Capcom
Размещение: скажите, куда)
От автора 1: АУ, ангст, флафф. Возможно, ООС, но я старалась писать в характере.
От автора 2: я знаю, что Капком часто подчеркивает, что в семье Спарды всё было идеально. Не знаю. Мне кажется, что вполне могли возникнуть противоречия, так как Спарда, вероятно, старался воспитать детей, как демонов (просто потому, что его самого так воспитывали, и он не видит ничего дурного в таком стиле воспитания), что, вероятно, могло не нравится Еве
От автора 3: Большое спасибо моей бете - сокофейнику и моему брату: без них этот текст не был бы написан)
Комментарии приветствуются)
читать дальше
***
В старом саду под ветвистым дубом устроилась небольшая открытая беседка, выкрашенная зеленой краской. Сейчас - раннее утро. Здесь, под деревом, ночная прохлада еще пробирает до костей, и беловолосый мужчина с моноклем плотнее кутается в фиолетовый плащ. На сырой от росы траве лежат длинные густые тени. На лавочке около Спарды стоит наполненная чашка. Чай в ней уже давно остыл, но демону всё равно: все его мысли сейчас поглощены другим. А именно: ….Данте снова не ночевал дома…
Спарде тяжело было признать, но семья просто трещала по швам. Непримиримые противоречия, и всё такое.
Ева, наверно, сейчас тяжело вздыхает во сне, а подушка у неё влажная от слёз: она всегда тяжело переживает любые напряженные моменты. Честно говоря, Спарде только совсем недавно удалось уговорить её лечь спать. Пришлось даже дать ей снотворное.
Сам он почти спокоен: Данте не в первый раз выкидывает такой фортель. Видимо, считает, что это – нормально. В порядке вещей. Именно поэтому Спарда и не особо старался искать пропавшего сына: проголодается – сам придёт. Ничего с ним не случится. А пока на орехи досталось Вергилию. За то, что не уследил за братом…
Хотя, сейчас, глубоко в душе, Спарда и понимал, что, вероятно, зря накричал на старшего сына. Но извиниться и признать, что был не прав, бывший генерал демонов не собирался... не хотел…
Конечно, лучше всего было бы поговорить с зарвавшимся сыном по-мужски, один – на – один, но Ева всегда вмешивалась в процесс воспитания. Кажется, она боялась, что Спарда может причинить вред своему сыну. Смешно: как он может сделать плохо плоти от плоти своей?..
Или тот случай, когда Спарда застал Вергилия за избиением и разрыванием красного плюшевого кролика…. Сын тогда испугался, как будто его застали за чем – то постыдным или неправильным, но Спарда не видел в происходящем ничего дурного: просто, он понял, что время уже пришло, и, в следующую охоту, взял сына с собой и провел притравку на недобитого, но уже порядком покалеченного демона.
Сейчас Спарда с нежной улыбкой вспоминал, с каким ужасом и растерянностью Вергилий рассматривал первого в своей жизни демона, как медленно и неуверенно шёл на непосредственный контакт и насколько неумело нанес первый удар: руки тряслись. Тогда, даже с выбитыми зубами и сломанными конечностями демон умудрился поранить Вергилия. Но эти царапины только раззадорили сына, пробудив в нём жажду крови. Спарда гордился своим мальчиком и даже устроил на следующий день небольшой праздник в городе – как бы второй день рождения подросшего демонёнка: парк аттракционов, мороженое, поход в кино и небольшой памятный подарок. И, да, только они: отец и сын. Вместе. А Ева расстроилась, случайно найдя останки кролика. Про первую охоту ей, конечно, не рассказали.
***
Спарда улыбнулся, вспоминая то время, когда впервые увидел собственных детей: тогда они были похожи…. на инопланетян. Маленьких и очень хрупких инопланетян (инопланетян Спарда видел в одной из комедий, которые они вместе с Евой когда-то смотрели). Настолько хрупких, что он, взрослый демон, очень боялся им навредить. Подобная робость была в первое время и с Евой, но она была, по крайней мере, взрослой женщиной. А они были такими крошечными… Спарда даже не знал, как их правильно взять на руки и испытал немалое облегчение, когда Ева забрала у него хотя бы одного из них. А второй всё так же продолжал хныкать на руках папы. Но, скоро, ободряемый Евой, что он делает всё правильно, Спарда даже стал слегка покачивать малыша. И тут Вергилий перестал плакать и очень серьёзно посмотрел на папу. Сердце Спарды дрогнуло….
***
… А Данте… он всегда был немного дальше от отца: иногда Спарде сказалось, что он завидует брату, которому всё же хоть изредка доставалась отцовская похвала. А еще иногда Спарде казалось, что природа отдохнула на младшем, и он предпочитал больше времени уделять старшему сыну.
Сейчас, когда оба мальчика входили в подростковый возраст, проблем только прибавилось. Но если старший, не по годам развитый, тихий и молчаливый, непрестанно радовал отца, то Данте просто отбился от рук, виной чему, возможно, была излишняя мягкость его матери.
Вот и сейчас он просто довёл Еву до слёз, не вернувшись домой на ночь…
***
Внезапно внимание демона привлекла медленно идущая фигура, зябко кутавшаяся в знакомый ярко- красный плащ. Вот только волосы у неё были темного цвета…
***
Звуки скандала разбудили всю округу, кроме, разве что, Евы, которую перед сном убедили выпить снотворного.
Вергилий, наспех одевший плащ прямо поверх пижамы, растерянно оглядывал мокрого брата, к чьим, теперь уже влажным брюнетистым волосам, прилипли чаинки: Спарда швырнул в провинившегося отпрыска недопитую кружку. По лицу Вергилия было понятно, что ему жаль брата, но поддержать его вслух он не решался. Сам же Данте упорно держал голову прямой, стараясь отстоять свою точку зрения, и, кажется, не замечал, что чайные опивки на лице мешаются со слезами.
***
В конце концов, подавив бунт, Спарда велел Вергилию наказать провинившегося брата. И Спарду нисколько не волновало, что Вергилию это понравилось…
Автор: Oxxra
Бета: ДантЫш СеребристЫй
Персонажи: Спарда, Ева, Вергилий Данте
Фэндом: DMC
Рейтинг: Пг - 13
Размер: 773 слова.
Disclaimer: Capcom
Размещение: скажите, куда)
От автора 1: АУ, ангст, флафф. Возможно, ООС, но я старалась писать в характере.
От автора 2: я знаю, что Капком часто подчеркивает, что в семье Спарды всё было идеально. Не знаю. Мне кажется, что вполне могли возникнуть противоречия, так как Спарда, вероятно, старался воспитать детей, как демонов (просто потому, что его самого так воспитывали, и он не видит ничего дурного в таком стиле воспитания), что, вероятно, могло не нравится Еве
От автора 3: Большое спасибо моей бете - сокофейнику и моему брату: без них этот текст не был бы написан)
Комментарии приветствуются)
читать дальше
***
В старом саду под ветвистым дубом устроилась небольшая открытая беседка, выкрашенная зеленой краской. Сейчас - раннее утро. Здесь, под деревом, ночная прохлада еще пробирает до костей, и беловолосый мужчина с моноклем плотнее кутается в фиолетовый плащ. На сырой от росы траве лежат длинные густые тени. На лавочке около Спарды стоит наполненная чашка. Чай в ней уже давно остыл, но демону всё равно: все его мысли сейчас поглощены другим. А именно: ….Данте снова не ночевал дома…
Спарде тяжело было признать, но семья просто трещала по швам. Непримиримые противоречия, и всё такое.
Ева, наверно, сейчас тяжело вздыхает во сне, а подушка у неё влажная от слёз: она всегда тяжело переживает любые напряженные моменты. Честно говоря, Спарде только совсем недавно удалось уговорить её лечь спать. Пришлось даже дать ей снотворное.
Сам он почти спокоен: Данте не в первый раз выкидывает такой фортель. Видимо, считает, что это – нормально. В порядке вещей. Именно поэтому Спарда и не особо старался искать пропавшего сына: проголодается – сам придёт. Ничего с ним не случится. А пока на орехи досталось Вергилию. За то, что не уследил за братом…
Хотя, сейчас, глубоко в душе, Спарда и понимал, что, вероятно, зря накричал на старшего сына. Но извиниться и признать, что был не прав, бывший генерал демонов не собирался... не хотел…
Конечно, лучше всего было бы поговорить с зарвавшимся сыном по-мужски, один – на – один, но Ева всегда вмешивалась в процесс воспитания. Кажется, она боялась, что Спарда может причинить вред своему сыну. Смешно: как он может сделать плохо плоти от плоти своей?..
Или тот случай, когда Спарда застал Вергилия за избиением и разрыванием красного плюшевого кролика…. Сын тогда испугался, как будто его застали за чем – то постыдным или неправильным, но Спарда не видел в происходящем ничего дурного: просто, он понял, что время уже пришло, и, в следующую охоту, взял сына с собой и провел притравку на недобитого, но уже порядком покалеченного демона.
Сейчас Спарда с нежной улыбкой вспоминал, с каким ужасом и растерянностью Вергилий рассматривал первого в своей жизни демона, как медленно и неуверенно шёл на непосредственный контакт и насколько неумело нанес первый удар: руки тряслись. Тогда, даже с выбитыми зубами и сломанными конечностями демон умудрился поранить Вергилия. Но эти царапины только раззадорили сына, пробудив в нём жажду крови. Спарда гордился своим мальчиком и даже устроил на следующий день небольшой праздник в городе – как бы второй день рождения подросшего демонёнка: парк аттракционов, мороженое, поход в кино и небольшой памятный подарок. И, да, только они: отец и сын. Вместе. А Ева расстроилась, случайно найдя останки кролика. Про первую охоту ей, конечно, не рассказали.
***
Спарда улыбнулся, вспоминая то время, когда впервые увидел собственных детей: тогда они были похожи…. на инопланетян. Маленьких и очень хрупких инопланетян (инопланетян Спарда видел в одной из комедий, которые они вместе с Евой когда-то смотрели). Настолько хрупких, что он, взрослый демон, очень боялся им навредить. Подобная робость была в первое время и с Евой, но она была, по крайней мере, взрослой женщиной. А они были такими крошечными… Спарда даже не знал, как их правильно взять на руки и испытал немалое облегчение, когда Ева забрала у него хотя бы одного из них. А второй всё так же продолжал хныкать на руках папы. Но, скоро, ободряемый Евой, что он делает всё правильно, Спарда даже стал слегка покачивать малыша. И тут Вергилий перестал плакать и очень серьёзно посмотрел на папу. Сердце Спарды дрогнуло….
***
… А Данте… он всегда был немного дальше от отца: иногда Спарде сказалось, что он завидует брату, которому всё же хоть изредка доставалась отцовская похвала. А еще иногда Спарде казалось, что природа отдохнула на младшем, и он предпочитал больше времени уделять старшему сыну.
Сейчас, когда оба мальчика входили в подростковый возраст, проблем только прибавилось. Но если старший, не по годам развитый, тихий и молчаливый, непрестанно радовал отца, то Данте просто отбился от рук, виной чему, возможно, была излишняя мягкость его матери.
Вот и сейчас он просто довёл Еву до слёз, не вернувшись домой на ночь…
***
Внезапно внимание демона привлекла медленно идущая фигура, зябко кутавшаяся в знакомый ярко- красный плащ. Вот только волосы у неё были темного цвета…
***
Звуки скандала разбудили всю округу, кроме, разве что, Евы, которую перед сном убедили выпить снотворного.
Вергилий, наспех одевший плащ прямо поверх пижамы, растерянно оглядывал мокрого брата, к чьим, теперь уже влажным брюнетистым волосам, прилипли чаинки: Спарда швырнул в провинившегося отпрыска недопитую кружку. По лицу Вергилия было понятно, что ему жаль брата, но поддержать его вслух он не решался. Сам же Данте упорно держал голову прямой, стараясь отстоять свою точку зрения, и, кажется, не замечал, что чайные опивки на лице мешаются со слезами.
***
В конце концов, подавив бунт, Спарда велел Вергилию наказать провинившегося брата. И Спарду нисколько не волновало, что Вергилию это понравилось…
@темы: Sparda/Eve, dmc3, Dante, Vergil, fanfik
Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Название: Азбука отчуждения.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
Азбука Отчуждения: Deadlier
Азбука Отчуждения: Borderline, часть 1
Азбука Отчуждения: Borderline, часть 2
Азбука Отчуждения Y-Z + эпилог3. BORDER
Y / YIELDING
- Что ты здесь делаешь? – Данте почувствовал присутствие брата за несколько секунд до того, как Верджил появился на пороге.
- Может, мне нужна медицинская помощь? Куда пойти, как не в Центральный Госпиталь?
- Тебе?! – Данте не сдержал улыбки. – Не может быть.
- Хорошо, мне нужна помощь другого рода, - усмехнулся Старший, спускаясь по лестнице в небольшое подвальное помещение, почему-то выбранное Данте в качестве лаборатории.
Верджила держал в руке громоздкий сверток – что-то длинное, обернутое в плотную шелковую ткань. Он положил странный предмет на край заставленного пробирками стола и подошел к брату.
Военная форма определенно шла ему намного больше, чем та одежда, в которой Данте видел брата в последний раз. Он выглядел выше, жестче, опаснее. Черты лица слегка заострились, в движениях появилась хищная грация, выдававшая сдерживаемую силу. Коротко остриженные волосы сделали его старше и увереннее – исчез налет позднего разочарованного в жизни мальчишества, словно Верджил переступил порог между юностью и взрослостью. Что-то было в Верджиле такое – что-то темное, завораживающее, мощное - что-то такое, что не давало оторвать от него глаз. Точно, самый настоящий дьявол-искуситель во плоти.
Верджил саркастически поднял бровь и стал обходить младшего кругом, оценивающе осматривая со всех сторон.
- Тебе не идет этот халат. Сними его.
- И какого же рода помощь? – поинтересовался Данте. Белый больничный халат полетел в угол.
- Может, я просто соскучился. – Верджил провел пальцами по груди Данте, поморщился от шероховатости хлопка. – И эту мерзость тоже сними.
- Соскучился?
- Да, я соскучился. – Верджил намеренно растягивал гласные, и от этого в его низком хриплом голосе особенно настойчиво звучали завораживающие нотки.
- Я ждал тебя. Ты был прав, когда я приехал домой…
- Я знаю. Я все знаю. Я пришел, как только понял, что ты готов принять себя… и меня.
- Преступник всегда возвращается на место преступления?
- Ты, я вижу, осмелел. - Верджил закончил осмотр и остановился прямо напротив брата, глаза – в глаза. - Осмелел и повзрослел. Кто ты? Где мой младший брат-праведник?
- Зачем ты вернулся?
- А ты?
- Я не мог поступить иначе после гибели друзей.
- Посмертный долг? – понимающе и в то же время не без изрядной доли язвительности и пренебрежения заметил Верджил.
- Что-то вроде того. Так что ты здесь делаешь? Я спросил первым.
- А ты не видишь? – Верджил кивком указал на значок на рукаве. - Я записался в армию и вызвался служить на кордоне. Как думаешь, может, я хотел быть поближе к тебе?
- Зачем, Верджил? – продолжал допытываться Данте.
- Иногда трудно разобраться в собственной мотивации, - пожал плечами Старший. - Кстати, я принес тебе подарок.
Верджил начал разворачивать сверток. Тяжелое полотно падало на пол, собираясь в складки у его ног, пока наконец под темным шелком не сверкнул металл. Меч был огромным, фута четыре длиной, и очень мощным. Лезвие расширялось к концу, создавая некое подобие неправильного ромба, в основании рукояти радостно скалился ухмыляющийся череп.
- Что это?! – невольно вырвалось у Данте. – Это еще из какого музея?!
- Очень остроумно, - усмехнулся Верджил и, крутанув меч над головой, нанес молниеносный удар по диагонали. Данте успел уловить только шипение рассекающего воздух клинка и размазанный серебристый оттиск в воздухе, быстро таящий в тусклом свете электрической лампочки.
Он предусмотрительно отступил на два шага в глубь комнаты, завороженно наблюдая за братом. Демонстрация была более чем впечатляющей: Верджил управлялся с тяжелым двуручником с такой легкостью, будто тот весил не больше, чем обычная деревянная палка.
- Слишком громоздкий на мой вкус. - Верджил протянул меч брату. – Я хотел подобрать для тебя катану, но вспомнил, что в детстве ты любил европейское оружие. Да и катана была только одна.
- Это – мне?! – Данте неловко взял меч двумя руками и застыл на месте, не зная, что делать с таким здоровым и острым куском железа. – Зачем? Где ты его взял?
- Это настоящее боевое оружие. Меч принадлежал нашему отцу.
Любой мальчишка в детстве, зачитываясь приключениями героев комиксов, мечтает обрести силу, чтобы спасать невинных и покарать виновных, но когда взрослого человека тычут носом в тот факт, что он и не человек вовсе, а наследник какого-то Легендарного Темного Рыцаря, дьявола из ада… Хочешь - не хочешь, а приходится перестраиваться, освобождать сознание от человеческих стереотипов, ломать уже сложившийся образ жизни… Жертвовать. А жертвовать всем… очень тяжело.
- Чего ты так испугался? – Верджила искренне позабавила нерешительность Данте, но на этот раз в его голове не было ни иронии, ни издевки. – Это тебя ни к чему не обязывает. Никто не заставляет тебя спасать мир от вселенского зла. Побудь хоть немного эгоистом, разве это так сложно? Исполни все свои заветные желания, искорени страхи, взгляни в будущее с уверенностью, наконец.
- Джеймсу до тебя далеко, - отстраненно отметил Данте. – Он бы не понял.
- Точно, не понял бы, - подхватил Верджил, - но не потому что он плохой психолог, а потому что человек. Знаешь, это хорошо, что ты столько лет считал себя человеком. Тебе есть, с чем сравнивать.
- Что мне теперь делать с работой…
- Прекрати думать о мертвых.
- Что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Я хочу, чтобы ты снял эту жуткую рубашку. Ты в ней похож на китайского клерка.
- Верджил.... – Данте бросил на брата укоризненный взгляд. – Мне что, пойти тоже записаться в армию? Кто меня туда возьмет с моим-то дипломом?
- Ну зачем такие крайности? Ты не найдешь свое место, пока не перестанешь обманывать себя. Думаешь, я не пробовал? Это все – не твое. Зачем тратить время?
- Откуда ты знаешь, что это – не мое?
- Ты сам это знаешь. Папочкины гены говорят, да? Спаситель человечества... - Верджил презрительно скривился. – Спасать людей можно везде, вовсе не обязательно торчать в этом госпитале. Ты здесь чужой, неужели ты это не чувствуешь?
- Чувствую, - нехотя согласился Данте.
- Ты везде чужой. Разве ты не ощущаешь этого даже дома в Париже? Разве ты не видишь это каждый раз во взгляде Джеймса? Разве не так?
- Так. Тише, разбудишь пациентов. – Данте плотно прикрыл дверь и вернулся к своему столу. Стопка бумаг – результаты исследований, несколько карточек больных, материалы для анализов… Вроде, все на своих местах, незаконченных дел нет. Не хотелось оставлять после себя беспорядок.
- Собираешься? – Верджил, казалось, не ожидал, что Данте так быстро изменит свое решение.
- Да. Ты ведь этого добивался. – Данте еще раз оглядел лабораторию: ничего принадлежащего ему здесь не было. Оставалось только забрать оружие и документы из комнату наверху. – Куда пойдем?
- На Юг. На настоящий Юг. Давно пора дезертировать из армии. Не люблю выполнять приказы. – Верджил распахнул дверь и вышел на лестницу. – Чего ты ждешь?
- Ничего. - Данте вышел из комнаты вслед за братом. – Я сейчас вернусь.
Верджил очень хорошо понимал, что брат испытывает сейчас: напряженность, нерешительность, неловкость, боязнь оставить и так уже разрушенную жизнь, страх неизвестности, вина перед теми, кому когда-то был близок… Время лечит, затягивает раны толстыми рубцами, и они болят, стоит лишь задеть их неосторожным воспоминанием или заново испытываемым чувством. Данте, вступив на новый путь, перестанет вспоминать прошлое. Верджил знал, что так и будет, потому что сам прошел через это. Он научился жить заново. Теперь настало время обучить этому сложному искусству младшего брата…
“- Ты должен выбрать новую дорогу, -
Он отвечал мне, увидав мой страх…
Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений,
И обернув ко мне спокойный лик,
Он ввел меня в таинственные сени…”
Z / ZERO
В ресторане было непривычно тихо. Посетителей в зале для некурящих не было, лишь за угловым столиком сидели двое мужчин. На столе перед ними лежали пожелтевшие от времени папки. С фотографий на обложке на мужчин укоризненно смотрели светловолосые близнецы.
- От Верджила ничего не было? – прервал молчание Джеймс.
- Нет. Я не думаю, что он объявится. По крайней мере, в ближайшее время. – Роберт открыл личное дело сына, взглянул на до боли знакомую строчку. – Почему мы не подумали об этом?
- О том, что они близнецы, а фактор риска у них указан разный? – поморщился Джеймс. – Это в интернате им эти факторы поделили. На самом деле у них обоих есть и склонность к насилию, и предрасположенность к психическим заболеваниям. Верджил точно убил того парня?
- И его, и Брайана, своего сообщника. Он погиб через неделю после появления Верджила, а я не верю в совпадения. Что сказал Данте?
- Чтобы мы их не искали. И попросил тебя простить Верджила. Узнаю своего сына. - Джеймс взял у Роберта папку Верджила, убрал оба личных дела в портфель. - Это я виноват. Не надо было их разлучать. Ничего хорошего из этого не вышло.
- Мы оба хороши. Играли с огнем и доигрались… Джеймс… кто они?
- Лучше нам не знать. Главное, они оба вернулись из Нового Орлеана живыми.
- Странно, - горько усмехнулся Роберт. - Я знаю, что мой сын убийца, а мне все равно. Я сказал ему, что он может вернуться в любой момент… а он вылетел из кабинета…
- Данте провел дома две недели и ни словом не обмолвился о том, что произошло. Потом собрал вещи и уехал в Сент-Луис, откуда пропал еще через два месяца. Я думаю, Верджил пришел за ним.
- Думаешь, мы их еще увидим?
- Не хочу загадывать. – Джеймс вздохнул и бросил задумчивый взгляд в окно. – Я боюсь только, что когда они захотят вернуться, возвращаться будет некуда… и не к кому.
- Юг получил-таки свою треклятую независимость. Не могли же мы бомбить всех подряд. Если они ушли на Юг…
- Если они ушли на Юг, мы их не дождемся, - закончил мысль Джеймс. – Может, так будет лучше для всех нас...
ЭПИЛОГ
Девочку я успел спасти. Вытащил нож, промыл рану, перевязал и влил немного своей энергии – совсем чуть-чуть, но этого хватит, чтобы продержаться до утра. Дальше она справится сама.
Покрутил в руках оружие, чуть не отнявшее у девочки жизнь. Тонкий, длинный клинок, больше похож на стилет, чем на обычные метательные ножи, которые любят использовать здешние мужчины. На рукояти выгравированы чьи-то инициалы. Убийца хотел, чтобы его опознали? Интересно все-таки, кто здесь используют такие клинки. Мне лично эта игрушка уважения не внушает, я бы, наверное, даже не почувствовал, если бы меня ею ударили… А человеческого ребенка она почти убила.
Ее мать потеряла слишком много крови, и тут я ничего сделать не мог. Она почти не дышала, когда мы пришли. Конечно, можно было попробовать оживить ее той же энергией, но энергии потребовалось бы много, а подобное слишком часто заканчивается смертью человека в страшных мучениях. Я очень хорошо знаю, как лечить человеческими методами, и хотя еще не до конца разобрался, как лечить демоническими, когда-нибудь я пойму и это. И тогда, может быть, я смогу возвращать к жизни даже смертельно больных и раненых. Жаль только, что без практики я ничего выяснить не могу, а использовать людей в качестве подопытных кроликов мне претит.
Накрываю девочку одеялом, прислушиваюсь к ее дыханию. Девять шансов из десяти, что она выживет и ранение не будет иметь никаких последствий.
- Спасибо, господин. Чем я могу отблагодарить вас?
Молодая мексиканка стоит передо мной, опустив глаза. Тонкие пальцы нервно теребят ворот поношенного платья.
- Ты мне ничего не должна. – Еще не хватало брать плату таким образом – тем более со слуг.
В комнату входит женщина постарше, лет сорок пять-пятьдесят на вид. Один ее суровый взгляд – и девушка вспыхивает румянцем и выбегает из комнаты, глотая слезы. Не угодила господину – будет наказана. Я даже не пытаюсь вмешиваться – давно уже понял, что это бесполезно.
- Все мужчины моей семьи мертвы. Моя дочь мертва. Я хочу, чтобы вы взяли кровавый долг.
Женщина потрясающе держится: осанка идеально прямая, глаза сухие, голос, в котором проскальзывают властные нотки, не дрожит. Даже не хочу думать, чего ей это стоит.
- Сто тысяч, - называю обычную в таких случаях цену. Будь моя воля, я бы сделал все бесплатно. Хотя нет, будь моя воля, я бы ничего делать не стал и убрался с Юга куда подальше.
- Хорошо, - соглашается она. – Я жду вас с рассветом.
Непохоже, чтобы ей приходилось отдавать последнее – судя по богато обставленному особняку, семья довольно состоятельная. Была… семья. Теперь осталась только хозяйка и ее маленькая внучка.
Выхожу из комнаты, спускаюсь по лестнице на первый этаж. Деревянные ступеньки скрипят под ногами. Уцелевшие слуги провожают меня взглядами – кто-то со страхом, кто-то с презрением и ненавистью, но есть и такие, в чьих глазах читается восхищение и зависть. Конечно, стать свободным охотником на Свободном Юге – это что-то вроде пресловутой американской мечты в Северных Штатах.
Верджил развалился в кресле и благосклонно принимает ласки двух служанок. Одна уже расстегнула ему рубашку и увлеченно работает языком, вторая трудится над пряжкой ремня. Стоит только оставить на десять минут… Далеко бы это не зашло, даже Верджил не позволяет себе такого на работе, но мне все равно неприятно видеть такое. Левый рукав рубашки закатан, на столе лежит пустой шприц. Был бы мой брат человеком – колоть бы было уже некуда. Он не просто злоупотребляет наркотиками, он их употребляет в огромных дозах. Хорошо хоть ломок у него не бывает. Он и так слишком часто становится неуправляемым, а Верджил в плохом настроении смертельно опасен для окружающих… по крайней мере, для людей точно.
- Расслабляться будешь утром. - Беру со стула плащ и швыряю брату. – Сто тысяч.
- Договорились? – взгляд Старшего сразу становится цепким. Он отталкивает девушек, встает и начинает быстро застегивать рубашку. Конечно, он и не сомневался, что мы придем к соглашению, особенно после того, как я взялся помочь внучке хозяйки.
- А как же иначе. – Киваю на накрытые окровавленными простынями трупы на полу. – Куда она денется? Конкурентов, как видишь, нет, а долг нужно взять до восхода солнца.
Мы оказались первыми, кто сумел добраться до находящегося вдали от оживленных дорог ранчо. У Верджила на такие вещи нюх. Иногда он просто останавливает мотоцикл, с минуту сидит неподвижно с закрытыми глазами, а потом заявляет, что чует большую кровь – работу и деньги для нас.
Верджил накидывает плащ, пристегивает к поясу ножны с катаной. Я ношу меч за спиной – он слишком длинный и громоздкий, зато если уж пускаю его в ход… Хотя обычно обхожусь пистолетами.
- Значит, у нас на все осталось два часа, - прикидывает Верджил, бросив взгляд в окно.
Мы выходим из дома. Мотоциклы стоят у крыльца: мой красный и серебристо-черный – брата. Рык моторов разрывает ночную тишину.
Я спиной чувствую полный муки и скорби взгляд женщины. Так вот и бывает на Юге: если все мужчины в семье погибают, женщины нанимают свободных охотников. Семья считается отомщенной, даже если орудием мести послужили наемные убийцы. Интересное нововведение.
Мы выезжаем на дорогу. Через полминуты ранчо полностью скрывается из виду. На много миль вокруг нет ничего, только поросшие пожухлой травой поля и редкие островки кустарника. В слабом свете неполной луны равнина кажется еще более голой, чем днем.
Сколько было уже таких ночей и сколько будет? Много. Юг медленно тонет в крови, сжигаемый пожаром ненависти к Северу и междоусобной вражды, а мы подбрасываем дров в этот костер.
Верджил сделал из меня то, что я есть. Я дьявол и убийца. И что с того? Это ничего не значит.
Теперь я понимаю его слова про выбор. Выбор действительно есть, только он не в том, чтобы отдать предпочтение одному из полярных вариантов, а в том, чтобы удержаться золотой середины и удержать Старшего от впадения в крайности, потому что сам он этого сделать не может.
Сегодня больше не пострадает ни один ребенок и не умрет ни одна женщина. И не выживет ни один мужчина. Кровавый долг будет выплачен до последней капли. Убивай, кого должен убить, и спасай, кого можешь спасти. Уже десять лет я живу по этому принципу, и он ни разу не подводил меня. Если бы вдова наняла других, они не пощадили бы никого. Получается, мы меньшее из зол.
Я люблю своего брата и никогда не позволю ему перейти грань, за которой нет ничего, кроме смертей, насилия, мимолетных сексуальных удовольствий и сумасшествия. Вот во что выродилась его теория превосходства. Когда свобода стала вседозволенностью и потеряла всякий смысл? Когда пресыщение превратило моего брата из всемогущего сверхсущества в… это?! Я не успел заметить, когда наступил перелом. Можно ли было его предотвратить? Или все же те самые 99% в генной карте оказались пророческими? Не знаю. Если бы отец видел нас, он бы точно оценил горькую иронию.
Я знаю только одно: как несовершенство является сутью человеческой природы, так и червоточина дьявольского – абсолютного! – совершенства является нашей сутью.
Полудемоны не должны существовать, потому что человеческое сознание просто не способно вынести нечеловеческое совершенство. Фотографическая память развлекает кошмарами в редкие минуты сна, неспособность чувствовать боль в полной мере создает иллюзию отсутствия целостности (иллюзию ли?), эмпатия награждает навязчиво лезущими в сознание чужими эмоциями, бессмертие обрекает на вечность в одиночестве, постоянно твердя тебе о твоей чуждости… Одиночестве вдвоем.
Я понимаю, что у меня не было и нет другого выхода. Я мог бы прожить несколько лет счастливой человеческой жизни, но рано или поздно мне пришлось бы столкнуться с правдой лицом к лицу. Хорошо, что это произошло до того, как я успел наделать непоправимых ошибок… будучи человеком.
Верджил оборачивается, усмехается. В его серебристых глазах сверкает вызов. Старший резко выжимает газ и уносится вперед. Через несколько секунд я нагоняю его. Мы летим по пустыне на огромной скорости. Пейзаж вокруг сливается в размытое серое пятно.
Вот так же Верджил несется по жизни, и я следую за ним, готовый в любой момент перехватить его, если впереди возникнет обрыв. Иногда я не успеваю, но мой брат – дьявол, и нет такого падения, которое способно было бы убить его. Он падает, поднимается и снова падает…
Я понимаю, что происходит со Старшим. Я знаю, что он ищет выход. Я верю, что он его найдет.
И я не дам ему перешагнуть последнюю черту. Любой ценой.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
Азбука Отчуждения: Deadlier
Азбука Отчуждения: Borderline, часть 1
Азбука Отчуждения: Borderline, часть 2
Азбука Отчуждения Y-Z + эпилог3. BORDER
Y / YIELDING
- Что ты здесь делаешь? – Данте почувствовал присутствие брата за несколько секунд до того, как Верджил появился на пороге.
- Может, мне нужна медицинская помощь? Куда пойти, как не в Центральный Госпиталь?
- Тебе?! – Данте не сдержал улыбки. – Не может быть.
- Хорошо, мне нужна помощь другого рода, - усмехнулся Старший, спускаясь по лестнице в небольшое подвальное помещение, почему-то выбранное Данте в качестве лаборатории.
Верджила держал в руке громоздкий сверток – что-то длинное, обернутое в плотную шелковую ткань. Он положил странный предмет на край заставленного пробирками стола и подошел к брату.
Военная форма определенно шла ему намного больше, чем та одежда, в которой Данте видел брата в последний раз. Он выглядел выше, жестче, опаснее. Черты лица слегка заострились, в движениях появилась хищная грация, выдававшая сдерживаемую силу. Коротко остриженные волосы сделали его старше и увереннее – исчез налет позднего разочарованного в жизни мальчишества, словно Верджил переступил порог между юностью и взрослостью. Что-то было в Верджиле такое – что-то темное, завораживающее, мощное - что-то такое, что не давало оторвать от него глаз. Точно, самый настоящий дьявол-искуситель во плоти.
Верджил саркастически поднял бровь и стал обходить младшего кругом, оценивающе осматривая со всех сторон.
- Тебе не идет этот халат. Сними его.
- И какого же рода помощь? – поинтересовался Данте. Белый больничный халат полетел в угол.
- Может, я просто соскучился. – Верджил провел пальцами по груди Данте, поморщился от шероховатости хлопка. – И эту мерзость тоже сними.
- Соскучился?
- Да, я соскучился. – Верджил намеренно растягивал гласные, и от этого в его низком хриплом голосе особенно настойчиво звучали завораживающие нотки.
- Я ждал тебя. Ты был прав, когда я приехал домой…
- Я знаю. Я все знаю. Я пришел, как только понял, что ты готов принять себя… и меня.
- Преступник всегда возвращается на место преступления?
- Ты, я вижу, осмелел. - Верджил закончил осмотр и остановился прямо напротив брата, глаза – в глаза. - Осмелел и повзрослел. Кто ты? Где мой младший брат-праведник?
- Зачем ты вернулся?
- А ты?
- Я не мог поступить иначе после гибели друзей.
- Посмертный долг? – понимающе и в то же время не без изрядной доли язвительности и пренебрежения заметил Верджил.
- Что-то вроде того. Так что ты здесь делаешь? Я спросил первым.
- А ты не видишь? – Верджил кивком указал на значок на рукаве. - Я записался в армию и вызвался служить на кордоне. Как думаешь, может, я хотел быть поближе к тебе?
- Зачем, Верджил? – продолжал допытываться Данте.
- Иногда трудно разобраться в собственной мотивации, - пожал плечами Старший. - Кстати, я принес тебе подарок.
Верджил начал разворачивать сверток. Тяжелое полотно падало на пол, собираясь в складки у его ног, пока наконец под темным шелком не сверкнул металл. Меч был огромным, фута четыре длиной, и очень мощным. Лезвие расширялось к концу, создавая некое подобие неправильного ромба, в основании рукояти радостно скалился ухмыляющийся череп.
- Что это?! – невольно вырвалось у Данте. – Это еще из какого музея?!
- Очень остроумно, - усмехнулся Верджил и, крутанув меч над головой, нанес молниеносный удар по диагонали. Данте успел уловить только шипение рассекающего воздух клинка и размазанный серебристый оттиск в воздухе, быстро таящий в тусклом свете электрической лампочки.
Он предусмотрительно отступил на два шага в глубь комнаты, завороженно наблюдая за братом. Демонстрация была более чем впечатляющей: Верджил управлялся с тяжелым двуручником с такой легкостью, будто тот весил не больше, чем обычная деревянная палка.
- Слишком громоздкий на мой вкус. - Верджил протянул меч брату. – Я хотел подобрать для тебя катану, но вспомнил, что в детстве ты любил европейское оружие. Да и катана была только одна.
- Это – мне?! – Данте неловко взял меч двумя руками и застыл на месте, не зная, что делать с таким здоровым и острым куском железа. – Зачем? Где ты его взял?
- Это настоящее боевое оружие. Меч принадлежал нашему отцу.
Любой мальчишка в детстве, зачитываясь приключениями героев комиксов, мечтает обрести силу, чтобы спасать невинных и покарать виновных, но когда взрослого человека тычут носом в тот факт, что он и не человек вовсе, а наследник какого-то Легендарного Темного Рыцаря, дьявола из ада… Хочешь - не хочешь, а приходится перестраиваться, освобождать сознание от человеческих стереотипов, ломать уже сложившийся образ жизни… Жертвовать. А жертвовать всем… очень тяжело.
- Чего ты так испугался? – Верджила искренне позабавила нерешительность Данте, но на этот раз в его голове не было ни иронии, ни издевки. – Это тебя ни к чему не обязывает. Никто не заставляет тебя спасать мир от вселенского зла. Побудь хоть немного эгоистом, разве это так сложно? Исполни все свои заветные желания, искорени страхи, взгляни в будущее с уверенностью, наконец.
- Джеймсу до тебя далеко, - отстраненно отметил Данте. – Он бы не понял.
- Точно, не понял бы, - подхватил Верджил, - но не потому что он плохой психолог, а потому что человек. Знаешь, это хорошо, что ты столько лет считал себя человеком. Тебе есть, с чем сравнивать.
- Что мне теперь делать с работой…
- Прекрати думать о мертвых.
- Что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Я хочу, чтобы ты снял эту жуткую рубашку. Ты в ней похож на китайского клерка.
- Верджил.... – Данте бросил на брата укоризненный взгляд. – Мне что, пойти тоже записаться в армию? Кто меня туда возьмет с моим-то дипломом?
- Ну зачем такие крайности? Ты не найдешь свое место, пока не перестанешь обманывать себя. Думаешь, я не пробовал? Это все – не твое. Зачем тратить время?
- Откуда ты знаешь, что это – не мое?
- Ты сам это знаешь. Папочкины гены говорят, да? Спаситель человечества... - Верджил презрительно скривился. – Спасать людей можно везде, вовсе не обязательно торчать в этом госпитале. Ты здесь чужой, неужели ты это не чувствуешь?
- Чувствую, - нехотя согласился Данте.
- Ты везде чужой. Разве ты не ощущаешь этого даже дома в Париже? Разве ты не видишь это каждый раз во взгляде Джеймса? Разве не так?
- Так. Тише, разбудишь пациентов. – Данте плотно прикрыл дверь и вернулся к своему столу. Стопка бумаг – результаты исследований, несколько карточек больных, материалы для анализов… Вроде, все на своих местах, незаконченных дел нет. Не хотелось оставлять после себя беспорядок.
- Собираешься? – Верджил, казалось, не ожидал, что Данте так быстро изменит свое решение.
- Да. Ты ведь этого добивался. – Данте еще раз оглядел лабораторию: ничего принадлежащего ему здесь не было. Оставалось только забрать оружие и документы из комнату наверху. – Куда пойдем?
- На Юг. На настоящий Юг. Давно пора дезертировать из армии. Не люблю выполнять приказы. – Верджил распахнул дверь и вышел на лестницу. – Чего ты ждешь?
- Ничего. - Данте вышел из комнаты вслед за братом. – Я сейчас вернусь.
Верджил очень хорошо понимал, что брат испытывает сейчас: напряженность, нерешительность, неловкость, боязнь оставить и так уже разрушенную жизнь, страх неизвестности, вина перед теми, кому когда-то был близок… Время лечит, затягивает раны толстыми рубцами, и они болят, стоит лишь задеть их неосторожным воспоминанием или заново испытываемым чувством. Данте, вступив на новый путь, перестанет вспоминать прошлое. Верджил знал, что так и будет, потому что сам прошел через это. Он научился жить заново. Теперь настало время обучить этому сложному искусству младшего брата…
“- Ты должен выбрать новую дорогу, -
Он отвечал мне, увидав мой страх…
Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений,
И обернув ко мне спокойный лик,
Он ввел меня в таинственные сени…”
Z / ZERO
В ресторане было непривычно тихо. Посетителей в зале для некурящих не было, лишь за угловым столиком сидели двое мужчин. На столе перед ними лежали пожелтевшие от времени папки. С фотографий на обложке на мужчин укоризненно смотрели светловолосые близнецы.
- От Верджила ничего не было? – прервал молчание Джеймс.
- Нет. Я не думаю, что он объявится. По крайней мере, в ближайшее время. – Роберт открыл личное дело сына, взглянул на до боли знакомую строчку. – Почему мы не подумали об этом?
- О том, что они близнецы, а фактор риска у них указан разный? – поморщился Джеймс. – Это в интернате им эти факторы поделили. На самом деле у них обоих есть и склонность к насилию, и предрасположенность к психическим заболеваниям. Верджил точно убил того парня?
- И его, и Брайана, своего сообщника. Он погиб через неделю после появления Верджила, а я не верю в совпадения. Что сказал Данте?
- Чтобы мы их не искали. И попросил тебя простить Верджила. Узнаю своего сына. - Джеймс взял у Роберта папку Верджила, убрал оба личных дела в портфель. - Это я виноват. Не надо было их разлучать. Ничего хорошего из этого не вышло.
- Мы оба хороши. Играли с огнем и доигрались… Джеймс… кто они?
- Лучше нам не знать. Главное, они оба вернулись из Нового Орлеана живыми.
- Странно, - горько усмехнулся Роберт. - Я знаю, что мой сын убийца, а мне все равно. Я сказал ему, что он может вернуться в любой момент… а он вылетел из кабинета…
- Данте провел дома две недели и ни словом не обмолвился о том, что произошло. Потом собрал вещи и уехал в Сент-Луис, откуда пропал еще через два месяца. Я думаю, Верджил пришел за ним.
- Думаешь, мы их еще увидим?
- Не хочу загадывать. – Джеймс вздохнул и бросил задумчивый взгляд в окно. – Я боюсь только, что когда они захотят вернуться, возвращаться будет некуда… и не к кому.
- Юг получил-таки свою треклятую независимость. Не могли же мы бомбить всех подряд. Если они ушли на Юг…
- Если они ушли на Юг, мы их не дождемся, - закончил мысль Джеймс. – Может, так будет лучше для всех нас...
ЭПИЛОГ
Девочку я успел спасти. Вытащил нож, промыл рану, перевязал и влил немного своей энергии – совсем чуть-чуть, но этого хватит, чтобы продержаться до утра. Дальше она справится сама.
Покрутил в руках оружие, чуть не отнявшее у девочки жизнь. Тонкий, длинный клинок, больше похож на стилет, чем на обычные метательные ножи, которые любят использовать здешние мужчины. На рукояти выгравированы чьи-то инициалы. Убийца хотел, чтобы его опознали? Интересно все-таки, кто здесь используют такие клинки. Мне лично эта игрушка уважения не внушает, я бы, наверное, даже не почувствовал, если бы меня ею ударили… А человеческого ребенка она почти убила.
Ее мать потеряла слишком много крови, и тут я ничего сделать не мог. Она почти не дышала, когда мы пришли. Конечно, можно было попробовать оживить ее той же энергией, но энергии потребовалось бы много, а подобное слишком часто заканчивается смертью человека в страшных мучениях. Я очень хорошо знаю, как лечить человеческими методами, и хотя еще не до конца разобрался, как лечить демоническими, когда-нибудь я пойму и это. И тогда, может быть, я смогу возвращать к жизни даже смертельно больных и раненых. Жаль только, что без практики я ничего выяснить не могу, а использовать людей в качестве подопытных кроликов мне претит.
Накрываю девочку одеялом, прислушиваюсь к ее дыханию. Девять шансов из десяти, что она выживет и ранение не будет иметь никаких последствий.
- Спасибо, господин. Чем я могу отблагодарить вас?
Молодая мексиканка стоит передо мной, опустив глаза. Тонкие пальцы нервно теребят ворот поношенного платья.
- Ты мне ничего не должна. – Еще не хватало брать плату таким образом – тем более со слуг.
В комнату входит женщина постарше, лет сорок пять-пятьдесят на вид. Один ее суровый взгляд – и девушка вспыхивает румянцем и выбегает из комнаты, глотая слезы. Не угодила господину – будет наказана. Я даже не пытаюсь вмешиваться – давно уже понял, что это бесполезно.
- Все мужчины моей семьи мертвы. Моя дочь мертва. Я хочу, чтобы вы взяли кровавый долг.
Женщина потрясающе держится: осанка идеально прямая, глаза сухие, голос, в котором проскальзывают властные нотки, не дрожит. Даже не хочу думать, чего ей это стоит.
- Сто тысяч, - называю обычную в таких случаях цену. Будь моя воля, я бы сделал все бесплатно. Хотя нет, будь моя воля, я бы ничего делать не стал и убрался с Юга куда подальше.
- Хорошо, - соглашается она. – Я жду вас с рассветом.
Непохоже, чтобы ей приходилось отдавать последнее – судя по богато обставленному особняку, семья довольно состоятельная. Была… семья. Теперь осталась только хозяйка и ее маленькая внучка.
Выхожу из комнаты, спускаюсь по лестнице на первый этаж. Деревянные ступеньки скрипят под ногами. Уцелевшие слуги провожают меня взглядами – кто-то со страхом, кто-то с презрением и ненавистью, но есть и такие, в чьих глазах читается восхищение и зависть. Конечно, стать свободным охотником на Свободном Юге – это что-то вроде пресловутой американской мечты в Северных Штатах.
Верджил развалился в кресле и благосклонно принимает ласки двух служанок. Одна уже расстегнула ему рубашку и увлеченно работает языком, вторая трудится над пряжкой ремня. Стоит только оставить на десять минут… Далеко бы это не зашло, даже Верджил не позволяет себе такого на работе, но мне все равно неприятно видеть такое. Левый рукав рубашки закатан, на столе лежит пустой шприц. Был бы мой брат человеком – колоть бы было уже некуда. Он не просто злоупотребляет наркотиками, он их употребляет в огромных дозах. Хорошо хоть ломок у него не бывает. Он и так слишком часто становится неуправляемым, а Верджил в плохом настроении смертельно опасен для окружающих… по крайней мере, для людей точно.
- Расслабляться будешь утром. - Беру со стула плащ и швыряю брату. – Сто тысяч.
- Договорились? – взгляд Старшего сразу становится цепким. Он отталкивает девушек, встает и начинает быстро застегивать рубашку. Конечно, он и не сомневался, что мы придем к соглашению, особенно после того, как я взялся помочь внучке хозяйки.
- А как же иначе. – Киваю на накрытые окровавленными простынями трупы на полу. – Куда она денется? Конкурентов, как видишь, нет, а долг нужно взять до восхода солнца.
Мы оказались первыми, кто сумел добраться до находящегося вдали от оживленных дорог ранчо. У Верджила на такие вещи нюх. Иногда он просто останавливает мотоцикл, с минуту сидит неподвижно с закрытыми глазами, а потом заявляет, что чует большую кровь – работу и деньги для нас.
Верджил накидывает плащ, пристегивает к поясу ножны с катаной. Я ношу меч за спиной – он слишком длинный и громоздкий, зато если уж пускаю его в ход… Хотя обычно обхожусь пистолетами.
- Значит, у нас на все осталось два часа, - прикидывает Верджил, бросив взгляд в окно.
Мы выходим из дома. Мотоциклы стоят у крыльца: мой красный и серебристо-черный – брата. Рык моторов разрывает ночную тишину.
Я спиной чувствую полный муки и скорби взгляд женщины. Так вот и бывает на Юге: если все мужчины в семье погибают, женщины нанимают свободных охотников. Семья считается отомщенной, даже если орудием мести послужили наемные убийцы. Интересное нововведение.
Мы выезжаем на дорогу. Через полминуты ранчо полностью скрывается из виду. На много миль вокруг нет ничего, только поросшие пожухлой травой поля и редкие островки кустарника. В слабом свете неполной луны равнина кажется еще более голой, чем днем.
Сколько было уже таких ночей и сколько будет? Много. Юг медленно тонет в крови, сжигаемый пожаром ненависти к Северу и междоусобной вражды, а мы подбрасываем дров в этот костер.
Верджил сделал из меня то, что я есть. Я дьявол и убийца. И что с того? Это ничего не значит.
Теперь я понимаю его слова про выбор. Выбор действительно есть, только он не в том, чтобы отдать предпочтение одному из полярных вариантов, а в том, чтобы удержаться золотой середины и удержать Старшего от впадения в крайности, потому что сам он этого сделать не может.
Сегодня больше не пострадает ни один ребенок и не умрет ни одна женщина. И не выживет ни один мужчина. Кровавый долг будет выплачен до последней капли. Убивай, кого должен убить, и спасай, кого можешь спасти. Уже десять лет я живу по этому принципу, и он ни разу не подводил меня. Если бы вдова наняла других, они не пощадили бы никого. Получается, мы меньшее из зол.
Я люблю своего брата и никогда не позволю ему перейти грань, за которой нет ничего, кроме смертей, насилия, мимолетных сексуальных удовольствий и сумасшествия. Вот во что выродилась его теория превосходства. Когда свобода стала вседозволенностью и потеряла всякий смысл? Когда пресыщение превратило моего брата из всемогущего сверхсущества в… это?! Я не успел заметить, когда наступил перелом. Можно ли было его предотвратить? Или все же те самые 99% в генной карте оказались пророческими? Не знаю. Если бы отец видел нас, он бы точно оценил горькую иронию.
Я знаю только одно: как несовершенство является сутью человеческой природы, так и червоточина дьявольского – абсолютного! – совершенства является нашей сутью.
Полудемоны не должны существовать, потому что человеческое сознание просто не способно вынести нечеловеческое совершенство. Фотографическая память развлекает кошмарами в редкие минуты сна, неспособность чувствовать боль в полной мере создает иллюзию отсутствия целостности (иллюзию ли?), эмпатия награждает навязчиво лезущими в сознание чужими эмоциями, бессмертие обрекает на вечность в одиночестве, постоянно твердя тебе о твоей чуждости… Одиночестве вдвоем.
Я понимаю, что у меня не было и нет другого выхода. Я мог бы прожить несколько лет счастливой человеческой жизни, но рано или поздно мне пришлось бы столкнуться с правдой лицом к лицу. Хорошо, что это произошло до того, как я успел наделать непоправимых ошибок… будучи человеком.
Верджил оборачивается, усмехается. В его серебристых глазах сверкает вызов. Старший резко выжимает газ и уносится вперед. Через несколько секунд я нагоняю его. Мы летим по пустыне на огромной скорости. Пейзаж вокруг сливается в размытое серое пятно.
Вот так же Верджил несется по жизни, и я следую за ним, готовый в любой момент перехватить его, если впереди возникнет обрыв. Иногда я не успеваю, но мой брат – дьявол, и нет такого падения, которое способно было бы убить его. Он падает, поднимается и снова падает…
Я понимаю, что происходит со Старшим. Я знаю, что он ищет выход. Я верю, что он его найдет.
И я не дам ему перешагнуть последнюю черту. Любой ценой.
суббота, 19 февраля 2011
Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Название: Азбука отчуждения.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
Азбука Отчуждения: Deadlier
Азбука Отчуждения: Borderline, часть 1
Азбука Отчуждения: Borderline, часть 2Низкий вибрирующий рык Верджила эхом разнесся над карантинной зоной, заглушив на несколько секунд звуки отдаленной перестрелки. Старший, все еще светясь мерцающей синеватой энергией, сформировал на левой ладони большой пылающий шар и метнул в противника. За доли секунды сфера выросла в размерах в несколько раз и сдетонировала изнутри, врезавшись в стену антрацитового огня. Я не успел ничего заметить - просто Итачи исчез, а на его месте взревело пламя.
Я инстинктивно прикрыл глаза рукой и почувствовал волну иссушающего жара, ударившую из точки взрыва со сшибающей с ног силой. Металлическая решетка вновь заискрила, занялись деревья неподалеку, с той стороны кордона уже вовсю горела трава. Шоссе заволокло едким черным дымом, и там, на расплавленном взрывом асфальте, уже вновь кипела схватка.
Верджил швырял сферы левой рукой, правой отбивая и нанося удары катаной. Итачи отвечал сгустками пламени и точными, резкими выпадами меча. От их поединка веяло безумием, дикой яростью и непримиримой ненавистью злейших врагов.
Часть меня хотела присоединиться к бою, разорвать человеческие цепи разума, выплеснуть ненасытную жажду действия, крови и смерти, а другая часть, очарованная, завороженная, с восторгом упивалась битвой, получая чистейшее наслаждение от сражения таких сильных противников. Квинтэссенция моей двойственной сущности – сумасшествие, порожденное противоречиями, возбуждение, принесенное в мое тело и сознание столько прекрасным зрелищем, что-то сродни экстазу, темному вожделению, которому нет и не будет удовлетворения. Странное, извращенное, пугающее, не имеющее объяснения чувство охватило меня и взорвалось лишающей рассудка вспышкой ревности и ненависти. Это я должен быть там, я должен драться с братом, я должен получить его целиком – со всеми его слабостями и пороками, с его ошибочностью, упрямством, со всеми грехами, что таятся в его разуме и теле. И это не было наваждением, оно пришло, как единственно возможная реальность, и мне захотелось разрыдаться над внезапно разверзшейся пропастью понимания: это сильнее меня. Я держусь за свою ускользающую человечность из всех сил, но стоит лишь немного ослабить контроль - и дьявольская сущность бросает меня в такую сладчайшую бездну искушений, что даже ее послевкусие, щедро обагренное муками слабости и стыда, резонирует вновь и вновь, пробуждая воспоминания и предчувствие возможной целостности. Так легко взять то, что тебе предлагают на вытянутой ладони, но каждый раз я отказываюсь и возвращаюсь…
И буду возвращаться всегда.
Когда я пришел в себя, Саске был совсем рядом и пристально вглядывался в мое лицо. Что он там такое увидел? Заметив, что я вполне осмысленно смотрю на него, парень поспешно отвернулся.
Часть решетки с той стороны, оплавленная и покореженная, лежала на земле. С этой стороны ограждение еще держалось, но ток по нему уже не шел. Дымящийся асфальт растрескался и покрылся выбоинами и ямами, ближайшие дома зияли черными впадинами окон – взрывная волна выбила стекла.
Битва на улицах стихала и вспыхивала вновь, беспорядочные выстрелы гремели со всех сторон, то там, то здесь разрывались гранаты – казалось, что в Оклахома-Сити за две недели до положенной даты устроили празднование Дня Независимости с хлопушками, фейерверками и лазерной иллюминацией.
Световой луч скользнул по зданиям, проехался по разрушенной дороге и остановился на поле боя, высветив дерущихся противников в мельчайших деталях. Они отпрянули друг от друга и мгновенно повернулись к источнику опасности – зависшему над дорогой вертолету. По их фигурам затанцевали красные точки лазерных прицелов, но ни Верджил, ни Итачи не стали дожидаться предупреждения – энергетические клинки прошили металлический корпус, как нож масло, а огненный шар довершил начатое, разнеся стальную птицу вместе с находящимися в ней людьми.
Верджил довольно оскалился и смерил противника взглядом алых глаз: продолжим? Форма на нем была прожжена и испачкана кровью – его собственной, запястья покрылись запекшейся темной коркой, из-под которой выступала свежая влага. Он… Он открыл глаза? Значит, боль действительно выводила из иллюзии, или то, что можно ввести в транс – сознание, разум – личность – все это утонуло, ушло, потеряно? Таким я брата не видел никогда.
Итачи кивнул. Не знаю, устал ли он, но держался так, будто схватка только-только началась.
На взрыв отреагировали очень быстро: за домами, со стороны центра города, послышался шум взлетающих вертолетов. Сейчас сюда кинут все свободные войска, дадут приказ на уничтожение…
Верджил с Итачи тоже понимали это – и сцепились с такой яростью и силой, что все предыдущее показалось детской игрой. Огромный пламенный шар снес ограждение и врезался в фасад дома, проломив стену. Энергетические клинки дробили остатки стекол и выбивали из стен каменную крошку, пылающие сиреневые сферы сносили любые преграды и воспламеняли все, что могло гореть.
У обоих будто открылось второе дыхание. Итачи швырялся антрацитовым огнем, от которого трещал и плавился воздух и пространство взрывалось внутрь себя на манер черных дыр, и тут же, словно будучи частью своего огня, наемник кидался на противника и жалил сталью и взглядом. Верджил телепортировался и наносил широкие резкие удары, только оставался от клинка размытый серебристый след. Во все стороны от него разлетались ледяные клинки, сыпались маленькие сгустки энергии, то и дело с ладони срывались шары побольше. Итачи уворачивался, проскальзывал между металлом и сферами с немыслимой ловкостью и пускал одну стену пламени за другой. Верджил исчезал и появлялся вновь, оставляя огонь за спиной, ловил меч противника на свой клинок, снова растворялся, пропускал удар второго меча и материализовался во всполохах энергии, гоня перед собой взрывную волну. Итачи молниеносно ускользал из зоны поражения и нападал из самой неожиданной позиции, Верджил телепортировался прямо из-под клинка и бил доли секунды спустя.
Еще одно здание рухнуло и загорелось, не выдержав натиска огня, занялось соседнее и рассыпалось на части, как карточный домик, подорванное вломившейся внутрь сферой, дрогнуло третье, за ним четвертое. Из стен посыпались камни, вздымая в воздух тучи пыли, по монолитным плитам зазмеились трещины – казалось, еще мгновение, и ряды домов по обе стороны кордона начнут падать, как костяшки домино, и цепную реакцию будет уже не остановить. Черный огонь нахлестывал на стены бьющейся о прибрежные скалы океанической волной, живые язычки пламени проворно разбегались по крошащимся зданиям, забирались в пустые оконные проемы, прыгали на крыши и жадно пожирали все, что встретится на пути. Ледяные клинки дробили камень и рассыпались исходящими паром и плавящимися при соприкосновении с пламенем кристаллами. Воздух нагревался и искажался от напряжения схлестнувшихся стихий, картинка прогибалась и искривлялась…
В этом хаосе выстрелы были почти не слышны.
Я отпрыгнул в сторону, краем глаза заметив, что Саске тоже успел уйти с линии огня, и выхватил пистолеты, но остановился. Нет, нельзя убивать, билась мысль на краю сознания, а пальцы дрожали на курках, и, будто почуяв мою слабость, дьявол внутри меня снова шептал знакомые слова искушения. Отпусти, - говорил он, - освободись, забудь, отрешись от боли, поднимись над страданием, избавься от стыда и сожалений, не ломай себя, не ищи компромиссов, не мирись, не терпи, не сдерживайся…
Я так хотел поддаться ему – поддаться сам себе, но вновь перед внутренним взором предстали весы – крепкие литые цепи и две отполированные до блеска бронзовые чаши. Одну из них держу я, другую тянут вниз безумие, хаос, насилие и смерть. То, чему Верджил позволил собой овладеть.
Пули свистели совсем рядом, вгрызались в асфальт, а я все еще стоял с пистолетами в руках, не решаясь ни убрать оружие, ни выстрелить. Я не чувствовал боли, только легкие толчки, будто люди своим оружием пытались убрать меня со сцены, не дать вмешаться, не дать исправить, предотвратить…
Звуки исчезли – словно ушли за верхний предел слышимости, – лица стерлись, превратившись в маски, оружие в руках людей – воплощение их силы, их слабости, их страха и ненависти – не придаток, но господин, порабощающий душу человека, изрыгало металл будто по собственной воле...
И мне стало так тошно от этого всего, так горько и противно... Я уже не понимал, за что сражаюсь каждый день, и не их вина, что они не могли меня понять. Я всегда знал, что так и будет.
Несколько растянувшихся во времени мгновений – машинист еще пытается удержать срывающийся с рельсов поезд, тормоза судорожно вцепляются в колеса, истошно визжит трущийся о рельсы металл, летят во все стороны искры. По обе стороны железной дороги – крутой откос, тонущая в клубящемся белом тумане пропасть, скалящаяся острыми камнями и обещающая долгое падение. Секунда, другая, и многотонный состав, несущийся вперед на бешеной скорости, наклоняется, балансирует в шаткой точке равновесия, издает последний отчаянный стон и кубарем летит с обрыва….
Обжигающая черная волна накрывает с головой, сжирает сам воздух вокруг, и я на мгновение слепну и теряю способность дышать. Пламя ласкается, липнет к коже, впивается острыми иголками, жадно облизывает меня шустрыми колючими язычками. Вспыхивает одежда, начинают трещать от жара волосы, сознание заливает липкая, удушающая паника, и я, не в силах больше сдерживаться, открываю глаза. Мир проступает через колышущуюся алую дымку, будто я нахожусь внутри источающего энергию красного спектра. Проходит несколько долгих секунд, прежде чем я понимаю, что это свечусь я сам, как во время битвы светился Верджил. Пораженный внезапной догадкой, я медленно оборачиваюсь и смотрю на выжженную пустыню, и там, где только что были люди…
Угольно-черная, покрытая толстым слоем пепла земля. Обгорелые остовы зданий. Сморщившиеся, обожженные до костей тела, в которых людей можно опознать с огромным трудом. Они похожи на извилистые стволы деревьев, погибшие в разрушительном лесном пожаре. Оплавленное оружие в скрючившихся пальцах-вороньих лапках. Смоляные человечки. Жертвы линчевания.
Краем глаза вижу движение - Верджил поднимается, опираясь на катану. Его бьет сильная дрожь, обычно ясные серебристо-голубые глаза замутнены и полуслепы, пальцы сжимают рукоять катаны так сильно, что, кажется, выкованный в аду металл вот-вот треснет. Одежда прогорела и дымится, и я вижу, как под обожженной кожей пробегают резкие судороги, будто что-то внутри него рвется на волю. Невидящий взгляд старшего скользит по выжженной черным огнем просеке, цепляется за превратившихся в головешки людей, останавливается на Итачи…
Тот, кажется, сам удивлен тем, что только что сотворил. Две сотни футов в ширину и сотни три в длину – ни одного живого существа, только прах и пепел, металл и камень.
Саске подходит к Итачи, молча становится рядом. Он весь перепачкан сажей, но само пламя его не тронуло. В его темных глазах подозрение и враждебность, но агрессии в нем нет, как нет ее сейчас ни в одном из нас. Мы выгорели внутри, нас выжгло черное пламя ненависти и безумия. Выжгло дотла.
Итачи очень быстро приходит в себя и смотрит на дело рук своих уже совсем другим взглядом – торжествующим, холодным, расчетливым, словно, осознав новые границы своей силы, он уже начал рассматривать перспективы ее применения. Но куда он пойдет? Токугава своим предательством уничтожил само сердце Гильдии… На Свободном Юге будущего у нас нет.
В конце мертвого поля что-то шевелится, мне кажется, я слышу слабые стоны. Неужели кто-то выжил в этом аду? На краю черной просеки появляются люди, наклоняются, что-то кричат друг другу…
Я ведь могу помочь! Я могу лечить своей энергией, пусть она иногда и убивает, и я все-таки хирург… Был им в прошлой жизни, но я все помню, я никогда ничего не забываю, я могу помочь…
Верджил падает на колени и кричит, обхватив голову руками. Какая-то непонятная, чуждая сила заставляет его выгнуться под немыслимым углом, швыряет на землю, распинает и снова скручивает, будто сумасшедший кукловод беспорядочно дергает за нити, вживленные в его тело. Чуть заметное еще минуту назад голубое свечение вспыхивает с новой силой и окружает Старшего плотным коконом. Что-то в нем ломается, трещит по швам, мышцы извиваются взбесившимися червями, кожа на глазах темнеет и затвердевает, лопается рубашка на спине… и судороги отпускают его. Он медленно поднимается, смотрит на нас алыми глазами с высоты своего семифутового роста, подносит к глазам черную когтистую руку, неуверенно оглядывается и видит свою тень… Крылатую тень.
Верджил превратился. После семи лет тщетных попыток разбудить в себе дьявольскую сущность, у него наконец-то это получилось. Он быстро приходит в себя, уверенно взмахивает крыльями, протягивает руку навстречу послушно материализовавшемуся мечу и указывает острием катаны на Итачи. Тот, нисколько не впечатленный произошедшей с Верджилом метаморфозой, делает шаг вперед.
Я не верю своим глазам: они что, собираются продолжать поединок? После всего, что уже успели натворить? После всех жертв? Посреди охваченного войной города?
Я отказываюсь это понимать. У меня просто нет никаких сил вмешиваться в их противостояние, оберегать Верджила от сумасшествия, оттаскивать его от черты… Сколько можно? Я устал, если бы кто-нибудь только знал, как я устал… Это копилось семь лет, но сегодня чаша переполнилась. Хочется перестать думать, чувствовать, отстраниться, забыться, исчезнуть, сбежать от своего бессилия…
Забыть… Не помнить… Не помнить… Не помнить…
Темнота.
***
Well if you ever plan to motor west
Just take my way that's the highway that's the best
Get your kicks on Route 66
Get your kicks on Route 66
Get your kicks on Route 66
Get your kicks on Route 66
Get your ki…
***
Я стою на шоссе 66, “матери дорог”. Не знаю, есть ли у Америки сердце, но Миссисипи и этот интерстейт – главные ее артерии. Вернее, они когда-то были ими. Теперь остались лишь символы.
Странно вот так стоять на ничейной земле. Десять футов влево, десять футов вправо – уже начинаются вражеские территории, война, конфликт, противоречия, нетерпимость… Здесь спокойно. Тихо. Но я знаю, как обманчива эта тишина и как резко она может смениться хаосом и смертью.
Этой дороге столько всего пришлось увидеть на своей веку. Она появилась в эпоху Великой Депрессии, пыльных бурь и Великой Засухи, превратившей Великие Равнины в огромную пустыню. Люди рвались в Калифорнию, спасаясь от голодной смерти. “Мать дорог” стала для американцев символом надежды и свободы. Символом американской мечты. Символом нации. Теперь единая страна разделилась на два непримиримых лагеря, враждующих уже семь лет, и нет этому ни конца ни края.
Параллельно шоссе 66 построили еще несколько современных хайвэев – 40, 44, 55, но самой дороги уже не существует. Ресторанчики, музеи, отели, рекламные плакаты – вот и все, что осталось.
Дух единения и свободы исчез безвозвратно.
Мир неумолимо движется к некому пределу, рубежу, за которым наступит безумие. Агрессия, ненависть, неприязнь копятся в людях и выплескиваются в мир, отравляя его.
Иногда мне кажется, что я поступаю глупо, пытаясь плыть против течения, но когда я вижу результат, пусть даже маленький, незначительный, я вновь обретаю веру. Теряю, обретаю и теряю…
И в очередной раз понимаю, что иначе просто не могу. Вспышка схлынет, и придет горькое похмелье со стыдом и сожалением. Я не сделал всего, что мог бы... Но в следующий раз – сделаю.
Над городом всходит солнце. Первые косые лучи пронизывают прозрачный воздух и падают на дорогу, расцвечивая мокрый серый асфальт искрящимися радугами. Безумно красиво и абсолютно нереально – это даже не мои грезы, это подсмотренный обрывок чужого сна.
Пора просыпаться…
***
В реальном мире солнце так же бьет в глаза, и это заставило бы меня насторожиться, если бы не блаженное тепло, пронизывающее каждую клеточку тела. Отворачиваюсь от слепящих лучей и обнаруживаю, что я лежу на коленях у брата. Вокруг никого: кажется, мы на какой-то крыше.
Сажусь, машинально проверяю пистолеты. Профессиональная привычка.
Верджил издает тихий горловой звук, видимо, призванный выразить недовольство. Теперь он может поиграть в старшего брата, только когда я сплю… или я был без сознания?! Уже утро…
- Что произошло? - Голос оказывается хриплым и надорванным, во рту ощущается сильный привкус крови.
- Мы с Итачи решили, что нам слишком нравится общество друг друга, чтобы ограничиваться одним поединком. – Верджил едва заметно кривится и передергивает плечами. Этот такой характерный, до боли знакомый жест будит во мне покровительственную нежность и сладкое чувство родства.
Верджил здесь. Итачи ушел. Все обошлось. Оклахома-Сити не стерт с лица земли. По крайней мере, то здание, на крыше которого мы сидим. И я не помню ничего после превращения брата…
- Что на самом деле произошло?
- Мы прервали поединок. Много свидетелей. Итачи предпочел позаботиться о безопасности брата.
Не верю, что им помешали свидетели. Перед глазами встает выжженная полоса земли с обуглившимися трупами и бесстрастное лицо Итачи, упивающегося собственной немереной силой. Он бы не остановился ни перед чем. Опять Саске? Даже если Итачи был очень зол на брата за то, что тот сбежал от него и вступил в армию Северных Штатов, они все равно оставались братьями. Для Итачи Саске по-прежнему был маленьким глупым мальчишкой, не способным постоять за себя.
- Почему я ничего не помню?
Верджил смахивает со лба ту самую упрямую прядь волос. Сейчас, покрытый пеплом и кровью, в изодранной прожженной одежде, он кажется мне невероятно красивым. Что-то в нем неуловимо изменилось, и дело тут не в превращении. Он будто увидел что-то, что его по-настоящему потрясло.
- Ты пытался лечить людей, - нехотя признается Верджил, и в его тоне нет обычного сарказма.
- Пытался? – Самый ужасный кошмар и нарушенная клятва “Не навреди”. - Они… они умирали?
- Нет? – устало бросает Верджил. - Ты вылечил всех. Кого успел.
- Ясно. – Просто не знаю, что сказать. Радости нет, нет и удовлетворения, потому что всегда есть одно “но”, и в устах Верджила оно прозвучало как “кого успел”.
- Джон оказался предателем. Сенатор исчез. Потом прибыли войска – с обеих сторон, - удовлетворенно перечисляет Верджил. - Ты встречался с Токугавой?
- С Токугавой. – Даже не удивляюсь его догадливости.
Я должен видеть все своими глазами – эта спонтанная потребность внезапно оказывается очень сильной, ей невозможно противиться. Поднимаюсь, подхожу к краю крыши. Смотрю вниз.
- Так я и предполагал, - доносится сзади голос Верджила.
Солнце жжет спину, но здесь, наверху, прохладный ветерок кажется благословением. Людям внизу приходится гораздо хуже: асфальт уже нагрелся, и в воздухе стоит удушливый запах гари, раскаленного металла и запекшейся крови. Даже с высоты сорокового этажа отчетливо видны разрушения, черной проплешиной выступает полоса обугленной земли. На площади перед посольством лежат два вертолета. Наверное, взрывная волна сшибла их в момент взлета.
Оклахома-Сити прозвали дружелюбным городом, городом Возрождения… Возродится ли он из пепла междоусобной войны? Нет. Пепел развеют весенние торнадо, разнесут по равнинам грозовые ливни, и, прах к праху, город соединится с плотью Великих Равнин, из которой был рожден.
- Только Токугава мог отправить Внутренний Круг полным составом на вражескую территорию. У него есть сообщники в Совете Конфедерации и на Севере. Север срежиссировал эту провокацию, чтобы развязать себе руки. В ближайшее время Свободному Югу объявят войну на уничтожение.
Что меня поражает в моем брате – способность в нужный момент мобилизоваться, концентрироваться, собирать информацию и делать правильные выводы. Ему даже не понадобилось объяснение Токугавы, хотя и мне оно, по большому счету, было не нужно… Да, будет война.
- Что значит “не успел”?
Верджил выдерживает паузу, затем нехотя начинает говорить:
- Ты лечил всех подряд: американцев, южан, людей, которые в панике выбежали на улицы и попали под пули. Ты спас больше сотни человек. Потом они начали в тебя стрелять.
- Кто? – Мне кажется, что люди внизу заметили меня. Не может быть, слишком высоко.
- Тебя приняли за врага и те, и другие. Они не понимали, что ты делаешь. Ты потерял сознание. Не следует так расточительно расходовать энергию.
Внезапно мне становится не по себе, накатывает приступ головокружения. Осторожно отступаю от края, возвращаюсь к брату, сажусь, и только тогда неприятное ощущение отступает. Неловкость, неуместность – что-то такое вертится на краю восприятия, и я никак не могу уловить суть.
- Я убил свидетелей и принес тебя сюда, - бесстрастно заканчивает рассказ Верджил.
- Только не говори мне про человеческую благодарность.
- Ты так разозлился на меня, когда я решил продолжить поединок. – Верджил улыбается. Такую улыбку, мрачную, задумчивую, я вижу на его лице впервые. – Я чувствовал твою ярость и обиду.
- Но не остановился? – О чем это я? Когда это было достаточной причиной?
- Ты хорошо знаешь меня. Ты понимаешь, что я не мог остановиться.
- Кто прервал поединок? Ты? Саске тут не при чем?
Он молчит. Теперь я знаю: эта неловкость, неуместность поступков и чувств – наша общая, разделенная. Верджил сделал что-то абсолютно ему несвойственное и теперь пытается избежать мучительных для него объяснений. Сказать вслух – значит признаться самому себе… в чем?! В том, что я ему дороже победы над таким сильным противником, первым достойным его воином за все эти годы?
Наверное, я так никогда и не узнаю правду, да я и не хочу знать, кто первым остановил бой.
- Мы вернемся на Юг, - начинает уверенно говорить Верджил, - узнаем, кто в Совете работал с Токугавой, устраним этого человека, найдем золотого мальчика Джона Доу и сенатора, получим информацию о том, кто разрабатывал эту операцию и кто будет ею руководить, устраним и их тоже.
- Думаешь, это так просто? – Я не сдерживаю смех. – Верджил Спарда, тайный агент и шпион… И понял, что Верджил мог сознательно пытаться снять неловкость, но брат был абсолютно серьезен.
- Начнем с того, что навестим Роберта. Надеюсь, он еще не растерял своих связей. У меня в Вашингтоне есть кое-какие знакомства и парочка должников. Помнишь, меня ведь не существует? Официально я мертв. Деньги у нас есть, документы сделаем. Север не выиграет эту войну.
- Что, если ты опять сорвешься? Ты же контролируешь себя через раз. – Планы Верджила настолько ошеломили меня, что я забыл про свое правило не говорить ему о его самоконтроле в лицо.
- Ты недооцениваешь мою целеустремленность.
Как же он любит это слово – недооцениваешь. Мне можно начать составлять список, что я в нем недооцениваю – получится с десяток листов.
Он ободряюще улыбается и спрашивает:
- Я сильно тебя достал, да? Прости… Но оно ведь того стоило?
И мне кажется, что этих семи лет не было, что передо мной снова прежний Верджил – жестокий, властный, презрительный, высокомерный, сильный, понимающий.
Не жизнь, а американские горки: вверх-вниз, вверх-вниз, мертвая петля, земля совсем рядом, и снова на тебя летит небо.
Новый виток. Новый взлет. Неизвестность. Восторг.
***
Одинокая человеческая фигура медленно бредет по улице. Растрепанные светлые волосы падают на испачканное сажей и кровью лицо, одежда порвана и обожжена настолько, что в ней с трудом можно опознать военную форму. Вокруг кипит бой, но человек, кажется, этого не замечает.
Время от времени он наклоняется над лежащими на земле людьми и прикладывает ладони к груди. Из-под рук начинает струиться слабое пульсирующее свечение. Человек закрывает глаза, закусывает губу, его всего трясет, по подбородку соскальзывает алая струйка, но он не останавливается. Кажется, он испытывает сильную боль, будто делает что-то противоестественное, противоречащее его собственной хищнической природе. Наконец он отрывает ладони от тела раненого, поднимается, и, пошатываясь, направляется дальше, не обращая внимания на взрывы и свистящие мимо пули.
Наконец он подходит к площади, в центре которой огромными кострами пылают два лежащих на земле вертолета. Прямо за ними – пологое каменное крыльцо. Военные медики занимаются эвакуацией, но бой здесь закончился совсем недавно, и они не успевают, а многим и просто не могут помочь.
Человек проходит между кострами, не замеченный никем, поднимается по ступенькам, безошибочно минует два мертвых тела и опускается на колени рядом со смертельно раненым солдатом.
Ему не дают закончить лечение - раздаются резкие крики, его окружают люди с оружием. Звучит приказ, но он лишь непонимающе смотрит на стоящих перед ним людей, а с его ладоней продолжает стекать теплый желтоватый свет. Они видят свет, видят сияющие серебристые глаза, в которых дрожат слезы, видят белые волосы, перламутровый блеск кожи под слоем пепла и крови. От него веет опасностью, чуждостью, он невольно внушает страх, и по человеческому кругу прокатывается паника.
Люди вскидывают оружие, отдают приказы, но сейчас для него этот язык – чужой, он не понимает его, звуки не несут смысла, потому что единственное, что имеет значение – это тонкий ручеек жизни, которую он вливает в раненого. Так мало нужно, чтобы прервать эту ниточку, и он готов молить людей – он и так уже стоит на коленях! – чтобы они позволили ему закончить, но он не помнит человеческой речи, ведь звуки не несут смысла, а на языке жизни он говорить не умеет…
Один из людей не выдерживает и спускает курок. Человек вздрагивает, когда металл входит в его плоть. Его непонимающий, неверящий взгляд впивается в людей, с губ срывается немая мольба.
Они стреляют снова. Очередь отбрасывает его назад, но он упрямо поднимается и тянет окровавленную ладонь к груди раненого… Тот издает страшный сипящий звук, дергается и затихает.
Человек остается стоять на коленях, лишь закрывает глаза. Слезы текут по его лицу, прокладывая светлые дорожки среди черного и багрового, плечи трясутся то ли от рыданий, то ли от смеха, руки безвольно висят вдоль тела. Он не делает никаких попыток дотянуться до оружия.
И все равно он опасен – выносят люди вердикт. То, что нельзя постичь, нужно уничтожить.
Они стреляют.
Человек падает.
С неба срывается огромная крылатая тень и накрывает их волной энергии. Тот, кто выживает, находит свою смерть от когтей и клыков разъяренного чудовища.
***
Агент Мэтью Сандерс стоит перед майором и не мигая смотрит в серые выцветшие глаза.
- Я ознакомился вашим отчетом. – Майор пододвигает к себе папку и открывает ее на отмеченной закладкой странице. – Меня чрезвычайно заинтересовал параграф о Внутреннем Круге Гильдии…
Мужчина выдерживает многозначительную паузу, но так и не дожидается ответа от агента.
- В частности, о наемнике по имени Данте. Вы хотите сказать, что видели все это собственными глазами?
- Да сэр, - отвечает агент Сандерс, по-прежнему не сводя взгляда с начальника. В его ровно голосе нет и следа колебаний или неуверенности.
- Может, у вас разыгралось воображение? Надышались угарного газа? Стимуляторы? Последствия раскодирования?
- Нет, сэр. Информация точная.
- И как вы это объясните?
- Объяснениями занимается аналитический отдел, сэр, - рапортует агент все тем же бесстрастным тоном, который уже начинает выводить майора из себя.
Может, ученые что-то там перемудрили с записью второй личности? Майор вздыхает и захлопывает папку. Закладка вылетает и планирует на пол.
- Вот завтра в восемь и отправитесь в аналитический отдел, поможете им разобраться в этой, - военный презрительно скривился, - ненаучной фантастике. Свободны.
- Есть, сэр. – Агент выходит из кабинета.
Майор по внутренней связи предупреждает адъютанта, чтобы тот никого не пускал без крайней необходимости, открывает папку, находит нужный параграф и углубляется в чтение.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
Азбука Отчуждения: Deadlier
Азбука Отчуждения: Borderline, часть 1
Азбука Отчуждения: Borderline, часть 2Низкий вибрирующий рык Верджила эхом разнесся над карантинной зоной, заглушив на несколько секунд звуки отдаленной перестрелки. Старший, все еще светясь мерцающей синеватой энергией, сформировал на левой ладони большой пылающий шар и метнул в противника. За доли секунды сфера выросла в размерах в несколько раз и сдетонировала изнутри, врезавшись в стену антрацитового огня. Я не успел ничего заметить - просто Итачи исчез, а на его месте взревело пламя.
Я инстинктивно прикрыл глаза рукой и почувствовал волну иссушающего жара, ударившую из точки взрыва со сшибающей с ног силой. Металлическая решетка вновь заискрила, занялись деревья неподалеку, с той стороны кордона уже вовсю горела трава. Шоссе заволокло едким черным дымом, и там, на расплавленном взрывом асфальте, уже вновь кипела схватка.
Верджил швырял сферы левой рукой, правой отбивая и нанося удары катаной. Итачи отвечал сгустками пламени и точными, резкими выпадами меча. От их поединка веяло безумием, дикой яростью и непримиримой ненавистью злейших врагов.
Часть меня хотела присоединиться к бою, разорвать человеческие цепи разума, выплеснуть ненасытную жажду действия, крови и смерти, а другая часть, очарованная, завороженная, с восторгом упивалась битвой, получая чистейшее наслаждение от сражения таких сильных противников. Квинтэссенция моей двойственной сущности – сумасшествие, порожденное противоречиями, возбуждение, принесенное в мое тело и сознание столько прекрасным зрелищем, что-то сродни экстазу, темному вожделению, которому нет и не будет удовлетворения. Странное, извращенное, пугающее, не имеющее объяснения чувство охватило меня и взорвалось лишающей рассудка вспышкой ревности и ненависти. Это я должен быть там, я должен драться с братом, я должен получить его целиком – со всеми его слабостями и пороками, с его ошибочностью, упрямством, со всеми грехами, что таятся в его разуме и теле. И это не было наваждением, оно пришло, как единственно возможная реальность, и мне захотелось разрыдаться над внезапно разверзшейся пропастью понимания: это сильнее меня. Я держусь за свою ускользающую человечность из всех сил, но стоит лишь немного ослабить контроль - и дьявольская сущность бросает меня в такую сладчайшую бездну искушений, что даже ее послевкусие, щедро обагренное муками слабости и стыда, резонирует вновь и вновь, пробуждая воспоминания и предчувствие возможной целостности. Так легко взять то, что тебе предлагают на вытянутой ладони, но каждый раз я отказываюсь и возвращаюсь…
И буду возвращаться всегда.
Когда я пришел в себя, Саске был совсем рядом и пристально вглядывался в мое лицо. Что он там такое увидел? Заметив, что я вполне осмысленно смотрю на него, парень поспешно отвернулся.
Часть решетки с той стороны, оплавленная и покореженная, лежала на земле. С этой стороны ограждение еще держалось, но ток по нему уже не шел. Дымящийся асфальт растрескался и покрылся выбоинами и ямами, ближайшие дома зияли черными впадинами окон – взрывная волна выбила стекла.
Битва на улицах стихала и вспыхивала вновь, беспорядочные выстрелы гремели со всех сторон, то там, то здесь разрывались гранаты – казалось, что в Оклахома-Сити за две недели до положенной даты устроили празднование Дня Независимости с хлопушками, фейерверками и лазерной иллюминацией.
Световой луч скользнул по зданиям, проехался по разрушенной дороге и остановился на поле боя, высветив дерущихся противников в мельчайших деталях. Они отпрянули друг от друга и мгновенно повернулись к источнику опасности – зависшему над дорогой вертолету. По их фигурам затанцевали красные точки лазерных прицелов, но ни Верджил, ни Итачи не стали дожидаться предупреждения – энергетические клинки прошили металлический корпус, как нож масло, а огненный шар довершил начатое, разнеся стальную птицу вместе с находящимися в ней людьми.
Верджил довольно оскалился и смерил противника взглядом алых глаз: продолжим? Форма на нем была прожжена и испачкана кровью – его собственной, запястья покрылись запекшейся темной коркой, из-под которой выступала свежая влага. Он… Он открыл глаза? Значит, боль действительно выводила из иллюзии, или то, что можно ввести в транс – сознание, разум – личность – все это утонуло, ушло, потеряно? Таким я брата не видел никогда.
Итачи кивнул. Не знаю, устал ли он, но держался так, будто схватка только-только началась.
На взрыв отреагировали очень быстро: за домами, со стороны центра города, послышался шум взлетающих вертолетов. Сейчас сюда кинут все свободные войска, дадут приказ на уничтожение…
Верджил с Итачи тоже понимали это – и сцепились с такой яростью и силой, что все предыдущее показалось детской игрой. Огромный пламенный шар снес ограждение и врезался в фасад дома, проломив стену. Энергетические клинки дробили остатки стекол и выбивали из стен каменную крошку, пылающие сиреневые сферы сносили любые преграды и воспламеняли все, что могло гореть.
У обоих будто открылось второе дыхание. Итачи швырялся антрацитовым огнем, от которого трещал и плавился воздух и пространство взрывалось внутрь себя на манер черных дыр, и тут же, словно будучи частью своего огня, наемник кидался на противника и жалил сталью и взглядом. Верджил телепортировался и наносил широкие резкие удары, только оставался от клинка размытый серебристый след. Во все стороны от него разлетались ледяные клинки, сыпались маленькие сгустки энергии, то и дело с ладони срывались шары побольше. Итачи уворачивался, проскальзывал между металлом и сферами с немыслимой ловкостью и пускал одну стену пламени за другой. Верджил исчезал и появлялся вновь, оставляя огонь за спиной, ловил меч противника на свой клинок, снова растворялся, пропускал удар второго меча и материализовался во всполохах энергии, гоня перед собой взрывную волну. Итачи молниеносно ускользал из зоны поражения и нападал из самой неожиданной позиции, Верджил телепортировался прямо из-под клинка и бил доли секунды спустя.
Еще одно здание рухнуло и загорелось, не выдержав натиска огня, занялось соседнее и рассыпалось на части, как карточный домик, подорванное вломившейся внутрь сферой, дрогнуло третье, за ним четвертое. Из стен посыпались камни, вздымая в воздух тучи пыли, по монолитным плитам зазмеились трещины – казалось, еще мгновение, и ряды домов по обе стороны кордона начнут падать, как костяшки домино, и цепную реакцию будет уже не остановить. Черный огонь нахлестывал на стены бьющейся о прибрежные скалы океанической волной, живые язычки пламени проворно разбегались по крошащимся зданиям, забирались в пустые оконные проемы, прыгали на крыши и жадно пожирали все, что встретится на пути. Ледяные клинки дробили камень и рассыпались исходящими паром и плавящимися при соприкосновении с пламенем кристаллами. Воздух нагревался и искажался от напряжения схлестнувшихся стихий, картинка прогибалась и искривлялась…
В этом хаосе выстрелы были почти не слышны.
Я отпрыгнул в сторону, краем глаза заметив, что Саске тоже успел уйти с линии огня, и выхватил пистолеты, но остановился. Нет, нельзя убивать, билась мысль на краю сознания, а пальцы дрожали на курках, и, будто почуяв мою слабость, дьявол внутри меня снова шептал знакомые слова искушения. Отпусти, - говорил он, - освободись, забудь, отрешись от боли, поднимись над страданием, избавься от стыда и сожалений, не ломай себя, не ищи компромиссов, не мирись, не терпи, не сдерживайся…
Я так хотел поддаться ему – поддаться сам себе, но вновь перед внутренним взором предстали весы – крепкие литые цепи и две отполированные до блеска бронзовые чаши. Одну из них держу я, другую тянут вниз безумие, хаос, насилие и смерть. То, чему Верджил позволил собой овладеть.
Пули свистели совсем рядом, вгрызались в асфальт, а я все еще стоял с пистолетами в руках, не решаясь ни убрать оружие, ни выстрелить. Я не чувствовал боли, только легкие толчки, будто люди своим оружием пытались убрать меня со сцены, не дать вмешаться, не дать исправить, предотвратить…
Звуки исчезли – словно ушли за верхний предел слышимости, – лица стерлись, превратившись в маски, оружие в руках людей – воплощение их силы, их слабости, их страха и ненависти – не придаток, но господин, порабощающий душу человека, изрыгало металл будто по собственной воле...
И мне стало так тошно от этого всего, так горько и противно... Я уже не понимал, за что сражаюсь каждый день, и не их вина, что они не могли меня понять. Я всегда знал, что так и будет.
Несколько растянувшихся во времени мгновений – машинист еще пытается удержать срывающийся с рельсов поезд, тормоза судорожно вцепляются в колеса, истошно визжит трущийся о рельсы металл, летят во все стороны искры. По обе стороны железной дороги – крутой откос, тонущая в клубящемся белом тумане пропасть, скалящаяся острыми камнями и обещающая долгое падение. Секунда, другая, и многотонный состав, несущийся вперед на бешеной скорости, наклоняется, балансирует в шаткой точке равновесия, издает последний отчаянный стон и кубарем летит с обрыва….
Обжигающая черная волна накрывает с головой, сжирает сам воздух вокруг, и я на мгновение слепну и теряю способность дышать. Пламя ласкается, липнет к коже, впивается острыми иголками, жадно облизывает меня шустрыми колючими язычками. Вспыхивает одежда, начинают трещать от жара волосы, сознание заливает липкая, удушающая паника, и я, не в силах больше сдерживаться, открываю глаза. Мир проступает через колышущуюся алую дымку, будто я нахожусь внутри источающего энергию красного спектра. Проходит несколько долгих секунд, прежде чем я понимаю, что это свечусь я сам, как во время битвы светился Верджил. Пораженный внезапной догадкой, я медленно оборачиваюсь и смотрю на выжженную пустыню, и там, где только что были люди…
Угольно-черная, покрытая толстым слоем пепла земля. Обгорелые остовы зданий. Сморщившиеся, обожженные до костей тела, в которых людей можно опознать с огромным трудом. Они похожи на извилистые стволы деревьев, погибшие в разрушительном лесном пожаре. Оплавленное оружие в скрючившихся пальцах-вороньих лапках. Смоляные человечки. Жертвы линчевания.
Краем глаза вижу движение - Верджил поднимается, опираясь на катану. Его бьет сильная дрожь, обычно ясные серебристо-голубые глаза замутнены и полуслепы, пальцы сжимают рукоять катаны так сильно, что, кажется, выкованный в аду металл вот-вот треснет. Одежда прогорела и дымится, и я вижу, как под обожженной кожей пробегают резкие судороги, будто что-то внутри него рвется на волю. Невидящий взгляд старшего скользит по выжженной черным огнем просеке, цепляется за превратившихся в головешки людей, останавливается на Итачи…
Тот, кажется, сам удивлен тем, что только что сотворил. Две сотни футов в ширину и сотни три в длину – ни одного живого существа, только прах и пепел, металл и камень.
Саске подходит к Итачи, молча становится рядом. Он весь перепачкан сажей, но само пламя его не тронуло. В его темных глазах подозрение и враждебность, но агрессии в нем нет, как нет ее сейчас ни в одном из нас. Мы выгорели внутри, нас выжгло черное пламя ненависти и безумия. Выжгло дотла.
Итачи очень быстро приходит в себя и смотрит на дело рук своих уже совсем другим взглядом – торжествующим, холодным, расчетливым, словно, осознав новые границы своей силы, он уже начал рассматривать перспективы ее применения. Но куда он пойдет? Токугава своим предательством уничтожил само сердце Гильдии… На Свободном Юге будущего у нас нет.
В конце мертвого поля что-то шевелится, мне кажется, я слышу слабые стоны. Неужели кто-то выжил в этом аду? На краю черной просеки появляются люди, наклоняются, что-то кричат друг другу…
Я ведь могу помочь! Я могу лечить своей энергией, пусть она иногда и убивает, и я все-таки хирург… Был им в прошлой жизни, но я все помню, я никогда ничего не забываю, я могу помочь…
Верджил падает на колени и кричит, обхватив голову руками. Какая-то непонятная, чуждая сила заставляет его выгнуться под немыслимым углом, швыряет на землю, распинает и снова скручивает, будто сумасшедший кукловод беспорядочно дергает за нити, вживленные в его тело. Чуть заметное еще минуту назад голубое свечение вспыхивает с новой силой и окружает Старшего плотным коконом. Что-то в нем ломается, трещит по швам, мышцы извиваются взбесившимися червями, кожа на глазах темнеет и затвердевает, лопается рубашка на спине… и судороги отпускают его. Он медленно поднимается, смотрит на нас алыми глазами с высоты своего семифутового роста, подносит к глазам черную когтистую руку, неуверенно оглядывается и видит свою тень… Крылатую тень.
Верджил превратился. После семи лет тщетных попыток разбудить в себе дьявольскую сущность, у него наконец-то это получилось. Он быстро приходит в себя, уверенно взмахивает крыльями, протягивает руку навстречу послушно материализовавшемуся мечу и указывает острием катаны на Итачи. Тот, нисколько не впечатленный произошедшей с Верджилом метаморфозой, делает шаг вперед.
Я не верю своим глазам: они что, собираются продолжать поединок? После всего, что уже успели натворить? После всех жертв? Посреди охваченного войной города?
Я отказываюсь это понимать. У меня просто нет никаких сил вмешиваться в их противостояние, оберегать Верджила от сумасшествия, оттаскивать его от черты… Сколько можно? Я устал, если бы кто-нибудь только знал, как я устал… Это копилось семь лет, но сегодня чаша переполнилась. Хочется перестать думать, чувствовать, отстраниться, забыться, исчезнуть, сбежать от своего бессилия…
Забыть… Не помнить… Не помнить… Не помнить…
Темнота.
***
Well if you ever plan to motor west
Just take my way that's the highway that's the best
Get your kicks on Route 66
Get your kicks on Route 66
Get your kicks on Route 66
Get your kicks on Route 66
Get your ki…
***
Я стою на шоссе 66, “матери дорог”. Не знаю, есть ли у Америки сердце, но Миссисипи и этот интерстейт – главные ее артерии. Вернее, они когда-то были ими. Теперь остались лишь символы.
Странно вот так стоять на ничейной земле. Десять футов влево, десять футов вправо – уже начинаются вражеские территории, война, конфликт, противоречия, нетерпимость… Здесь спокойно. Тихо. Но я знаю, как обманчива эта тишина и как резко она может смениться хаосом и смертью.
Этой дороге столько всего пришлось увидеть на своей веку. Она появилась в эпоху Великой Депрессии, пыльных бурь и Великой Засухи, превратившей Великие Равнины в огромную пустыню. Люди рвались в Калифорнию, спасаясь от голодной смерти. “Мать дорог” стала для американцев символом надежды и свободы. Символом американской мечты. Символом нации. Теперь единая страна разделилась на два непримиримых лагеря, враждующих уже семь лет, и нет этому ни конца ни края.
Параллельно шоссе 66 построили еще несколько современных хайвэев – 40, 44, 55, но самой дороги уже не существует. Ресторанчики, музеи, отели, рекламные плакаты – вот и все, что осталось.
Дух единения и свободы исчез безвозвратно.
Мир неумолимо движется к некому пределу, рубежу, за которым наступит безумие. Агрессия, ненависть, неприязнь копятся в людях и выплескиваются в мир, отравляя его.
Иногда мне кажется, что я поступаю глупо, пытаясь плыть против течения, но когда я вижу результат, пусть даже маленький, незначительный, я вновь обретаю веру. Теряю, обретаю и теряю…
И в очередной раз понимаю, что иначе просто не могу. Вспышка схлынет, и придет горькое похмелье со стыдом и сожалением. Я не сделал всего, что мог бы... Но в следующий раз – сделаю.
Над городом всходит солнце. Первые косые лучи пронизывают прозрачный воздух и падают на дорогу, расцвечивая мокрый серый асфальт искрящимися радугами. Безумно красиво и абсолютно нереально – это даже не мои грезы, это подсмотренный обрывок чужого сна.
Пора просыпаться…
***
В реальном мире солнце так же бьет в глаза, и это заставило бы меня насторожиться, если бы не блаженное тепло, пронизывающее каждую клеточку тела. Отворачиваюсь от слепящих лучей и обнаруживаю, что я лежу на коленях у брата. Вокруг никого: кажется, мы на какой-то крыше.
Сажусь, машинально проверяю пистолеты. Профессиональная привычка.
Верджил издает тихий горловой звук, видимо, призванный выразить недовольство. Теперь он может поиграть в старшего брата, только когда я сплю… или я был без сознания?! Уже утро…
- Что произошло? - Голос оказывается хриплым и надорванным, во рту ощущается сильный привкус крови.
- Мы с Итачи решили, что нам слишком нравится общество друг друга, чтобы ограничиваться одним поединком. – Верджил едва заметно кривится и передергивает плечами. Этот такой характерный, до боли знакомый жест будит во мне покровительственную нежность и сладкое чувство родства.
Верджил здесь. Итачи ушел. Все обошлось. Оклахома-Сити не стерт с лица земли. По крайней мере, то здание, на крыше которого мы сидим. И я не помню ничего после превращения брата…
- Что на самом деле произошло?
- Мы прервали поединок. Много свидетелей. Итачи предпочел позаботиться о безопасности брата.
Не верю, что им помешали свидетели. Перед глазами встает выжженная полоса земли с обуглившимися трупами и бесстрастное лицо Итачи, упивающегося собственной немереной силой. Он бы не остановился ни перед чем. Опять Саске? Даже если Итачи был очень зол на брата за то, что тот сбежал от него и вступил в армию Северных Штатов, они все равно оставались братьями. Для Итачи Саске по-прежнему был маленьким глупым мальчишкой, не способным постоять за себя.
- Почему я ничего не помню?
Верджил смахивает со лба ту самую упрямую прядь волос. Сейчас, покрытый пеплом и кровью, в изодранной прожженной одежде, он кажется мне невероятно красивым. Что-то в нем неуловимо изменилось, и дело тут не в превращении. Он будто увидел что-то, что его по-настоящему потрясло.
- Ты пытался лечить людей, - нехотя признается Верджил, и в его тоне нет обычного сарказма.
- Пытался? – Самый ужасный кошмар и нарушенная клятва “Не навреди”. - Они… они умирали?
- Нет? – устало бросает Верджил. - Ты вылечил всех. Кого успел.
- Ясно. – Просто не знаю, что сказать. Радости нет, нет и удовлетворения, потому что всегда есть одно “но”, и в устах Верджила оно прозвучало как “кого успел”.
- Джон оказался предателем. Сенатор исчез. Потом прибыли войска – с обеих сторон, - удовлетворенно перечисляет Верджил. - Ты встречался с Токугавой?
- С Токугавой. – Даже не удивляюсь его догадливости.
Я должен видеть все своими глазами – эта спонтанная потребность внезапно оказывается очень сильной, ей невозможно противиться. Поднимаюсь, подхожу к краю крыши. Смотрю вниз.
- Так я и предполагал, - доносится сзади голос Верджила.
Солнце жжет спину, но здесь, наверху, прохладный ветерок кажется благословением. Людям внизу приходится гораздо хуже: асфальт уже нагрелся, и в воздухе стоит удушливый запах гари, раскаленного металла и запекшейся крови. Даже с высоты сорокового этажа отчетливо видны разрушения, черной проплешиной выступает полоса обугленной земли. На площади перед посольством лежат два вертолета. Наверное, взрывная волна сшибла их в момент взлета.
Оклахома-Сити прозвали дружелюбным городом, городом Возрождения… Возродится ли он из пепла междоусобной войны? Нет. Пепел развеют весенние торнадо, разнесут по равнинам грозовые ливни, и, прах к праху, город соединится с плотью Великих Равнин, из которой был рожден.
- Только Токугава мог отправить Внутренний Круг полным составом на вражескую территорию. У него есть сообщники в Совете Конфедерации и на Севере. Север срежиссировал эту провокацию, чтобы развязать себе руки. В ближайшее время Свободному Югу объявят войну на уничтожение.
Что меня поражает в моем брате – способность в нужный момент мобилизоваться, концентрироваться, собирать информацию и делать правильные выводы. Ему даже не понадобилось объяснение Токугавы, хотя и мне оно, по большому счету, было не нужно… Да, будет война.
- Что значит “не успел”?
Верджил выдерживает паузу, затем нехотя начинает говорить:
- Ты лечил всех подряд: американцев, южан, людей, которые в панике выбежали на улицы и попали под пули. Ты спас больше сотни человек. Потом они начали в тебя стрелять.
- Кто? – Мне кажется, что люди внизу заметили меня. Не может быть, слишком высоко.
- Тебя приняли за врага и те, и другие. Они не понимали, что ты делаешь. Ты потерял сознание. Не следует так расточительно расходовать энергию.
Внезапно мне становится не по себе, накатывает приступ головокружения. Осторожно отступаю от края, возвращаюсь к брату, сажусь, и только тогда неприятное ощущение отступает. Неловкость, неуместность – что-то такое вертится на краю восприятия, и я никак не могу уловить суть.
- Я убил свидетелей и принес тебя сюда, - бесстрастно заканчивает рассказ Верджил.
- Только не говори мне про человеческую благодарность.
- Ты так разозлился на меня, когда я решил продолжить поединок. – Верджил улыбается. Такую улыбку, мрачную, задумчивую, я вижу на его лице впервые. – Я чувствовал твою ярость и обиду.
- Но не остановился? – О чем это я? Когда это было достаточной причиной?
- Ты хорошо знаешь меня. Ты понимаешь, что я не мог остановиться.
- Кто прервал поединок? Ты? Саске тут не при чем?
Он молчит. Теперь я знаю: эта неловкость, неуместность поступков и чувств – наша общая, разделенная. Верджил сделал что-то абсолютно ему несвойственное и теперь пытается избежать мучительных для него объяснений. Сказать вслух – значит признаться самому себе… в чем?! В том, что я ему дороже победы над таким сильным противником, первым достойным его воином за все эти годы?
Наверное, я так никогда и не узнаю правду, да я и не хочу знать, кто первым остановил бой.
- Мы вернемся на Юг, - начинает уверенно говорить Верджил, - узнаем, кто в Совете работал с Токугавой, устраним этого человека, найдем золотого мальчика Джона Доу и сенатора, получим информацию о том, кто разрабатывал эту операцию и кто будет ею руководить, устраним и их тоже.
- Думаешь, это так просто? – Я не сдерживаю смех. – Верджил Спарда, тайный агент и шпион… И понял, что Верджил мог сознательно пытаться снять неловкость, но брат был абсолютно серьезен.
- Начнем с того, что навестим Роберта. Надеюсь, он еще не растерял своих связей. У меня в Вашингтоне есть кое-какие знакомства и парочка должников. Помнишь, меня ведь не существует? Официально я мертв. Деньги у нас есть, документы сделаем. Север не выиграет эту войну.
- Что, если ты опять сорвешься? Ты же контролируешь себя через раз. – Планы Верджила настолько ошеломили меня, что я забыл про свое правило не говорить ему о его самоконтроле в лицо.
- Ты недооцениваешь мою целеустремленность.
Как же он любит это слово – недооцениваешь. Мне можно начать составлять список, что я в нем недооцениваю – получится с десяток листов.
Он ободряюще улыбается и спрашивает:
- Я сильно тебя достал, да? Прости… Но оно ведь того стоило?
И мне кажется, что этих семи лет не было, что передо мной снова прежний Верджил – жестокий, властный, презрительный, высокомерный, сильный, понимающий.
Не жизнь, а американские горки: вверх-вниз, вверх-вниз, мертвая петля, земля совсем рядом, и снова на тебя летит небо.
Новый виток. Новый взлет. Неизвестность. Восторг.
***
Одинокая человеческая фигура медленно бредет по улице. Растрепанные светлые волосы падают на испачканное сажей и кровью лицо, одежда порвана и обожжена настолько, что в ней с трудом можно опознать военную форму. Вокруг кипит бой, но человек, кажется, этого не замечает.
Время от времени он наклоняется над лежащими на земле людьми и прикладывает ладони к груди. Из-под рук начинает струиться слабое пульсирующее свечение. Человек закрывает глаза, закусывает губу, его всего трясет, по подбородку соскальзывает алая струйка, но он не останавливается. Кажется, он испытывает сильную боль, будто делает что-то противоестественное, противоречащее его собственной хищнической природе. Наконец он отрывает ладони от тела раненого, поднимается, и, пошатываясь, направляется дальше, не обращая внимания на взрывы и свистящие мимо пули.
Наконец он подходит к площади, в центре которой огромными кострами пылают два лежащих на земле вертолета. Прямо за ними – пологое каменное крыльцо. Военные медики занимаются эвакуацией, но бой здесь закончился совсем недавно, и они не успевают, а многим и просто не могут помочь.
Человек проходит между кострами, не замеченный никем, поднимается по ступенькам, безошибочно минует два мертвых тела и опускается на колени рядом со смертельно раненым солдатом.
Ему не дают закончить лечение - раздаются резкие крики, его окружают люди с оружием. Звучит приказ, но он лишь непонимающе смотрит на стоящих перед ним людей, а с его ладоней продолжает стекать теплый желтоватый свет. Они видят свет, видят сияющие серебристые глаза, в которых дрожат слезы, видят белые волосы, перламутровый блеск кожи под слоем пепла и крови. От него веет опасностью, чуждостью, он невольно внушает страх, и по человеческому кругу прокатывается паника.
Люди вскидывают оружие, отдают приказы, но сейчас для него этот язык – чужой, он не понимает его, звуки не несут смысла, потому что единственное, что имеет значение – это тонкий ручеек жизни, которую он вливает в раненого. Так мало нужно, чтобы прервать эту ниточку, и он готов молить людей – он и так уже стоит на коленях! – чтобы они позволили ему закончить, но он не помнит человеческой речи, ведь звуки не несут смысла, а на языке жизни он говорить не умеет…
Один из людей не выдерживает и спускает курок. Человек вздрагивает, когда металл входит в его плоть. Его непонимающий, неверящий взгляд впивается в людей, с губ срывается немая мольба.
Они стреляют снова. Очередь отбрасывает его назад, но он упрямо поднимается и тянет окровавленную ладонь к груди раненого… Тот издает страшный сипящий звук, дергается и затихает.
Человек остается стоять на коленях, лишь закрывает глаза. Слезы текут по его лицу, прокладывая светлые дорожки среди черного и багрового, плечи трясутся то ли от рыданий, то ли от смеха, руки безвольно висят вдоль тела. Он не делает никаких попыток дотянуться до оружия.
И все равно он опасен – выносят люди вердикт. То, что нельзя постичь, нужно уничтожить.
Они стреляют.
Человек падает.
С неба срывается огромная крылатая тень и накрывает их волной энергии. Тот, кто выживает, находит свою смерть от когтей и клыков разъяренного чудовища.
***
Агент Мэтью Сандерс стоит перед майором и не мигая смотрит в серые выцветшие глаза.
- Я ознакомился вашим отчетом. – Майор пододвигает к себе папку и открывает ее на отмеченной закладкой странице. – Меня чрезвычайно заинтересовал параграф о Внутреннем Круге Гильдии…
Мужчина выдерживает многозначительную паузу, но так и не дожидается ответа от агента.
- В частности, о наемнике по имени Данте. Вы хотите сказать, что видели все это собственными глазами?
- Да сэр, - отвечает агент Сандерс, по-прежнему не сводя взгляда с начальника. В его ровно голосе нет и следа колебаний или неуверенности.
- Может, у вас разыгралось воображение? Надышались угарного газа? Стимуляторы? Последствия раскодирования?
- Нет, сэр. Информация точная.
- И как вы это объясните?
- Объяснениями занимается аналитический отдел, сэр, - рапортует агент все тем же бесстрастным тоном, который уже начинает выводить майора из себя.
Может, ученые что-то там перемудрили с записью второй личности? Майор вздыхает и захлопывает папку. Закладка вылетает и планирует на пол.
- Вот завтра в восемь и отправитесь в аналитический отдел, поможете им разобраться в этой, - военный презрительно скривился, - ненаучной фантастике. Свободны.
- Есть, сэр. – Агент выходит из кабинета.
Майор по внутренней связи предупреждает адъютанта, чтобы тот никого не пускал без крайней необходимости, открывает папку, находит нужный параграф и углубляется в чтение.
четверг, 17 февраля 2011
Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Название: Азбука отчуждения.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
Азбука Отчуждения: Deadlier
Азбука Отчуждения: BorderlineАзбука Отчуждения: Borderline, часть 1
ROUTE 66
Well if you ever plan to motor west
Just take my way that's the highway that's the best
Get your kicks on Route 66
Well it winds from Chicago to L.A.
More than 2000 miles all the way
Get your kicks on Route 66
Well goes from St. Louie down to Missouri
Oklahoma City looks oh so pretty
You'll see Amarillo and Gallup, New Mexico
Flagstaff, Arizona don't forget Winona
Kingman, Barstow, San Bernadino
Would you get hip to this kindly tip
And go take that California trip
Get your kicks on Route 66
Get your kicks on Route 66…
Назойливо-бодрящая композиция пятидесятилетней давности хрипло вырывается из чудом уцелевшего радиоприемника. Вместе с пятнами крови на полу, осколками стекла и неряшливой россыпью стреляных гильз песня вызывает стойкое ощущение Мертвой Зоны. В оголившиеся оконные проемы вплескивается черная пустота, жадными щупальцами растекается по полу, надвигается неспешно, но неумолимо, как океанический прилив. Подкатывает вплотную, рассыпается брызгами…
Стряхиваю наваждение и вновь пытаюсь вклиниться в ту часть подсознания, где тревожным колокольчиком звенит предчувствие настигающей нас катастрофы. Дежа-вю?
Get your kicks on Route 66…
Рука тянется к пистолету – хочется разнести приемник на мелкие кусочки, увидеть разлетающиеся по комнате детали, услышать, как захлебнется голос безымянного певца. Как в дешевом романе ужасов, неисправное радио само подбирает мелодию, будто пытаясь довести напряженность до взрывоопасного уровня. Я всегда устраняю угрозы, способные вывести моего брата из состояния шаткого психического равновесия. Верджил может сорваться в любой момент, а то, что нам в числе других наемников приходится подчиняться самому старшему и опытному, назначенному главным Советом Гильдии, усложняет мою задачу. Верджил ненавидит выполнять приказы, даже если согласен с ними.
Get your kicks on Route 66…
Подхожу к столу и выключаю радио. Становится легче, воздух будто разом свежеет и остывает. И чего я запаниковал? Ну что может произойти в Оклахома-Сити? Только одно мне очень не нравится – присутствие Итачи, того самого парня, которому поручили ликвидировать нас два года назад.
***
После восстания Совет Конфедерации занял Национальный дворец, выселив оттуда президента и парламент Мексики, а только что вышедшей из тени Гильдии досталась часть Национального Кафедрального Собора. То, что Гильдия наемных убийц отхватила себе резиденцию в главном католическом храме Латинской Америки, казалось абсурдным и пророческим одновременно. Дань эпохе, символ времени. Умом-то я понимал горькую иронию ситуации, но тогда я еще находился под сильным влиянием брата, который ненавидел официальную церковь и религию и уцепился за отданный Гильдии кафедральный собор как очередное доказательство своей теории. По приезде в Мехико обнаружилось, что дворец и музей стоят рядом на центральной площади города – площади Конституции. Тут уж красноречию Верджила не было предела. Он учил меня видеть во всем признаки нелогичности человеческого мышления и поступков.
Я оказался плохим учеником – эффект от его уроков получился обратный. Стремиться к идеалам, ошибаться, меняться, разрушать и творить – сущность человеческой природы. Наша жизнь, что бы мы ни делали, уходит в пустоту. Прошлое кажется ностальгический ярким и содержательным, а будущее - бессмысленным. Безысходность, моего брата гложет черная безысходность и бесполезность бытия, а я никак не могу объяснить ему, что значит ценить, беречь и быть благодарным за каждый день. Кому? Не знаю, просто понимать, что этого всего могло бы и не быть.
Нет, я бы никогда не вернулся в мир людей, даже если бы у меня был выбор. Если бы я был человеком, я бы возненавидел человеческий мир, а так…
Так я его люблю.
***
Под властным, холодно-безразличным взглядом Ясу Токугавы даже самые опытные и не раз доказавшие свое право принадлежать ко Внутреннему Кругу Гильдии наемники чувствовали себя неоперившимися новичками. В его присутствии и я забывал о том, что мне-то уже меньше всех здесь присутствующих пристало дрожать перед главой Гильдии, ведь, несмотря на свое высокое положение, он был просто человеком, и я невольно испытывал волнение и неловкость. Проживи я хоть тысячу лет, мне никогда не научиться внушать окружающим ощущение безоговорочного превосходства, которое исходит от этого человека. Ходят слухи, что когда на Юге произошло восстание, якудза отправила сюда одного из своих лидеров, чтобы взять ситуацию под контроль. Если этим лидером был Токугава, то это ему определенно удалось. Его авторитет был непререкаем.
Нас здесь двадцать человек, Внутренний Круг в полном составе. Похоже, случилось что-то очень серьезное, по пустякам срывать с заданий лучших наемников Свободного Юга не станут.
Токугава начинает говорить, как только закрываются двери за последним пришедшим.
- Тридцать семь минут назад член Совета от штата Миссисипи пересек кордон. Известно, что на границе его встретили представители Севера. Очевидно, что платой послужила информация. Пока информация проверяется, он находится в Оклахома-Сити. Как только подлинность и ценность данных будет подтверждена, его переправят в Вашингтон. Ваша задача – перехватить его и вернуть на Юг.
Несколько секунд в комнате висит напряженная тишина. Наемники осмысливают, прикидывают, просчитывают шансы. Верджил внимательно наблюдает за Итачи. Это что получается, мы будем с ним в одной группе? И как же мне не дать Верджилу наброситься на него при первом удобном случае?
- Зачем он им нужен после того, как передаст информацию? – спрашивает Тодд, высокий техасец, один из самых титулованных в Гильдии. На его счету более двух сотен успешно выполненных заданий.
- Получить всю информацию полностью и сделать из него национального героя.
Национального героя? Ну да, предавайте Юг, переезжайте на Север, не участвовавшие в военных действиях получат “дипломатическое убежище” и денежное поощрение, а кроме того, подадут пример... Такая вот пропаганда систематически распространяется среди южан, но пытаются уйти единицы.
Токугава терпеливо ждет. Лучше потерять пару минут сейчас, но выяснить ситуацию до конца. Работа предстоит сложная – перейти кордон, добраться до Оклахома-Сити, найти там этого бывшего сенатора, отбить его и вернуться к границе, где нас, надеюсь, заберет вертолет. Сделать это нужно быстро и четко, пока Север не опомнился и не натравил на нас все пограничные войска.
- Время на операцию? – спокойно осведомляется Джон.
Этот парень живет работой и только ей одной. Он не знает, кто он, откуда пришел и где научился убивать, просто однажды его нашли сидящим на ступеньках кафедрального собора. От прежней жизни у него остался французский акцент и жетон Иностранного Легиона с личным номером. По сложившейся традиции его прозвали Джон Доу – кличка Француз за ним как-то не закрепилась.
Токугава знаком подзывает к себе Тодда и передает ему тонкую черную папку.
- Сбор на площади через десять минут. Вы должны вернуться ДО того, как придет подтверждение на передачу второй части информации и ДО того, как Север начнет массированные действия в ответ на похищение сенатора. Руководить операцией будет Тодд.
Больше вопросов не последовало. Наемники сейчас думают о том, какую именно информацию может передать северу перебежчик и чем все это грозит Югу. Но если операция пройдет успешно, соответствующее денежное вознаграждение заставит все вопросы исчезнуть. Политика и интриги – прерогатива конфедератского Совета и руководства Гильдии, наше дело – в них не вмешиваться. Пока у Верджила жажда власти не пересилила жажду крови, там нам точно делать нечего. Я уверен, он смог бы некоторое время весьма успешно играть в серого кардинала, но рано или поздно его потянет назад. Кто его после такого финта примет обратно в Гильдию? А перебираться в Европу, на Север или в Японию – значит начинать все заново и проливаться кровь, подтверждая свой… статус? Нет, мне это не нужно.
- Верджил. – Жду пару секунду и трясу его за плечо. – Верджил!
- Да?
Он выглядит так, будто одно только сверление Итачи взглядом ввело его в транс, а я его оттуда вырвал. Планирует убийство? Два года удавалось Итачи избегать, и вот совместное задание…
- Ты не будешь выяснять с ним отношения на миссии.
- Не буду, - покладисто соглашается Верджил, а сам провожает идущего к выходу парня таким взглядом, что мне сразу становится понятно: грош цена его словам.
***
Размеренный гул винтов убаюкивает, но спать не хочется. Состояние предельной ясности сознания, посещающее меня перед боем или сразу после него, опускается мягко и неожиданно, как летние сумерки. Даже резкие запахи стали, пороха, крови и машинного масла не могут заглушить обжигающий аромат ночного воздуха, а его легкое, будоражащее прикосновение я чувствую, кажется, всей кожей, несмотря на отделяющий меня от неба слой металла.
Не знаю, почему, но я очень люблю летать. Рев двигателя, шум рассекающих воздух винтов, ощущение стремительного перемещения в пространстве и бездна под ногами – от этого захватывает дух и хочется ринуться к открытому люку и нырнуть вниз сломя голову, не думая ни о чем. И кажется, что воздушные потоки подхватят меня, не давая упасть, и я буду парить в холодном ночном просторе…
Когда-нибудь я это сделаю. Я прыгну. Когда-нибудь, когда тяга станет непреодолимой, а пока у меня есть задание и брат, который весь полет не сводит глаз с Итачи. Тот отвечает ему таким же колючим, презрительным взглядом. Со стороны кажется, что у них просто давние недовыясненные разногласия, и только я знаю, во что может вылиться эта вражда. В первый раз Итачи удержал младший брат, но сейчас Саске рядом нет, а Итачи из тех, кто никогда не забывает, никогда не останавливается и не умеет проигрывать. Как и Верджил. Нашла коса на камень.
Я часто пытаюсь проанализировать то, что со мной происходит: кем и чем я становлюсь, что теряю и приобретаю, как меняется мир вокруг меня. В своей прошлой жизни я лишком многого боялся.
Сначала я боялся демонов, потому что мама внушила мне этот страх, чтобы я смог спрятаться или убежать в случае нападения. Демоны убили Еву. Так я впервые встретился со своим страхом лицом к лицу. Потом я боялся разлуки с братом, и гуманист-идеалист-умник и просто правильный парень Джеймс разлучил нас, желая мне добра. Я забыл свою семью, но бояться не перестал. Я начал испытывать страх не соответствовать идеалу, который лепил из меня Джеймс. Я старался из всех сил, лез из кожи вон, стремился доказать, я даже поверил в то, что это все нужно мне самому, а не моему приемному отцу… Страх не отступал.
То, что я сейчас зову страхом, может испытывать только тот, кому нечего терять, кроме единственного дорогого ему существа, а погубить Верджила может только его собственное безумие.
Итачи так и не рассказал Токугаве о том, что произошло два года назад в нашем особняке. На это я и надеялся. Не знаю, какие он сделал выводы после того, как я стрелял в Верджила, но, видимо, по каким-то своим причинам решил не делиться ими с главой Гильдии. Может, ему самому есть, что скрывать? Откуда, например, эти красные глаза и способность вводить в транс? Он человек, но далеко не так прост и вошел во Внутренний Круг вовсе не благодаря покровительству Токугавы, как думают некоторые. Если бы кто-нибудь заявил ему такое в лицо, Итачи бы убил его на месте…
Человеческий голос вклинивается в механический гул, вырывая меня из размышлений.
- Наша цель. – Тодд передает сидящему справа Грейсу фотографии. Пачка идет по кругу.
Вглядываюсь в лицо мужчины: лет за сорок, очки, залысины. Лицо уставшее, осунувшееся, темные круги под глазами, но взгляд цепкий. Странно, не похож на перебежчика, скорее, на чиновника, которому нужна спокойная работа и отсутствие проблем. Штат Миссисипи? Белый сенатор через семь лет после восстания? Что-то здесь явно не вяжется…
Верджил лишь мельком бросает взгляд на мужчину – ему не до то того. Похоже, думать головой никто здесь не собирается.
Подсаживаюсь к Тодду, кивком указываю на сенатора.
- Что думаешь?
- Пахнет подставой. – Техасец угрюмо осматривает наемников и тихо продолжает: - Если бы нас созвал любой другой – не Токугава – я бы сказал наверняка.
- Зачем Совету нужен этот сенатор? Думаешь, дело в информации?
- Нас это не касается. Сенатор может оказаться подставной уткой. Если запахнет жареным, уходите. Даже Токугаве такое с рук не сойдет.
- Зачем Токугаве подставлять Внутренний Круг?
- Слишком много вопросов, парень. Они тебя до добра не доведут.
Значит, разговор окончен. К нам с Верджилом он еще хорошо относится, других бы и словом не удостоил. Приходится возвращаться к брату и додумывать самому, хотя тут все и так ясно: нас в любом случае ждет сюрприз. Если Гильдия решила разом избавиться от Внутреннего Круга, это, во-первых, абсолютно нецелесообразно, а во-вторых, не так просто. Двадцать лучших наемников Юга не дадут себя убить, как неопытных солдатиков, которых так любит посылать на кордон Север.
- Подлетаем, - бросает Тодд, вернувшись из кабины пилота.
Верджил едва заметно улыбается и достает из кармана форменного жилета два браслета с шипами… внутрь? Где он такие штуки взял? Зачем они ему? Верджил, не переставая хищно ухмыляться, застегивает браслеты на запястьях. Если бы не проступившая из-под полосок металла кровь, я бы подумал, что воображение сыграло со мной злую шутку.
- Боль выводит из иллюзии, - ловит брат мой непонимающий взгляд.
- Ты не будешь драться с Итачи, - на автомате повторяю я.
- Я и не буду с ним драться. – Вертолет садится, нас всех ощутимо встряхивает. Верджил поднимается, поправляет катану за спиной. – Я его убью.
И первым выпрыгивает из вертолета на землю.
***
Оклахома-Сити – единственный город, который граница между Севером и Югом делит на две части. Когда-то этот город насквозь пересекало шоссе 66. Его уже лет тридцать не существует, но улица осталась, и как раз по ней и провели разделительную полосу. По обеим сторонам бывшей магистрали были воздвигнуты ограждения с пропущенным через них электрическим током, через каждые две-три сотни метров - расставлены посты. Пересечь эту преграду можно только в одном месте – на КПП в центре города. Таковы условия перемирия, подписанного семь лет назад.
К тому времени, когда мы подошли к КПП, вся охрана со стороны Севера уже была обезврежена. Подозрительно. Всего лишь еще одно звено в цепи случайностей, но эта цепь становится все длиннее и длиннее.
Мы беспрепятственно пересекли карантинную зону и углубились в переплетение улиц.
Внезапно идущий впереди Джон резко останавливается, оборачивается и шепотом произносит:
- Токугава просил передать тебе это. Ты должен будешь прийти на встречу в указанном месте.
В руку мне ложится тонкий белый конверт.
- Что это?
Но наемник уже успевает скрыться в тени соседнего здания.
- Токугава?
От тихого голоса Верджила по спине пробегает неприятный холодок.
- Не знаю.
- Ну так посмотри.
Мы уже заметно отстали от группы, сейчас Тодд нас хватится. Должен ли Верджил увидеть эту информацию, если Токугава передал конверт мне? Старшего ничуть не волнует ушедшая вперед группа, он не сводит взгляда с конверта. В полумраке серебристо-голубые глаза слегка светятся, тускло поблескивают шипастые браслеты на запястьях. Судя по сосредоточенному выражению лица, он очень заинтересовался содержимым конверта. Может, лучше так, чем драка с Итачи?
Срываю печать, открываю конверт и достаю маленький квадратный кусочек бумаги. Даже в темноте на белом фоне отчетливо проступает надпись: Национальный Мемориал.
- Национальный Мемориал… - протягивает Верджил, расплываясь в торжествующей ухмылке.
Такое чаще всего бывает, когда он чует большую кровь.
Национальный мемориал был установлен в Оклахома-Сити в память о погибших во взрыве федерального здания в 1995 году. Токугава хочет, чтобы я туда пришел? Зачем?
- Иди. – Голос Верджила похож на довольное урчание предвкушающего расправу над добычей хищника. – Я постараюсь успеть и туда тоже. Не хочу пропустить веселье в посольстве.
Мне не хочется оставлять брата, но предчувствие подсказывает, что это очень важно. Сам глава Гильдии дал мне персональное задание – он был уверен, что я обязательно приду? Но почему я?
- Не связывайся с Итачи, пока не заберете сенатора.
- Ты недооцениваешь мои деловые качества, - насмешливо парирует Старший и, кажется, растворяется во тьме переулка. Если хочет, Верджил еще и не такие трюки может проделывать.
***
Вход на территорию мемориала встречает меня застывшими во времени цифрами – 9.01. Именно в этот момент много лет назад здесь прогремел взрыв. Одно дело читать об этом и рассматривать золотую арку на фотографиях, и совсем другое – видеть воочию. В свете всей этой истории с перебежчиком и многочисленных логических нестыковок в ней мне становится совсем уж не по себе, поэтому, преодолев секундное оцепенение, я заставляю себя быстрее пройти под выбитыми на камне цифрами.
Даже ночью территория освещена. Справа от входа, сразу за двумя рядами невысоких фруктовых деревьев, отбрасывающих в свете фонарей длинные тени, возвышается кряжистый древний вяз, свидетель давней трагедии. Слева одиноким стражем пустого мемориала стоит стена с именами выживших. Вспыхивает надежда на то, что сегодня все обойдется малой кровью, и тут же гаснет. Верджил никогда не ошибается.
Чуть подальше, на всю ширину мемориала, ровными рядами выстроились стулья. Сто шестьдесят восемь, по числу погибших. Сто шестьдесят семь из них пусты, на сто шестьдесят восьмом сидит Ясу Токугава и бесстрастно рассматривает меня, дожидаясь, пока я его замечу. Я так отвлекся, что не ощутил его присутствия. Кого я не замечу в следующий раз? Обругав себя за беспечность, подхожу к главе Гильдии и останавливаюсь в трех шагах от него.
- Вы звали меня, Токугава-сама?
- У тебя есть долг, Данте?
Я еще не успел осмыслить неуместность вопроса, а мысли метнулись в знакомое русло: Верджил. Мой долг - уберечь брата от себя и людей от него, быть второй чашей весов и поддерживать баланс.
- Ты не должен был оказаться в посольстве, а Итачи и Верджил – должны были, - невозмутимо поясняет Токугава, и только тут я понимаю, какую огромную ошибку совершил. Я опять поверил и опять обманулся, дал использовать себя и брата, стал игрушкой в руках людей.
И во всем этом я виноват сам.
***
- Твой долг – заботиться о брате, - спокойно произнес Токугава. Несмотря ни на что он сохранял свое обычное бесстрастие, негромкий властный голос звучал ровно и уверенно. – Что в мире для тебя имеет наибольшую ценность?
- Жизнь, - не задумываясь, ответил Данте.
- Чья жизнь? – холодно уточнил японец.
- Любая жизнь. – Данте откликнулся так быстро, будто не раз задумывался над этим вопросом сам. – Все остальное можно исправить. Попытаться. Если человек мертв, уже ничего нельзя изменить.
- Значит, жизнь превыше всего? – с легкой улыбкой переспросил бывший глава Гильдии. – Когда же ты успел понять это, мальчик?
- Я был врачом, - отрезал Данте, пытаясь скрыть неловкость за резкостью тона.
- Ты был врачом, а стал наемником, - договорил Токугава. – И все ради брата. Жертвенность, достойная уважения. Значит, ты сможешь меня понять.
- О чем вы? – Данте бросил нетерпеливый взгляд туда, откуда доносятся еле слышны звуки выстрелов. Верджил и Итачи где-то там, Старший наверняка посчитал личную месть важнее миссии.
- Дослушай меня. Я мог бы сказать это Итачи, но поверь, ему не нужны мои откровения. Он идеальный убийца, лишняя информация только собьет его… с пути истинного. Но ты должен знать.
- Должен знать что? Пожалуйста, говорите быстрее. - Данте разрывался между желанием дослушать предателя до конца и броситься разнимать брата и Итачи.
- Когда-то я заключил сделку: жизнь дорогого мне человека в обмен на выполнению мной одного приказа. Тот человек давно мертв, а я все еще выплачиваю долг. Для меня долг превыше жизни.
- Так это был приказ? Чей? – быстро сориентировался Данте.
- Хочешь остановить это? – усмехнулся Токугава. – Слишком поздно. Юг дал повод. Север держит наготове пограничные войска. Через полчаса здесь начнется полномасштабная уличная война.
- И что? Стычки на кордоне происходят часто…
- Ты умный мальчик, ты пережил резню в Новом Орлеане. Думай. История повторяется.
- Посольство? – выпалил парень. – Мы должны не просто выкрасть оттуда предателя…
- У Северных Штатов будет полное право применить карательные меры по отношению к Югу. Жертвы среди мирных жителей не будут приниматься во внимание. Международная общественность закроет на них глаза. Мир меняется, люди становятся жестче, их больше волнует угроза со стороны Конфедерации и собственная безопасность, чем отжившие свое гуманистические идеалы.
- Вы хотите развязать войну? Вам же это невыгодно!
- Организованная преступность на Юге фактически узаконена и имеет покровительство Совета Конфедерации. Война нам действительно не нужна, но ты забываешь о долге.
- Долг, да? – Данте метнулся к Токугаве и схватил его за воротник дорогого костюма, забыв об уважении и субординации. – Вы представляете себе, сколько людей умрут сегодня из-за вашего долга?!
- Ты не понимаешь, что это такое. Для меня долг превыше жизни.
- Вашей жизни? Пожалуйста! Кто дал вам право распоряжаться чужими? Кто отдал вам этот приказ?! – прорычал Данте.
- Неважно. Я расплатился и теперь имею право уйти.
- Уйти, и разбирайтесь, как хотите? Сбегаешь? Да ты просто трус!
- Ты не понимаешь, что такое долг. Ты не понимаешь, что такое клятва. Ты бы заплатил жизнями тысячи человек за жизнь своего брата?
- Я бы… нашел… другой выход, - задыхаясь, прошипел Данте.
- Иди. Может быть, ты еще успеешь. – Темные, глубоко посаженные глаза Токугавы смотрели пристально и понимающе. – И пусть тебе никогда не придется делать этот выбор.
Данте шумно выдохнул, пытаясь вернуть контроль над собой, и нехотя отпустил человека. Парень отступил на пару шагов к выходу, не сводя глаз с предателя, и шепотом попросил:
- Не делайте этого.
Токугава отрицательно покачал головой.
Глухой звук выстрела настиг Данте под сводами арки, но наемник даже не обернулся. Сегодня было слишком много рассуждений о выборе, и Данте начал с того, что сделал один.
***
Ну почему, почему, почему, почему?! Как только у меня начинает что-то получаться, как только наше беспокойное существование налаживается и жизнь входит в привычное русло, я снова теряю контроль, и все вокруг начинает рассыпаться на кусочки! Я понимаю, что очередная попытка связаться людей и события невидимыми нитями – не для того чтобы управлять, но чтобы держать! – очередная отчаянная, бессмысленная попытка безнадежно проваливается. Нити рвутся, переплетаются, выскальзывают из рук, и вот уже я сам кувырком лечу под откос, не способный не то чтобы помочь другим, но даже остановить свое собственное падение. Сколько можно?! Сколько это будет продолжаться?! У всех есть предел, и мне кажется, что я своего уже почти достиг…
***
Джон вошел в комнату вслед за Тоддом. Сенатор, несмотря на то, что было уже около четырех утра, сидел на кровати одетый и с дипломатом на коленях, будто собирался куда-то.
- Вы идете с нами, - бросил Тодд, направив на перебежчика пистолет.
- Конечно, - мягко согласился сенатор. – Вас не интересует вторая часть информации?
- Совет разберется, - отрезал техасец.
- Разумеется, Совет разберется, - покладисто повторил сенатор. – Мы возвращаемся в Мехико?
Тодд схватил перебежчика за плечо и рывком поднял на ноги.
- Не задавайте лишних вопросов. – Странное спокойствие сенатора начало вызывать у техасца подозрения. Слишком все прошло гладко. Охрана посольства почти не оказала им сопротивления, а теперь еще и перебежчик вел себя так, будто заранее знал, что за ним придут.
- Простите, вопросов больше задавать не буду, - ровным тоном произнес сенатор. - IGNE NATURA RENOVATUR INTEGRA
Тодд, не обратив внимания на непонятную фразу на латыни, подтолкнул перебежчика к двери, но Джон, все это время стоявший на пороге, неожиданно замер, преграждая путь.
- IGNE NATURA RENOVATUR INTEGRA, - отчетливо повторил сенатор.
И тогда наемник молниеносно вскинул пистолет и выстрелил Тодду в голову.
- Агент Сандерс, продолжайте выполнять задание.
Бывший Джон Доу кивнул и твердым шагом вышел из комнаты. Не обращая внимания на труп на полу, сенатор закрыл дверь, защелкнул замок, подошел к столу и достал из верхнего ящика маленький серебристый телефон. Когда он начал набирать номер, из коридора послышались первые выстрелы.
- Да сэр, можете начинать операцию. Руководитель группы мертв. Остальные пока находятся в здании посольства. Токугава выполнил все условия. Да, сэр, ухожу.
С этими словами мужчина прервал звонок, положил телефон в дипломат, открыл неприметную дверь в глубине кабинета и выскользнул в соседнее помещение.
***
Грейс сидел на подоконнике и рассматривал фотографию умершей жены. Бумага пожелтела и помялась с нескольких местах, сгибы потерлись, от них во все стороны разбежались трещинки, но ее лицо в лучах лунного света казалось таким ясным и четким, будто фото было сделано вчера. Наемник не расставался с этой фотографией вот уже пятнадцать лет и верил, что именно она приносит ему удачу и каждый раз помогает возвращаться живым с заданий. Кусочек бумаги был его талисманом, жена – ангелом-хранителем на небесах.
На лестницу упала длинная тень. Грейс вздрогнул от неожиданности и поспешно спрятал фото в карман, будто его застали за чем-то постыдным. Сейчас он не думал об опасности, единственной мыслью было скрыть свою слабость. Грейс запоздало потянулся за пистолетом, но человек шагнул ближе, и наемник опознал в нем Джона.
- Где Тодд?
- Разговаривает с сенатором насчет информации, - бесцветным голосом ответил француз.
- Скоро он закончит? – Грейс взглянул на часы. - Через десять минут мимо пойдет патруль.
- Он уже закончил.
Рука Грейса очень медленно стала продвигаться к кобуре. Он плохо знал Джона, но двух произнесенных им фраз хватило, чтобы понять: человек, стоящий перед ним, не был Джоном Доу, утратившим память солдатом Иностранного Легиона. Он где-то потерял свою вечную полуулыбку и легкий французский акцент, взамен приобретя тяжелый мертвый взгляд и чистейший выговор выходца с восточного побережья Северных Штатов.
Грейс опоздал на какую-то ничтожно малую долю секунды: пуля пробила фотографию улыбающейся женщины в нагрудном кармане и вонзилась в сердце.
Джон перешагнул через мертвое тело и стал быстро спускаться по лестнице, на ходу перезаряжая оружие. Несмотря на глушитель, ближайший выставленный Тоддом часовой услышал выстрел.
Правительственного агента Мэтью Сандерса, одного из первой сотни генетически модифицированных людей, совершенного бойца и лучшего убийцу из Первого Поколения, уже ждали.
***
- Мертв, - радостно заключил Верджил, едва переступив порог комнаты.
Итачи хватило одного взгляда на тело Тодда, чтобы прийти к такому же выводу.
- Тодд мертв. Сенатор исчез. Задание успешно провалено. – Верджил удовлетворенно усмехнулся и повернулся к стоящим в коридоре людям. – Кто теперь командир?
- В таком случае мы должны уходить из города поодиночке, - напомнил один из наемников.
- Уходите, - бросил Верджил. – А у нас с Итачи есть одно незаконченное дело.
Итачи обозначил свое согласие едва заметным кивком. Никто, кроме Верджила, этого не увидел.
***
Данте летел по пустым улицам ночного города, не чуя земли под ногами. Ему казалось, что даже обладай он способностью к мгновенной телепортации, он все равно бы опоздал. Все-таки они с Верджилом были близнецами, прожили бок о бок последние семь лет, поэтому даже на расстоянии Младший мог чувствовать слепую ярость и холодное безумие брата. Схватка уже началась.
Его чуткий слух уловил гул вертолетов еще до того, как огромные стальные машины пересекли городскую черту. Черное небо над городом рассекли световые лучи, мощные лопасти винтов дробили воздух, швыряя во все стороны волны низкой гудящей вибрации, красные огоньки лазерных прицелов скользили по темным улицам. Вертолеты проносились над городом, зависали над площадью у посольства, с них соскальзывали маленькие черные фигурки и тут же бросались в здание.
Данте ненадолго задержался у КПП – там происходило что-то странное. Ворота были открыты настежь, в них одна за другой проскальзывали небольшие группы людей и скрывались в ближайших переулках. Большинство были одеты в форму мексиканской гвардии регулярных войск Юга.
Данте схватил первого попавшегося офицера, оттащил в сторону, хорошенько приложил об стену.
- Кто приказал? – рявкнул полудемон.
- Майор… - прошипел мексиканец, пытаясь высвободиться из хватки наемника. Тот, казалось, не замечал, что его жертва почти не может дышать.
- Приказ о мобилизации?
- Да, - с трудом выдавил из себя офицер. – Взять город под контроль…
- Он рехнулся! – прорычал наемник непонятно в чей адрес, но мексиканца отпустил и, бросив последний взгляд на темные фигуры за двойным ограждением, побежал по направлению к центру.
***
Токугава хоть сам понимал, что творит? Понимал, конечно, понимал, такие всегда знают, что делают! И еще и назначил встречу на территории мемориала – что это, издевка? Да, я никогда не пойму, как можно принести в жертву долгу сотни человеческих жизней, я на это не пойду никогда.
Долг и жизнь? Глупость. Нет в мире большей ценности, чем жизнь, и какому бы кодексу чести не следовал глава Гильдии, этот кодекс не стоит стольких смертей. Честь? Обещание? Клятва? Долг? Пустые слова, за которыми прячутся трусы, чтобы оправдать свое малодушие! Я не прав?! Ну и пусть!
Верджил был близко, всего в нескольких десятках футов. Я чувствовал его, почти как часть своего собственного тела, как часть собственной сущности, и чем ближе он был, тем сильнее становилась эта связь. Я нырнул в переулок между трехэтажными домами, пересек какую-то улицу, свернул направо и наконец вырвался из цепких объятий города на простор карантинной зоны.
Они сошлись прямо на бывшем 66-ом шоссе – на полосе ничейной земли между двумя кордонами.
Совсем рядом я ощутил присутствие другого живого существа - я был не единственным зрителем на этом спектакле. Чуть поодаль стоял невысокий темноволосый парень в форме “зеленых беретов” и напряженно наблюдал за схваткой. Узнавание было мгновенным, резким и логичным, без удивления.
Я бы никогда не забыл его – Саске, младшего брата Итачи, исчезнувшего из Мехико вскоре после моего визита. Парень обернулся – может, тоже почувствовал меня? – и тут же вновь сосредоточил внимание на битве. Мы поняли друг друга без слов.
Верджил дрался с закрытыми глазами. Катана мелькала с такой скоростью, что даже я почти не успевал проследить за молниеносными ударами. Старший перемещался в пространстве рывками – исчезал в одном месте и мгновенно появлялся в другом, ни на секунду не оставаясь в одной точке. Он наносил удары такой огромной силы, что, попади хоть один в цель, битва была бы закончена.
Саске тоже это понимал – если бы не пропущенное по заграждению электричество, он бы точно вцепился в металлическую решетку. Я сам с трудом подавил это желание.
Итачи нисколько не уступал моему брату в скорости, а в технике превосходил. Не знаю, кто учил Итачи – явно очень опытный Мастер, но Верджил со своими двумя годами в парижской фехтовальной школе держался только благодаря нечеловеческой быстроте, выносливости и скорости реакции.
Перепрыгнуть ограждение, схватить брата… и что дальше? Саске, будто уловив мое смятение, поворачивается, и на его побледневшем лице я вижу то же беспокойство и растерянность. Мы должны остановить это – не просто сейчас, чтобы они сошлись снова завтра, через месяц, через год, пока один из них не погибнет – остановить раз и навсегда, но как?! На Свободном Юге слишком мало места для них двоих, а уйти для них – равносильно признанию своего поражения.
- Оружие на землю! – раздается приказ за спиной.
Натянутые нервы оказывают мне плохую услугу – я разворачиваюсь слишком резко и получаю пулю в плечо. Едва сдерживаюсь, чтобы не всадить в солдатов всю обойму. Если что и может вывести меня из себя, так это постороннее вмешательство, когда дело касается Верджила.
- Оружие на землю! – повторяет парень в сержантской форме.
Двое “зеленых беретов” держат меня на прицеле, но их взгляды то и дело соскальзывают на мечущийся за ограждением вихрь.
- Лейтенант! – окликает Саске второй спецназовец.
- Возвращайтесь, - произносит тот с мрачной решимостью принявшего важное решение человека. – Это приказ.
Сержант далеко не дурак – посмотрел на меня, живого и невредимого, на стоящего рядом Саске, не предпринимающего никаких враждебных действий по отношению ко мне – к наемнику, которых они должны были уничтожить! – на двух сцепившихся людей, настолько увлеченных схваткой, что пытаться разоружить их было бесполезно, сделал соответствующие выводы. И скомандовал:
- Лейтенант, положите оружие на зем…
Саске снял обоих еще до того, как сержант закончил фразу.
Этот его поступок я понял и оправдал. Есть в этом и извращенная логика, и личная истина, и безукоризненная мораль. Этот – оправдал, а поступок Токугавы – не смог? Двойные стандарты? Да!
Я обернулся как раз вовремя – драка перешла в решающую стадию. Верджил, раздраженный затянувшейся схваткой, забыл обо всякой осторожности, перестал защищаться и кинулся на Итачи вслепую. Парень легко уклонился от серии из трех молниеносных ударов, переместился под клинок и мощнейшим толчком в грудь отшвырнул Верджила прямо на ограждение. Посыпались искры, шумно вдохнул и замер Саске, застыл в боевой стойке Итачи. Верджил соскользнул с металлической решетки, перекатился и запустил в наемника энергетической сферой. Итачи, казалось, и не надеявшийся, что электричество окажет на Верджила ощутимый эффект, ускользнул в сторону и метнул в Старшего сгусток черного пламени. Вовремя подставленная катана разрезала живой огонь, и он взорвался хлопьями пепла и извилистыми нитями чернильно-синих сполохов. Пламенные змейки жадно потянулись к Верджилу, будто стремясь опутать его сетью обжигающей паутины, но фигура моего брата полыхнула синим, и нити растворились, жалобно шипя и осыпаясь прахом к его ногам.
Так, мы напоролись на очень сильного мага. Вот и полетела убежденность Верджила в том, что люди ничего не стоят, ко всем чертям… Саске, конечно, знает – может, он и сам способен на такое?
Верджил давно жаловался, что никак не может найти себе достойного противника. Нашел.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
Азбука Отчуждения: Deadlier
Азбука Отчуждения: BorderlineАзбука Отчуждения: Borderline, часть 1
ROUTE 66
Well if you ever plan to motor west
Just take my way that's the highway that's the best
Get your kicks on Route 66
Well it winds from Chicago to L.A.
More than 2000 miles all the way
Get your kicks on Route 66
Well goes from St. Louie down to Missouri
Oklahoma City looks oh so pretty
You'll see Amarillo and Gallup, New Mexico
Flagstaff, Arizona don't forget Winona
Kingman, Barstow, San Bernadino
Would you get hip to this kindly tip
And go take that California trip
Get your kicks on Route 66
Get your kicks on Route 66…
Назойливо-бодрящая композиция пятидесятилетней давности хрипло вырывается из чудом уцелевшего радиоприемника. Вместе с пятнами крови на полу, осколками стекла и неряшливой россыпью стреляных гильз песня вызывает стойкое ощущение Мертвой Зоны. В оголившиеся оконные проемы вплескивается черная пустота, жадными щупальцами растекается по полу, надвигается неспешно, но неумолимо, как океанический прилив. Подкатывает вплотную, рассыпается брызгами…
Стряхиваю наваждение и вновь пытаюсь вклиниться в ту часть подсознания, где тревожным колокольчиком звенит предчувствие настигающей нас катастрофы. Дежа-вю?
Get your kicks on Route 66…
Рука тянется к пистолету – хочется разнести приемник на мелкие кусочки, увидеть разлетающиеся по комнате детали, услышать, как захлебнется голос безымянного певца. Как в дешевом романе ужасов, неисправное радио само подбирает мелодию, будто пытаясь довести напряженность до взрывоопасного уровня. Я всегда устраняю угрозы, способные вывести моего брата из состояния шаткого психического равновесия. Верджил может сорваться в любой момент, а то, что нам в числе других наемников приходится подчиняться самому старшему и опытному, назначенному главным Советом Гильдии, усложняет мою задачу. Верджил ненавидит выполнять приказы, даже если согласен с ними.
Get your kicks on Route 66…
Подхожу к столу и выключаю радио. Становится легче, воздух будто разом свежеет и остывает. И чего я запаниковал? Ну что может произойти в Оклахома-Сити? Только одно мне очень не нравится – присутствие Итачи, того самого парня, которому поручили ликвидировать нас два года назад.
***
После восстания Совет Конфедерации занял Национальный дворец, выселив оттуда президента и парламент Мексики, а только что вышедшей из тени Гильдии досталась часть Национального Кафедрального Собора. То, что Гильдия наемных убийц отхватила себе резиденцию в главном католическом храме Латинской Америки, казалось абсурдным и пророческим одновременно. Дань эпохе, символ времени. Умом-то я понимал горькую иронию ситуации, но тогда я еще находился под сильным влиянием брата, который ненавидел официальную церковь и религию и уцепился за отданный Гильдии кафедральный собор как очередное доказательство своей теории. По приезде в Мехико обнаружилось, что дворец и музей стоят рядом на центральной площади города – площади Конституции. Тут уж красноречию Верджила не было предела. Он учил меня видеть во всем признаки нелогичности человеческого мышления и поступков.
Я оказался плохим учеником – эффект от его уроков получился обратный. Стремиться к идеалам, ошибаться, меняться, разрушать и творить – сущность человеческой природы. Наша жизнь, что бы мы ни делали, уходит в пустоту. Прошлое кажется ностальгический ярким и содержательным, а будущее - бессмысленным. Безысходность, моего брата гложет черная безысходность и бесполезность бытия, а я никак не могу объяснить ему, что значит ценить, беречь и быть благодарным за каждый день. Кому? Не знаю, просто понимать, что этого всего могло бы и не быть.
Нет, я бы никогда не вернулся в мир людей, даже если бы у меня был выбор. Если бы я был человеком, я бы возненавидел человеческий мир, а так…
Так я его люблю.
***
Под властным, холодно-безразличным взглядом Ясу Токугавы даже самые опытные и не раз доказавшие свое право принадлежать ко Внутреннему Кругу Гильдии наемники чувствовали себя неоперившимися новичками. В его присутствии и я забывал о том, что мне-то уже меньше всех здесь присутствующих пристало дрожать перед главой Гильдии, ведь, несмотря на свое высокое положение, он был просто человеком, и я невольно испытывал волнение и неловкость. Проживи я хоть тысячу лет, мне никогда не научиться внушать окружающим ощущение безоговорочного превосходства, которое исходит от этого человека. Ходят слухи, что когда на Юге произошло восстание, якудза отправила сюда одного из своих лидеров, чтобы взять ситуацию под контроль. Если этим лидером был Токугава, то это ему определенно удалось. Его авторитет был непререкаем.
Нас здесь двадцать человек, Внутренний Круг в полном составе. Похоже, случилось что-то очень серьезное, по пустякам срывать с заданий лучших наемников Свободного Юга не станут.
Токугава начинает говорить, как только закрываются двери за последним пришедшим.
- Тридцать семь минут назад член Совета от штата Миссисипи пересек кордон. Известно, что на границе его встретили представители Севера. Очевидно, что платой послужила информация. Пока информация проверяется, он находится в Оклахома-Сити. Как только подлинность и ценность данных будет подтверждена, его переправят в Вашингтон. Ваша задача – перехватить его и вернуть на Юг.
Несколько секунд в комнате висит напряженная тишина. Наемники осмысливают, прикидывают, просчитывают шансы. Верджил внимательно наблюдает за Итачи. Это что получается, мы будем с ним в одной группе? И как же мне не дать Верджилу наброситься на него при первом удобном случае?
- Зачем он им нужен после того, как передаст информацию? – спрашивает Тодд, высокий техасец, один из самых титулованных в Гильдии. На его счету более двух сотен успешно выполненных заданий.
- Получить всю информацию полностью и сделать из него национального героя.
Национального героя? Ну да, предавайте Юг, переезжайте на Север, не участвовавшие в военных действиях получат “дипломатическое убежище” и денежное поощрение, а кроме того, подадут пример... Такая вот пропаганда систематически распространяется среди южан, но пытаются уйти единицы.
Токугава терпеливо ждет. Лучше потерять пару минут сейчас, но выяснить ситуацию до конца. Работа предстоит сложная – перейти кордон, добраться до Оклахома-Сити, найти там этого бывшего сенатора, отбить его и вернуться к границе, где нас, надеюсь, заберет вертолет. Сделать это нужно быстро и четко, пока Север не опомнился и не натравил на нас все пограничные войска.
- Время на операцию? – спокойно осведомляется Джон.
Этот парень живет работой и только ей одной. Он не знает, кто он, откуда пришел и где научился убивать, просто однажды его нашли сидящим на ступеньках кафедрального собора. От прежней жизни у него остался французский акцент и жетон Иностранного Легиона с личным номером. По сложившейся традиции его прозвали Джон Доу – кличка Француз за ним как-то не закрепилась.
Токугава знаком подзывает к себе Тодда и передает ему тонкую черную папку.
- Сбор на площади через десять минут. Вы должны вернуться ДО того, как придет подтверждение на передачу второй части информации и ДО того, как Север начнет массированные действия в ответ на похищение сенатора. Руководить операцией будет Тодд.
Больше вопросов не последовало. Наемники сейчас думают о том, какую именно информацию может передать северу перебежчик и чем все это грозит Югу. Но если операция пройдет успешно, соответствующее денежное вознаграждение заставит все вопросы исчезнуть. Политика и интриги – прерогатива конфедератского Совета и руководства Гильдии, наше дело – в них не вмешиваться. Пока у Верджила жажда власти не пересилила жажду крови, там нам точно делать нечего. Я уверен, он смог бы некоторое время весьма успешно играть в серого кардинала, но рано или поздно его потянет назад. Кто его после такого финта примет обратно в Гильдию? А перебираться в Европу, на Север или в Японию – значит начинать все заново и проливаться кровь, подтверждая свой… статус? Нет, мне это не нужно.
- Верджил. – Жду пару секунду и трясу его за плечо. – Верджил!
- Да?
Он выглядит так, будто одно только сверление Итачи взглядом ввело его в транс, а я его оттуда вырвал. Планирует убийство? Два года удавалось Итачи избегать, и вот совместное задание…
- Ты не будешь выяснять с ним отношения на миссии.
- Не буду, - покладисто соглашается Верджил, а сам провожает идущего к выходу парня таким взглядом, что мне сразу становится понятно: грош цена его словам.
***
Размеренный гул винтов убаюкивает, но спать не хочется. Состояние предельной ясности сознания, посещающее меня перед боем или сразу после него, опускается мягко и неожиданно, как летние сумерки. Даже резкие запахи стали, пороха, крови и машинного масла не могут заглушить обжигающий аромат ночного воздуха, а его легкое, будоражащее прикосновение я чувствую, кажется, всей кожей, несмотря на отделяющий меня от неба слой металла.
Не знаю, почему, но я очень люблю летать. Рев двигателя, шум рассекающих воздух винтов, ощущение стремительного перемещения в пространстве и бездна под ногами – от этого захватывает дух и хочется ринуться к открытому люку и нырнуть вниз сломя голову, не думая ни о чем. И кажется, что воздушные потоки подхватят меня, не давая упасть, и я буду парить в холодном ночном просторе…
Когда-нибудь я это сделаю. Я прыгну. Когда-нибудь, когда тяга станет непреодолимой, а пока у меня есть задание и брат, который весь полет не сводит глаз с Итачи. Тот отвечает ему таким же колючим, презрительным взглядом. Со стороны кажется, что у них просто давние недовыясненные разногласия, и только я знаю, во что может вылиться эта вражда. В первый раз Итачи удержал младший брат, но сейчас Саске рядом нет, а Итачи из тех, кто никогда не забывает, никогда не останавливается и не умеет проигрывать. Как и Верджил. Нашла коса на камень.
Я часто пытаюсь проанализировать то, что со мной происходит: кем и чем я становлюсь, что теряю и приобретаю, как меняется мир вокруг меня. В своей прошлой жизни я лишком многого боялся.
Сначала я боялся демонов, потому что мама внушила мне этот страх, чтобы я смог спрятаться или убежать в случае нападения. Демоны убили Еву. Так я впервые встретился со своим страхом лицом к лицу. Потом я боялся разлуки с братом, и гуманист-идеалист-умник и просто правильный парень Джеймс разлучил нас, желая мне добра. Я забыл свою семью, но бояться не перестал. Я начал испытывать страх не соответствовать идеалу, который лепил из меня Джеймс. Я старался из всех сил, лез из кожи вон, стремился доказать, я даже поверил в то, что это все нужно мне самому, а не моему приемному отцу… Страх не отступал.
То, что я сейчас зову страхом, может испытывать только тот, кому нечего терять, кроме единственного дорогого ему существа, а погубить Верджила может только его собственное безумие.
Итачи так и не рассказал Токугаве о том, что произошло два года назад в нашем особняке. На это я и надеялся. Не знаю, какие он сделал выводы после того, как я стрелял в Верджила, но, видимо, по каким-то своим причинам решил не делиться ими с главой Гильдии. Может, ему самому есть, что скрывать? Откуда, например, эти красные глаза и способность вводить в транс? Он человек, но далеко не так прост и вошел во Внутренний Круг вовсе не благодаря покровительству Токугавы, как думают некоторые. Если бы кто-нибудь заявил ему такое в лицо, Итачи бы убил его на месте…
Человеческий голос вклинивается в механический гул, вырывая меня из размышлений.
- Наша цель. – Тодд передает сидящему справа Грейсу фотографии. Пачка идет по кругу.
Вглядываюсь в лицо мужчины: лет за сорок, очки, залысины. Лицо уставшее, осунувшееся, темные круги под глазами, но взгляд цепкий. Странно, не похож на перебежчика, скорее, на чиновника, которому нужна спокойная работа и отсутствие проблем. Штат Миссисипи? Белый сенатор через семь лет после восстания? Что-то здесь явно не вяжется…
Верджил лишь мельком бросает взгляд на мужчину – ему не до то того. Похоже, думать головой никто здесь не собирается.
Подсаживаюсь к Тодду, кивком указываю на сенатора.
- Что думаешь?
- Пахнет подставой. – Техасец угрюмо осматривает наемников и тихо продолжает: - Если бы нас созвал любой другой – не Токугава – я бы сказал наверняка.
- Зачем Совету нужен этот сенатор? Думаешь, дело в информации?
- Нас это не касается. Сенатор может оказаться подставной уткой. Если запахнет жареным, уходите. Даже Токугаве такое с рук не сойдет.
- Зачем Токугаве подставлять Внутренний Круг?
- Слишком много вопросов, парень. Они тебя до добра не доведут.
Значит, разговор окончен. К нам с Верджилом он еще хорошо относится, других бы и словом не удостоил. Приходится возвращаться к брату и додумывать самому, хотя тут все и так ясно: нас в любом случае ждет сюрприз. Если Гильдия решила разом избавиться от Внутреннего Круга, это, во-первых, абсолютно нецелесообразно, а во-вторых, не так просто. Двадцать лучших наемников Юга не дадут себя убить, как неопытных солдатиков, которых так любит посылать на кордон Север.
- Подлетаем, - бросает Тодд, вернувшись из кабины пилота.
Верджил едва заметно улыбается и достает из кармана форменного жилета два браслета с шипами… внутрь? Где он такие штуки взял? Зачем они ему? Верджил, не переставая хищно ухмыляться, застегивает браслеты на запястьях. Если бы не проступившая из-под полосок металла кровь, я бы подумал, что воображение сыграло со мной злую шутку.
- Боль выводит из иллюзии, - ловит брат мой непонимающий взгляд.
- Ты не будешь драться с Итачи, - на автомате повторяю я.
- Я и не буду с ним драться. – Вертолет садится, нас всех ощутимо встряхивает. Верджил поднимается, поправляет катану за спиной. – Я его убью.
И первым выпрыгивает из вертолета на землю.
***
Оклахома-Сити – единственный город, который граница между Севером и Югом делит на две части. Когда-то этот город насквозь пересекало шоссе 66. Его уже лет тридцать не существует, но улица осталась, и как раз по ней и провели разделительную полосу. По обеим сторонам бывшей магистрали были воздвигнуты ограждения с пропущенным через них электрическим током, через каждые две-три сотни метров - расставлены посты. Пересечь эту преграду можно только в одном месте – на КПП в центре города. Таковы условия перемирия, подписанного семь лет назад.
К тому времени, когда мы подошли к КПП, вся охрана со стороны Севера уже была обезврежена. Подозрительно. Всего лишь еще одно звено в цепи случайностей, но эта цепь становится все длиннее и длиннее.
Мы беспрепятственно пересекли карантинную зону и углубились в переплетение улиц.
Внезапно идущий впереди Джон резко останавливается, оборачивается и шепотом произносит:
- Токугава просил передать тебе это. Ты должен будешь прийти на встречу в указанном месте.
В руку мне ложится тонкий белый конверт.
- Что это?
Но наемник уже успевает скрыться в тени соседнего здания.
- Токугава?
От тихого голоса Верджила по спине пробегает неприятный холодок.
- Не знаю.
- Ну так посмотри.
Мы уже заметно отстали от группы, сейчас Тодд нас хватится. Должен ли Верджил увидеть эту информацию, если Токугава передал конверт мне? Старшего ничуть не волнует ушедшая вперед группа, он не сводит взгляда с конверта. В полумраке серебристо-голубые глаза слегка светятся, тускло поблескивают шипастые браслеты на запястьях. Судя по сосредоточенному выражению лица, он очень заинтересовался содержимым конверта. Может, лучше так, чем драка с Итачи?
Срываю печать, открываю конверт и достаю маленький квадратный кусочек бумаги. Даже в темноте на белом фоне отчетливо проступает надпись: Национальный Мемориал.
- Национальный Мемориал… - протягивает Верджил, расплываясь в торжествующей ухмылке.
Такое чаще всего бывает, когда он чует большую кровь.
Национальный мемориал был установлен в Оклахома-Сити в память о погибших во взрыве федерального здания в 1995 году. Токугава хочет, чтобы я туда пришел? Зачем?
- Иди. – Голос Верджила похож на довольное урчание предвкушающего расправу над добычей хищника. – Я постараюсь успеть и туда тоже. Не хочу пропустить веселье в посольстве.
Мне не хочется оставлять брата, но предчувствие подсказывает, что это очень важно. Сам глава Гильдии дал мне персональное задание – он был уверен, что я обязательно приду? Но почему я?
- Не связывайся с Итачи, пока не заберете сенатора.
- Ты недооцениваешь мои деловые качества, - насмешливо парирует Старший и, кажется, растворяется во тьме переулка. Если хочет, Верджил еще и не такие трюки может проделывать.
***
Вход на территорию мемориала встречает меня застывшими во времени цифрами – 9.01. Именно в этот момент много лет назад здесь прогремел взрыв. Одно дело читать об этом и рассматривать золотую арку на фотографиях, и совсем другое – видеть воочию. В свете всей этой истории с перебежчиком и многочисленных логических нестыковок в ней мне становится совсем уж не по себе, поэтому, преодолев секундное оцепенение, я заставляю себя быстрее пройти под выбитыми на камне цифрами.
Даже ночью территория освещена. Справа от входа, сразу за двумя рядами невысоких фруктовых деревьев, отбрасывающих в свете фонарей длинные тени, возвышается кряжистый древний вяз, свидетель давней трагедии. Слева одиноким стражем пустого мемориала стоит стена с именами выживших. Вспыхивает надежда на то, что сегодня все обойдется малой кровью, и тут же гаснет. Верджил никогда не ошибается.
Чуть подальше, на всю ширину мемориала, ровными рядами выстроились стулья. Сто шестьдесят восемь, по числу погибших. Сто шестьдесят семь из них пусты, на сто шестьдесят восьмом сидит Ясу Токугава и бесстрастно рассматривает меня, дожидаясь, пока я его замечу. Я так отвлекся, что не ощутил его присутствия. Кого я не замечу в следующий раз? Обругав себя за беспечность, подхожу к главе Гильдии и останавливаюсь в трех шагах от него.
- Вы звали меня, Токугава-сама?
- У тебя есть долг, Данте?
Я еще не успел осмыслить неуместность вопроса, а мысли метнулись в знакомое русло: Верджил. Мой долг - уберечь брата от себя и людей от него, быть второй чашей весов и поддерживать баланс.
- Ты не должен был оказаться в посольстве, а Итачи и Верджил – должны были, - невозмутимо поясняет Токугава, и только тут я понимаю, какую огромную ошибку совершил. Я опять поверил и опять обманулся, дал использовать себя и брата, стал игрушкой в руках людей.
И во всем этом я виноват сам.
***
- Твой долг – заботиться о брате, - спокойно произнес Токугава. Несмотря ни на что он сохранял свое обычное бесстрастие, негромкий властный голос звучал ровно и уверенно. – Что в мире для тебя имеет наибольшую ценность?
- Жизнь, - не задумываясь, ответил Данте.
- Чья жизнь? – холодно уточнил японец.
- Любая жизнь. – Данте откликнулся так быстро, будто не раз задумывался над этим вопросом сам. – Все остальное можно исправить. Попытаться. Если человек мертв, уже ничего нельзя изменить.
- Значит, жизнь превыше всего? – с легкой улыбкой переспросил бывший глава Гильдии. – Когда же ты успел понять это, мальчик?
- Я был врачом, - отрезал Данте, пытаясь скрыть неловкость за резкостью тона.
- Ты был врачом, а стал наемником, - договорил Токугава. – И все ради брата. Жертвенность, достойная уважения. Значит, ты сможешь меня понять.
- О чем вы? – Данте бросил нетерпеливый взгляд туда, откуда доносятся еле слышны звуки выстрелов. Верджил и Итачи где-то там, Старший наверняка посчитал личную месть важнее миссии.
- Дослушай меня. Я мог бы сказать это Итачи, но поверь, ему не нужны мои откровения. Он идеальный убийца, лишняя информация только собьет его… с пути истинного. Но ты должен знать.
- Должен знать что? Пожалуйста, говорите быстрее. - Данте разрывался между желанием дослушать предателя до конца и броситься разнимать брата и Итачи.
- Когда-то я заключил сделку: жизнь дорогого мне человека в обмен на выполнению мной одного приказа. Тот человек давно мертв, а я все еще выплачиваю долг. Для меня долг превыше жизни.
- Так это был приказ? Чей? – быстро сориентировался Данте.
- Хочешь остановить это? – усмехнулся Токугава. – Слишком поздно. Юг дал повод. Север держит наготове пограничные войска. Через полчаса здесь начнется полномасштабная уличная война.
- И что? Стычки на кордоне происходят часто…
- Ты умный мальчик, ты пережил резню в Новом Орлеане. Думай. История повторяется.
- Посольство? – выпалил парень. – Мы должны не просто выкрасть оттуда предателя…
- У Северных Штатов будет полное право применить карательные меры по отношению к Югу. Жертвы среди мирных жителей не будут приниматься во внимание. Международная общественность закроет на них глаза. Мир меняется, люди становятся жестче, их больше волнует угроза со стороны Конфедерации и собственная безопасность, чем отжившие свое гуманистические идеалы.
- Вы хотите развязать войну? Вам же это невыгодно!
- Организованная преступность на Юге фактически узаконена и имеет покровительство Совета Конфедерации. Война нам действительно не нужна, но ты забываешь о долге.
- Долг, да? – Данте метнулся к Токугаве и схватил его за воротник дорогого костюма, забыв об уважении и субординации. – Вы представляете себе, сколько людей умрут сегодня из-за вашего долга?!
- Ты не понимаешь, что это такое. Для меня долг превыше жизни.
- Вашей жизни? Пожалуйста! Кто дал вам право распоряжаться чужими? Кто отдал вам этот приказ?! – прорычал Данте.
- Неважно. Я расплатился и теперь имею право уйти.
- Уйти, и разбирайтесь, как хотите? Сбегаешь? Да ты просто трус!
- Ты не понимаешь, что такое долг. Ты не понимаешь, что такое клятва. Ты бы заплатил жизнями тысячи человек за жизнь своего брата?
- Я бы… нашел… другой выход, - задыхаясь, прошипел Данте.
- Иди. Может быть, ты еще успеешь. – Темные, глубоко посаженные глаза Токугавы смотрели пристально и понимающе. – И пусть тебе никогда не придется делать этот выбор.
Данте шумно выдохнул, пытаясь вернуть контроль над собой, и нехотя отпустил человека. Парень отступил на пару шагов к выходу, не сводя глаз с предателя, и шепотом попросил:
- Не делайте этого.
Токугава отрицательно покачал головой.
Глухой звук выстрела настиг Данте под сводами арки, но наемник даже не обернулся. Сегодня было слишком много рассуждений о выборе, и Данте начал с того, что сделал один.
***
Ну почему, почему, почему, почему?! Как только у меня начинает что-то получаться, как только наше беспокойное существование налаживается и жизнь входит в привычное русло, я снова теряю контроль, и все вокруг начинает рассыпаться на кусочки! Я понимаю, что очередная попытка связаться людей и события невидимыми нитями – не для того чтобы управлять, но чтобы держать! – очередная отчаянная, бессмысленная попытка безнадежно проваливается. Нити рвутся, переплетаются, выскальзывают из рук, и вот уже я сам кувырком лечу под откос, не способный не то чтобы помочь другим, но даже остановить свое собственное падение. Сколько можно?! Сколько это будет продолжаться?! У всех есть предел, и мне кажется, что я своего уже почти достиг…
***
Джон вошел в комнату вслед за Тоддом. Сенатор, несмотря на то, что было уже около четырех утра, сидел на кровати одетый и с дипломатом на коленях, будто собирался куда-то.
- Вы идете с нами, - бросил Тодд, направив на перебежчика пистолет.
- Конечно, - мягко согласился сенатор. – Вас не интересует вторая часть информации?
- Совет разберется, - отрезал техасец.
- Разумеется, Совет разберется, - покладисто повторил сенатор. – Мы возвращаемся в Мехико?
Тодд схватил перебежчика за плечо и рывком поднял на ноги.
- Не задавайте лишних вопросов. – Странное спокойствие сенатора начало вызывать у техасца подозрения. Слишком все прошло гладко. Охрана посольства почти не оказала им сопротивления, а теперь еще и перебежчик вел себя так, будто заранее знал, что за ним придут.
- Простите, вопросов больше задавать не буду, - ровным тоном произнес сенатор. - IGNE NATURA RENOVATUR INTEGRA
Тодд, не обратив внимания на непонятную фразу на латыни, подтолкнул перебежчика к двери, но Джон, все это время стоявший на пороге, неожиданно замер, преграждая путь.
- IGNE NATURA RENOVATUR INTEGRA, - отчетливо повторил сенатор.
И тогда наемник молниеносно вскинул пистолет и выстрелил Тодду в голову.
- Агент Сандерс, продолжайте выполнять задание.
Бывший Джон Доу кивнул и твердым шагом вышел из комнаты. Не обращая внимания на труп на полу, сенатор закрыл дверь, защелкнул замок, подошел к столу и достал из верхнего ящика маленький серебристый телефон. Когда он начал набирать номер, из коридора послышались первые выстрелы.
- Да сэр, можете начинать операцию. Руководитель группы мертв. Остальные пока находятся в здании посольства. Токугава выполнил все условия. Да, сэр, ухожу.
С этими словами мужчина прервал звонок, положил телефон в дипломат, открыл неприметную дверь в глубине кабинета и выскользнул в соседнее помещение.
***
Грейс сидел на подоконнике и рассматривал фотографию умершей жены. Бумага пожелтела и помялась с нескольких местах, сгибы потерлись, от них во все стороны разбежались трещинки, но ее лицо в лучах лунного света казалось таким ясным и четким, будто фото было сделано вчера. Наемник не расставался с этой фотографией вот уже пятнадцать лет и верил, что именно она приносит ему удачу и каждый раз помогает возвращаться живым с заданий. Кусочек бумаги был его талисманом, жена – ангелом-хранителем на небесах.
На лестницу упала длинная тень. Грейс вздрогнул от неожиданности и поспешно спрятал фото в карман, будто его застали за чем-то постыдным. Сейчас он не думал об опасности, единственной мыслью было скрыть свою слабость. Грейс запоздало потянулся за пистолетом, но человек шагнул ближе, и наемник опознал в нем Джона.
- Где Тодд?
- Разговаривает с сенатором насчет информации, - бесцветным голосом ответил француз.
- Скоро он закончит? – Грейс взглянул на часы. - Через десять минут мимо пойдет патруль.
- Он уже закончил.
Рука Грейса очень медленно стала продвигаться к кобуре. Он плохо знал Джона, но двух произнесенных им фраз хватило, чтобы понять: человек, стоящий перед ним, не был Джоном Доу, утратившим память солдатом Иностранного Легиона. Он где-то потерял свою вечную полуулыбку и легкий французский акцент, взамен приобретя тяжелый мертвый взгляд и чистейший выговор выходца с восточного побережья Северных Штатов.
Грейс опоздал на какую-то ничтожно малую долю секунды: пуля пробила фотографию улыбающейся женщины в нагрудном кармане и вонзилась в сердце.
Джон перешагнул через мертвое тело и стал быстро спускаться по лестнице, на ходу перезаряжая оружие. Несмотря на глушитель, ближайший выставленный Тоддом часовой услышал выстрел.
Правительственного агента Мэтью Сандерса, одного из первой сотни генетически модифицированных людей, совершенного бойца и лучшего убийцу из Первого Поколения, уже ждали.
***
- Мертв, - радостно заключил Верджил, едва переступив порог комнаты.
Итачи хватило одного взгляда на тело Тодда, чтобы прийти к такому же выводу.
- Тодд мертв. Сенатор исчез. Задание успешно провалено. – Верджил удовлетворенно усмехнулся и повернулся к стоящим в коридоре людям. – Кто теперь командир?
- В таком случае мы должны уходить из города поодиночке, - напомнил один из наемников.
- Уходите, - бросил Верджил. – А у нас с Итачи есть одно незаконченное дело.
Итачи обозначил свое согласие едва заметным кивком. Никто, кроме Верджила, этого не увидел.
***
Данте летел по пустым улицам ночного города, не чуя земли под ногами. Ему казалось, что даже обладай он способностью к мгновенной телепортации, он все равно бы опоздал. Все-таки они с Верджилом были близнецами, прожили бок о бок последние семь лет, поэтому даже на расстоянии Младший мог чувствовать слепую ярость и холодное безумие брата. Схватка уже началась.
Его чуткий слух уловил гул вертолетов еще до того, как огромные стальные машины пересекли городскую черту. Черное небо над городом рассекли световые лучи, мощные лопасти винтов дробили воздух, швыряя во все стороны волны низкой гудящей вибрации, красные огоньки лазерных прицелов скользили по темным улицам. Вертолеты проносились над городом, зависали над площадью у посольства, с них соскальзывали маленькие черные фигурки и тут же бросались в здание.
Данте ненадолго задержался у КПП – там происходило что-то странное. Ворота были открыты настежь, в них одна за другой проскальзывали небольшие группы людей и скрывались в ближайших переулках. Большинство были одеты в форму мексиканской гвардии регулярных войск Юга.
Данте схватил первого попавшегося офицера, оттащил в сторону, хорошенько приложил об стену.
- Кто приказал? – рявкнул полудемон.
- Майор… - прошипел мексиканец, пытаясь высвободиться из хватки наемника. Тот, казалось, не замечал, что его жертва почти не может дышать.
- Приказ о мобилизации?
- Да, - с трудом выдавил из себя офицер. – Взять город под контроль…
- Он рехнулся! – прорычал наемник непонятно в чей адрес, но мексиканца отпустил и, бросив последний взгляд на темные фигуры за двойным ограждением, побежал по направлению к центру.
***
Токугава хоть сам понимал, что творит? Понимал, конечно, понимал, такие всегда знают, что делают! И еще и назначил встречу на территории мемориала – что это, издевка? Да, я никогда не пойму, как можно принести в жертву долгу сотни человеческих жизней, я на это не пойду никогда.
Долг и жизнь? Глупость. Нет в мире большей ценности, чем жизнь, и какому бы кодексу чести не следовал глава Гильдии, этот кодекс не стоит стольких смертей. Честь? Обещание? Клятва? Долг? Пустые слова, за которыми прячутся трусы, чтобы оправдать свое малодушие! Я не прав?! Ну и пусть!
Верджил был близко, всего в нескольких десятках футов. Я чувствовал его, почти как часть своего собственного тела, как часть собственной сущности, и чем ближе он был, тем сильнее становилась эта связь. Я нырнул в переулок между трехэтажными домами, пересек какую-то улицу, свернул направо и наконец вырвался из цепких объятий города на простор карантинной зоны.
Они сошлись прямо на бывшем 66-ом шоссе – на полосе ничейной земли между двумя кордонами.
Совсем рядом я ощутил присутствие другого живого существа - я был не единственным зрителем на этом спектакле. Чуть поодаль стоял невысокий темноволосый парень в форме “зеленых беретов” и напряженно наблюдал за схваткой. Узнавание было мгновенным, резким и логичным, без удивления.
Я бы никогда не забыл его – Саске, младшего брата Итачи, исчезнувшего из Мехико вскоре после моего визита. Парень обернулся – может, тоже почувствовал меня? – и тут же вновь сосредоточил внимание на битве. Мы поняли друг друга без слов.
Верджил дрался с закрытыми глазами. Катана мелькала с такой скоростью, что даже я почти не успевал проследить за молниеносными ударами. Старший перемещался в пространстве рывками – исчезал в одном месте и мгновенно появлялся в другом, ни на секунду не оставаясь в одной точке. Он наносил удары такой огромной силы, что, попади хоть один в цель, битва была бы закончена.
Саске тоже это понимал – если бы не пропущенное по заграждению электричество, он бы точно вцепился в металлическую решетку. Я сам с трудом подавил это желание.
Итачи нисколько не уступал моему брату в скорости, а в технике превосходил. Не знаю, кто учил Итачи – явно очень опытный Мастер, но Верджил со своими двумя годами в парижской фехтовальной школе держался только благодаря нечеловеческой быстроте, выносливости и скорости реакции.
Перепрыгнуть ограждение, схватить брата… и что дальше? Саске, будто уловив мое смятение, поворачивается, и на его побледневшем лице я вижу то же беспокойство и растерянность. Мы должны остановить это – не просто сейчас, чтобы они сошлись снова завтра, через месяц, через год, пока один из них не погибнет – остановить раз и навсегда, но как?! На Свободном Юге слишком мало места для них двоих, а уйти для них – равносильно признанию своего поражения.
- Оружие на землю! – раздается приказ за спиной.
Натянутые нервы оказывают мне плохую услугу – я разворачиваюсь слишком резко и получаю пулю в плечо. Едва сдерживаюсь, чтобы не всадить в солдатов всю обойму. Если что и может вывести меня из себя, так это постороннее вмешательство, когда дело касается Верджила.
- Оружие на землю! – повторяет парень в сержантской форме.
Двое “зеленых беретов” держат меня на прицеле, но их взгляды то и дело соскальзывают на мечущийся за ограждением вихрь.
- Лейтенант! – окликает Саске второй спецназовец.
- Возвращайтесь, - произносит тот с мрачной решимостью принявшего важное решение человека. – Это приказ.
Сержант далеко не дурак – посмотрел на меня, живого и невредимого, на стоящего рядом Саске, не предпринимающего никаких враждебных действий по отношению ко мне – к наемнику, которых они должны были уничтожить! – на двух сцепившихся людей, настолько увлеченных схваткой, что пытаться разоружить их было бесполезно, сделал соответствующие выводы. И скомандовал:
- Лейтенант, положите оружие на зем…
Саске снял обоих еще до того, как сержант закончил фразу.
Этот его поступок я понял и оправдал. Есть в этом и извращенная логика, и личная истина, и безукоризненная мораль. Этот – оправдал, а поступок Токугавы – не смог? Двойные стандарты? Да!
Я обернулся как раз вовремя – драка перешла в решающую стадию. Верджил, раздраженный затянувшейся схваткой, забыл обо всякой осторожности, перестал защищаться и кинулся на Итачи вслепую. Парень легко уклонился от серии из трех молниеносных ударов, переместился под клинок и мощнейшим толчком в грудь отшвырнул Верджила прямо на ограждение. Посыпались искры, шумно вдохнул и замер Саске, застыл в боевой стойке Итачи. Верджил соскользнул с металлической решетки, перекатился и запустил в наемника энергетической сферой. Итачи, казалось, и не надеявшийся, что электричество окажет на Верджила ощутимый эффект, ускользнул в сторону и метнул в Старшего сгусток черного пламени. Вовремя подставленная катана разрезала живой огонь, и он взорвался хлопьями пепла и извилистыми нитями чернильно-синих сполохов. Пламенные змейки жадно потянулись к Верджилу, будто стремясь опутать его сетью обжигающей паутины, но фигура моего брата полыхнула синим, и нити растворились, жалобно шипя и осыпаясь прахом к его ногам.
Так, мы напоролись на очень сильного мага. Вот и полетела убежденность Верджила в том, что люди ничего не стоят, ко всем чертям… Саске, конечно, знает – может, он и сам способен на такое?
Верджил давно жаловался, что никак не может найти себе достойного противника. Нашел.
понедельник, 14 февраля 2011
Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Название: Азбука отчуждения.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
Азбука Отчуждения: DeadlierОн сидит в кресле у открытого окна и читает книгу. Очаровательная сценка. Ветерок легонько колышет полупрозрачные занавески, солнечный луч высвечивает серебряную прядь, упавшую на лоб, но Верджил так увлечен чтением, что не замечает этого маленького своевольного несовершенства. Катана в ножнах прислонена к подоконнику. На белой шелковой рубашке алеют свежие пятна крови, пальцы оставляют на девственно белых страницах темные отпечатки.
- А, Данте… - Он отрывается от книги, окидывает меня рассеянным взглядом. – Вот послушай…
Сквозь тебя, сквозь меня
Катит волны свои пустота,
На заре проступая прожилками крови,
Мертвой гипсовой маской, в которой застыла
Мгновенная мука пронзенной луны…
Опять пустота. Похоже, Верджилу стало кучно. Накатил приступ философствования. Пройдет.
Я иду к нему, перешагивая через разбросанные по комнате трупы, и слушаю, как в его голосе сплетаются мелодии заклинателя змей и Гаммельского крысолова. Сажусь на подоконник, подставляя спину жаркому полуденному солнцу, и любуюсь братом. Сейчас он кажется мне очень беззащитным и уязвимым несмотря на всю свою мощь и дьявольскую порочность. Я не могу не восхищаться им: пальцы осторожно перелистывают тихонько шуршащие страницы, лицо светится потусторонней одухотворенностью, полоска жемчужной кожи над расстегнутым воротом рубашки белее шелка. Он соткан из противоречий и страстей, из ярости и сумасшествия, из насилия и вожделения, он воплощенное совершенство, сосредоточие человеческих чаяний и мечтаний, но когда он спускается с ледяных вершин своего высокомерия и оживает, как сейчас, он становится таким земным и настоящим… Жаль только, что возвращается он каждый раз на волне сметающей все на своем пути катастрофы. И еще он очень любит книги…
Верджил переворачивает страницу, пробегает стихотворение глазами, улыбается и начинает декламировать:
В окно постучала полночь,
И стук её был беззвучен.
На смуглой руке блестели
Браслеты речных излучин.
Рекою душа играла
Под синей ночною кровлей.
А время на циферблатах
Уже истекало кровью.
- Что здесь произошло? – Как же банально звучит этот вопрос, как мне не хочется его задавать.
Верджил поднимает взгляд от книги, явно недовольный тем, что я его прервал.
- Я их убил, - произносит он безразличным тоном, будто речь не идет о двух десятках человеческих жизней. Конечно, сейчас его гораздо больше волнует поэзия, чем трупы на полу.
- На тебя напали?
- Да, наверное. – Он смотрит на устроенное в комнате побоище, будто не имеет к нему никакого отношения, потом его взгляд проясняется. – Полагаю, Гильдия прислала за нами убийцу.
- Убийцу? Он был один? Откуда тогда все эти трупы?
- Убийца из Гильдии был один, - терпеливо объясняет Верджил, но я вижу, что его раздражает моя непонятливость. Хотя какая тут непонятливость, скорее уж, неосведомленность.
- Остальные люди нашего нанимателя?
Он молча кивает и захлопывает книгу. Все, настой безнадежно испорчен, вдохновение ушло. Виноват, конечно, я, но если Гильдия все-таки приняла решение о нашей ликвидации, я бы хотел узнать об этом раньше, чем снайпер всадит мне пулю в голову и все наше прикрытие полетит к чертям.
Верджил откидывается на спинку кресла и закрывает глаза.
- Они не начнут охоту, пока мы не дадим им веского повода. Это просто очередная проверка.
- Мы ее прошли? – На всякий случай спрыгиваю с подоконника и задергиваю штору.
- Может, пошлют еще одного, - бесстрастно отвечает Верджил. – Больше двух попыток не будет.
На самом деле, в этом нет ничего такого уж особенного - это просто выживание сильнейших. Сейчас наемников на Юге стало так много, что Гильдия вынуждена сокращать их число, устраивая такие вот проверки на профессионализм. Нам пришлось убить уже пятерых посланных за нами.
- Деньги забрал? – Проверка-проверкой, а про контракт забывать нельзя.
- На столе. – Верджил вытягивается в кресле, не проявляя ни малейшего желания произнести еще хоть слово.
Кейс с деньгами и правда лежит на столе, но мне приходится сначала вытащить его из окоченевших пальцев бывшего нанимателя, а потом стереть с кейса кровь позаимствованным у того же нанимателя платком. Страшная рубящая рана, пересекающая наискосок его лицо, почти не коробит.
- Ты сегодня кололся?
Вопрос насущный. У Верджила и так-то тормозов нет, а под кайфом он убивает до тех пор, пока рядом еще есть что-то живое. В таком состоянии никто, кроме меня, не может его остановить.
- У меня кончилось, а здесь нет.
Значит, мой братец обшарил кабинет в поисках дури, а деньги забрать не удосужился. Придется заехать еще и за наркотиками. На встречу с посредником мы идем только завтра вечером, так что время есть... И все равно, неприятное это ощущение – знать, что за тобой охотится убийца. Знаю, пора бы привыкнуть, да и за жизнь свою мне бояться нечего, но чувствовать дичью я себя не люблю. Как, впрочем, и охотником. Я играю в эти игры только ради брата – он не умеет жить по-другому.
- Купим в Городе. Едем?
- Да. – Он все еще лежит в кресле, подставив лицо скользящему из-за шторы сквозняку.
Мне самому не хочется выходить из помещения, путь даже воздух здесь и пропитался запахом крови. На улице нещадно палит солнце, а до Города больше сотни миль по шоссе.
- Верджил…
Он нехотя поднимается, скидывает рубашку и брезгливо отшвыривает в угол. Она падает на разрубленное от ключицы до паха тело. Белый шелк, покрытый бурыми пятнами засохшей крови, начинает стремительно наливаться алым. Верджил берет катану и выходит из комнаты. Открытая на середине книга остается сиротливо лежать на подоконнике.
***
Говорят, что от любви до ненависти один шаг – это две стороны одной медали. Подкиньте монетку. Орел или решка? Монетка падает на ребро.
Сначала я не понимал, какого рода отношения установились между нами. Да, мы были связаны кровью и братскими узами, он был учителем, я – учеником, он, как поэт Вергилий, провел меня по кругам ада, через чистилище и прямо в рай, где было место только нам двоим. Потом было несколько месяцев ломки, когда моя болезненная привязанность к нему возросла настолько, что Верджил своим сиянием затмевал для меня солнце. В редкие минуты трезвости накатывало осознание неправильности всего происходящего, и мне становилось тошно. В глазах Верджила человеческая жизнь не стоила ничего. Он убивал направо и налево, не задумываясь ни о причине убийства, ни о возможных последствиях. На Свободном Юге можно было не скрывать следов, но это вовсе не означало, что терпение здешних наемников безгранично. Я говорил ему, что рано или поздно они ополчатся на нас, а он лишь смеялся в ответ. Теперь я понимаю, чего он хотел добиться своим вызывающим игнорированием правил и запретов - он провоцировал их на удар, упиваясь полученной с отцовской кровью вседозволенностью. Нет, он никогда не переходил окончательную черту, не разрушал площадку для игр, лишь слегка пробуя на прочность устои. Он всего лишь играл на грани возможного.
Они не знали, что мы не люди. Конечно, не обошлось без слухов, сплетен и обвинений в черной магии, но до правды еще не докопался никто. Если бы наше дьявольское происхождение стало подтвержденным фактом, о работе на Свободном Юге можно было бы забыть.
Я не одобрял убийств, но первые несколько месяцев был так одержим братом, что следовал по выбранному им пути без вопросов и пререканий. Это и вправду походило на тяжелую болезнь. Верджил стал для меня символом и воплощением нового мира, полного эйфории и головокружительной легкости бытия. Спланировав свою человеческую жизнь на десяток лет вперед и отказавшись от нее, я безмятежно, как ребенок, наслаждался неопределенностью каждого нового дня. Впервые мне не нужно было доказывать, что я благодарный сын и стоящий специалист, что я оправдаю и превзойду возложенные на меня ожидания, - в общем, что я полноценный член человеческого общества.
Будучи почти всю сознательную жизнь мучимым мечтой стать таким, как все, я вдруг понял, что есть иное пространство, целое измерение, где система ценностей зависит не от общественного сознания, а от тебя самого. Придерживайся самых простых, базовых правил сосуществования, и никто не ограничит твою личную свободу. Свобода одного человека кончается там, где начинается свобода другого? Это ложь. Свобода одних людей всегда ущемлялась в угоду другим людям, это непреложный закон, который можно смягчить, но не обойти или сломать.
Первое время мне было здесь хорошо, но эйфория прошла, и, окинув этот новый мир трезвым взглядом, я словно пробудился ото сна. Здесь человек был еще более одинок, чем на Севере, здесь царит беззаконие и правовой беспредел, традиция и насилие правит бал, а люди живут, будто так и надо.
Я был одинок в прошлой жизни, но теперь у меня был Верджил, и настолько сильным было ощущение родства, что я вцепился в брата мертвой хваткой и несколько долгих недель не мог терпеть и секундной разлуки с ним. Я не могу объяснить это разумом. Может, это был тот самый голос крови?
Я старался не показывать своей привязанности, боялся быть непонятым, бежал от нее, как от чумы, пытался изгнать из себя этот порок… Тщетно. Каждый раз, когда Верджил уходил куда-нибудь и оставлял меня одного в баре или в номере отеля, мне становилось не по себе. Я ненавидел его за то, что он вырвал меня из старого мира и бросает одного в новом. Я ревновал. Я сходил с ума.
Это было настоящим помешательством, будто моя проклятая кровь взбесилась и решила проверить мой рассудок на крепость. Так продолжалось два месяца, а потом все прошло.
Я снова почти стал собой-прежним: наблюдателем, который ставил превыше всего человеческую жизнь. Ту самую человеческую жизнь, за которую Верджил не даст и ломаного гроша.
На том Я-старый и Я-новый и сошлись: любить брата и спасать от него тех, кого можно спасти.
***
Итачи наблюдал за особняком уже три часа. Наемники вернулись незадолго перед закатом и из дома с тех пор не выходили. Итачи не знал, сколько убийц уже провалили задание, но очередь дошла до него, и он был намерен не упустить свой шанс и доказать право быть одним из лучших в Гильдии.
В конце концов, разве могла эта миссия быть такой уж сложной? Итачи, хотя и был новичком в Городе – он вступил в Гильдию всего полгода назад, – но наслышался разных небылиц о близнецах. Он не верил ни единому слову. Грош цена слухам, если они не подтверждены фактами. Фактов не было.
Он не понимал, как можно быть такими беспечными: дверь не заперта, окна распахнуты, даже шторы на первом этаже приоткрыты. Если бы он знал, что за ним послали наемников, он был бы гораздо осторожнее – нет, не ради себя, в себе он был уверен, - но ради младшего брата, которому только предстояло еще стать членом Гильдии. Ответственность налагала определенные обязательства.
Итачи проскользнул между примыкающих к задней стене деревьев и запрыгнул на подоконник. Старший сидел в кресле у окна, всего в нескольких шагах от Итачи, и смотрел на него безмятежным взглядом, в котором проблескивало ленивое любопытство. Рядом на столике лежали с десяток пустых ампул и шприц. Катана, единственное его оружие, была на кровати вне пределов досягаемости.
Что-то не дало Итачи нанести удар немедленно – что-то было с этим человеком совсем не так. В нем не было и искорки страха, только пробивающийся через рассеянное безразличие слабый интерес: ну и что ты особенного для меня приготовил? Давай же, не разочаруй меня!
Пальцы сжались на рукояти катаны, а Итачи уже поймал взгляд жертвы и ударил иллюзией. Он каким-то шестым чувством понял, что сталь здесь не поможет, только вырвет противника из наркотического полубреда, протрезвит и сделает в сотни раз опасней. Было ли это шестое чувство врожденным или выработалось в процессе тренировок – действовало оно безотказно.
Старший удивленно улыбнулся, выдохнул и закрыл глаза.
***
Я сразу почувствовал, что с Верджилом что-то случилось. В одно мгновение он был, его присутствие явственно ощущалось в нескольких десятках футов от меня, а потом он просто исчез. Растворился. Перестал существовать, будто его сознание перенеслось в другую плоскость бытия. Такого не бывало, даже когда он спал или принимал большую дозу наркотика. Плохо. Очень плохо.
От неожиданности я растерялся. Единственное, что пришло мне в голову, - на Верджила напали и сделали с ним что-то такое, что он потерял сознание.
Что остается мне? Пойти и уничтожить убийцу.
***
Итачи услышал шаги второго брата и приготовился навести на него иллюзию. Когда он отключится, можно будет добить обоих. Шанс, что кто-нибудь выведет их из иллюзии и они выживут, все-таки оставался, хотя и был ничтожно мал.
Младший вошел в комнату с пистолетами в руках, вошел уверенно, резко хлопнув дверью, как и подобает хозяину, взбешенному появлением незваных гостей. Он быстро окинул взглядом открытое окно, замершего на подоконнике убийцу, катану на кровати и лежащего с закрытыми глазами Верджила. Итачи не хватило каких-то долей секунды, чтобы поймать Младшего в плен его собственных кошмаров. Парень метнулся к брату, всмотрелся в его лицо и, не поворачиваясь, процедил сквозь зубы:
- Что ты с ним сделал?
Младший стоял к нему спиной, будто вовсе игнорируя исходящую от убийцы опасность, а за такое пренебрежение Итачи всегда наказывал жестоко. Вместо ответа он мягко спрыгнул на пол и сделал один короткий шаг к Младшему, готовясь перерезать горло ножом, а потом отправить свою вторую жертву в его собственный внутренний ад вслед за братом.
Младший крутанулся на месте и отбил клинок дулом пистолета. Второй нож чиркнул по стали и ушел в сторону. Итачи отступил чуть назад, взглянул в глаза Младшего… Они были закрыты.
- Отпусти его.
В голосе парня послышалось что-то до боли знакомое, и Итачи вспомнил, что дома его ждет младший брат. Если бы кто-нибудь попытался причинить вред Саске, он бы навел на него самую страшную иллюзию, заставив того целую вечность умирать в руках своих мучительнейших видений, но и этого бы было мало. Этот же сам сейчас отправится на тот свет и все равно думает только о брате...
Глупые, неумелые, самоуверенные, научились стрелять и думают, что уже стали настоящими наемниками, не имеют никакого понятия о чести и воинской доблести, любители, оскверняющие само имя воина. Все они здесь, на Свободном Юге, такие, все они лишь жалкие подражатели. Тратить на них время было оскорбительным, и Итачи поспешил покончить с этим как можно скорее.
- Отпусти его, - упрямо повторил парень.
Это был уже не приказ, а отчаянная мольба человека, теряющего самое дорогое в жизни. Убить такого – почти милосердие.
Итачи усмехнулся, нырнул под скрещенные пистолеты и вонзил нож Младшему в сердце. Тот вздрогнул, пошатнулся, но не упал и не открыл глаз. И тогда Итачи перерезал ему горло.
***
Ситуация вышла из-под контроля – это я понял сразу, как только перестал чувствовать брата. Я не мог драться с наемником с закрытыми глазами, не мог его задержать, не мог убить, потому что боялся, что сам не смогу вывести Верджила из этого странного транса, и не мог отпустить его. Кровь хлынула в легкие, потекла в рот, я закашлялся, и тут меня окончательно охватила паника. Плохо соображая, что делаю, действуя исключительно на инстинктах, я повернулся и выстрелил Верджилу в голову.
***
Даже с перерезанным горлом Младший остался стоять, да и крови было гораздо меньше, чем должно было быть. А потом он резко крутанулся на месте и выстрелил в брата.
Итачи замер, готовый к любому развитию событий, но едва успел среагировать, когда глаза Старшего, такие же кроваво-красные, как и у него самого, внезапно распахнулись, и жертва прыгнула на убийцу. В руке у Старшего невесть откуда оказалась обнаженная катана, и Итачи пришлось отражать серию беспорядочных, диких по силе ударов. Наркотик, пребывание в собственном аду в обществе самых страшных кошмаров и пуля в голову сотворили с ним нечто невероятное. Он бил с такой силой и скоростью, что все вокруг разлеталась щепками и обломками, но удары были хаотичными и неточными. Итачи без труда парировал, уворачивался и бил в ответ, но Старший не замечал ран и накидывался на него с еще большей яростью.
Младший схватил брата сзади и попытался оттащить от убийцы.
- Верджил! Прекрати! Оставь его!
Старший стряхнул брата – тот отлетел в угол, врезался в стену и рухнул на пол - и вновь бросился на Итачи. В его алых глазах не было и следа разума – тот забился в самый дальний уголок сознания, выпустив наружу невменяемого, неконтролируемого зверя. Теперь на Старшего нельзя было навести иллюзию. Его можно было только убить сталью, но это оказалось не так-то просто.
- Верджил! Не надо! Прекрати!
Младший уже снова был на ногах и метался по комнате вслед за сцепившимися противниками, пытаясь вклиниться в драку и оторвать брата от Итачи. Наконец он прыгнул на Верджила, обхватил его сзади, завалил на пол и выбил из руки катану. Меч полетел в сторону. Близнецы принялись кататься по комнате, обмениваясь ударами. Верджил отчаянно вырывался, будто не понимая, что дерется с братом, а Данте непрерывно звал его по имени и просил перестать сопротивляться.
- Уходи отсюда! – прохрипел Младший, когда ему удалось прижать Верджила к полу и ненадолго обездвижить. – Хватит! Уходи!
Его лицо было в крови, рубашка порвана и залита алым, а в глазах горела такая неприкрытая мольба, что Итачи остановил занесенную для удара катану.
- Пожалуйста, - шептал Младший, - он не остановится, пока ты здесь, он же сойдет с ума… Пожалуйста, уходи… Слышишь?! Уходи! Верджил!
Старший рванулся, стряхивая брата с себя, но Данте его не отпустил, и драка завязалась с новой силой. Верджил бил вслепую, остервенело, с нечеловеческой мощью, но Данте принимал все удары и возвращал их с упрямой точностью и целеустремленностью.
- Сойдет с ума? – тихо повторил Итачи.
Он не понимал, что происходило между братьями, но одно было ясно: третий здесь лишний. Он мог бы убить их сейчас, когда они были заняты друг другом. По крайней мере, мог бы попытаться…
Но он проскользнул мимо дерущихся близнецов и выпрыгнул в окно. Просто внезапно он почувствовал, что должен сейчас же пойти и убедиться, что с Саске все в порядке.
***
Мы лежим на полу и слушаем свое дыхание и биение сердец. Верджил развлекается тем, что слизывает кровь у меня с губ и очерчивает пальцем линии моего лица, будто скульптор в приступе вдохновения. Дай ему инструмент – и он доведет свое творение до совершенства.
Если бы Верджил не был убийцей, кем бы он стал? Я вижу его художником, застывшим перед мольбертом с кистью в руке, или философом, ищущим в древних книгах разгадку вселенной. Он должен созидать, но в момент его творения произошла ошибка, и основой совершенной физической сущности стало темное, извращенное, разрушительное начало. Оно так завораживает при первом соприкосновение – кажется, что Верджилу ведомы все тайны и открыты все пути, что он достиг какой-то абсолютной истины, дарующей ответы на все вопросы, избавляющей от сомнений и наделяющей бытие смыслом. Но этот абсолют обманчив, он не дарит завершенности, он ввергает в пучину одиночества и боли, потому что диссонирует с человеческим миром, лишая и мир, и тебя самого остатков так трудно доставшейся в битве за примирение с собой гармонии.
Пока я держу врата этого рая для двоих закрытыми, никто не умрет случайно.
- Нужно уничтожить убийцу, - тихо шепчет Верджил, перебирая пряди моих волос.
Мне так хорошо сейчас. Блаженные минуты затишья после бури и примирения. Не хочется никуда идти и решать проблемы, но кроме меня это сделать некому. Верджил может опять сорваться.
- Я с ним разберусь. – Так, надо сменить тему, сейчас братик зацепится и рванет убивать киллера сам. - Пока ты был в трансе, что с тобой происходило? Я перестал тебя чувствовать…
- Не надо об этом, - резко отзывается Верджил.
- Хорошо. – Нехотя сажусь, смотрю на брата сверху вниз. Он улыбается – безмятежно, удовлетворенно, как всегда после передозировки и выплеска энергии. Хватит часа на два.
- Значит, сам разберешься? – Он прикидывает и решает остаться дома. – Возвращайся поскорее.
Сейчас он пойдет к себе в комнату и будет долго стоять перед книжным шкафом, водя пальцами по корешкам книг. Потом выберет одну, наберет в ванную холодной воды, вытряхнет туда весь имеющийся в холодильнике лед, скинет одежду прямо на пол и будет лежать в обжигающей воде, лениво перелистывая страницы, пока та не нагреется. После этого поднимется в спальню, вколет себе очередную дозу наркотика и уснет, дожидаясь меня.
Завтра новый контракт. Верджил получит свою порцию насилия и крови. На сегодня – достаточно.
***
Почти пять лет прошло, а я никак не могу ко всему этому привыкнуть. Слишком много еще во мне от меня-прежнего, слишком много от человека, и со временем я только больше начинаю этим дорожить и крепче цепляться. Я же вижу, что происходит с Верджилом, каждый день наблюдаю, как он потихоньку сходит с ума. Я нашел выход – я держусь человеческой рациональности и человеческих же чувств. Верджилу удалось вырваться из порочного круга прошлого – так он сам говорит, - удалось порвать все связи с прежней жизнью и вытравить из себя последние остатки слабого, уязвимого, бессмысленного существа, не способного подняться над ограниченностью своей краткой жизни. И куда его это привело? В тупик. Мы не нужны этому миру, мы чуждый элемент, ошибка, случайно допущенная оплошность, которую невозможно исправить и с которой остается только мириться. Как бы мы ни пытались найти свое место среди людей, его просто не существует. Какое-то время все идет гладко, и мне почти удается поверить, что нам наконец удалось хоть немного вписаться в человеческий мир, а потом наступает сбой, и остается только клясть себя за наивность.
Но я все еще считаю себя человеком и останусь им до конца жизни.
У меня больше нет иллюзий: единственная близость, которая мне доступна, - близость с братом. И это даже больше, чем я могу желать. За пять лет он стал для меня всем. И я для него – тоже.
И еще я для него – посредник между человеческим миром и самим собой.
Сегодня я должен был умереть. Должен был, но я жив, и уже от этого одного, от этой вопиющей неестественности мне становится плохо. У Верджила не бывает ломки даже от наркотиков, а у меня постоянная ломка от бытия самим собой. Я всегда знал, что не пройдет мне даром это насильственное перерождение. Так и случилось. Сознание выворачивается наизнанку, из зеркала смотрит незнакомец, порой меня захлестывает иррациональный, такой человеческий страх смерти – что будет, если Верджил останется один? - а голос разума нашептывает мне, что теперь смерти бояться не нужно, и все это вместе разрывает меня на части. Я научился жить с этим. Время не лечит, но примиряет с собой.
***
Я нашел его по запаху своей крови – своей и Верджила. Оказалось, он живет в районе высоток на третьем этаже неприметного серого здания. Такое жилище привлекает меньше внимания, да и затеряться в этих трущобах в случае чего гораздо легче, чем среди особняков. Парень играет по правилам, не то что мой брат: заявил, что мы селимся в большой трехэтажной вилле и плевать он хотел на все меры предосторожности. Мои аргументы он слушать не стал. Пришлось уступить.
Я хотел было запрыгнуть на подоконник и немного пошпионить за убийцей, но потом просто зашел в подъезд, поднялся по лестнице и постучал в дверь - мне ведь нужно просто поговорить.
Но перед тем как обнаружить свое присутствие, я услышал обрывок разговора, который заставил меня повременить с неожиданным визитом.
***
- Ну Итачи… - Саске не отставал, не обращая внимания на мрачный настрой брата и тяжелые взгляды исподлобья, которыми тот его время от времени награждал. - Они послали тебя устранить кого-то из своих? Ты его убил, да? Скольких посылали до тебя?
- И ты еще собираешься стать наемником, - презрительно заметил Старший. – С твоим любопытством ты провалишь первую же миссию.
- Провалишь-провалишь! Мне надоело это слушать! Почему ты не даешь мне вступить в Гильдию?! – младший брат рванулся к столу, за которым сидел Итачи, и в сердцах стукнул по дереву кулаком. Крышка заскрипела, но не треснула.
Итачи раздраженно поморщился и рывком усадил брата на стул. Разговаривать с мечущимся по комнате вихрем было сложно.
- Ты еще не готов, - отрезал Итачи таким тоном, что Саске забыл все готовые сорваться с языка возражения.
- И когда я буду готов? – спросил Саске уже не так уверенно.
- Когда научишься владеть собой. Сейчас ты демонстрируешь обратное.
- Ладно, - угрюмо буркнул Младший. – Так ты расскажешь мне о задании?
- Нет, - последовал категоричный ответ.
Итачи и сам не знал, как поступить. Выход был один: вернуться и убить близнецов. Он убедился, что с Саске все в порядке, но это могло и измениться, если до рассвета контракт не будет выполнен. Дорога наверх для него, с его-то знаниями и способностями, была бы головокружительно легкой, если бы не слабость, на которой могла сыграть Гильдия... Итачи уже стал бы лучшим, если бы не Саске.
- Сейчас я уйду и вернусь где-то через час. Отсюда никуда не выходи.
- Понятно, самоконтроля у меня нет, но постоять за себя я могу! – съязвил Младший. Его голос слегка дрожал от бессильной ярости и обиды.
Итачи молча встал и направился к двери. В следующее мгновение раздался стук, будто кто-то стоял под дверью и дожидался окончания их перепалки.
- Это Данте, - послышался голос из коридора. – Я пришел поговорить.
- В спальню, - процедил Итачи.
Саске посмотрел на брата, и у него разом пропало всякое желание перечить. Повторного приказа не потребовалось: он послушно скрылся в задней комнате.
Итачи открыл дверь и переместился в центр гостиной, готовясь отразить любую атаку, но Данте, похоже, и не думал нападать. Младший стоял на пороге с закрытыми глазами и держался обеими руками за косяки, показывая, что безоружен и не собирается драться. О недавнем сражении ничто не напоминало: он уже успел смыть кровь и переодеть рубашку. Рана на горле исчезла, будто ее и не было.
- Только не надо испытывать на мне этот трюк с трансом, ладно? Верджил под кайфом был, так что это еще цветочки. Попытаешься – и я за себя не отвечаю. Кстати, у меня есть деловое предложение, выгодное и для нас с Верджем, и для тебя с Саске. Обсудим?
***
Тут я, конечно, блефовал. Меня из транса было выводить некому, но я был почти уверен, что если парень попытается погрузить меня в эту его иллюзию, я успею превратиться. Такая встряска приведет в сознание мгновенно, да и зрение демону в драке почти не нужно. Но я все-таки надеялся договориться.
- У тебя ведь тоже есть брат. Ты должен понять.
Ну, если и на это парень не отреагирует… Уж и не знаю. Нет, я просто обязан решить дело миром.
- Что я должен понять? – холодно интересуется Итачи. По голосу слышно, что он выбирает между двумя вариантами: убить меня сейчас или дослушать и только потом убить.
- Верджил сходит с ума, - начинаю сразу с самой сути. Итачи едва заметно вздрагивает – так, мне удалось завладеть его вниманием. – Он мой брат, я несу за него ответственность, потому что сам он за свои поступки не отвечает. То, что Гильдия послала именно тебя за нами, - чистая случайность. Верджил наделал слишком много шума в последнее время, ты самый сильный новичок, вот они и решили проверить тебя и избавиться от нас. Придет время, когда кого-то пошлют и за тобой. Скорее всего, к этому времени Саске вступит в Гильдию и вы будете работать в паре. Кто попадет под удар?
- Тебя это не касается, - шипит Итачи. Я даже удивляюсь, что он на меня еще не бросился. Потрясающая выдержка и самоконтроль.
Открываю глаза. Как я и предполагал, он сверлит меня взглядом, но в транс ввести не пытается. Как же хорошо я его понимаю… А ведь мой брат почти неуязвим, чего не скажешь о мальчике, который сейчас подслушивает нас под дверями смежной комнаты. Уж не знаю, откуда эта способность наводить иллюзии, но, похоже, Младший ею тоже обладает. С такими-то талантами можно выиграть битву еще до ее начала, неудивительно, что Старший сделал такую быструю карьеру в Гильдии. Но все это околомагическое могущество – как это еще назвать? – не сможет спасти Младшего от умело направленной или даже случайной пули. И Старший это знает.
- Забирай брата и уходи, - начинаю говорить, глядя прямо в темно-алые глаза. – Уезжай в Европу, на Север, в Японию. Это слишком опасные игры. Если Саске тебе дорог, забирай его и уезжай. Ты ведь сам понимаешь, что такие, как он, здесь не выживают.
Он понимает. Он сам только что говорил младшему о любопытстве, вспыльчивости и отсутствии самоконтроля. Может быть, он сам сделал его таким, пытаясь оградить от опасности и ненамеренно искажая картину реальности. Младший либо погибнет, либо изменится и станет таким, каким его хочет видеть брат, но весь вопрос в том, пойдет ли Итачи на такой риск? Я бы… я бы не пошел.
- Что мне мешает начала убить тебя, а потом уехать?
Он такой странный, что мне приходит в голову шальная мысль: может, он тоже не человек? Чем черт не шутит… Да, в жизни бывают совпадения, но вот тупики – нет. Выход есть всегда.
- Ну да, почему бы и нет? – усмехаюсь и понимаю, что как-то незаметно сам оказался на грани срыва. – Знаешь, для Верджила непременно выполнить контракт – дело чести, а мне на это плевать. В этом вы с ним похожи, ведь правда? Юг захлебывается в крови, а вам хоть бы что, такие вот слетаются сюда тысячами, как мухи на падаль. – Сжимаются губы, лицо пронзает едва заметная судорога презрения. – Ах, да, как я посмел сравнить вас, великих воинов, с этим жалким отребьем? Вы же возвели убийство в ранг искусства, заставь вас заниматься чем-то другим, вы и зачахнете от скуки. Ладно, это ваше личное дело, но посмотри на своего брата – он же хочет во всем походить на тебя! Он же так и рвется перерезать кому-нибудь горло и так доказать тебе, что он достоин, что он по крайней мере не хуже! Кого ты из него творишь? Свое подобие? Разве ты не видишь, что уже не получилось? Или ты хочешь его сломать? За его жизнь, значит, беспокоишься, а все остальное – побоку?!
Тут я наконец опомнился. Кому я все это говорил? Итачи? Верджилу? Себе? Но ведь я был старше, Верджил дал мне возможность выбрать… которой у меня не было с самого начала, потому что моя судьба – в моей крови. Что же творят эти дети? Хотя какие они дети… Я в их возрасте сидел за университетской скамьей и куда меньше знал о жизни, чем тот же Саске.
- Ты не имеешь права меня судить. И тем более не имеешь права мне указывать.
Вынужден признать: Итачи все это время потрясающе держался – до тех пор, пока из комнаты не выскочил Саске и не закричал изо всех сил:
- Прекратите! Говорите обо мне, будто меня тут нет! Кто ты такой?!
Саске был очень бледен, красновато-карие глаза предательски блестели. Он рванулся ко мне, но Итачи успел перехватить его на полушаге, едва заметно покачал головой и произнес одними губами:
- Уходи.
И я ушел, как ушел Итачи, когда попросил его я. Это уже не моя драма. Дома меня ждет Верджил.
***
Верджил лежит на кровати, прикрытый тонкой шелковой простыней. Серебристые волосы разметались по подушке, на губах застыла удовлетворенная улыбка. Я чувствую, что он притворяется.
Скидываю одежду и ложусь рядом. Он лениво поворачивается и произносит, не открывая глаз:
- Ты его не убил.
Молча обнимаю его, кладу голову ему на плечо. Верджил трется щекой о мои волосы.
- Данте, ты неисправим, - бормочет мой неисправимый брат.
Да, мы оба такие, каждый на свой лад. Нам с этим жить, и не могу сказать, что мне такая жизнь не нравится. Завтра будет новый контракт и свежая кровь… Но мне так хочется, чтобы это мгновение – мгновение настоящего – остановилось, потому что оно поистине прекрасно.
Сегодня я выиграл еще один день. Завтра придется начинать битву заново.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
Азбука Отчуждения: DeadlierОн сидит в кресле у открытого окна и читает книгу. Очаровательная сценка. Ветерок легонько колышет полупрозрачные занавески, солнечный луч высвечивает серебряную прядь, упавшую на лоб, но Верджил так увлечен чтением, что не замечает этого маленького своевольного несовершенства. Катана в ножнах прислонена к подоконнику. На белой шелковой рубашке алеют свежие пятна крови, пальцы оставляют на девственно белых страницах темные отпечатки.
- А, Данте… - Он отрывается от книги, окидывает меня рассеянным взглядом. – Вот послушай…
Сквозь тебя, сквозь меня
Катит волны свои пустота,
На заре проступая прожилками крови,
Мертвой гипсовой маской, в которой застыла
Мгновенная мука пронзенной луны…
Опять пустота. Похоже, Верджилу стало кучно. Накатил приступ философствования. Пройдет.
Я иду к нему, перешагивая через разбросанные по комнате трупы, и слушаю, как в его голосе сплетаются мелодии заклинателя змей и Гаммельского крысолова. Сажусь на подоконник, подставляя спину жаркому полуденному солнцу, и любуюсь братом. Сейчас он кажется мне очень беззащитным и уязвимым несмотря на всю свою мощь и дьявольскую порочность. Я не могу не восхищаться им: пальцы осторожно перелистывают тихонько шуршащие страницы, лицо светится потусторонней одухотворенностью, полоска жемчужной кожи над расстегнутым воротом рубашки белее шелка. Он соткан из противоречий и страстей, из ярости и сумасшествия, из насилия и вожделения, он воплощенное совершенство, сосредоточие человеческих чаяний и мечтаний, но когда он спускается с ледяных вершин своего высокомерия и оживает, как сейчас, он становится таким земным и настоящим… Жаль только, что возвращается он каждый раз на волне сметающей все на своем пути катастрофы. И еще он очень любит книги…
Верджил переворачивает страницу, пробегает стихотворение глазами, улыбается и начинает декламировать:
В окно постучала полночь,
И стук её был беззвучен.
На смуглой руке блестели
Браслеты речных излучин.
Рекою душа играла
Под синей ночною кровлей.
А время на циферблатах
Уже истекало кровью.
- Что здесь произошло? – Как же банально звучит этот вопрос, как мне не хочется его задавать.
Верджил поднимает взгляд от книги, явно недовольный тем, что я его прервал.
- Я их убил, - произносит он безразличным тоном, будто речь не идет о двух десятках человеческих жизней. Конечно, сейчас его гораздо больше волнует поэзия, чем трупы на полу.
- На тебя напали?
- Да, наверное. – Он смотрит на устроенное в комнате побоище, будто не имеет к нему никакого отношения, потом его взгляд проясняется. – Полагаю, Гильдия прислала за нами убийцу.
- Убийцу? Он был один? Откуда тогда все эти трупы?
- Убийца из Гильдии был один, - терпеливо объясняет Верджил, но я вижу, что его раздражает моя непонятливость. Хотя какая тут непонятливость, скорее уж, неосведомленность.
- Остальные люди нашего нанимателя?
Он молча кивает и захлопывает книгу. Все, настой безнадежно испорчен, вдохновение ушло. Виноват, конечно, я, но если Гильдия все-таки приняла решение о нашей ликвидации, я бы хотел узнать об этом раньше, чем снайпер всадит мне пулю в голову и все наше прикрытие полетит к чертям.
Верджил откидывается на спинку кресла и закрывает глаза.
- Они не начнут охоту, пока мы не дадим им веского повода. Это просто очередная проверка.
- Мы ее прошли? – На всякий случай спрыгиваю с подоконника и задергиваю штору.
- Может, пошлют еще одного, - бесстрастно отвечает Верджил. – Больше двух попыток не будет.
На самом деле, в этом нет ничего такого уж особенного - это просто выживание сильнейших. Сейчас наемников на Юге стало так много, что Гильдия вынуждена сокращать их число, устраивая такие вот проверки на профессионализм. Нам пришлось убить уже пятерых посланных за нами.
- Деньги забрал? – Проверка-проверкой, а про контракт забывать нельзя.
- На столе. – Верджил вытягивается в кресле, не проявляя ни малейшего желания произнести еще хоть слово.
Кейс с деньгами и правда лежит на столе, но мне приходится сначала вытащить его из окоченевших пальцев бывшего нанимателя, а потом стереть с кейса кровь позаимствованным у того же нанимателя платком. Страшная рубящая рана, пересекающая наискосок его лицо, почти не коробит.
- Ты сегодня кололся?
Вопрос насущный. У Верджила и так-то тормозов нет, а под кайфом он убивает до тех пор, пока рядом еще есть что-то живое. В таком состоянии никто, кроме меня, не может его остановить.
- У меня кончилось, а здесь нет.
Значит, мой братец обшарил кабинет в поисках дури, а деньги забрать не удосужился. Придется заехать еще и за наркотиками. На встречу с посредником мы идем только завтра вечером, так что время есть... И все равно, неприятное это ощущение – знать, что за тобой охотится убийца. Знаю, пора бы привыкнуть, да и за жизнь свою мне бояться нечего, но чувствовать дичью я себя не люблю. Как, впрочем, и охотником. Я играю в эти игры только ради брата – он не умеет жить по-другому.
- Купим в Городе. Едем?
- Да. – Он все еще лежит в кресле, подставив лицо скользящему из-за шторы сквозняку.
Мне самому не хочется выходить из помещения, путь даже воздух здесь и пропитался запахом крови. На улице нещадно палит солнце, а до Города больше сотни миль по шоссе.
- Верджил…
Он нехотя поднимается, скидывает рубашку и брезгливо отшвыривает в угол. Она падает на разрубленное от ключицы до паха тело. Белый шелк, покрытый бурыми пятнами засохшей крови, начинает стремительно наливаться алым. Верджил берет катану и выходит из комнаты. Открытая на середине книга остается сиротливо лежать на подоконнике.
***
Говорят, что от любви до ненависти один шаг – это две стороны одной медали. Подкиньте монетку. Орел или решка? Монетка падает на ребро.
Сначала я не понимал, какого рода отношения установились между нами. Да, мы были связаны кровью и братскими узами, он был учителем, я – учеником, он, как поэт Вергилий, провел меня по кругам ада, через чистилище и прямо в рай, где было место только нам двоим. Потом было несколько месяцев ломки, когда моя болезненная привязанность к нему возросла настолько, что Верджил своим сиянием затмевал для меня солнце. В редкие минуты трезвости накатывало осознание неправильности всего происходящего, и мне становилось тошно. В глазах Верджила человеческая жизнь не стоила ничего. Он убивал направо и налево, не задумываясь ни о причине убийства, ни о возможных последствиях. На Свободном Юге можно было не скрывать следов, но это вовсе не означало, что терпение здешних наемников безгранично. Я говорил ему, что рано или поздно они ополчатся на нас, а он лишь смеялся в ответ. Теперь я понимаю, чего он хотел добиться своим вызывающим игнорированием правил и запретов - он провоцировал их на удар, упиваясь полученной с отцовской кровью вседозволенностью. Нет, он никогда не переходил окончательную черту, не разрушал площадку для игр, лишь слегка пробуя на прочность устои. Он всего лишь играл на грани возможного.
Они не знали, что мы не люди. Конечно, не обошлось без слухов, сплетен и обвинений в черной магии, но до правды еще не докопался никто. Если бы наше дьявольское происхождение стало подтвержденным фактом, о работе на Свободном Юге можно было бы забыть.
Я не одобрял убийств, но первые несколько месяцев был так одержим братом, что следовал по выбранному им пути без вопросов и пререканий. Это и вправду походило на тяжелую болезнь. Верджил стал для меня символом и воплощением нового мира, полного эйфории и головокружительной легкости бытия. Спланировав свою человеческую жизнь на десяток лет вперед и отказавшись от нее, я безмятежно, как ребенок, наслаждался неопределенностью каждого нового дня. Впервые мне не нужно было доказывать, что я благодарный сын и стоящий специалист, что я оправдаю и превзойду возложенные на меня ожидания, - в общем, что я полноценный член человеческого общества.
Будучи почти всю сознательную жизнь мучимым мечтой стать таким, как все, я вдруг понял, что есть иное пространство, целое измерение, где система ценностей зависит не от общественного сознания, а от тебя самого. Придерживайся самых простых, базовых правил сосуществования, и никто не ограничит твою личную свободу. Свобода одного человека кончается там, где начинается свобода другого? Это ложь. Свобода одних людей всегда ущемлялась в угоду другим людям, это непреложный закон, который можно смягчить, но не обойти или сломать.
Первое время мне было здесь хорошо, но эйфория прошла, и, окинув этот новый мир трезвым взглядом, я словно пробудился ото сна. Здесь человек был еще более одинок, чем на Севере, здесь царит беззаконие и правовой беспредел, традиция и насилие правит бал, а люди живут, будто так и надо.
Я был одинок в прошлой жизни, но теперь у меня был Верджил, и настолько сильным было ощущение родства, что я вцепился в брата мертвой хваткой и несколько долгих недель не мог терпеть и секундной разлуки с ним. Я не могу объяснить это разумом. Может, это был тот самый голос крови?
Я старался не показывать своей привязанности, боялся быть непонятым, бежал от нее, как от чумы, пытался изгнать из себя этот порок… Тщетно. Каждый раз, когда Верджил уходил куда-нибудь и оставлял меня одного в баре или в номере отеля, мне становилось не по себе. Я ненавидел его за то, что он вырвал меня из старого мира и бросает одного в новом. Я ревновал. Я сходил с ума.
Это было настоящим помешательством, будто моя проклятая кровь взбесилась и решила проверить мой рассудок на крепость. Так продолжалось два месяца, а потом все прошло.
Я снова почти стал собой-прежним: наблюдателем, который ставил превыше всего человеческую жизнь. Ту самую человеческую жизнь, за которую Верджил не даст и ломаного гроша.
На том Я-старый и Я-новый и сошлись: любить брата и спасать от него тех, кого можно спасти.
***
Итачи наблюдал за особняком уже три часа. Наемники вернулись незадолго перед закатом и из дома с тех пор не выходили. Итачи не знал, сколько убийц уже провалили задание, но очередь дошла до него, и он был намерен не упустить свой шанс и доказать право быть одним из лучших в Гильдии.
В конце концов, разве могла эта миссия быть такой уж сложной? Итачи, хотя и был новичком в Городе – он вступил в Гильдию всего полгода назад, – но наслышался разных небылиц о близнецах. Он не верил ни единому слову. Грош цена слухам, если они не подтверждены фактами. Фактов не было.
Он не понимал, как можно быть такими беспечными: дверь не заперта, окна распахнуты, даже шторы на первом этаже приоткрыты. Если бы он знал, что за ним послали наемников, он был бы гораздо осторожнее – нет, не ради себя, в себе он был уверен, - но ради младшего брата, которому только предстояло еще стать членом Гильдии. Ответственность налагала определенные обязательства.
Итачи проскользнул между примыкающих к задней стене деревьев и запрыгнул на подоконник. Старший сидел в кресле у окна, всего в нескольких шагах от Итачи, и смотрел на него безмятежным взглядом, в котором проблескивало ленивое любопытство. Рядом на столике лежали с десяток пустых ампул и шприц. Катана, единственное его оружие, была на кровати вне пределов досягаемости.
Что-то не дало Итачи нанести удар немедленно – что-то было с этим человеком совсем не так. В нем не было и искорки страха, только пробивающийся через рассеянное безразличие слабый интерес: ну и что ты особенного для меня приготовил? Давай же, не разочаруй меня!
Пальцы сжались на рукояти катаны, а Итачи уже поймал взгляд жертвы и ударил иллюзией. Он каким-то шестым чувством понял, что сталь здесь не поможет, только вырвет противника из наркотического полубреда, протрезвит и сделает в сотни раз опасней. Было ли это шестое чувство врожденным или выработалось в процессе тренировок – действовало оно безотказно.
Старший удивленно улыбнулся, выдохнул и закрыл глаза.
***
Я сразу почувствовал, что с Верджилом что-то случилось. В одно мгновение он был, его присутствие явственно ощущалось в нескольких десятках футов от меня, а потом он просто исчез. Растворился. Перестал существовать, будто его сознание перенеслось в другую плоскость бытия. Такого не бывало, даже когда он спал или принимал большую дозу наркотика. Плохо. Очень плохо.
От неожиданности я растерялся. Единственное, что пришло мне в голову, - на Верджила напали и сделали с ним что-то такое, что он потерял сознание.
Что остается мне? Пойти и уничтожить убийцу.
***
Итачи услышал шаги второго брата и приготовился навести на него иллюзию. Когда он отключится, можно будет добить обоих. Шанс, что кто-нибудь выведет их из иллюзии и они выживут, все-таки оставался, хотя и был ничтожно мал.
Младший вошел в комнату с пистолетами в руках, вошел уверенно, резко хлопнув дверью, как и подобает хозяину, взбешенному появлением незваных гостей. Он быстро окинул взглядом открытое окно, замершего на подоконнике убийцу, катану на кровати и лежащего с закрытыми глазами Верджила. Итачи не хватило каких-то долей секунды, чтобы поймать Младшего в плен его собственных кошмаров. Парень метнулся к брату, всмотрелся в его лицо и, не поворачиваясь, процедил сквозь зубы:
- Что ты с ним сделал?
Младший стоял к нему спиной, будто вовсе игнорируя исходящую от убийцы опасность, а за такое пренебрежение Итачи всегда наказывал жестоко. Вместо ответа он мягко спрыгнул на пол и сделал один короткий шаг к Младшему, готовясь перерезать горло ножом, а потом отправить свою вторую жертву в его собственный внутренний ад вслед за братом.
Младший крутанулся на месте и отбил клинок дулом пистолета. Второй нож чиркнул по стали и ушел в сторону. Итачи отступил чуть назад, взглянул в глаза Младшего… Они были закрыты.
- Отпусти его.
В голосе парня послышалось что-то до боли знакомое, и Итачи вспомнил, что дома его ждет младший брат. Если бы кто-нибудь попытался причинить вред Саске, он бы навел на него самую страшную иллюзию, заставив того целую вечность умирать в руках своих мучительнейших видений, но и этого бы было мало. Этот же сам сейчас отправится на тот свет и все равно думает только о брате...
Глупые, неумелые, самоуверенные, научились стрелять и думают, что уже стали настоящими наемниками, не имеют никакого понятия о чести и воинской доблести, любители, оскверняющие само имя воина. Все они здесь, на Свободном Юге, такие, все они лишь жалкие подражатели. Тратить на них время было оскорбительным, и Итачи поспешил покончить с этим как можно скорее.
- Отпусти его, - упрямо повторил парень.
Это был уже не приказ, а отчаянная мольба человека, теряющего самое дорогое в жизни. Убить такого – почти милосердие.
Итачи усмехнулся, нырнул под скрещенные пистолеты и вонзил нож Младшему в сердце. Тот вздрогнул, пошатнулся, но не упал и не открыл глаз. И тогда Итачи перерезал ему горло.
***
Ситуация вышла из-под контроля – это я понял сразу, как только перестал чувствовать брата. Я не мог драться с наемником с закрытыми глазами, не мог его задержать, не мог убить, потому что боялся, что сам не смогу вывести Верджила из этого странного транса, и не мог отпустить его. Кровь хлынула в легкие, потекла в рот, я закашлялся, и тут меня окончательно охватила паника. Плохо соображая, что делаю, действуя исключительно на инстинктах, я повернулся и выстрелил Верджилу в голову.
***
Даже с перерезанным горлом Младший остался стоять, да и крови было гораздо меньше, чем должно было быть. А потом он резко крутанулся на месте и выстрелил в брата.
Итачи замер, готовый к любому развитию событий, но едва успел среагировать, когда глаза Старшего, такие же кроваво-красные, как и у него самого, внезапно распахнулись, и жертва прыгнула на убийцу. В руке у Старшего невесть откуда оказалась обнаженная катана, и Итачи пришлось отражать серию беспорядочных, диких по силе ударов. Наркотик, пребывание в собственном аду в обществе самых страшных кошмаров и пуля в голову сотворили с ним нечто невероятное. Он бил с такой силой и скоростью, что все вокруг разлеталась щепками и обломками, но удары были хаотичными и неточными. Итачи без труда парировал, уворачивался и бил в ответ, но Старший не замечал ран и накидывался на него с еще большей яростью.
Младший схватил брата сзади и попытался оттащить от убийцы.
- Верджил! Прекрати! Оставь его!
Старший стряхнул брата – тот отлетел в угол, врезался в стену и рухнул на пол - и вновь бросился на Итачи. В его алых глазах не было и следа разума – тот забился в самый дальний уголок сознания, выпустив наружу невменяемого, неконтролируемого зверя. Теперь на Старшего нельзя было навести иллюзию. Его можно было только убить сталью, но это оказалось не так-то просто.
- Верджил! Не надо! Прекрати!
Младший уже снова был на ногах и метался по комнате вслед за сцепившимися противниками, пытаясь вклиниться в драку и оторвать брата от Итачи. Наконец он прыгнул на Верджила, обхватил его сзади, завалил на пол и выбил из руки катану. Меч полетел в сторону. Близнецы принялись кататься по комнате, обмениваясь ударами. Верджил отчаянно вырывался, будто не понимая, что дерется с братом, а Данте непрерывно звал его по имени и просил перестать сопротивляться.
- Уходи отсюда! – прохрипел Младший, когда ему удалось прижать Верджила к полу и ненадолго обездвижить. – Хватит! Уходи!
Его лицо было в крови, рубашка порвана и залита алым, а в глазах горела такая неприкрытая мольба, что Итачи остановил занесенную для удара катану.
- Пожалуйста, - шептал Младший, - он не остановится, пока ты здесь, он же сойдет с ума… Пожалуйста, уходи… Слышишь?! Уходи! Верджил!
Старший рванулся, стряхивая брата с себя, но Данте его не отпустил, и драка завязалась с новой силой. Верджил бил вслепую, остервенело, с нечеловеческой мощью, но Данте принимал все удары и возвращал их с упрямой точностью и целеустремленностью.
- Сойдет с ума? – тихо повторил Итачи.
Он не понимал, что происходило между братьями, но одно было ясно: третий здесь лишний. Он мог бы убить их сейчас, когда они были заняты друг другом. По крайней мере, мог бы попытаться…
Но он проскользнул мимо дерущихся близнецов и выпрыгнул в окно. Просто внезапно он почувствовал, что должен сейчас же пойти и убедиться, что с Саске все в порядке.
***
Мы лежим на полу и слушаем свое дыхание и биение сердец. Верджил развлекается тем, что слизывает кровь у меня с губ и очерчивает пальцем линии моего лица, будто скульптор в приступе вдохновения. Дай ему инструмент – и он доведет свое творение до совершенства.
Если бы Верджил не был убийцей, кем бы он стал? Я вижу его художником, застывшим перед мольбертом с кистью в руке, или философом, ищущим в древних книгах разгадку вселенной. Он должен созидать, но в момент его творения произошла ошибка, и основой совершенной физической сущности стало темное, извращенное, разрушительное начало. Оно так завораживает при первом соприкосновение – кажется, что Верджилу ведомы все тайны и открыты все пути, что он достиг какой-то абсолютной истины, дарующей ответы на все вопросы, избавляющей от сомнений и наделяющей бытие смыслом. Но этот абсолют обманчив, он не дарит завершенности, он ввергает в пучину одиночества и боли, потому что диссонирует с человеческим миром, лишая и мир, и тебя самого остатков так трудно доставшейся в битве за примирение с собой гармонии.
Пока я держу врата этого рая для двоих закрытыми, никто не умрет случайно.
- Нужно уничтожить убийцу, - тихо шепчет Верджил, перебирая пряди моих волос.
Мне так хорошо сейчас. Блаженные минуты затишья после бури и примирения. Не хочется никуда идти и решать проблемы, но кроме меня это сделать некому. Верджил может опять сорваться.
- Я с ним разберусь. – Так, надо сменить тему, сейчас братик зацепится и рванет убивать киллера сам. - Пока ты был в трансе, что с тобой происходило? Я перестал тебя чувствовать…
- Не надо об этом, - резко отзывается Верджил.
- Хорошо. – Нехотя сажусь, смотрю на брата сверху вниз. Он улыбается – безмятежно, удовлетворенно, как всегда после передозировки и выплеска энергии. Хватит часа на два.
- Значит, сам разберешься? – Он прикидывает и решает остаться дома. – Возвращайся поскорее.
Сейчас он пойдет к себе в комнату и будет долго стоять перед книжным шкафом, водя пальцами по корешкам книг. Потом выберет одну, наберет в ванную холодной воды, вытряхнет туда весь имеющийся в холодильнике лед, скинет одежду прямо на пол и будет лежать в обжигающей воде, лениво перелистывая страницы, пока та не нагреется. После этого поднимется в спальню, вколет себе очередную дозу наркотика и уснет, дожидаясь меня.
Завтра новый контракт. Верджил получит свою порцию насилия и крови. На сегодня – достаточно.
***
Почти пять лет прошло, а я никак не могу ко всему этому привыкнуть. Слишком много еще во мне от меня-прежнего, слишком много от человека, и со временем я только больше начинаю этим дорожить и крепче цепляться. Я же вижу, что происходит с Верджилом, каждый день наблюдаю, как он потихоньку сходит с ума. Я нашел выход – я держусь человеческой рациональности и человеческих же чувств. Верджилу удалось вырваться из порочного круга прошлого – так он сам говорит, - удалось порвать все связи с прежней жизнью и вытравить из себя последние остатки слабого, уязвимого, бессмысленного существа, не способного подняться над ограниченностью своей краткой жизни. И куда его это привело? В тупик. Мы не нужны этому миру, мы чуждый элемент, ошибка, случайно допущенная оплошность, которую невозможно исправить и с которой остается только мириться. Как бы мы ни пытались найти свое место среди людей, его просто не существует. Какое-то время все идет гладко, и мне почти удается поверить, что нам наконец удалось хоть немного вписаться в человеческий мир, а потом наступает сбой, и остается только клясть себя за наивность.
Но я все еще считаю себя человеком и останусь им до конца жизни.
У меня больше нет иллюзий: единственная близость, которая мне доступна, - близость с братом. И это даже больше, чем я могу желать. За пять лет он стал для меня всем. И я для него – тоже.
И еще я для него – посредник между человеческим миром и самим собой.
Сегодня я должен был умереть. Должен был, но я жив, и уже от этого одного, от этой вопиющей неестественности мне становится плохо. У Верджила не бывает ломки даже от наркотиков, а у меня постоянная ломка от бытия самим собой. Я всегда знал, что не пройдет мне даром это насильственное перерождение. Так и случилось. Сознание выворачивается наизнанку, из зеркала смотрит незнакомец, порой меня захлестывает иррациональный, такой человеческий страх смерти – что будет, если Верджил останется один? - а голос разума нашептывает мне, что теперь смерти бояться не нужно, и все это вместе разрывает меня на части. Я научился жить с этим. Время не лечит, но примиряет с собой.
***
Я нашел его по запаху своей крови – своей и Верджила. Оказалось, он живет в районе высоток на третьем этаже неприметного серого здания. Такое жилище привлекает меньше внимания, да и затеряться в этих трущобах в случае чего гораздо легче, чем среди особняков. Парень играет по правилам, не то что мой брат: заявил, что мы селимся в большой трехэтажной вилле и плевать он хотел на все меры предосторожности. Мои аргументы он слушать не стал. Пришлось уступить.
Я хотел было запрыгнуть на подоконник и немного пошпионить за убийцей, но потом просто зашел в подъезд, поднялся по лестнице и постучал в дверь - мне ведь нужно просто поговорить.
Но перед тем как обнаружить свое присутствие, я услышал обрывок разговора, который заставил меня повременить с неожиданным визитом.
***
- Ну Итачи… - Саске не отставал, не обращая внимания на мрачный настрой брата и тяжелые взгляды исподлобья, которыми тот его время от времени награждал. - Они послали тебя устранить кого-то из своих? Ты его убил, да? Скольких посылали до тебя?
- И ты еще собираешься стать наемником, - презрительно заметил Старший. – С твоим любопытством ты провалишь первую же миссию.
- Провалишь-провалишь! Мне надоело это слушать! Почему ты не даешь мне вступить в Гильдию?! – младший брат рванулся к столу, за которым сидел Итачи, и в сердцах стукнул по дереву кулаком. Крышка заскрипела, но не треснула.
Итачи раздраженно поморщился и рывком усадил брата на стул. Разговаривать с мечущимся по комнате вихрем было сложно.
- Ты еще не готов, - отрезал Итачи таким тоном, что Саске забыл все готовые сорваться с языка возражения.
- И когда я буду готов? – спросил Саске уже не так уверенно.
- Когда научишься владеть собой. Сейчас ты демонстрируешь обратное.
- Ладно, - угрюмо буркнул Младший. – Так ты расскажешь мне о задании?
- Нет, - последовал категоричный ответ.
Итачи и сам не знал, как поступить. Выход был один: вернуться и убить близнецов. Он убедился, что с Саске все в порядке, но это могло и измениться, если до рассвета контракт не будет выполнен. Дорога наверх для него, с его-то знаниями и способностями, была бы головокружительно легкой, если бы не слабость, на которой могла сыграть Гильдия... Итачи уже стал бы лучшим, если бы не Саске.
- Сейчас я уйду и вернусь где-то через час. Отсюда никуда не выходи.
- Понятно, самоконтроля у меня нет, но постоять за себя я могу! – съязвил Младший. Его голос слегка дрожал от бессильной ярости и обиды.
Итачи молча встал и направился к двери. В следующее мгновение раздался стук, будто кто-то стоял под дверью и дожидался окончания их перепалки.
- Это Данте, - послышался голос из коридора. – Я пришел поговорить.
- В спальню, - процедил Итачи.
Саске посмотрел на брата, и у него разом пропало всякое желание перечить. Повторного приказа не потребовалось: он послушно скрылся в задней комнате.
Итачи открыл дверь и переместился в центр гостиной, готовясь отразить любую атаку, но Данте, похоже, и не думал нападать. Младший стоял на пороге с закрытыми глазами и держался обеими руками за косяки, показывая, что безоружен и не собирается драться. О недавнем сражении ничто не напоминало: он уже успел смыть кровь и переодеть рубашку. Рана на горле исчезла, будто ее и не было.
- Только не надо испытывать на мне этот трюк с трансом, ладно? Верджил под кайфом был, так что это еще цветочки. Попытаешься – и я за себя не отвечаю. Кстати, у меня есть деловое предложение, выгодное и для нас с Верджем, и для тебя с Саске. Обсудим?
***
Тут я, конечно, блефовал. Меня из транса было выводить некому, но я был почти уверен, что если парень попытается погрузить меня в эту его иллюзию, я успею превратиться. Такая встряска приведет в сознание мгновенно, да и зрение демону в драке почти не нужно. Но я все-таки надеялся договориться.
- У тебя ведь тоже есть брат. Ты должен понять.
Ну, если и на это парень не отреагирует… Уж и не знаю. Нет, я просто обязан решить дело миром.
- Что я должен понять? – холодно интересуется Итачи. По голосу слышно, что он выбирает между двумя вариантами: убить меня сейчас или дослушать и только потом убить.
- Верджил сходит с ума, - начинаю сразу с самой сути. Итачи едва заметно вздрагивает – так, мне удалось завладеть его вниманием. – Он мой брат, я несу за него ответственность, потому что сам он за свои поступки не отвечает. То, что Гильдия послала именно тебя за нами, - чистая случайность. Верджил наделал слишком много шума в последнее время, ты самый сильный новичок, вот они и решили проверить тебя и избавиться от нас. Придет время, когда кого-то пошлют и за тобой. Скорее всего, к этому времени Саске вступит в Гильдию и вы будете работать в паре. Кто попадет под удар?
- Тебя это не касается, - шипит Итачи. Я даже удивляюсь, что он на меня еще не бросился. Потрясающая выдержка и самоконтроль.
Открываю глаза. Как я и предполагал, он сверлит меня взглядом, но в транс ввести не пытается. Как же хорошо я его понимаю… А ведь мой брат почти неуязвим, чего не скажешь о мальчике, который сейчас подслушивает нас под дверями смежной комнаты. Уж не знаю, откуда эта способность наводить иллюзии, но, похоже, Младший ею тоже обладает. С такими-то талантами можно выиграть битву еще до ее начала, неудивительно, что Старший сделал такую быструю карьеру в Гильдии. Но все это околомагическое могущество – как это еще назвать? – не сможет спасти Младшего от умело направленной или даже случайной пули. И Старший это знает.
- Забирай брата и уходи, - начинаю говорить, глядя прямо в темно-алые глаза. – Уезжай в Европу, на Север, в Японию. Это слишком опасные игры. Если Саске тебе дорог, забирай его и уезжай. Ты ведь сам понимаешь, что такие, как он, здесь не выживают.
Он понимает. Он сам только что говорил младшему о любопытстве, вспыльчивости и отсутствии самоконтроля. Может быть, он сам сделал его таким, пытаясь оградить от опасности и ненамеренно искажая картину реальности. Младший либо погибнет, либо изменится и станет таким, каким его хочет видеть брат, но весь вопрос в том, пойдет ли Итачи на такой риск? Я бы… я бы не пошел.
- Что мне мешает начала убить тебя, а потом уехать?
Он такой странный, что мне приходит в голову шальная мысль: может, он тоже не человек? Чем черт не шутит… Да, в жизни бывают совпадения, но вот тупики – нет. Выход есть всегда.
- Ну да, почему бы и нет? – усмехаюсь и понимаю, что как-то незаметно сам оказался на грани срыва. – Знаешь, для Верджила непременно выполнить контракт – дело чести, а мне на это плевать. В этом вы с ним похожи, ведь правда? Юг захлебывается в крови, а вам хоть бы что, такие вот слетаются сюда тысячами, как мухи на падаль. – Сжимаются губы, лицо пронзает едва заметная судорога презрения. – Ах, да, как я посмел сравнить вас, великих воинов, с этим жалким отребьем? Вы же возвели убийство в ранг искусства, заставь вас заниматься чем-то другим, вы и зачахнете от скуки. Ладно, это ваше личное дело, но посмотри на своего брата – он же хочет во всем походить на тебя! Он же так и рвется перерезать кому-нибудь горло и так доказать тебе, что он достоин, что он по крайней мере не хуже! Кого ты из него творишь? Свое подобие? Разве ты не видишь, что уже не получилось? Или ты хочешь его сломать? За его жизнь, значит, беспокоишься, а все остальное – побоку?!
Тут я наконец опомнился. Кому я все это говорил? Итачи? Верджилу? Себе? Но ведь я был старше, Верджил дал мне возможность выбрать… которой у меня не было с самого начала, потому что моя судьба – в моей крови. Что же творят эти дети? Хотя какие они дети… Я в их возрасте сидел за университетской скамьей и куда меньше знал о жизни, чем тот же Саске.
- Ты не имеешь права меня судить. И тем более не имеешь права мне указывать.
Вынужден признать: Итачи все это время потрясающе держался – до тех пор, пока из комнаты не выскочил Саске и не закричал изо всех сил:
- Прекратите! Говорите обо мне, будто меня тут нет! Кто ты такой?!
Саске был очень бледен, красновато-карие глаза предательски блестели. Он рванулся ко мне, но Итачи успел перехватить его на полушаге, едва заметно покачал головой и произнес одними губами:
- Уходи.
И я ушел, как ушел Итачи, когда попросил его я. Это уже не моя драма. Дома меня ждет Верджил.
***
Верджил лежит на кровати, прикрытый тонкой шелковой простыней. Серебристые волосы разметались по подушке, на губах застыла удовлетворенная улыбка. Я чувствую, что он притворяется.
Скидываю одежду и ложусь рядом. Он лениво поворачивается и произносит, не открывая глаз:
- Ты его не убил.
Молча обнимаю его, кладу голову ему на плечо. Верджил трется щекой о мои волосы.
- Данте, ты неисправим, - бормочет мой неисправимый брат.
Да, мы оба такие, каждый на свой лад. Нам с этим жить, и не могу сказать, что мне такая жизнь не нравится. Завтра будет новый контракт и свежая кровь… Но мне так хочется, чтобы это мгновение – мгновение настоящего – остановилось, потому что оно поистине прекрасно.
Сегодня я выиграл еще один день. Завтра придется начинать битву заново.
воскресенье, 13 февраля 2011
Есть правота, которую только монстры произносят вслух(с) Во всем есть мораль, нужно только уметь ее найти! (с) |мультифендомная партия "За адекват"|
Название: Иногда время не лечит.
Автор: Oxxra
Бета: нет
Персонажи: Данте, упоминается Вергилий, Леди
Фэндом: DMC
Рейтинг: G
Размер: 624 слова.
Disclaimer: Capcom
Размещение: скажите, куда)
От автора: АУ, ООС, ангст.
Комментарии приветствуются)
читать дальше
Кажется, с момента нашей последней встречи прошло около года. Городское правительство довольно рьяно взялось за ликвидацию последствий: за считанные месяцы разобрали завалы, и на том месте, где когда – то горделиво высилась башня – дорога из мира людей в мир демонов, сейчас заманчиво сверкал огнями развлекательный комплекс, а на части прилегающих территорий было решено создать городской парк. Слам Авеню восстановили, и из «Бычьего глаза» по вечерам опять доносились пьяные крики и звуки тяжелого рока. 13ая Авеню сейчас весело блестит свежими витринными стеклами маленьких магазинчиков.
Ничего не напоминает о былой трагедии: у городов – короткая память.
Но еще есть те, кто помнит, что было. И совсем не хочет забывать…
Казалось бы, плохой брат в аду. Что еще надо? Ведь справедливость восторжествовала?.. Но именно сейчас понимаешь, что тебе был нужна не справедливость, а месть. Только месть.
Месть совершена, в душе осталась только пустота. Данте слишком боится этой пустоты. Если он отбросит обиду и злость, то с чем он останется?..
И он никак не может отпустить брата от себя: казалось бы, Вергилий далеко – далеко, в аду, и ничего уже не может быть дальше… Но, парадоксальным образом, он всё ближе и ближе.
Данте никак не может простить всю ту злость, с которой они убивали друг друга. Ни брату, ни себе. Он только ненавидит всё больше и больше. Всё ещё надеется взять реванш.
Глубоко под кожей, где-то там, внутри, горит костёр из злобы и обиды, костёр мести. И слишком страшно затушить его, и увидеть пепелище на месте того, что когда – то было душой.
Его никто не понимает. И не хочет понять. Даже Леди, та, что могла бы понять. Даже она требует, что бы Данте забыл, пережил всё это. Вот только не объясняет, как.
Данте винит во всём себя, пытаясь понять, что он сам сделал не так, где поступил неправильно. Никак не хочет понять, что не был виноват. Что это – не наказание за старые детские ссоры или что – либо иное. Что это – просто случилось. Но проще быть виноватым, чем быть беспомощным, не иметь возможности повлиять на события…
А где – то через месяц было принято решение: забыть. Сделать вид, что ничего не случилось, не было никакой башни, никакого брата – близнеца.
Психика – вещь очень тонкая. Данте никак не мог простить брата и отпустить его, слишком нуждался в объекте для ненависти, и уже не так важно, будет ли этот враг реален, или нет. Загнанные в подсознание воспоминания, боль, страх, ненависть, унижение, агрессия, жажда мести медленно переплавлялись во что – то новое, очень страшное и разрушительное.
А брат… он, воплощенный дьявол, стал возвращаться из небытия, еще более злой и ненавистный, чем раньше. Вначале – легкими намёками: знакомой фигурой в толпе городских улиц, желтой лентой на ветру, тихим шепотом в ночи, взглядом из зеркальной глади. Но сейчас он уже почти не прячется…
Данте продолжает упорно бороться со своим братом - призраком: он уже не может отличить, где реальность, а где – нет.
Иногда полудемон понимает, что что – то не так, и пытается утопить беспокойство в алкоголе. Но в такие моменты брат обычно приходит во плоти. Дьявольски злой, ненавистный и ненавидящий. Сметает со стола стакан (потом Данте всегда находит на собственных ладонях полузажившие порезы), расшвыривает мебель. В такие моменты Данте не остается ничего другого, как сжаться в комочек в углу дивана и монотонно шептать:
- Я тебя ненавижу, вижу, но ко мне ты все ближе, ближе… - совершенно забыв, что он и сам, в общем – то, сильный и вполне может дать отпор зарвавшемуся брату.… Или, всё же, не может?
Вергилий бесцеремонно стаскивает брата с дивана и начинает прикладывать мордой о пол. Совсем как тогда, в детстве, когда Данте впервые сказал, что не хочет власти над адом….
Сознание меркнет, глаза слипаются…
После каждого приступа, очнувшись на полу посреди тёмной комнаты, Данте подбирает стеклянные осколки и обещает себе, что это было в последний раз. Но кошмар возвращается всё чаще…
Возможно, города умнее людей: они могут и прощать, и забывать.
Автор: Oxxra
Бета: нет
Персонажи: Данте, упоминается Вергилий, Леди
Фэндом: DMC
Рейтинг: G
Размер: 624 слова.
Disclaimer: Capcom
Размещение: скажите, куда)
От автора: АУ, ООС, ангст.
Комментарии приветствуются)
читать дальше
Кажется, с момента нашей последней встречи прошло около года. Городское правительство довольно рьяно взялось за ликвидацию последствий: за считанные месяцы разобрали завалы, и на том месте, где когда – то горделиво высилась башня – дорога из мира людей в мир демонов, сейчас заманчиво сверкал огнями развлекательный комплекс, а на части прилегающих территорий было решено создать городской парк. Слам Авеню восстановили, и из «Бычьего глаза» по вечерам опять доносились пьяные крики и звуки тяжелого рока. 13ая Авеню сейчас весело блестит свежими витринными стеклами маленьких магазинчиков.
Ничего не напоминает о былой трагедии: у городов – короткая память.
Но еще есть те, кто помнит, что было. И совсем не хочет забывать…
Казалось бы, плохой брат в аду. Что еще надо? Ведь справедливость восторжествовала?.. Но именно сейчас понимаешь, что тебе был нужна не справедливость, а месть. Только месть.
Месть совершена, в душе осталась только пустота. Данте слишком боится этой пустоты. Если он отбросит обиду и злость, то с чем он останется?..
И он никак не может отпустить брата от себя: казалось бы, Вергилий далеко – далеко, в аду, и ничего уже не может быть дальше… Но, парадоксальным образом, он всё ближе и ближе.
Данте никак не может простить всю ту злость, с которой они убивали друг друга. Ни брату, ни себе. Он только ненавидит всё больше и больше. Всё ещё надеется взять реванш.
Глубоко под кожей, где-то там, внутри, горит костёр из злобы и обиды, костёр мести. И слишком страшно затушить его, и увидеть пепелище на месте того, что когда – то было душой.
Его никто не понимает. И не хочет понять. Даже Леди, та, что могла бы понять. Даже она требует, что бы Данте забыл, пережил всё это. Вот только не объясняет, как.
Данте винит во всём себя, пытаясь понять, что он сам сделал не так, где поступил неправильно. Никак не хочет понять, что не был виноват. Что это – не наказание за старые детские ссоры или что – либо иное. Что это – просто случилось. Но проще быть виноватым, чем быть беспомощным, не иметь возможности повлиять на события…
А где – то через месяц было принято решение: забыть. Сделать вид, что ничего не случилось, не было никакой башни, никакого брата – близнеца.
Психика – вещь очень тонкая. Данте никак не мог простить брата и отпустить его, слишком нуждался в объекте для ненависти, и уже не так важно, будет ли этот враг реален, или нет. Загнанные в подсознание воспоминания, боль, страх, ненависть, унижение, агрессия, жажда мести медленно переплавлялись во что – то новое, очень страшное и разрушительное.
А брат… он, воплощенный дьявол, стал возвращаться из небытия, еще более злой и ненавистный, чем раньше. Вначале – легкими намёками: знакомой фигурой в толпе городских улиц, желтой лентой на ветру, тихим шепотом в ночи, взглядом из зеркальной глади. Но сейчас он уже почти не прячется…
Данте продолжает упорно бороться со своим братом - призраком: он уже не может отличить, где реальность, а где – нет.
Иногда полудемон понимает, что что – то не так, и пытается утопить беспокойство в алкоголе. Но в такие моменты брат обычно приходит во плоти. Дьявольски злой, ненавистный и ненавидящий. Сметает со стола стакан (потом Данте всегда находит на собственных ладонях полузажившие порезы), расшвыривает мебель. В такие моменты Данте не остается ничего другого, как сжаться в комочек в углу дивана и монотонно шептать:
- Я тебя ненавижу, вижу, но ко мне ты все ближе, ближе… - совершенно забыв, что он и сам, в общем – то, сильный и вполне может дать отпор зарвавшемуся брату.… Или, всё же, не может?
Вергилий бесцеремонно стаскивает брата с дивана и начинает прикладывать мордой о пол. Совсем как тогда, в детстве, когда Данте впервые сказал, что не хочет власти над адом….
Сознание меркнет, глаза слипаются…
После каждого приступа, очнувшись на полу посреди тёмной комнаты, Данте подбирает стеклянные осколки и обещает себе, что это было в последний раз. Но кошмар возвращается всё чаще…
Возможно, города умнее людей: они могут и прощать, и забывать.
Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Название: Азбука отчуждения.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
T / TANGIBLE
На Бурбон-стрит шло буйное веселье. Улица была сплошной чередой баров и ресторанов, из открытых дверей которых неслась музыка и выплескивалась разноцветная россыпь огней.
Ночные клубы занимали верхние этажи зданий. Судя по вывескам, в них предлагались разного рода эротические шоу от обычного стриптиза до демонстрации полового акта вживую. Вокруг входа у каждого из таких заведений толпилась непрезентабельная публика, своим видом напоминающая рабочий люд из захудалых городков степных штатов. Деньги за вход платить они не спешили, а все больше глазели на полуголых девиц, которые время от времени появлялись в окнах или выскакивали на улицу, чтобы затащить внутрь какого-нибудь наименее стойкого ротозея.
В воздухе витал лихорадочный дух возбуждения. Толпа бесновалась, истошно вопила, билась в унисон, будто где-то наверху невидимый дирижер вскидывал палочки, отбивая агонизирующий ритм, заставлявший ставших единым целым людей содрогаться в экстазе. Все это напоминало массовый психоз рок-фанатов или служителей какой-нибудь экзотической секты. Гул все нарастал и нарастал, пока не превратился в вибрирующий тысячеголосый рев. Толпа окончательно впала в неистовство. Напряжение стало таким плотным, что его можно было пощупать руками и вдохнуть с воздухом.
Наконец на балконах ночных клубов появились обнаженные стриптизерши и стали швырять в толпу дешевые бусы. Люди исступленно рванулись их ловить и подбирать с асфальта, выковыривать из жидкой грязи, вылавливать из зловонных луж, сплошь покрывавших улицу после недавнего сильного дождя. Несмотря на ливень, в воздухе стоял острый запах гниющих нечистот.
Они с Верджилом уже второй час сидели на крыше ночного клуба и наблюдали за безумием внизу, высматривая убийц Кэти. Данте наотрез отказался мстить за себя, но смерть Кэти... Наверное, да. Желание покарать наемников проснулось в нем не сразу, но когда он окончательно пришел в себя после того, что Верджил назвал “перерождением”, вместе с осознанием чудовищности всего произошедшего вспомнилось ощущение бессилия и вопиющей несправедливости, самоубийственный поступок Ника, слезы Кэти… Нет. Он все еще не хотел убивать. Он просто хотел поскорее оказаться как можно дальше от этого кошмара. И знал, что теперь, когда Верджил вернулся, сбежать и спрятаться уже не удастся.
- Ты просто еще не понял, что можешь отомстить, - сказал на это Верджил. – Когда ты поймешь, тебя уже ничто не остановит.
Именно этого Данте и боялся.
- Скот, - кивнул Верджил на беснующуюся в экстазе толпу. – Люди – скот.
- Не все, - возразил Данте.
- Подавляющее большинство, - пожал плечами Старший. – Ты только посмотри на них. Похотливое стадо. Напиваются до бесчувствия. Совокупляются с кем попало. Спят в грязи, как свиньи.
- Эти люди – да, - вынужден был огласиться младший.
- Знаешь, что происходило в городе поле урагана, пока шла эвакуация? Массовые грабежи, убийства и изнасилования. Они вели себя, как мародеры. Как стервятники. Власти скрыли этот факт.
- Я не знал. Джеймс… - Данте отвернулся, некоторое время сидел молча, будто собираясь с мыслями. – Джеймс всегда учил меня верить в людей. Уметь видеть в них хорошее. В каждом, даже самом жалком, самом ненавистном мне человеке замечать добро и понимать, что сделало его таким. Сожалеть. Сочувствовать. Быть сильным и помогать тем, кто слабее - кто не умеет подчинять себе обстоятельства и плывет по течению. Именно поэтому я стал врачом.
- И тебя не остановила даже человеческая неблагодарность?
- Джеймс говорил, что многие люди просто не умеют выразить свою благодарность…
- Прекрати, - по слогам произнес Верджил.
- Что? – младший резко оглянулся: стальные нотки в голосе брата больно резанули по слуху.
- Ты все время цитируешь Джеймса. У тебя нет собственного мнения? Ничего не изменилось после того, что произошло тобой сегодня? – раздраженно спросил Верджил.
- Ты о моем отношении к людям? - Мощная волна криков прокатилась по улице и разбилась о мрачные темные здания Канал-стрит. Данте невольно вздрогнул.
- Люди – скот, - повторил Верджил. – Они слабы, подвержены инстинктам и эмоциям. Он не имеют понятия о чести, достоинстве и благодарности. Они создали идеалы гуманизма и сами так извратили их, что считают милосердием двадцать лет держать на аппарате жизнеобеспечения какого-нибудь смертельно больного старика и при этом тысячами убивают детей другого народа, списывая это на неизбежные потери. Двойная мораль, не находишь? Сомнения, противоречия, слабость – вот сущность человеческой природы. Человек разумный, да? Ну и где здесь разум?
- И что ты предлагаешь? – Данте напугали слова брата. Парень говорил с такой убедительностью, что если бы он стоял на трибуне перед толпой, то смог бы внушить людям веру в свою правоту независимо от того, что именно он бы говорил.
- Ничего, - усмехнулся Старший. – Иисус Христос, если он вообще существовал, умер на кресте, взяв на себя грехи людей. Отец спас человеческий род от нашествия демонов. Прошло две тысячи лет. Посмотри, во что они превратились? Люди сами роют себе могилу, и мне это абсолютно безразлично. Тебе должно быть тоже. Ты – не человек. Пользуйся этим.
Верджил сидел положив одну руку на согнутое колено и прислонившись спиной к креплению неоновой вывески. Ветер шевелил серебрящиеся в лунном свете волосы, голубые глаза ярко горели в темноте. Жизнь бурлила в нем, и настолько мощным был ее поток, и Данте в очередной раз сказал себе: да, он не человек, но кто я? Неужели я такой же? Неужели он тоже видит меня сейчас таким?
- В той книге не написано, что мы… должны что-то сделать? Как Его сыновья… - неожиданно пришел логичный, неизбежный вопрос. – Ты говорил что-то о пророчестве…
- Забудь! – Верджил змеей метнулся навстречу, рывком развернул брата лицом к себе. – Забудь про пророчество. Забудь про людей. Не думай о цене, никто с тебя не потребует оплаты. Никто не сможет отнять то, что у тебя в крови. Это свобода, полная свобода, понимаешь? Это дар. Прими его.
Верджил встал и спрыгнул с крыши в темноту узкого переулка.
Данте подошел к краю, заглянул вниз. Тридцать футов… как минимум. Принять, значит?
Он закрыл глаза и сделал шаг вперед. Ощущение свободного падения было удивительно приятным, несмотря на угнездившийся внутри человеческий страх высоты. И очень недолгим. Земля будто сама прыгнула под ноги, и Данте мягко приземлился на асфальт в двух футах от брата.
- В следующий раз смотри. – В глазах Верджила плясали озорные огоньки.
Они шли сквозь плотную толпу, даже в толчее человеческих тел чувствуя присутствие друг друга.
Никто не обращал на них внимания. Праздник был в самом разгаре, и казалось, во всем городе не осталось ни одного трезвого человека. Пьяные, грязные, шумные, возбужденные, люди стали частью коллективного инстинкта, требовавшего удовлетворения похоти и жажды. Забывшиеся и обезличенные, они жили только ради сиюминутного удовольствия и, не задумываясь, согласились бы умереть завтра, лишь бы сегодня веселье не кончалось. Только в этой безумной людской вакханалии они чувствовали себя живыми.
Данте брел сквозь бесконечный людской поток, раскинув руки в стороны и закрыв глаза. Внутри клокотала неимоверно огромная сила, мощная, неистощимая; она поднимала ввысь в темно-синее расцвеченное звездами южное небо, откуда каждый человека казался маленьким ярким светлячком, а все они вместе – пестрой многоцветной россыпью огней на черном бархате земли. Юная девушка, дарящая любовь каждому, у кого в кармане окажется пара лишних банкнот, умудренная опытом и пороком женщина, старый бродяга, забывший свое имя, мужчина, нож которого успел напиться крови не одного десятка жертв, мальчик на пороге юности, сгорающий от лихорадочного предвкушения сладкого вкуса запретных удовольствий… Здесь не было тех, чьи лица кровью выжжены в памяти.
Зрение уже не нужно было ему, чтобы узнать убийц, и когда где-то на краю бархатной скатерти блеснули знакомой гнильцой несколько человеческих душ, Данте сразу понял, что это они.
U / UNDERCURRENT
Огромный особняк в Районе Садов источал мягкий желтый свет, будто рождественский фонарик среди пушистых еловых ветвей. Роскошное белокаменное здание утопало в темной зелени вековых деревьев. Из раскрытых настежь окон доносились звон стекла, взрывы хохота и женские вскрики.
- Празднуют. – В голосе Верджила было страшное, леденящее кровь спокойствие. – Главное, ничего не бойся. Верь. – И Старший первым шагнул в гостеприимно распахнутые двери.
Данте мгновение стоял на пороге, не решаясь пересечь черту. Сбежать? Вернуться домой и попытаться жить так, будто ничего не произошло? Выбросить Ника и Кэти из памяти, будто их никогда не существовало? Снова забыть себя, как он уже делал? Забыть… Верджила?! Нет.
Данте вошел в дом вслед за братом. Внутри все купалось в потоках мягкого, струящегося света. Десятки свечей и газовых ламп освещали первый этаж, и только в углах просторного холла царил полумрак. Мягкие диванчики на изогнутых ножках были расставлены в хаотичном беспорядке, будто хозяева особняка привыкли принимать сразу много гостей и оставлять их развлекать самих себя. На столиках тут и там поблескивали початые бутылки вина, в воздухе висел тяжелый запах марихуаны. Широкая мраморная лестница с резными перилами вела на второй этаж. На нижней ступеньке сидел темноволосый парень с гитарой и что-то тихо напевал по-испански, но его никто не слушал.
- Их здесь нет, - шепнул Данте, окинув взглядом несколько самозабвенно совокупляющихся парочек и две – каждая в воем углу – усердно напивающихся мужских компании. – Они наверху.
- Какая разница, - хищно ухмыльнулся Верджил. – Никогда не оставляй в живых возможного противника. Как только ты отвернешься, он ударит тебя в спину. Ты должен ударить первым.
- За что – их? Мы будем не лучше тех, в госпитале…
- Ты знаешь всех наемников, кто участвовал в нападении? – Верджил вытащил из-за пояса пистолеты – тоже трофей? – Что, ты думаешь, они отмечают? День рождения Мари Лаво? Слева.
Данте так и не успел спросить, что слева, – понял без слов, когда Верджил прыгнул в правый угол холла и открыл огонь по сидящим там мужчинам. И только в этот момент их присутствие заметили.
Наемники быстро пришли в себя и схватились за оружие. Данте сообразил, что стоит посреди холла, обездвиженный внезапно охватившим его столбняком, и ничего не может сделать. Приказы мозга не доходили до тела, разбиваясь о невидимую преграду: он стоял на дороге перед стремительно приближающимся грузовиком и, как в ночном кошмаре, тщетно пытался сдвинуть ногу хоть на дюйм, но не мог даже пошевелиться. Тело напрочь отказалось повиноваться ему.
Нужно что-то делать, - билась единственная мысль в затопленном паникой сознании. Убивать?!
Он пытался зацепиться за что-нибудь, чтобы снова почувствовать твердую почву под ногами. Калейдоскопом замелькали лица мамы, Кэти, Ника, Джеймса, Верджила – лица живых и мертвых, и только Верджил требовал от него убивать – не мстить, не карать, не защищаться – убивать.
Данте закричал.
Напряжение, так долго копившееся внутри, вырвалось на свободу отчаянным воплем о помощи. Ему хотелось упасть на пол, сжаться в комок, закрыть голову и орать в голос – звать, пока кто-нибудь не придет не поможет разорвать клубок раздирающих его противоречий, но помочь было некому, и он сам не заметил, как закрыл глаза, выхватил пистолеты и начал стрелять.
Это было сном. Сном, в котором реальность податливо подчинялась воле творца, расстояние и скорость исчезли за ненадобностью, смерть не существовала, а каждый удар попадал точно в цель.
Это было как возвращение домой, такое болезненное, такое долгожданное, когда каждая ступенька лестницы жжет каленым железом, а порог заставляет упасть на колени и заплакать.
Это было освобождение. Освобождение от страха и бессилия, ненужных обязательств и глупых предрассудков. Освобождение от навязанных кем-то идеалов и представлений.
Это было отчуждение. Отчуждение от всего неестественного, не присущего. От всего чужого.
Когда-то он был слишком маленьким и слабым, чтобы спасти маму. Вчера ночью он оказался слишком глупым и слабым, чтобы спасти Кэти. Больше он не был слабым. Он вырос. И стал собой.
Данте открыл глаза. Теперь ему хотелось видеть, и он смотрел. Упал один человек, другой, третий. Пули мягко сходили в оббитую деревянными панелями стену, тонули в обшивке мебели, безжалостно крошили камень, высекали искры из металла их пистолетов, вгрызались в мягкие человеческие тела, взрываясь фонтанчиками теплой алой крови. Легкость, с которой оружие в его руках разрушало мертвую и живую плоть, неожиданно заворожила Данте. Темное, запретное, возбуждающее очарование убийства заставило ненадолго забыть все терзания, и эта внезапная целостность стала тем долгожданным откровением, которое поставило все на свои места и дало ответы на все вопросы.
Он видел вспышки, слышал грохот выстрелов, но не чувствовал боли, будто оружие в их руках было ненастоящим. Будто они сами были ненастоящими, искусственными, и лишь он один был живым.
Сильный удар сзади заставил упасть на колени. На несколько секунд исчезло зрение, но страха не было – лишь мысль: удержать пистолеты. Переждать. И ударить в ответ. Насмерть. Вспышка… Свет.
Данте вскочил на ноги, крутанулся волчком, врезался в подвернувшегося под ноги человека. Отбросил его плечом, расстрелял в воздухе. Тут же развернулся, выбил из чьей-то руки пистолет. Ударил. Отшвырнул сломанное тело. Остановился, окинул взглядом оставшихся, зарычал.
Они боялись его. Он чувствовал страх, каждой клеточкой тела ощущал его тончайший аромат, разлитый в воздухе, будто кто-то расплескал вокруг флакон дорогих французских духов.
К запаху страха примешивался опьяняющий привкус крови. Солоновато-сладкий, металлический – человеческой, горьковато-терпкий, резкий, обжигающий – своей.
Он снова оказался на полу, но это было уже не важно. Все происходящее казалось настолько бессмысленным и сюрреалистичным, как спектакль в театре абсурда, что Данте не смог сдержать смеха. В нем остались только отдающие приказы инстинкты и беспрекословно выполняющее приказы тело. Особенно смешной казалась собственная неспособность чувствовать боль.
Кто-то попытался отнять у него пистолеты. Данте резко дернулся, извернулся, ударил стволом. Услышал хруст костей и приглушенный вскрик. Выстрелил в темную тень сзади. Смахнул рукой выплеснувшуюся в глаза кровь. Оттолкнул человека - тот впечатался в стену и рухнул на треснувший под его весом деревянный столик. Отбил пистолетом чей-то нож, выстрелил в лицо почти в упор. Отшвырнул от себя людей. Рывком поднялся. Снова зарычал – низко, угрожающе.
Восприятие впервые с начала битвы сфокусировалось, и он смог трезво оценить обстановку. Их оставалось всего трое – тех, кто еще продолжал драться. Сколько их сбежало? Хорошо, если Верджил успел их перехватить. Еще лучше, если нет, - пусть в Новом Орлеане возникнет новая легенда. Мысли были непривычными, дикими в своей чуждости – и в то же время своими.
Он застрелил двоих, не спеша подошел к третьему. Остановился, вгляделся в искаженное ужасом лицо. Почувствовал за спиной присутствие брата.
- Они ждут, - прошептал Верджил.
Данте взглянул на лестницу. Музыкант все еще сидел на ступеньке, обнимая свою гитару, и пристально, понимающе, даже с какой-то легкой завистью смотрел на близнецов.
В большом зале на втором этаже сверкали человеческие огоньки с червоточинкой. Данте помнил эти огоньки до последней искорки. И ему не терпелось потушить их.
Он уже ничего не видел перед собой – только вспышки разноцветной человеческой энергии и огромное жаркое солнце рядом – Верджил.
Давняя, еще детская неотомщенная обида на убийц матери соединилась с ненавистью к себе за неспособность спасти Кэти. Обида и ненависть воплотились в свинец, а абстрактные враги – в конкретных противников. Никогда в жизни еще все не было так понятно и просто. Он будто пластмассовыми пульками сшибал мишени в тире. Он стрелял, пока вокруг не осталось ни одного огонька. И только Солнце продолжало согревать его.
- Данте, - волшебной мелодией прозвучал рядом голос брата.
Данте подставил лицо навстречу теплому свету. Верджил сел рядом, забрал и отложил в сторону дымящиеся пистолеты, убрал мокрые пряди волос с подернутых алой пеленой глаз Младшего.
- Зачем же так усердствовать? Я ведь сказал верь – не доказывай.
- Я не доказывал. Я просто их всех убил, - хрипло ответил Данте.
Его трясло, дыхание со свистом выходило из легких, в горле стоял металлический привкус, все тело ломило от сильнейшего жара, но сознание оставалось ясным.
- Тихо, тихо. – Верджил обнял брата, прижал к себе, успокаивая дрожь, нежно погладил по голове. – Зачем ты так? Ты испугался? Тебе больно? Потерпи, сейчас станет легче.
- Нет. Не больно. – Взгляд Младшего бездумно скользил по изрешеченным пулями стенам, по осколкам стекол под окнами, по мертвым телам на полу и темным пятнам крови. - Я боялся…
- Чего? Чего ты боялся? – Шепот Верджила был ласковым, успокаивающим.
- Что если остановлюсь, не смогу больше… убивать… Я не хотел так… Верджил, что я наделал?!
- Мы наделали, Данте, мы. Как ты?
- Я в порядке. – О себе Данте всегда думал в последнюю очередь. – Нельзя так с людьми…
- Люди умирают. Эти люди заслужили смерть. Мы просто сыграли роль провидения. Не думай о них. - Старший умиротворенно улыбнулся. - Давай лучше я расскажу тебе легенду о нашем отце…
- Спасителе человечества, - горько усмехнулся Данте. – Мы точно в него пошли. Столько человеколюбия и милосердия...
- Думаешь, отец был таким уж правильным? Нет, он был генералом армий ада и вел демоном в войне против людей. Это потом только он… Так вот, Легендарный Темный Рыцарь Спарда…
Музыкант не стал слушать легенду. Это была не его история. Он просто взял гитару и ушел.
V / VULNERABLE
Рано утром они выбрались из города и пошли на запад. Верджил был непривычно молчалив, с его лица не сходила удовлетворенная, почти безмятежная улыбка. Может, посчитал курс обучения законченным? Данте решил не доискиваться до причин. Легенда об отце всколыхнула детские воспоминания, и младший углубился в них, почти полностью отстранившись от внешнего мира.
Вот они с Верджилом играют на заднем дворе в рыцарей, нападая друг на друга деревянными палками, вот мама ведет их в школу, внушая им, чтобы они вели себя хорошо, а вечером тайком вытирает слезы, глядя в окно, и в очередной раз отвечает на неизбежный вопрос об отце… Они с Верджилом дерутся - дерутся по настоящему, потому что Данте сказал, что ненавидит отца за то, что он их бросил, а потом мама разнимает их, а в ее глазах вина и страх… Опять они Верджилом во время поездки за город на озеро… Заплыв на спор, снова драка на берегу… Хорошо, что мама ничего не увидела, потому что иначе она бы расстроилась и тихо плакала ночью, думая, что они не слышат…
И та ночь, когда мама погибла… Длинные серые тени на стенах, крики, выстрелы, кровь, огонь…
Данте вернулся в реальность. Верджил шел рядом, тихо насвистывая какую-то мелодию. Его взгляд скользил по окрестностям, будто все это, насколько хватало глаз, и весь мир в придачу, - все это принадлежало ему, и он ступал по своей земле как хозяин и повелитель.
Верджил перехватил взгляд брата и понимающе усмехнулся:
- Так и есть. Весь мир принадлежит тебе. Можешь взять все, что захочешь.
- А если я не хочу – ничего не хочу просто так? Я привык добиваться всего сам…
- Тогда они используют тебя, - пожал плечами Старший. – Я же говорил, выбор есть всегда.
W / WAVERING
Самолет летел выше уровня облаков, и из окна можно было разглядеть только густую молочную белизну. Данте закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. У него было еще два часа, чтобы продумать разговор с Джеймсом. Как объяснить приемному отцу все произошедшее? Он сочинил довольно правдоподобную версию, но Джеймс, он знал, в нее точно не поверит и начнет докапываться до истины.
Спрятался в госпитале, переждал нападение, рано утром выбрался из города и… прошел пятьсот километров до Хьюстона?! Один?! По охваченному мятежом Югу как раз в те дни, когда там прокатилась волна расправ – нет, показательных казней! – над американцами?! В Хьюстоне он сказал, что не помнит, как выбрался. Пришел в себя уже в городе и обратился к первому попавшемуся полицейскому. Установить его личность не составило труда, поэтому ему поверили сразу.
Интересно, Джеймс с Робертом уже выяснили, что они с Верджилом оказались в Новом Орлеане в одно и то же время? Наверное, да, и если объявится Верджил, придется искать объяснение еще и этому совпадению. Или никому ничего не рассказывать – просто все бросить и уйти.
Данте провел ладонью по дну лежащего на коленях рюкзака: под тканью явственно ощущался твердый металл. Никакого досмотра при посадке на небольшой военный самолет, конечно, не было, и Данте взял трофейные пистолеты с собой. Отчасти - потому что Верджил несколько раз настоятельно напомнил об этом, отчасти – потому что оружие было залогом того, что он будет помнить.
Верджил оставил его, как только они добрались до Хьюстона. Похоже, в его планы не входило светиться и раньше времен давать Роберту знать, что он жив. Все, кто на момент нападения находился на территории посольства, считались пропавшими без вести, пока не были найдены и опознаны тела. Но как это сделать, если доступа на территорию за кордоном теперь не было вообще?
Если Верджил не объявится в ближайшие две недели, его занесут в список погибших. Скорее всего, он того и добивается. “Вернуться из мертвых” он может всегда, а такое вот теневое положение давало определенные преимущества. Если человек официально не существует, у него развязаны руки.
Данте почти не лгал, когда говорил, что не помнит, как добрался до Хьюстона. Двое суток дороги стали для него кошмаром. Не потому что было физически тяжело – жара не донимала вовсе, усталость не ощущалась даже несмотря на то, что они шли, почти не останавливаясь, а иногда и бежали. Нет, дело было не в этом, просто непрерывно прокручивающиеся в сознании сценки из прошлого не отступали ни на минуту, грозя довести до помешательства. От них не было никакого спасения.
Они старались избегать магистральных дорог, пробирались окольными путями, двигаясь в западном направлении. О том, чтобы позаимствовать машину, не могло быть и речи. Их засекли бы в лучшем случае через полчаса. Они бы отбились, теперь Данте в этом не сомневался, но Верджил почему-то не хотел привлекать внимания, и Младший был этому рад. Бойня в особняке до сих пор стояла перед глазами, и Данте то и дело поглядывал на руки, чтобы убедиться, что на них нет крови.
Но совсем избежать стычек не удалось. Верджил убил людей сам – быстро и тихо.
В Хьюстоне Старший сказал, что найдет его, и ушел. Оставил одного – дал время осмыслить все и принять трезвое, обдуманное решение? Данте надеялся, что после встречи с отцом все образуется само собой. Сначала разговор с Джеймсом, потом решение насчет предложения брата уйти на Юг.
Что означало быть дьяволом? Или полудьяволом? Что должно было измениться в его отношениях к близким, и должно ли было что-то меняться вообще? Означало ли это, что он теперь представляет для них опасность – не сам по себе, а как притягивающий неприятности магнит? Что они могут погибнуть, как погибла Кэти? Но ведь Кэти погибла именно потому, что он считал себя тогда человеком? Или нет?
Что это изменило для него самого? Вся эта неожиданно свалившаяся на голову сила – непрошенная сила! и… бессмертие?! Что теперь со всем этим делать?!
Бесконечные вопросы роем рассерженных пчел гудели в голове. Данте уперся ногами в спинку переднего кресла, положил подбородок на прижатый к груди рюкзак. Нужно было наконец отвлечься от всего постороннего и сосредоточиться на самой важной сейчас проблеме – разговоре с отцом. Приемным отцом, уже привычно поправил себя Данте. И как он мог жить в том странном состоянии полузабытья, в котором находился последние шесть лет? И помнить, и не помнить одновременно? Память – странная штука, а память полудемона, оказывается, еще и управляется волей…
Данте утешал себя лишь одним – сегодня в любом случае все решится, и неприятное состояние неопределенности больше не будет мучить его. По крайней мере, он на это надеялся…
X / XENOBIOTIC
- Здравствуй, Роберт.
Роберт вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что он услышал голос сына. Он никогда не был склонен позволять воображению проделывать с ним такие трюки, но в последнее время…
- Не веришь своим ушам? Может, тогда глазам поверишь?
Верджил, до этого молча стоявший в дверях, вошел в кабинет.
- Верджил?!
- Не ждал? – небрежно поинтересовался парень, усаживаясь в кресло.
- Мне сообщили, что из миссии никто не выжил, - потрясенно ответил Роберт.
- Понятно, уже успели похоронить. Пустой гроб, накрытый американским флагом. Надо будет сходить к себе на могилу, - усмехнулся Верджил. - Что-то ты не очень рад меня видеть. Неужели не соскучился? Я так вот все время о тебе вспоминал.
Опять двусмысленность и намеки – сколько можно? Роберт уже давно устал от них.
- Почему ты сразу не сообщил? – уже более спокойно спросил Роберт.
- Были причины. Не хочу о них распространяться.
Верджил расслабленно развалился в кресле, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло. Иллюзия обыденности резко контрастировала с бросающейся в глаза развязностью: если до поездки Верджил хотя бы старался поддерживать видимость сыновней субординации, то теперь всякое притворство было забыто. Этот новый Верджил презирал приемного отца и даже не пытался это скрыть, все своим видом показывая пренебрежение к нему.
- Я рад, что ты жив. – Роберт растерялся. Его не покидало ощущение, что перед ним был не его сын, а абсолютно чужой человек (человек ли?), который только по какой-то необъяснимой случайности был похож на Верджила. Но, может быть, это и был настоящий Верджил – тот Верджил, в которого его приемный сын медленно, но верно превращался в течение тринадцати лет?! И после месяца разлуки эти изменения впервые стали столь очевидны? Наверное, так и было, а Роберт просто боялся это признать.
- Не сомневаюсь. Кстати, я должен тебя поблагодарить за то, что ты устроил эту поездку. Она оказалась… даже более продуктивной, чем ты предполагал.
- Поблагодарить?! – не смог скрыть потрясение Роберт. – За что? Что там произошло? Почему ты не сообщил сразу же?
- Не почитал нужным, - безразлично пожал плечами парень. – Зачем?
- Как зачем? Хотел заставить себя оплакивать, а потом своим возвращением из мертвых довести меня до инфаркта? – Вместе с самообладанием стало возвращаться и раздражение. Мальчишка зарвался. Хотя какой он мальчишка? Он давно вырос и стал очень опасен. Теперь, после окончания полицейского расследования, Роберт был уверен, что так и не найденный убийца, - его приемный сын.
- Я ничего не хотел, - небрежно отмахнулся Верджил. – Мне абсолютно безразлично, что ты думаешь обо мне, и до твоих чувств мне тоже нет дела. Я заберу оружие и уйду.
- Куда?!
- Это тебя не касается. Можешь пойти в полицию. Можешь позвонить Джеймсу и поплакаться, что его эксперимент провалился. Делай, что хочешь. Мне все равно.
- Так вот просто – возьмешь и уйдешь? А как же… Как же все? Твоя учеба, карьера…
- Все это больше не имеет значения. – Верджил несколько секунд задумчиво смотрел на приемного отца, затем спросил: - Я понимаю, зачем в эту авантюру с усыновлением ввязался Джеймс, но ты?..
- Я сделал то, что хотел и что должен был сделать, - отрезал Роберт. – И я не о чем не жалею. Никто не виноват – ни ты, ни я. Я дал тебе все, что смог. Прости, если этого было недостаточно.
- Ты сделал все, что мог, - согласился парень.
Роберт понял - в ту самую секунду, когда Верджил вошел в комнату, - что потерял сына навсегда, окончательно и бесповоротно. Если раньше и оставались какие-то иллюзии, они развеялись, стоило Верджилу появиться на пороге кабинета и заговорить с ним таким тоном и о таких вещах.
- Как мне с тобой связаться?
- Зачем? – Казалось, Верджил разговаривал с ребенком, не понимающим элементарных вещей.
- Ты прав, незачем, - вздохнул Роберт и мрачно добавил: - Ты встретил в Новом Орлеане Данте?
- А что, если и так?
- Джеймс тебе его не отдаст.
- Посмотрим. – Высокомерная усмешка Верджила источала непоколебимую уверенность в собственном превосходстве. – Думаешь, Джеймс сможет удержать моего брата?
- Я ничего не думаю, - устало ответил Роберт. – Это все плохо кончится.
- Для кого как. Кстати, как там поживает Брайан?
- Не знаю. Он вместе с отцом уехал в Вашингтон. А зачем тебе Брайан?
- Да так, нужно кое-что уладить, - протянул Верджил, нехорошо прищурившись.
- Делай, что хочешь. Я не буду вмешиваться.
- Умное решение, - одобрил парень. - Единственно правильное в данной ситуации. Сделай одолжение, убеди в этом Джеймса.
- Он не послушает. Верджил, пожалуйста… - Роберт поморщился, облизал пересохшие губы. - Не делай глупостей. И… если захочешь вернуться…
- Такие, как я, не возвращаются. Ты этого еще не понял?
- Я знал это с самого начала.
- Тогда зачем?!
Роберт пожал плечами, встал, подошел к бару и принялся с напускным вниманием изучать этикетки бутылок.
- Зачем?!
Роберт молчал. Верджил резко поднялся и вышел из кабинета.
Роберт взял первую попавшуюся бутылку, плеснул темную жидкость в стакан, залпом выпил. Они с Джеймсом не совершили ни одной ошибки. Просто есть вещи, которые исправить нельзя.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-S
Азбука Отчуждения T-X
T / TANGIBLE
На Бурбон-стрит шло буйное веселье. Улица была сплошной чередой баров и ресторанов, из открытых дверей которых неслась музыка и выплескивалась разноцветная россыпь огней.
Ночные клубы занимали верхние этажи зданий. Судя по вывескам, в них предлагались разного рода эротические шоу от обычного стриптиза до демонстрации полового акта вживую. Вокруг входа у каждого из таких заведений толпилась непрезентабельная публика, своим видом напоминающая рабочий люд из захудалых городков степных штатов. Деньги за вход платить они не спешили, а все больше глазели на полуголых девиц, которые время от времени появлялись в окнах или выскакивали на улицу, чтобы затащить внутрь какого-нибудь наименее стойкого ротозея.
В воздухе витал лихорадочный дух возбуждения. Толпа бесновалась, истошно вопила, билась в унисон, будто где-то наверху невидимый дирижер вскидывал палочки, отбивая агонизирующий ритм, заставлявший ставших единым целым людей содрогаться в экстазе. Все это напоминало массовый психоз рок-фанатов или служителей какой-нибудь экзотической секты. Гул все нарастал и нарастал, пока не превратился в вибрирующий тысячеголосый рев. Толпа окончательно впала в неистовство. Напряжение стало таким плотным, что его можно было пощупать руками и вдохнуть с воздухом.
Наконец на балконах ночных клубов появились обнаженные стриптизерши и стали швырять в толпу дешевые бусы. Люди исступленно рванулись их ловить и подбирать с асфальта, выковыривать из жидкой грязи, вылавливать из зловонных луж, сплошь покрывавших улицу после недавнего сильного дождя. Несмотря на ливень, в воздухе стоял острый запах гниющих нечистот.
Они с Верджилом уже второй час сидели на крыше ночного клуба и наблюдали за безумием внизу, высматривая убийц Кэти. Данте наотрез отказался мстить за себя, но смерть Кэти... Наверное, да. Желание покарать наемников проснулось в нем не сразу, но когда он окончательно пришел в себя после того, что Верджил назвал “перерождением”, вместе с осознанием чудовищности всего произошедшего вспомнилось ощущение бессилия и вопиющей несправедливости, самоубийственный поступок Ника, слезы Кэти… Нет. Он все еще не хотел убивать. Он просто хотел поскорее оказаться как можно дальше от этого кошмара. И знал, что теперь, когда Верджил вернулся, сбежать и спрятаться уже не удастся.
- Ты просто еще не понял, что можешь отомстить, - сказал на это Верджил. – Когда ты поймешь, тебя уже ничто не остановит.
Именно этого Данте и боялся.
- Скот, - кивнул Верджил на беснующуюся в экстазе толпу. – Люди – скот.
- Не все, - возразил Данте.
- Подавляющее большинство, - пожал плечами Старший. – Ты только посмотри на них. Похотливое стадо. Напиваются до бесчувствия. Совокупляются с кем попало. Спят в грязи, как свиньи.
- Эти люди – да, - вынужден был огласиться младший.
- Знаешь, что происходило в городе поле урагана, пока шла эвакуация? Массовые грабежи, убийства и изнасилования. Они вели себя, как мародеры. Как стервятники. Власти скрыли этот факт.
- Я не знал. Джеймс… - Данте отвернулся, некоторое время сидел молча, будто собираясь с мыслями. – Джеймс всегда учил меня верить в людей. Уметь видеть в них хорошее. В каждом, даже самом жалком, самом ненавистном мне человеке замечать добро и понимать, что сделало его таким. Сожалеть. Сочувствовать. Быть сильным и помогать тем, кто слабее - кто не умеет подчинять себе обстоятельства и плывет по течению. Именно поэтому я стал врачом.
- И тебя не остановила даже человеческая неблагодарность?
- Джеймс говорил, что многие люди просто не умеют выразить свою благодарность…
- Прекрати, - по слогам произнес Верджил.
- Что? – младший резко оглянулся: стальные нотки в голосе брата больно резанули по слуху.
- Ты все время цитируешь Джеймса. У тебя нет собственного мнения? Ничего не изменилось после того, что произошло тобой сегодня? – раздраженно спросил Верджил.
- Ты о моем отношении к людям? - Мощная волна криков прокатилась по улице и разбилась о мрачные темные здания Канал-стрит. Данте невольно вздрогнул.
- Люди – скот, - повторил Верджил. – Они слабы, подвержены инстинктам и эмоциям. Он не имеют понятия о чести, достоинстве и благодарности. Они создали идеалы гуманизма и сами так извратили их, что считают милосердием двадцать лет держать на аппарате жизнеобеспечения какого-нибудь смертельно больного старика и при этом тысячами убивают детей другого народа, списывая это на неизбежные потери. Двойная мораль, не находишь? Сомнения, противоречия, слабость – вот сущность человеческой природы. Человек разумный, да? Ну и где здесь разум?
- И что ты предлагаешь? – Данте напугали слова брата. Парень говорил с такой убедительностью, что если бы он стоял на трибуне перед толпой, то смог бы внушить людям веру в свою правоту независимо от того, что именно он бы говорил.
- Ничего, - усмехнулся Старший. – Иисус Христос, если он вообще существовал, умер на кресте, взяв на себя грехи людей. Отец спас человеческий род от нашествия демонов. Прошло две тысячи лет. Посмотри, во что они превратились? Люди сами роют себе могилу, и мне это абсолютно безразлично. Тебе должно быть тоже. Ты – не человек. Пользуйся этим.
Верджил сидел положив одну руку на согнутое колено и прислонившись спиной к креплению неоновой вывески. Ветер шевелил серебрящиеся в лунном свете волосы, голубые глаза ярко горели в темноте. Жизнь бурлила в нем, и настолько мощным был ее поток, и Данте в очередной раз сказал себе: да, он не человек, но кто я? Неужели я такой же? Неужели он тоже видит меня сейчас таким?
- В той книге не написано, что мы… должны что-то сделать? Как Его сыновья… - неожиданно пришел логичный, неизбежный вопрос. – Ты говорил что-то о пророчестве…
- Забудь! – Верджил змеей метнулся навстречу, рывком развернул брата лицом к себе. – Забудь про пророчество. Забудь про людей. Не думай о цене, никто с тебя не потребует оплаты. Никто не сможет отнять то, что у тебя в крови. Это свобода, полная свобода, понимаешь? Это дар. Прими его.
Верджил встал и спрыгнул с крыши в темноту узкого переулка.
Данте подошел к краю, заглянул вниз. Тридцать футов… как минимум. Принять, значит?
Он закрыл глаза и сделал шаг вперед. Ощущение свободного падения было удивительно приятным, несмотря на угнездившийся внутри человеческий страх высоты. И очень недолгим. Земля будто сама прыгнула под ноги, и Данте мягко приземлился на асфальт в двух футах от брата.
- В следующий раз смотри. – В глазах Верджила плясали озорные огоньки.
Они шли сквозь плотную толпу, даже в толчее человеческих тел чувствуя присутствие друг друга.
Никто не обращал на них внимания. Праздник был в самом разгаре, и казалось, во всем городе не осталось ни одного трезвого человека. Пьяные, грязные, шумные, возбужденные, люди стали частью коллективного инстинкта, требовавшего удовлетворения похоти и жажды. Забывшиеся и обезличенные, они жили только ради сиюминутного удовольствия и, не задумываясь, согласились бы умереть завтра, лишь бы сегодня веселье не кончалось. Только в этой безумной людской вакханалии они чувствовали себя живыми.
Данте брел сквозь бесконечный людской поток, раскинув руки в стороны и закрыв глаза. Внутри клокотала неимоверно огромная сила, мощная, неистощимая; она поднимала ввысь в темно-синее расцвеченное звездами южное небо, откуда каждый человека казался маленьким ярким светлячком, а все они вместе – пестрой многоцветной россыпью огней на черном бархате земли. Юная девушка, дарящая любовь каждому, у кого в кармане окажется пара лишних банкнот, умудренная опытом и пороком женщина, старый бродяга, забывший свое имя, мужчина, нож которого успел напиться крови не одного десятка жертв, мальчик на пороге юности, сгорающий от лихорадочного предвкушения сладкого вкуса запретных удовольствий… Здесь не было тех, чьи лица кровью выжжены в памяти.
Зрение уже не нужно было ему, чтобы узнать убийц, и когда где-то на краю бархатной скатерти блеснули знакомой гнильцой несколько человеческих душ, Данте сразу понял, что это они.
U / UNDERCURRENT
Огромный особняк в Районе Садов источал мягкий желтый свет, будто рождественский фонарик среди пушистых еловых ветвей. Роскошное белокаменное здание утопало в темной зелени вековых деревьев. Из раскрытых настежь окон доносились звон стекла, взрывы хохота и женские вскрики.
- Празднуют. – В голосе Верджила было страшное, леденящее кровь спокойствие. – Главное, ничего не бойся. Верь. – И Старший первым шагнул в гостеприимно распахнутые двери.
Данте мгновение стоял на пороге, не решаясь пересечь черту. Сбежать? Вернуться домой и попытаться жить так, будто ничего не произошло? Выбросить Ника и Кэти из памяти, будто их никогда не существовало? Снова забыть себя, как он уже делал? Забыть… Верджила?! Нет.
Данте вошел в дом вслед за братом. Внутри все купалось в потоках мягкого, струящегося света. Десятки свечей и газовых ламп освещали первый этаж, и только в углах просторного холла царил полумрак. Мягкие диванчики на изогнутых ножках были расставлены в хаотичном беспорядке, будто хозяева особняка привыкли принимать сразу много гостей и оставлять их развлекать самих себя. На столиках тут и там поблескивали початые бутылки вина, в воздухе висел тяжелый запах марихуаны. Широкая мраморная лестница с резными перилами вела на второй этаж. На нижней ступеньке сидел темноволосый парень с гитарой и что-то тихо напевал по-испански, но его никто не слушал.
- Их здесь нет, - шепнул Данте, окинув взглядом несколько самозабвенно совокупляющихся парочек и две – каждая в воем углу – усердно напивающихся мужских компании. – Они наверху.
- Какая разница, - хищно ухмыльнулся Верджил. – Никогда не оставляй в живых возможного противника. Как только ты отвернешься, он ударит тебя в спину. Ты должен ударить первым.
- За что – их? Мы будем не лучше тех, в госпитале…
- Ты знаешь всех наемников, кто участвовал в нападении? – Верджил вытащил из-за пояса пистолеты – тоже трофей? – Что, ты думаешь, они отмечают? День рождения Мари Лаво? Слева.
Данте так и не успел спросить, что слева, – понял без слов, когда Верджил прыгнул в правый угол холла и открыл огонь по сидящим там мужчинам. И только в этот момент их присутствие заметили.
Наемники быстро пришли в себя и схватились за оружие. Данте сообразил, что стоит посреди холла, обездвиженный внезапно охватившим его столбняком, и ничего не может сделать. Приказы мозга не доходили до тела, разбиваясь о невидимую преграду: он стоял на дороге перед стремительно приближающимся грузовиком и, как в ночном кошмаре, тщетно пытался сдвинуть ногу хоть на дюйм, но не мог даже пошевелиться. Тело напрочь отказалось повиноваться ему.
Нужно что-то делать, - билась единственная мысль в затопленном паникой сознании. Убивать?!
Он пытался зацепиться за что-нибудь, чтобы снова почувствовать твердую почву под ногами. Калейдоскопом замелькали лица мамы, Кэти, Ника, Джеймса, Верджила – лица живых и мертвых, и только Верджил требовал от него убивать – не мстить, не карать, не защищаться – убивать.
Данте закричал.
Напряжение, так долго копившееся внутри, вырвалось на свободу отчаянным воплем о помощи. Ему хотелось упасть на пол, сжаться в комок, закрыть голову и орать в голос – звать, пока кто-нибудь не придет не поможет разорвать клубок раздирающих его противоречий, но помочь было некому, и он сам не заметил, как закрыл глаза, выхватил пистолеты и начал стрелять.
Это было сном. Сном, в котором реальность податливо подчинялась воле творца, расстояние и скорость исчезли за ненадобностью, смерть не существовала, а каждый удар попадал точно в цель.
Это было как возвращение домой, такое болезненное, такое долгожданное, когда каждая ступенька лестницы жжет каленым железом, а порог заставляет упасть на колени и заплакать.
Это было освобождение. Освобождение от страха и бессилия, ненужных обязательств и глупых предрассудков. Освобождение от навязанных кем-то идеалов и представлений.
Это было отчуждение. Отчуждение от всего неестественного, не присущего. От всего чужого.
Когда-то он был слишком маленьким и слабым, чтобы спасти маму. Вчера ночью он оказался слишком глупым и слабым, чтобы спасти Кэти. Больше он не был слабым. Он вырос. И стал собой.
Данте открыл глаза. Теперь ему хотелось видеть, и он смотрел. Упал один человек, другой, третий. Пули мягко сходили в оббитую деревянными панелями стену, тонули в обшивке мебели, безжалостно крошили камень, высекали искры из металла их пистолетов, вгрызались в мягкие человеческие тела, взрываясь фонтанчиками теплой алой крови. Легкость, с которой оружие в его руках разрушало мертвую и живую плоть, неожиданно заворожила Данте. Темное, запретное, возбуждающее очарование убийства заставило ненадолго забыть все терзания, и эта внезапная целостность стала тем долгожданным откровением, которое поставило все на свои места и дало ответы на все вопросы.
Он видел вспышки, слышал грохот выстрелов, но не чувствовал боли, будто оружие в их руках было ненастоящим. Будто они сами были ненастоящими, искусственными, и лишь он один был живым.
Сильный удар сзади заставил упасть на колени. На несколько секунд исчезло зрение, но страха не было – лишь мысль: удержать пистолеты. Переждать. И ударить в ответ. Насмерть. Вспышка… Свет.
Данте вскочил на ноги, крутанулся волчком, врезался в подвернувшегося под ноги человека. Отбросил его плечом, расстрелял в воздухе. Тут же развернулся, выбил из чьей-то руки пистолет. Ударил. Отшвырнул сломанное тело. Остановился, окинул взглядом оставшихся, зарычал.
Они боялись его. Он чувствовал страх, каждой клеточкой тела ощущал его тончайший аромат, разлитый в воздухе, будто кто-то расплескал вокруг флакон дорогих французских духов.
К запаху страха примешивался опьяняющий привкус крови. Солоновато-сладкий, металлический – человеческой, горьковато-терпкий, резкий, обжигающий – своей.
Он снова оказался на полу, но это было уже не важно. Все происходящее казалось настолько бессмысленным и сюрреалистичным, как спектакль в театре абсурда, что Данте не смог сдержать смеха. В нем остались только отдающие приказы инстинкты и беспрекословно выполняющее приказы тело. Особенно смешной казалась собственная неспособность чувствовать боль.
Кто-то попытался отнять у него пистолеты. Данте резко дернулся, извернулся, ударил стволом. Услышал хруст костей и приглушенный вскрик. Выстрелил в темную тень сзади. Смахнул рукой выплеснувшуюся в глаза кровь. Оттолкнул человека - тот впечатался в стену и рухнул на треснувший под его весом деревянный столик. Отбил пистолетом чей-то нож, выстрелил в лицо почти в упор. Отшвырнул от себя людей. Рывком поднялся. Снова зарычал – низко, угрожающе.
Восприятие впервые с начала битвы сфокусировалось, и он смог трезво оценить обстановку. Их оставалось всего трое – тех, кто еще продолжал драться. Сколько их сбежало? Хорошо, если Верджил успел их перехватить. Еще лучше, если нет, - пусть в Новом Орлеане возникнет новая легенда. Мысли были непривычными, дикими в своей чуждости – и в то же время своими.
Он застрелил двоих, не спеша подошел к третьему. Остановился, вгляделся в искаженное ужасом лицо. Почувствовал за спиной присутствие брата.
- Они ждут, - прошептал Верджил.
Данте взглянул на лестницу. Музыкант все еще сидел на ступеньке, обнимая свою гитару, и пристально, понимающе, даже с какой-то легкой завистью смотрел на близнецов.
В большом зале на втором этаже сверкали человеческие огоньки с червоточинкой. Данте помнил эти огоньки до последней искорки. И ему не терпелось потушить их.
Он уже ничего не видел перед собой – только вспышки разноцветной человеческой энергии и огромное жаркое солнце рядом – Верджил.
Давняя, еще детская неотомщенная обида на убийц матери соединилась с ненавистью к себе за неспособность спасти Кэти. Обида и ненависть воплотились в свинец, а абстрактные враги – в конкретных противников. Никогда в жизни еще все не было так понятно и просто. Он будто пластмассовыми пульками сшибал мишени в тире. Он стрелял, пока вокруг не осталось ни одного огонька. И только Солнце продолжало согревать его.
- Данте, - волшебной мелодией прозвучал рядом голос брата.
Данте подставил лицо навстречу теплому свету. Верджил сел рядом, забрал и отложил в сторону дымящиеся пистолеты, убрал мокрые пряди волос с подернутых алой пеленой глаз Младшего.
- Зачем же так усердствовать? Я ведь сказал верь – не доказывай.
- Я не доказывал. Я просто их всех убил, - хрипло ответил Данте.
Его трясло, дыхание со свистом выходило из легких, в горле стоял металлический привкус, все тело ломило от сильнейшего жара, но сознание оставалось ясным.
- Тихо, тихо. – Верджил обнял брата, прижал к себе, успокаивая дрожь, нежно погладил по голове. – Зачем ты так? Ты испугался? Тебе больно? Потерпи, сейчас станет легче.
- Нет. Не больно. – Взгляд Младшего бездумно скользил по изрешеченным пулями стенам, по осколкам стекол под окнами, по мертвым телам на полу и темным пятнам крови. - Я боялся…
- Чего? Чего ты боялся? – Шепот Верджила был ласковым, успокаивающим.
- Что если остановлюсь, не смогу больше… убивать… Я не хотел так… Верджил, что я наделал?!
- Мы наделали, Данте, мы. Как ты?
- Я в порядке. – О себе Данте всегда думал в последнюю очередь. – Нельзя так с людьми…
- Люди умирают. Эти люди заслужили смерть. Мы просто сыграли роль провидения. Не думай о них. - Старший умиротворенно улыбнулся. - Давай лучше я расскажу тебе легенду о нашем отце…
- Спасителе человечества, - горько усмехнулся Данте. – Мы точно в него пошли. Столько человеколюбия и милосердия...
- Думаешь, отец был таким уж правильным? Нет, он был генералом армий ада и вел демоном в войне против людей. Это потом только он… Так вот, Легендарный Темный Рыцарь Спарда…
Музыкант не стал слушать легенду. Это была не его история. Он просто взял гитару и ушел.
V / VULNERABLE
Рано утром они выбрались из города и пошли на запад. Верджил был непривычно молчалив, с его лица не сходила удовлетворенная, почти безмятежная улыбка. Может, посчитал курс обучения законченным? Данте решил не доискиваться до причин. Легенда об отце всколыхнула детские воспоминания, и младший углубился в них, почти полностью отстранившись от внешнего мира.
Вот они с Верджилом играют на заднем дворе в рыцарей, нападая друг на друга деревянными палками, вот мама ведет их в школу, внушая им, чтобы они вели себя хорошо, а вечером тайком вытирает слезы, глядя в окно, и в очередной раз отвечает на неизбежный вопрос об отце… Они с Верджилом дерутся - дерутся по настоящему, потому что Данте сказал, что ненавидит отца за то, что он их бросил, а потом мама разнимает их, а в ее глазах вина и страх… Опять они Верджилом во время поездки за город на озеро… Заплыв на спор, снова драка на берегу… Хорошо, что мама ничего не увидела, потому что иначе она бы расстроилась и тихо плакала ночью, думая, что они не слышат…
И та ночь, когда мама погибла… Длинные серые тени на стенах, крики, выстрелы, кровь, огонь…
Данте вернулся в реальность. Верджил шел рядом, тихо насвистывая какую-то мелодию. Его взгляд скользил по окрестностям, будто все это, насколько хватало глаз, и весь мир в придачу, - все это принадлежало ему, и он ступал по своей земле как хозяин и повелитель.
Верджил перехватил взгляд брата и понимающе усмехнулся:
- Так и есть. Весь мир принадлежит тебе. Можешь взять все, что захочешь.
- А если я не хочу – ничего не хочу просто так? Я привык добиваться всего сам…
- Тогда они используют тебя, - пожал плечами Старший. – Я же говорил, выбор есть всегда.
W / WAVERING
Самолет летел выше уровня облаков, и из окна можно было разглядеть только густую молочную белизну. Данте закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. У него было еще два часа, чтобы продумать разговор с Джеймсом. Как объяснить приемному отцу все произошедшее? Он сочинил довольно правдоподобную версию, но Джеймс, он знал, в нее точно не поверит и начнет докапываться до истины.
Спрятался в госпитале, переждал нападение, рано утром выбрался из города и… прошел пятьсот километров до Хьюстона?! Один?! По охваченному мятежом Югу как раз в те дни, когда там прокатилась волна расправ – нет, показательных казней! – над американцами?! В Хьюстоне он сказал, что не помнит, как выбрался. Пришел в себя уже в городе и обратился к первому попавшемуся полицейскому. Установить его личность не составило труда, поэтому ему поверили сразу.
Интересно, Джеймс с Робертом уже выяснили, что они с Верджилом оказались в Новом Орлеане в одно и то же время? Наверное, да, и если объявится Верджил, придется искать объяснение еще и этому совпадению. Или никому ничего не рассказывать – просто все бросить и уйти.
Данте провел ладонью по дну лежащего на коленях рюкзака: под тканью явственно ощущался твердый металл. Никакого досмотра при посадке на небольшой военный самолет, конечно, не было, и Данте взял трофейные пистолеты с собой. Отчасти - потому что Верджил несколько раз настоятельно напомнил об этом, отчасти – потому что оружие было залогом того, что он будет помнить.
Верджил оставил его, как только они добрались до Хьюстона. Похоже, в его планы не входило светиться и раньше времен давать Роберту знать, что он жив. Все, кто на момент нападения находился на территории посольства, считались пропавшими без вести, пока не были найдены и опознаны тела. Но как это сделать, если доступа на территорию за кордоном теперь не было вообще?
Если Верджил не объявится в ближайшие две недели, его занесут в список погибших. Скорее всего, он того и добивается. “Вернуться из мертвых” он может всегда, а такое вот теневое положение давало определенные преимущества. Если человек официально не существует, у него развязаны руки.
Данте почти не лгал, когда говорил, что не помнит, как добрался до Хьюстона. Двое суток дороги стали для него кошмаром. Не потому что было физически тяжело – жара не донимала вовсе, усталость не ощущалась даже несмотря на то, что они шли, почти не останавливаясь, а иногда и бежали. Нет, дело было не в этом, просто непрерывно прокручивающиеся в сознании сценки из прошлого не отступали ни на минуту, грозя довести до помешательства. От них не было никакого спасения.
Они старались избегать магистральных дорог, пробирались окольными путями, двигаясь в западном направлении. О том, чтобы позаимствовать машину, не могло быть и речи. Их засекли бы в лучшем случае через полчаса. Они бы отбились, теперь Данте в этом не сомневался, но Верджил почему-то не хотел привлекать внимания, и Младший был этому рад. Бойня в особняке до сих пор стояла перед глазами, и Данте то и дело поглядывал на руки, чтобы убедиться, что на них нет крови.
Но совсем избежать стычек не удалось. Верджил убил людей сам – быстро и тихо.
В Хьюстоне Старший сказал, что найдет его, и ушел. Оставил одного – дал время осмыслить все и принять трезвое, обдуманное решение? Данте надеялся, что после встречи с отцом все образуется само собой. Сначала разговор с Джеймсом, потом решение насчет предложения брата уйти на Юг.
Что означало быть дьяволом? Или полудьяволом? Что должно было измениться в его отношениях к близким, и должно ли было что-то меняться вообще? Означало ли это, что он теперь представляет для них опасность – не сам по себе, а как притягивающий неприятности магнит? Что они могут погибнуть, как погибла Кэти? Но ведь Кэти погибла именно потому, что он считал себя тогда человеком? Или нет?
Что это изменило для него самого? Вся эта неожиданно свалившаяся на голову сила – непрошенная сила! и… бессмертие?! Что теперь со всем этим делать?!
Бесконечные вопросы роем рассерженных пчел гудели в голове. Данте уперся ногами в спинку переднего кресла, положил подбородок на прижатый к груди рюкзак. Нужно было наконец отвлечься от всего постороннего и сосредоточиться на самой важной сейчас проблеме – разговоре с отцом. Приемным отцом, уже привычно поправил себя Данте. И как он мог жить в том странном состоянии полузабытья, в котором находился последние шесть лет? И помнить, и не помнить одновременно? Память – странная штука, а память полудемона, оказывается, еще и управляется волей…
Данте утешал себя лишь одним – сегодня в любом случае все решится, и неприятное состояние неопределенности больше не будет мучить его. По крайней мере, он на это надеялся…
X / XENOBIOTIC
- Здравствуй, Роберт.
Роберт вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что он услышал голос сына. Он никогда не был склонен позволять воображению проделывать с ним такие трюки, но в последнее время…
- Не веришь своим ушам? Может, тогда глазам поверишь?
Верджил, до этого молча стоявший в дверях, вошел в кабинет.
- Верджил?!
- Не ждал? – небрежно поинтересовался парень, усаживаясь в кресло.
- Мне сообщили, что из миссии никто не выжил, - потрясенно ответил Роберт.
- Понятно, уже успели похоронить. Пустой гроб, накрытый американским флагом. Надо будет сходить к себе на могилу, - усмехнулся Верджил. - Что-то ты не очень рад меня видеть. Неужели не соскучился? Я так вот все время о тебе вспоминал.
Опять двусмысленность и намеки – сколько можно? Роберт уже давно устал от них.
- Почему ты сразу не сообщил? – уже более спокойно спросил Роберт.
- Были причины. Не хочу о них распространяться.
Верджил расслабленно развалился в кресле, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло. Иллюзия обыденности резко контрастировала с бросающейся в глаза развязностью: если до поездки Верджил хотя бы старался поддерживать видимость сыновней субординации, то теперь всякое притворство было забыто. Этот новый Верджил презирал приемного отца и даже не пытался это скрыть, все своим видом показывая пренебрежение к нему.
- Я рад, что ты жив. – Роберт растерялся. Его не покидало ощущение, что перед ним был не его сын, а абсолютно чужой человек (человек ли?), который только по какой-то необъяснимой случайности был похож на Верджила. Но, может быть, это и был настоящий Верджил – тот Верджил, в которого его приемный сын медленно, но верно превращался в течение тринадцати лет?! И после месяца разлуки эти изменения впервые стали столь очевидны? Наверное, так и было, а Роберт просто боялся это признать.
- Не сомневаюсь. Кстати, я должен тебя поблагодарить за то, что ты устроил эту поездку. Она оказалась… даже более продуктивной, чем ты предполагал.
- Поблагодарить?! – не смог скрыть потрясение Роберт. – За что? Что там произошло? Почему ты не сообщил сразу же?
- Не почитал нужным, - безразлично пожал плечами парень. – Зачем?
- Как зачем? Хотел заставить себя оплакивать, а потом своим возвращением из мертвых довести меня до инфаркта? – Вместе с самообладанием стало возвращаться и раздражение. Мальчишка зарвался. Хотя какой он мальчишка? Он давно вырос и стал очень опасен. Теперь, после окончания полицейского расследования, Роберт был уверен, что так и не найденный убийца, - его приемный сын.
- Я ничего не хотел, - небрежно отмахнулся Верджил. – Мне абсолютно безразлично, что ты думаешь обо мне, и до твоих чувств мне тоже нет дела. Я заберу оружие и уйду.
- Куда?!
- Это тебя не касается. Можешь пойти в полицию. Можешь позвонить Джеймсу и поплакаться, что его эксперимент провалился. Делай, что хочешь. Мне все равно.
- Так вот просто – возьмешь и уйдешь? А как же… Как же все? Твоя учеба, карьера…
- Все это больше не имеет значения. – Верджил несколько секунд задумчиво смотрел на приемного отца, затем спросил: - Я понимаю, зачем в эту авантюру с усыновлением ввязался Джеймс, но ты?..
- Я сделал то, что хотел и что должен был сделать, - отрезал Роберт. – И я не о чем не жалею. Никто не виноват – ни ты, ни я. Я дал тебе все, что смог. Прости, если этого было недостаточно.
- Ты сделал все, что мог, - согласился парень.
Роберт понял - в ту самую секунду, когда Верджил вошел в комнату, - что потерял сына навсегда, окончательно и бесповоротно. Если раньше и оставались какие-то иллюзии, они развеялись, стоило Верджилу появиться на пороге кабинета и заговорить с ним таким тоном и о таких вещах.
- Как мне с тобой связаться?
- Зачем? – Казалось, Верджил разговаривал с ребенком, не понимающим элементарных вещей.
- Ты прав, незачем, - вздохнул Роберт и мрачно добавил: - Ты встретил в Новом Орлеане Данте?
- А что, если и так?
- Джеймс тебе его не отдаст.
- Посмотрим. – Высокомерная усмешка Верджила источала непоколебимую уверенность в собственном превосходстве. – Думаешь, Джеймс сможет удержать моего брата?
- Я ничего не думаю, - устало ответил Роберт. – Это все плохо кончится.
- Для кого как. Кстати, как там поживает Брайан?
- Не знаю. Он вместе с отцом уехал в Вашингтон. А зачем тебе Брайан?
- Да так, нужно кое-что уладить, - протянул Верджил, нехорошо прищурившись.
- Делай, что хочешь. Я не буду вмешиваться.
- Умное решение, - одобрил парень. - Единственно правильное в данной ситуации. Сделай одолжение, убеди в этом Джеймса.
- Он не послушает. Верджил, пожалуйста… - Роберт поморщился, облизал пересохшие губы. - Не делай глупостей. И… если захочешь вернуться…
- Такие, как я, не возвращаются. Ты этого еще не понял?
- Я знал это с самого начала.
- Тогда зачем?!
Роберт пожал плечами, встал, подошел к бару и принялся с напускным вниманием изучать этикетки бутылок.
- Зачем?!
Роберт молчал. Верджил резко поднялся и вышел из кабинета.
Роберт взял первую попавшуюся бутылку, плеснул темную жидкость в стакан, залпом выпил. Они с Джеймсом не совершили ни одной ошибки. Просто есть вещи, которые исправить нельзя.
пятница, 11 февраля 2011
Название: Карнавал
Автор: 21st century
Размер: Мини
Пейринг: Данте/Люсия
Рейтинг: R
Жанр: небольшой AU, а так romance и совсем немного angst.
Их не соединяет ничто. Они - дети разных миров, мировоззрений, приверженцы отличных друг от друга вероисповеданий, и захвачены они разнящимися между собой желаниями, но только в эту карнавальную ночь, пряча лица за масками - их соединит незримая связь, что будет самой откровенной исповедью их душ.
читать дальшеОна красива. Она роскошна. Она тонка и изящна, как дорогая кукла. Ее волосы стянуты в тугой пучок, блики меди играют на них, при свете зажженных свечей. Глаза ее - коктейль цвета папоротника и спаржи, губы – плоды вишни и раннего сорта винограда. Ей увлекаешься, ее пьешь, и живешь в подсладковатых ароматах дорогих духов, рассеивая серость дней розоватой дымкой. Когда она целует, то раскрываются бутоны розы, и ласки ее - танец шелка на обнаженной коже. Она пьет дни из высокого бокала, расточая жизнь медяками монет. Ей хотели бы обладать многие, меняя шелка и злата за ночь с рыжеволосой девой, но выбор изумрудных глаз был предназначен ему. Ему - незнакомцу из неоткуда, что преисполнен был лживых слов и фальшивых улыбок.
Мезальянс обманной красоты и блеска горестной усмешки.
- Могу ли я? – Невинный, неоконченный вопрос, стал резоном первых их встречи. Перчатка кисти тянется в недвусмысленном жесте, инициативней положенного, она приглашает кавалера на танец, в сплетения искусственных солнц на площади Сан Марка, под воздушные конфетти фейерверков.
На нем гладкая, шлифованная узором серебра коломбина, на ней черный бархат морреты. Он принимает ее руку, учтиво касается губами кожи, сжимая крепко в длани, другую кладет на талию корсета платья, и ангела ведет на белый суд. Цокают высокие танкетки, подпевает им глухое постукивание каблуков, и они, в ритме быстрого вальса, окунаются в толпу, утопая в палитре радужных материй. Вокруг распускаются бутоны пышных юбок, мелькают лица неизвестных масок, и сверху, на головы сыплются сверкающие искры блистательной феерии праздника.
Их разделяет обоюдное молчание, и только полукружный танец в центре небольшой вселенной - ткет золотую нить, что соединит невидимой связью под звездным куполом ночи. Всего на один короткий, памятный миг.
- Карнавальная ночь чарует фейерверками мимолетных желаний, которые забудутся поутру, как безветренная ночь… Cosa ne pensi, signore? – Слова, что обрисованы грубоватым акцентом, упруго отскакивают от полных губ, шелестя сладострастной речью одного из любовников спектакля венецианского театра. Насыщенной зелени платье раскрывается веером листьев, таких живых и сочных, словно весна кружит на площади в преждевременном танце. Фонтаны искр бенгальских огней сыплются по сторонам от них меридианами звезд, но нет единого ритма, никакого понятия слаженности в полуночном восхищении толпы. Это скорее пляс хаотичных частиц, небрежное движение кистей конского волоса, и глухой цокот, и радостный смех, исполненный в разных тональностях, от высокого и до низкого, и цвета, которых так много, что можно заполнить всю палитру маленькими солнышками красок.
Он молчит, но усмехается с тенью насмешки. Девушка осторожно кладет голову на тканью укрытое плечо и тогда нашептывает тихо, точно поя колыбельную.
- Senor, зачем вам эта с позолотой маска, когда другая заменяет вам лицо?
Кавалер внешне раскован, хода его уверенна, а речи легки, как сизый дым над чашкой кофе.
- Отчего же так?
- Мимика вашего лица кровит, как незажившая рана. Вы улыбаетесь, а в глазах стоит какая-то холодная отчужденность. Вы потеряли кого-то?
- Что если я просто устал? – Незнакомец ответом ослабляет вопрос, как умелый скульптор смягчает угловатость мрамора.
Она качает головой:
- Нет, это другое.
Их танец замедляется, будто вывивши последние аккорды – он затухает, как свеча, медленно гаснущая в лужице растаявшего воска. Площадь переполнена жизнью, напитана колоритом, пронизана песней, звучащей на все лады разными голосами, мелодией, созданной из шипения огоньков и взрывов фейерверков, но дуэт прерывается, обрывая нить мимолетной связи. Они не устали, но кавалер замедляется, и девушка делает последний полукруг, завершающий танец.
Парень полушутливо кланяется.
- Grazie, mio signore. – Изгиб его губ оставляет на тыльной стороне ладони влажный след поцелуя. Всего мгновение пара застывает в молчаливой неловкости, словно их застали врасплох. Будят хлопки, или яркие вспышки, будят люди, или безмолвие становится слишком тяжелым, и тогда они просыпаются, бесконечно долго рассматривая друг друга в робкой нерешимости. Или может дело не в этом?
Она была для него красивой куклой, сладким соком переспелого плода. Он был для нее - совершенным творением скульптора, он наполненный доверху кубок, в котором не различить яд. Их красота полярно отличающаяся: воодушевляющая и разрушающая, смертоносная и дарующая веру в жизнь.
Мимолетное желание толкает навстречу мелкой вольности, и они соединяют уста в невесомом, легком поцелуе, объединяя черный и белый цвет своих собственных душ в недолгом, но чувственном откровении.
Даже сейчас девушка ощущает некую отстраненность в той нежности, что легче воздуха. Их ничего не связывает, ничто не может сдержать, остановить, принудить не прощаться. Их танец – исповедь разнящихся душ, прикосновение губ – молитва раскаянья, полная одиночества и тоски. Она не сможет дать ему то, чего он желает, как и он неспособен одарить ее тем же, как бы сам того не желал.
Пара прощается под светом искусственных солнц, под градом конфетти, теряясь среди безликих масок. Но они оба знают, что встретятся в следующую карнавальную ночь. Когда-нибудь. Однажды.
Автор: 21st century
Размер: Мини
Пейринг: Данте/Люсия
Рейтинг: R
Жанр: небольшой AU, а так romance и совсем немного angst.
Их не соединяет ничто. Они - дети разных миров, мировоззрений, приверженцы отличных друг от друга вероисповеданий, и захвачены они разнящимися между собой желаниями, но только в эту карнавальную ночь, пряча лица за масками - их соединит незримая связь, что будет самой откровенной исповедью их душ.
читать дальшеОна красива. Она роскошна. Она тонка и изящна, как дорогая кукла. Ее волосы стянуты в тугой пучок, блики меди играют на них, при свете зажженных свечей. Глаза ее - коктейль цвета папоротника и спаржи, губы – плоды вишни и раннего сорта винограда. Ей увлекаешься, ее пьешь, и живешь в подсладковатых ароматах дорогих духов, рассеивая серость дней розоватой дымкой. Когда она целует, то раскрываются бутоны розы, и ласки ее - танец шелка на обнаженной коже. Она пьет дни из высокого бокала, расточая жизнь медяками монет. Ей хотели бы обладать многие, меняя шелка и злата за ночь с рыжеволосой девой, но выбор изумрудных глаз был предназначен ему. Ему - незнакомцу из неоткуда, что преисполнен был лживых слов и фальшивых улыбок.
Мезальянс обманной красоты и блеска горестной усмешки.
- Могу ли я? – Невинный, неоконченный вопрос, стал резоном первых их встречи. Перчатка кисти тянется в недвусмысленном жесте, инициативней положенного, она приглашает кавалера на танец, в сплетения искусственных солнц на площади Сан Марка, под воздушные конфетти фейерверков.
На нем гладкая, шлифованная узором серебра коломбина, на ней черный бархат морреты. Он принимает ее руку, учтиво касается губами кожи, сжимая крепко в длани, другую кладет на талию корсета платья, и ангела ведет на белый суд. Цокают высокие танкетки, подпевает им глухое постукивание каблуков, и они, в ритме быстрого вальса, окунаются в толпу, утопая в палитре радужных материй. Вокруг распускаются бутоны пышных юбок, мелькают лица неизвестных масок, и сверху, на головы сыплются сверкающие искры блистательной феерии праздника.
Их разделяет обоюдное молчание, и только полукружный танец в центре небольшой вселенной - ткет золотую нить, что соединит невидимой связью под звездным куполом ночи. Всего на один короткий, памятный миг.
- Карнавальная ночь чарует фейерверками мимолетных желаний, которые забудутся поутру, как безветренная ночь… Cosa ne pensi, signore? – Слова, что обрисованы грубоватым акцентом, упруго отскакивают от полных губ, шелестя сладострастной речью одного из любовников спектакля венецианского театра. Насыщенной зелени платье раскрывается веером листьев, таких живых и сочных, словно весна кружит на площади в преждевременном танце. Фонтаны искр бенгальских огней сыплются по сторонам от них меридианами звезд, но нет единого ритма, никакого понятия слаженности в полуночном восхищении толпы. Это скорее пляс хаотичных частиц, небрежное движение кистей конского волоса, и глухой цокот, и радостный смех, исполненный в разных тональностях, от высокого и до низкого, и цвета, которых так много, что можно заполнить всю палитру маленькими солнышками красок.
Он молчит, но усмехается с тенью насмешки. Девушка осторожно кладет голову на тканью укрытое плечо и тогда нашептывает тихо, точно поя колыбельную.
- Senor, зачем вам эта с позолотой маска, когда другая заменяет вам лицо?
Кавалер внешне раскован, хода его уверенна, а речи легки, как сизый дым над чашкой кофе.
- Отчего же так?
- Мимика вашего лица кровит, как незажившая рана. Вы улыбаетесь, а в глазах стоит какая-то холодная отчужденность. Вы потеряли кого-то?
- Что если я просто устал? – Незнакомец ответом ослабляет вопрос, как умелый скульптор смягчает угловатость мрамора.
Она качает головой:
- Нет, это другое.
Их танец замедляется, будто вывивши последние аккорды – он затухает, как свеча, медленно гаснущая в лужице растаявшего воска. Площадь переполнена жизнью, напитана колоритом, пронизана песней, звучащей на все лады разными голосами, мелодией, созданной из шипения огоньков и взрывов фейерверков, но дуэт прерывается, обрывая нить мимолетной связи. Они не устали, но кавалер замедляется, и девушка делает последний полукруг, завершающий танец.
Парень полушутливо кланяется.
- Grazie, mio signore. – Изгиб его губ оставляет на тыльной стороне ладони влажный след поцелуя. Всего мгновение пара застывает в молчаливой неловкости, словно их застали врасплох. Будят хлопки, или яркие вспышки, будят люди, или безмолвие становится слишком тяжелым, и тогда они просыпаются, бесконечно долго рассматривая друг друга в робкой нерешимости. Или может дело не в этом?
Она была для него красивой куклой, сладким соком переспелого плода. Он был для нее - совершенным творением скульптора, он наполненный доверху кубок, в котором не различить яд. Их красота полярно отличающаяся: воодушевляющая и разрушающая, смертоносная и дарующая веру в жизнь.
Мимолетное желание толкает навстречу мелкой вольности, и они соединяют уста в невесомом, легком поцелуе, объединяя черный и белый цвет своих собственных душ в недолгом, но чувственном откровении.
Даже сейчас девушка ощущает некую отстраненность в той нежности, что легче воздуха. Их ничего не связывает, ничто не может сдержать, остановить, принудить не прощаться. Их танец – исповедь разнящихся душ, прикосновение губ – молитва раскаянья, полная одиночества и тоски. Она не сможет дать ему то, чего он желает, как и он неспособен одарить ее тем же, как бы сам того не желал.
Пара прощается под светом искусственных солнц, под градом конфетти, теряясь среди безликих масок. Но они оба знают, что встретятся в следующую карнавальную ночь. Когда-нибудь. Однажды.
@темы: fanfik
Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Название: Азбука отчуждения.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-SR / RECOIL
Свет становился все ярче и ярче. В нем растворились тени людей, исчезли звуки, мир вокруг растаял, превратившись в молочно-белый вакуум, в котором не было ничего, кроме пустоты.
И только много позже, может быть, через миллион лет, кто-то произнес его имя.
- Данте… Ты слышишь меня? Не верь своему разуму. Он говорит тебе, что ты мертв, но это неправда. Ты жив. Данте…
- Да. – Звук собственного голоса оказался столь сильным потрясением, что Данте открыл глаза.
Над ним склонился смутно знакомый светловолосый парень в белой рубашке.
- С возвращением, - улыбнулся парень.
В голове загудел беспокойный рой вопросов, самыми простыми из которых были “Где я?” и “Что произошло?” Ответы тут же нашлись сами собой: “В госпитале посольства” и “Я умер”.
Данте попытался сесть и с удивлением обнаружил, что тело, которое он почти не чувствовал, все-таки подчинилось ему. По крайней мере угол обзора точно изменился, и теперь он мог видеть Кэти.
- Кто она? – сочувственно спросил парень.
- Она работала здесь. – Имя девушки готово было слететь с губ Данте, но он вовремя сообразил, что незнакомцу оно ничего не скажет.
В задымленном воздухе висел сильный запах гари, и, только почуяв его, Данте догадался посмотреть на улицу. Уже почти совсем рассвело. Здание посольства пытало, в бледно-голубое утреннее небо поднимались густые клубы черного дыма.
Странно, но глядя на горящее здание, Данте отметил, что почти ничего не чувствовал сейчас - ни боли, ни эмоций, будто бы они были связаны и отключились вместе.
- Ты меня не помнишь? Посмотри внимательно. - Парень улыбался так легко и умиротворенно, будто находился не посреди охваченного огнем посольства, где в любую секунду могли появиться убийцы, а в своем собственном доме в полной безопасности.
- Я должен тебя узнать? – осторожно спросил Данте.
- Ты давно смотрел на себя в зеркало? – В глазах незнакомца светилось искреннее любопытство.
- В зе… - Данте задохнулся от внезапно нагрянувшего понимания: конечно, парень же как две капли воды похож на него самого. Те же белые волосы, серебристо-голубые глаза, те же черты лица…
- Ты совсем ничего не помнишь?
- Ну, если не галлюцинация, значит, ты мой брат-близнец.
- Вспомнил или догадался? – ухмыльнулся новоявленный брат.
- Ты – мальчик из моих снов, - уверенно сказал Данте. – Значит, это правда.
- Что именно?
- Пожар, кровь и женщина с длинными светлыми волосами.
- Ее звали Ева. - Парень вдруг разом посерьезнел. - Ева Беатрис Уильямс Спарда.
- Ты…
- Верджил.
- Верджил… - Данте замолчал, ловя отголоски имени в памяти. - Почему ты помнишь, а я – нет?
- Потому что ты захотел забыть и забыл, а я хотел помнить и помнил. Больше ничего не хочешь спросить? - Верджилу явно нравилось играть роль ментора.
Данте окинул себя взглядом. Крови было… много. Но хотя бы зияющих сквозных дыр в нем не наблюдалось, и то хорошо, ведь судя по картинке, услужливо подброшенной памятью… Странно.
Верджил поощрительно и даже немного снисходительно наблюдал за братом.
- Я ничего не понимаю, - решительно заключил Данте. – Давай выкладывай.
- Что ты знаешь о нашем отце? – Верджил хитро прищурился.
- Как я могу о нем что-то знать, если я его даже не помню, - вздохнул Данте. – А какое отношение имеет наш отец к тому, что произошло со мной?
- Самое прямое. – Верджил лукаво улыбнулся и “выложил”: - Наш отец – дьявол.
- Кто?! – Данте смерил Верджила удивленным взглядом и расхохотался. Отец - дьявол? Да, такое откровение не каждый день услышишь, особенно от неожиданно обретенного брата-близнеца сразу после собственной смерти и воскрешения.
- Не веришь? Тогда как ты объяснишь? – Верджил провел пальцами по испачканной подсыхающей кровью рубашке брата. Данте поежился: от прикосновения старшего по телу прошла приятная дрожь, будто его ненадолго подключили к мощному источнику энергии.
- Никак, - пожал плечами младший близнец. – Ладно, допустим, наш отец - дьявол. Тот самый?
- Нет, просто дьявол. Высший демон, - серьезно объяснил Верджил.
- Понятно. – Данте вся ситуация казалось настолько абсурдной и нереальной, что даже тот факт, что рядом лежало тело Кэти, не вызывал у него сейчас особых эмоций. Может, откат будет позже?
- Нет, ничего тебе не понятно. – Верджил поднялся на ноги и смотрел теперь на брата сверху вниз.
- И ты мне объяснишь. – Данте осторожно встал, ожидая предательства от собственного тела, но, как ни странно, даже голова не закружилась.
- Обязательно. – Верджил обаятельно улыбнулся, и Данте подумал, что если их отец действительно дьявол, то эту ухмылочку брат точно унаследовал от него.
- Так я умирал или нет?
- Нет. Твое тело не умерло, но разум поверил в смерть, поэтому ты потерял сознание.
- Невозможно. – Данте, без пяти минут дипломированный хирург, досконально разбирался в возможностях человеческого тела, но… факты – штука упрямая, с ними не поспоришь. – Как?
- Чтобы убить дьявола, нужно очень сильно постараться. И точно не таким оружием.
- Но это… - Младший еще раз посмотрел на залитую кровью рубашку. – Это…
- Невозможно с научной точки зрения, я понял. Что дальше? – насмешливо спросил старший. – Ты сам теперь доказательство ошибочности этой твоей науки. Твой разум сказал тебе, что ты должен быть мертв. Если бы ты знал, что они не могут причинить тебе вреда, ты бы не утратил контроль над телом.
- Если бы ты не позвал меня… - Во взгляде Данте проскользнуло понимание. Можно ли умереть, просто поверив в собственную смерть? - Я бы очнулся?
- Давай не будем об этом, - поморщился Верджил. – Главное, теперь ты знаешь.
Данте понял, что задал больной вопрос – правильный вопрос. Похоже, старший и сам толком не знал, что конкретно давало им наследие отца и до каких пределов простиралась эта сила.
Они вышли из госпиталя и остановились на крыльце. Здание посольства догорало, во дворе не было ни души. На земле, разбросанные в хаотичном беспорядке битвы, лежали трупы. Нападавших среди них не было – видимо, наемники утащили своих, прежде чем снимать двор на видео.
Данте опустился на ступеньку. Верджил смел ладонью покрывавший камень пепел и сел рядом.
- Как ты сам обнаружил… кто наш отец?
- Нашел одну старую легенду, прочитал пророчество, сопоставил факты.
На словах все выглядело очень простым и легким, но знал бы Данте, сколько бессонных ночей Верджил провел над книгой. Было время, когда он почти убедил себя, что это очередная навязчивая идея, созданная им самим для оправдания своих претензий на исключительность, но множество мелких совпадений постепенно переросло в непоколебимую уверенность. Не хватало только подходящего случая, чтобы оковы человеческого сознания спали с истинной сущности, а сам он не решался форсировать события, наслаждаясь пограничным состоянием между прошлым и свободой.
- Получается, я мог бы… не допустить смерти Кэти? – Где-то внутри начало зарождаться осознание всего произошедшего, будто действие анальгетика стало медленно сходить на нет.
- Не знаю, - безразлично пожал плечами Верджил. – Меня здесь не было. Тебя сейчас это волнует?
- Как это может меня не волновать? – Данте бросил на брата удивленно-непонимающий взгляд.
- Мне больше интересно то, что произошло со мной.
- Тебе все равно, что здесь погибло столько людей? – потрясенно спросил Данте.
- Да. И что? – в голосе старшего прозвучал вызов. – Я сомневаюсь, что кто-то из них стал бы горевать по мне. Кем тебе была эта девушка?
- Другом, - после недолгого раздумья ответил младший. – Мы вместе работали в госпитале.
- В госпитале? Ты работал в госпитале?! – Верджил зашелся смехом.
- И что тут такого? – Данте никак не мог понять, что так развеселило старшего.
- Да так, ничего. – Голос Верджила так и сочился ядовитой иронией. – Отец спал все человечество, закрыв врата в ад, сын работает в госпитале… Да, наследственность на лицо. Чем бы мне таким заняться, чтобы поддержать семейную традицию?
Данте промолчал, не зная, как воспринимать такие странные заявления Верджила.
- Я приехал с дипломатической миссией, - предварил неизбежный вопрос старший. – Роберт, мой… опекун, решил, что мне… нужна практика. В общем, убрал с глаз долой на время.
- И что нам теперь делать? – Данте окинул взглядом дымящийся остов посольства, мертвых людей на земле, обгорелый скелет машины. - Надо отсюда как-то выбираться…
- Выберемся. Только сначала выясним, что здесь происходит. Не каждый день оказываешься в центре исторических событий, надо ловить момент. Кстати, оружие у тебя есть?
Данте молча поднялся и вернулся в госпиталь. Через минуту он вновь появился на крыльце с парными пистолетами в руках, черным, цвета черного дерева, и белым, цвета слоновой кости.
- Хорошие игрушки, - одобрительно бросил старший. – Полуавтоматические, модифицированные. Оружие настоящего профессионала.
Верджил не спросил, откуда они у него, и Данте не счел нужным рассказывать, что пистолеты принадлежали наемному убийце и что именно из них тот застрелил Ника. То, что черный пистолет держала в руках Кэти, будто очистило их.
- Я хочу похоронить девушку.
- Давай. Только побыстрее, они сюда еще вернутся.
Верджил достал из пачки предпоследнюю сигарету и закурил, наблюдая, как Данте, уже успевший сбегать куда-то за лопатой, роет могилу между двумя небольшими кипарисами у ограды.
Поле ночной битвы, залитое прозрачным утренним светом, казалось спокойным, умиротворенным и даже каким-то праздничным, будто огромный алтарь. Он сверкал в ослепительных лучах, пышный, торжественный, обновленный после полуночной мессы. Было еще прохладно, но яркое солнце в безоблачном небе обещало изнурительно жаркий день.
Верджил смял окурок, проследил, как осыпался на каменную ступеньку тлеющий пепел. Осталась всего одна сигарета. Придется воздержаться от курения – местные наркотики, если их и удастся достать, вряд ли подойдут. То, что продавали в клубах и на улицах, его не брало, и приходилось покупать необходимые ингредиенты и смешивать их самому. Теперь Верджил не удивлялся, почему на него полученное вещество оказывало лишь слабенький тонизирующий эффект, а для людей даже в небольших дозах было смертельным ядом.
Наконец Данте бросил копать и пошел в госпиталь за Кэти. Верджил бросил на девушку оценивающий взгляд, когда Данте с ней на руках проходил мимо. Миленькая… была до смерти. Светлые волосы с рыжинкой, и фигурка неплохая, но ничего особенного в ней нет. Таких миллионы. И что Данте нашел в такой серой мышке? Но ведь нашел же что-то… Хотя Ева и была очень красивой, но, Верджил был уверен, Спарда женился на ней не из-за этого. Верджил пытался найти рациональное объяснение союзу высшего демона и смертной человеческой женщины, и кроме любви, нелогичной по своей сути, ни к чему не пришел. Пусть так. Приятно думать, что ты был рожден в любви.
- Закончил? – Верджил задумчиво крутил последнюю сигарету в пальцах.
Данте кивнул, вытирая испачканные в земле руки о джинсы.
- Иди переоденься. Потом пойдем искать твоих убийц.
- Мстить? – младший недовольно поморщился. – Я не хочу никого убивать.
- Тебе понравится, - усмехнулся Верджил. – Я обещаю.
S / SACRELEGE
Утренний город, необычайно пустой и тихий, казался вымершим.
Они не спеша шли по набережной. Уверенность и невозмутимость Верджила частично передались и Данте. Его охватило блаженное онемение, будто ему снова вкололи общую анестезию. Смерть Кэти казалась далекой и нереальной, словно произошедшей в другом мире или в прошлой жизни, убийство в посольстве вызывало не больше эмоций, чем сцена из очередного дешевого боевика. Когда Данте пытался думать об этом, мысли текли неохотно, спотыкаясь о невидимую преграду, и гасли до того, как коснуться владений чувств. Гораздо приятней и проще было просто разглядывать утренний город, отрешившись от всего произошедшего, считая его просто дурным сном.
Миссисипи блестела в лучах утреннего солнца, сонная, спокойная, неспешно-ленивая. В грязной буровато-зеленой воде доживали свой век ржавые баржи. Огромный скелет парохода возвышался над причалом, будто диковинное ископаемое из доисторических времен, вымытое из-под земли во время наводнения и оставленное на поверхности на расправу солнцу, дождю и ветру. Покрытое облупившейся красной краской лопастное колесо в мертвой неподвижности нависало над рекой. На борту еще можно было различить название – “Начез”. Вылинявший американский флаг на корме каким-то чудом избежал расправы, постигшей всех его собратьев после восстания. Видимо, за ним просто поленились лезть.
Но все же несмотря на все эти приметы заброшенности и разрушения это была та самая, марктвеновская Миссисипи, великая водная магистраль, соединявшая когда-то север и юг США. Теперь Северные Штаты и “Свободный” Юг не могло соединить уже ничто.
Недалеко от пристани темнело большое мрачное здание Французского рынка, облепленное, как пиявками, многочисленными ресторанчиками и кафешками. Ветер трепал натяжные тенты, согнанные в угол очередным ураганом. Здесь, как и везде в городе, царило его величество запустение.
Скульптура Орлеанской девы, когда-то покрытая позолотой, чернела ржавыми проплешинами. С боков композицию обрамляли металлические флагштоки. Американский флаг сорвали – остался только небольшой клочок такни в синюю и белую полоску. Французский триколор в гордом одиночестве развевался на ветру.
Близнецы обогнули Французский рынок и вышли на вымощенную камнем площадь, на дальнем конце которой красовался белый готический собор. Три шестигранные остроконечные башни со шпилями казались черными на фоне ярко-голубого неба. Перед ним, окруженный невысоким чугунным заборчиком, возвышался памятник: мужчина в военной форме верхом на вздыбившейся лошади. В правой руке военный держал поднятую в приветственном жесте треуголку, левая лежала на эфесе сабли.
- Генерал Эндрю Джексон, - прочитал Данте надпись на гранитном постаменте.
- Он в 1815 году выгнал отсюда англичан, - объяснил Верджил. – На Новый Орлеан в свое время претендовали испанцы, французы, англичане и американцы.
- Так не доставайся же ты никому, - мрачно прокомментировал Данте.
- Закон истории, - пожал плечами Верджил. - Кстати, собор пустует уже девять лет. Это тоже особенность человеческой природы. Для многих потоп стал не наказаньем за грехи, а возможностью грешить дальше - безнаказанно. Бог не защитил их, так зачем поклоняться ему? После наводнения те, кто остался в городе, не вернулись в лоно церкви. И тем более в церкви не нуждались те, кто пришел в город после восстания… Хочешь посмотреть? – Верджил улыбнулся, заметив интерес брата.
- Да, - неуверенно согласился Данте. Ему внезапно показалось, что своим любопытством он оскорбляет память погибших, но это ощущение было очень слабым и вскоре исчезло вовсе.
- Пойдем. Надеюсь, молиться ты там не будешь?
- Нет. Какого богу я теперь должен молиться? – Данте вздохнул и невесело усмехнулся. – Я и раньше то не был религиозным, а теперь… теперь я вообще не знаю, во что я верю.
- В себя, конечно. – В устах Верджила эти слова прозвучали как прописная истина.
- Я не о том. Я о вере в… Бога? В общем, в высшие силы… ели они есть.
- Я именно это и имею в виду. – Лукавая улыбка не сходила с губ старшего. – Ты не веришь в бога, но ты – такая же жертва христианской морали, как все люди. Это надо исправлять.
Внутри собор был нетронутым, будто ни у стихии, ни у людей не хватило духа осквернить святилище. Высокие своды, бесконечные ряды скамей, длинный проход посередине. Алтарь с давным-давно догоревшими свечами, большой позолоченный крест.
- Забудь о боге, в которого верят христиане. Забудь о боге мусульман и буддистов. Они жадны, они не хотят делиться верой со своими собратьями.
Данте вполуха слушал брата, разглядывая величественное убранство собора. Ему здесь было не по себе, словно он без разрешения вторгся в чужие владения – владения своего врага. Нет, не вторгся, но… взял их по праву победителя? Взял, как берут оставленную крепость, святилище, где уже нет бога, а есть лишь бездушные, мертвые инструменты служения ему? Сейчас как никогда остро Данте чувствовал, что если здесь когда-то и жил бог, то он давно покинул этот дом.
Они остановились напротив распятия. Верджил щелкнул пальцами – посыпались искры, загорелись свечи на алтаре. Данте не успел этому удивиться, потому что пришлось удивляться словам.
- Для чего мы созданы, Данте, - для любви или для войны? – неожиданно спросил Верджил.
Старший стоял прямо за ним, обнимая за плечи, отчего отражение в позолоте напомнило Данте индуистского бога Шиву, потерявшего где-то две руки.
- Скорее, Индра. – Верджил будто прочитал его мысли. – Ты похож на Громовержца, Данте. Стосильный, Стогневный, Могучий, Крушитель Твердынь, Бог грозы, Миродержец Востока.
- Крушитель твердынь? Нет, Вердж, крушитель твердынь – это ты, - покачал головой Данте. Отражение раздвоилось, контур пошел рябью. - Я ничего не хочу разрушать.
- Кого напоминаю тебе я? – Верджил отстранился, встал рядом.
- Аполлона? – с улыбкой предположил младший.
- Данте, эллинский пантеон – это так… вульгарно и пошло, - бросил Верджил презрительно. - К тому же вряд ли я в ближайшее время начну петь и играть на арфе. Что-нибудь более оригинальное?
- Тогда… Сет? Он, вроде, тоже любил все разрушать. Или Райден? Кто тебе больше нравится? – Данте неожиданно для себя принял игру. Говорить о богах чужих пантеонов в христианском храме? Что может быть большим богохульством? Только если объявить богом самого себя…
- Сет. Они с Индрой друг друга достойны. Как и мы с тобой. Мы ведь боги, ты уже понял это?
- Какие боги? – недоверчиво фыркнул Данте. Так и есть, Верджил читает его мысли.
- Самые настоящие, - терпеливо объяснил Верджил. - Боги старых пантеонов жили, пока в них верили, но потом поток веры иссяк, и они ушли. Боги живы, пока живы их жрецы, творящие мифы и подпитывающие человеческую веру в своих покровителей. Нам не нужна вера, потому что мы материальны. Как думаешь, сколько древних богов на самом деле были дьяволами? До того, как отец закрыл врата между мирами, многие высшие демоны жили на Земле и выдавали себя за богов. Печать стоит до сих пор. Понимаешь, Данте, что это означает? Мы последние.
- Последние, - повторил Данте, вглядываясь в одухотворенное, будто светящееся изнутри лицо брата.
- Последние боги на Земле. Ты все еще хочешь вернуться к людям?
- Я вернусь. Почему я не должен возвращаться? – Данте пристально всматривался в отражение в зеркале, и чем больше он смотрел, тем больше оно его пугало. Он будто впервые смотрел на себя открытыми глазами и видел, насколько прав его брат – насколько мало в нем… в них обоих от человека.
- Ты передумаешь. – Сильные пальцы сомкнулись на запястье Данте. Верджил рывком развернул брата, поймал его взгляд, но младший и не подумал отвернуться. Где-то высоко над головой солнце проскользнуло сквозь узорчатое стекло и врезалось в сошедшихся в схватке воли близнецов.
- Я вернусь. – Младшему казалось, что стоит только сказать да, прошлое рассыплется прахом. Джеймс, Эмми, Итэн, Мэри, Кэти, учеба, работа – все. Казалось, даже сам Париж, за одиннадцать лет ставший родным городом, будет стерт с лица Земли… и он никогда не сможет вернуться.
- Нет, не вернешься, - прорычал старший. В светлых, серебристо-прозрачных глазах горело темное торжество от осознания собственной правоты и силы.
- Вернусь, - упрямо продолжал стоять на своем младший.
- Нет.
Они стояли друг напротив друга, напряженные, сосредоточенные, взведенные до предела. Верджил сжимал запястье брата, но тот, будто не чувствуя боли, настороженно всматривался в лицо старшего.
- Ты все еще не понимаешь? Ты – не человек. – Сладкий яд слов, будто сок из плодов древа познания, капля за каплей просачивался в сердцевину, зарождая сомнения. – Зачем ты цепляешься за прошлое? Что ты в нем оставил? Чего ты боишься? Будь выше всего этого, стань собой.
- Что, если я не хочу? – почти жалобно прошептал Данте. – Что, если я хочу вернуться назад?
- Стать человеком? – пренебрежительно усмехнулся Верджил.
- Да, - неуверенно кивнул Данте.
- Зачем?! Чтобы умереть?! – В глазах Верджила появился темный блеск, явно не предвещавший ничего хорошего. – Так для чего ты создан? Для войны?! – Верджил сделал шаг вперед, резко вывернул правую руку Данте, заставив того охнуть от неожиданности и боли. Теперь старший близнец стоял за спиной брата, не давая тому пошевелиться. - Для любви?! – Верджил надавил еще сильнее. Одно неосторожное движение – и кость выйдет из сустава. - В любви и на войне все средства хороши!
Старший легонько толкнул брата, и Данте рухнул на колени. Следующий удар заставил его распластаться на полу. Освещенный солнцем белый мрамор на мгновение ослепил.
- За что? - Данте неловко повернулся, все еще плохо чувствуя правую руку.
Верджил смотрел на младшего со странным выражением не свойственной ему решительности на лице, будто образ лежащего на полу и морщащегося от боли Данте срезонировал, всколыхнул какие-то давние воспоминания. Испугался того, что сделал?!
- Я всегда был плохим братом, - задумчиво произнес Старший. – И опять почти опоздал…
- Что бы было, если бы ты не пришел? – Данте поднялся, на всякий случай держась от брата подальше. Откуда такая резкая перемена? Что Верджил сделает в следующий момент? Продолжит каяться или ударит? – Все еще не хочешь отвечать, да?
- Не надо. – На красивом, неподвижном лице старшего жили одни глаза. – Я слишком много сделал в своей жизни ошибок. Я не спас маму, я отпустил тебя. Больше… я никогда…
- Я просто еще не готов все бросить. Мне просто нужно… - Впервые в словах Верджила проскользнуло что-то… человеческое, и Данте побоялся спугнуть это внезапное проявление чувств.
- Тебе нужно время? – Самообладание начало возвращаться к Верджилу.
- Да. Я не знаю, сколько. Я должен увидеться с от… с Джеймсом. – Данте поднялся на ноги, пошевелил плечом – боли не было.
- Зачем? Попрощаться? Что ты ему скажешь? Что ты хочешь услышать от него? Все, кто был в посольстве, погибли. Для них ты мертв.
Верджил делал шаг к алтарю, накрыл ладонью две стоящие рядом свечи. Маленькие язычки пламени зашипели и потухли. Огоньки в глазах старшего разгорались все ярче и ярче. Смотреть на это было страшно, но Данте смотрел, не отрывая глаз.
- Ты – тоже. Для них ты тоже мертв.
- Я об этом и говорю. Хорошо, мы вернемся. Вот Джеймс с Робертом удивятся такому совпадению. Они не знали, что мы оба окажемся здесь в одно время, иначе бы не допустили этого. Теперь представь: мы, единственные из всех, возвращаемся живыми. Не вызовет ли это у них подозрений? – Верджил внимательно наблюдал за братом, на его губах играла усмешка триумфа.
- И что они сделают? Что нам-то теперь делать? Ты предлагаешь остаться здесь?
- Почему здесь? В Латинской Америке очень ценятся свободные наемники. В этой профессии не смотрят на цвет кожи.
Над головой громыхнуло, по собору прошелся слабый порыв ветра. Легонько всколыхнулось пламя свечей.
- Какие наемники? Ты уже все решил, да? Верджил, ты совсем спятил? – Перспектива переквалифицироваться из хирурга в наемного убийцу показалась Данте дикой.
- Это не шутка, - жестко ответил Старший. - Подумай над этим, Данте. Хорошо подумай. Но сначала мы найдем тех людей. Иногда не стоит ждать, пока месть остынет.
Новый порыв ветра принес в пропахший воском и ладаном огромный зал грозовую прохладу. Ударили первые капли дождя. Сверкнула молния, раздался оглушительный раскат грома.
- Я хочу, чтобы ты понял. – Верджил обернулся, погасил на прощание еще несколько свечей. Два огонька остались одиноко гореть в стремительно сгущающейся грозовой полутьме. – Для тебя теперь не существует слова нельзя. Ты абсолютно свободен. Понимаешь, что это значит?
Данте промолчал, чувствуя, что Старшему не нужен ответ.
- Поймешь, - с улыбкой пообещал Верджил.
Интонация Старшего заставила Данте вздрогнуть, по спине прошел приятный холодок. Опасения боролись с предвкушением свободы, первый вкус которой был так непривычен, свеж и сладок, и Младший, отвлекшись на попытку справиться с новыми ощущениями, не успел заметить, как оказался под приливным дождем. Мир вокруг скрылся за сплошной серой пеленой, исчезли звуки, воздух налился густой тяжелой сыростью. Данте полной грудью вдохнул пропитанный влагой воздух и невольно отдался стихии, слившись с ней, на время забыв о горечи и боли. Холодные капли хлестали по лицу, стекали по обнаженным рукам, вымывали из памяти пропитанные кровью образы мертвых людей, успокаивали тупо ноющую боль внутри, заполняли гнетущую пустоту… И даже сквозь стену дождя он видел, как улыбается Верджил – удовлетворенно, гордо, расчетливо и почти нежно.
Потом Старший вел его куда-то сквозь ливень, крепко держа за руку. Данте уже начинало казаться, что все вокруг просто смыло с лица земли, и они идут в никуда по пенящемуся от яростного натиска воды асфальту, но наконец под ногами засерели каменные плиты набережной.
Близнецы спустились к самой кромке воды. Перед ними лежала Миссисипи во всем своем великолепии. Дождь яростно бил по еще недавно гладкой поверхности, превращая ее в мелкое решето, потоки воды змейками струились вниз по набережной, берега великой реки тонули в густом тумане, отчего казалось, что там, за бескрайней водной гладью, нет совсем ничего, и где-то вдалеке она соединяется с темно-серым грозовым небом.
- Красиво? - тягучий, протяжный, прошелестел голос Верджила.
- Да, - кивнул Данте, зачарованно наблюдая за буйством водной стихии.
- Теперь вся красота мира принадлежит тебе.
И в этих простых словах Данте почудилась какая-то легкая ироничная недосказанность. Какая красота? Человеческая и… нечеловеческая красота – тоже? О чем говорит старший?
Верджил скинул расстегнутую рубашку, снял туфли и вошел в реку. У берега было мелко, вода едва доставала ему до пояса. Сейчас близнецы были похожи как никогда: мокрые волосы падали на лоб и делали Верджила неотличимым от Младшего.
- Иоанн крестил Иисуса в водах Иордана. Мы будем крещены в водах Миссисипи. Иди сюда.
Данте разулся, снял рубашку и осторожно ступил в воду. Обжигающий холод речной воды пробежал по телу волной приятной дрожи. Илистый песок мягко проминался под ногами.
- Человек, погружаясь в воду, умирает с Христом, чтобы воскреснуть для жизни вечной. Он посвящает себя Богу, отказывается от греха и молит о прощении. - Верджил был серьезен, будто священник на проповеди, умело вводящий свою паству в религиозный экстаз.
- Кому посвятим себя мы? – спросил Данте. Сейчас, когда он стоял по пояс в воде под проливным дождем и смотрел на брата, такого спокойного и уверенного, жизнь после смерти казалась ему намного реальнее жизни до нее. И “крещение” стало всего лишь еще одним событием в череде необъяснимого и невозможного. Неужели теперь вся его жизнь будет состоять из таких событий?
- Самим себе. И друг другу. Иоанн обещал, что Христос придет за ним крестить людей Духом Святым и огнем. Огнем – тех, кто не захочет принять Святого Духа. Пусть попробует.
В руке у Верджила сверкнул непонятно откуда взявшийся тонкий нож.
- У меня нет креста, но разве он нам нужен? – Верджил стряхнул капли воды с груди брата, оценивающе осмотрел идеально ровную кожу, примерился и нанес три точных неглубоких пореза.
Данте от неожиданности едва не оттолкнул Старшего, но в последний момент сдержался, тем более что беспокоиться было не о чем. На месте порезов остались только расплывающиеся под дождем полоски крови, складывающиеся в … кельтский крест? Перевернутое распятие?!
- Зачем? – выдохнул Данте.
- "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой...". Ну так что, ты пойдешь за мной, Данте? – Верджил знающе улыбался, будто знал ответ и лишь выполнял необходимый ритуал.
- У меня есть выбор?
- Выбор есть всегда. – Верджил протянул брату нож. Дождь давно смыл кровь с лезвия, и, покрытое каплями воды, оно светилось тусклым серебром. – Перевернутое распятие неразрывно скрепляет душу и тело. Это просто символ, но символы нужны сознанию, чтобы освободиться от оков.
- Ты хочешь, чтобы я… - Данте нерешительно прикоснулся к ножу, отдернул руку, будто испугавшись, что тот оживет и ужалит, как змея.
- Я был твоим жрецом, теперь твоя очередь быть моим. Не бойся. Ты не причинишь мне вреда.
Верджилу пришлось вложить нож в руку брата и помочь провести первую - вертикальную - линию.
“Я сошел с ума”, - подумал Данте, глядя на исчезающий крест на груди Старшего.
- Во имя нас, последних богов Земли. Во имя нашего отца. Отныне и вовеки веков.
Данте с трудом оторвал взгляд от сияющих глаз брата и оглянулся. Миссисипи тонула в дожде. Древняя река, которая видела на своем веку намного больше, чем дано увидеть простому смертному. Но если… Верджил прав, а он прав – какие еще доказательства нужны? – значит, теперь он будет жить долго, очень долго и сможет увидеть и испытать… Все, что захочет? От одной мысли об этом начинала кружиться голова и наворачивались слезы горечи и кажущегося кощунственным облегчения. Страх начал медленно отступать, и все происходящее перестало казаться непоправимо роковым. Если не получится исправить все в прошлой… человеческой жизни, всегда можно будет вернуться к брату. Да и стоит ли теперь собирать осколки? Ничто уже не будет таким, как прежде. Он сам не станет таким, как прежде. Но все-таки попробовать стоило… или хотя бы попытаться все объяснить и проститься.
Верджил оказался прав. Он все время оказывался прав. И от этого становилось страшно.
Данте запрокинул голову, позволяя тяжелым холодным каплям хлестать себя по лицу, закрыл глаза и несколько минут неподвижно стоял под дождем. Так легко было затеряться среди стихии и представить, что… Что никто не погиб? Что ничего этого не было? Да, ничего не было, и мама никогда не умирала, и они с Верджилом никогда не разлучались, и последние тринадцать лет его жизни были просто сном. Что во всем мире больше нет никого и ничего – только он, и брат, и река, и небо над головой. Не было никого, кто вламывался бы в сознание и насильственно менял его, придавая нужную форму и тем самым причиняя невыносимую боль.
- Я не хочу сбегать, - вдруг услышал Данте свой голос. – Это слишком просто. Так нельзя…
- Ты не сбегаешь. Ты возвращаешься домой. Это не слабость и не предательство. – Казалось, у Верджила на все вопросы был заготовлен ответ, и он ни на шаг не отступал от заданной линии. – Миллионы лет миллионы людей страдали, потому что все было слишком сложно, так пусть у тебя все будет просто. Жизнь – лотерея, и именно ты вытянул в ней счастливый билет.
- Но почему я?
- Почему нет? Человечеству нужны герои. И злодеи. Людям нужны боги. Кто-то должен ими быть. Миротворцы и боги в одном лице. Жрецы сами себе…
- Ты ненормальный. И я тоже сошел с ума, если слушаю тебя, - прервал Данте проповедь брата.
В словах Верджила была железная логика – логика сумасшедшего, получившего божественное откровение и истинно уверовавшего в свою правоту. Сумасшедшего, слова которого постепенно начинают казаться не такими уж и бредовыми и в конце концов обретают стройность и осмысленность вселенских истин. И чем больше их слушаешь, тем крепче твоя вера.
- Ты прозрел, - усмехнулся Старший. – Фрейд сказал, что люди, боясь смерти, выдумывают сказки, в которых сбываются их мечты, а неизведанная цель, перевоплощение и бессмертие – всего лишь иллюзии. Он ошибался. Все, что было до, - иллюзия. Все, что после, - реальность. И тебе никуда от этой реальности не деться, даже если ты этого очень сильно захочешь.
Рук брата легла на плечо, но Данте не почувствовал ее тяжести. И тогда же впервые в глубине души зародилось незнакомое неприятное подозрение: что-то здесь не так. Но Данте не успел его уловить, и оно исчезло так же внезапно, как и возникло, и он тотчас же забыл о нем.
- Вечером пойдем на Бурбон-стрит. Марди-Гра не обещаю, но весело будет точно.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-Q
Азбука Отчуждения R-SR / RECOIL
Свет становился все ярче и ярче. В нем растворились тени людей, исчезли звуки, мир вокруг растаял, превратившись в молочно-белый вакуум, в котором не было ничего, кроме пустоты.
И только много позже, может быть, через миллион лет, кто-то произнес его имя.
- Данте… Ты слышишь меня? Не верь своему разуму. Он говорит тебе, что ты мертв, но это неправда. Ты жив. Данте…
- Да. – Звук собственного голоса оказался столь сильным потрясением, что Данте открыл глаза.
Над ним склонился смутно знакомый светловолосый парень в белой рубашке.
- С возвращением, - улыбнулся парень.
В голове загудел беспокойный рой вопросов, самыми простыми из которых были “Где я?” и “Что произошло?” Ответы тут же нашлись сами собой: “В госпитале посольства” и “Я умер”.
Данте попытался сесть и с удивлением обнаружил, что тело, которое он почти не чувствовал, все-таки подчинилось ему. По крайней мере угол обзора точно изменился, и теперь он мог видеть Кэти.
- Кто она? – сочувственно спросил парень.
- Она работала здесь. – Имя девушки готово было слететь с губ Данте, но он вовремя сообразил, что незнакомцу оно ничего не скажет.
В задымленном воздухе висел сильный запах гари, и, только почуяв его, Данте догадался посмотреть на улицу. Уже почти совсем рассвело. Здание посольства пытало, в бледно-голубое утреннее небо поднимались густые клубы черного дыма.
Странно, но глядя на горящее здание, Данте отметил, что почти ничего не чувствовал сейчас - ни боли, ни эмоций, будто бы они были связаны и отключились вместе.
- Ты меня не помнишь? Посмотри внимательно. - Парень улыбался так легко и умиротворенно, будто находился не посреди охваченного огнем посольства, где в любую секунду могли появиться убийцы, а в своем собственном доме в полной безопасности.
- Я должен тебя узнать? – осторожно спросил Данте.
- Ты давно смотрел на себя в зеркало? – В глазах незнакомца светилось искреннее любопытство.
- В зе… - Данте задохнулся от внезапно нагрянувшего понимания: конечно, парень же как две капли воды похож на него самого. Те же белые волосы, серебристо-голубые глаза, те же черты лица…
- Ты совсем ничего не помнишь?
- Ну, если не галлюцинация, значит, ты мой брат-близнец.
- Вспомнил или догадался? – ухмыльнулся новоявленный брат.
- Ты – мальчик из моих снов, - уверенно сказал Данте. – Значит, это правда.
- Что именно?
- Пожар, кровь и женщина с длинными светлыми волосами.
- Ее звали Ева. - Парень вдруг разом посерьезнел. - Ева Беатрис Уильямс Спарда.
- Ты…
- Верджил.
- Верджил… - Данте замолчал, ловя отголоски имени в памяти. - Почему ты помнишь, а я – нет?
- Потому что ты захотел забыть и забыл, а я хотел помнить и помнил. Больше ничего не хочешь спросить? - Верджилу явно нравилось играть роль ментора.
Данте окинул себя взглядом. Крови было… много. Но хотя бы зияющих сквозных дыр в нем не наблюдалось, и то хорошо, ведь судя по картинке, услужливо подброшенной памятью… Странно.
Верджил поощрительно и даже немного снисходительно наблюдал за братом.
- Я ничего не понимаю, - решительно заключил Данте. – Давай выкладывай.
- Что ты знаешь о нашем отце? – Верджил хитро прищурился.
- Как я могу о нем что-то знать, если я его даже не помню, - вздохнул Данте. – А какое отношение имеет наш отец к тому, что произошло со мной?
- Самое прямое. – Верджил лукаво улыбнулся и “выложил”: - Наш отец – дьявол.
- Кто?! – Данте смерил Верджила удивленным взглядом и расхохотался. Отец - дьявол? Да, такое откровение не каждый день услышишь, особенно от неожиданно обретенного брата-близнеца сразу после собственной смерти и воскрешения.
- Не веришь? Тогда как ты объяснишь? – Верджил провел пальцами по испачканной подсыхающей кровью рубашке брата. Данте поежился: от прикосновения старшего по телу прошла приятная дрожь, будто его ненадолго подключили к мощному источнику энергии.
- Никак, - пожал плечами младший близнец. – Ладно, допустим, наш отец - дьявол. Тот самый?
- Нет, просто дьявол. Высший демон, - серьезно объяснил Верджил.
- Понятно. – Данте вся ситуация казалось настолько абсурдной и нереальной, что даже тот факт, что рядом лежало тело Кэти, не вызывал у него сейчас особых эмоций. Может, откат будет позже?
- Нет, ничего тебе не понятно. – Верджил поднялся на ноги и смотрел теперь на брата сверху вниз.
- И ты мне объяснишь. – Данте осторожно встал, ожидая предательства от собственного тела, но, как ни странно, даже голова не закружилась.
- Обязательно. – Верджил обаятельно улыбнулся, и Данте подумал, что если их отец действительно дьявол, то эту ухмылочку брат точно унаследовал от него.
- Так я умирал или нет?
- Нет. Твое тело не умерло, но разум поверил в смерть, поэтому ты потерял сознание.
- Невозможно. – Данте, без пяти минут дипломированный хирург, досконально разбирался в возможностях человеческого тела, но… факты – штука упрямая, с ними не поспоришь. – Как?
- Чтобы убить дьявола, нужно очень сильно постараться. И точно не таким оружием.
- Но это… - Младший еще раз посмотрел на залитую кровью рубашку. – Это…
- Невозможно с научной точки зрения, я понял. Что дальше? – насмешливо спросил старший. – Ты сам теперь доказательство ошибочности этой твоей науки. Твой разум сказал тебе, что ты должен быть мертв. Если бы ты знал, что они не могут причинить тебе вреда, ты бы не утратил контроль над телом.
- Если бы ты не позвал меня… - Во взгляде Данте проскользнуло понимание. Можно ли умереть, просто поверив в собственную смерть? - Я бы очнулся?
- Давай не будем об этом, - поморщился Верджил. – Главное, теперь ты знаешь.
Данте понял, что задал больной вопрос – правильный вопрос. Похоже, старший и сам толком не знал, что конкретно давало им наследие отца и до каких пределов простиралась эта сила.
Они вышли из госпиталя и остановились на крыльце. Здание посольства догорало, во дворе не было ни души. На земле, разбросанные в хаотичном беспорядке битвы, лежали трупы. Нападавших среди них не было – видимо, наемники утащили своих, прежде чем снимать двор на видео.
Данте опустился на ступеньку. Верджил смел ладонью покрывавший камень пепел и сел рядом.
- Как ты сам обнаружил… кто наш отец?
- Нашел одну старую легенду, прочитал пророчество, сопоставил факты.
На словах все выглядело очень простым и легким, но знал бы Данте, сколько бессонных ночей Верджил провел над книгой. Было время, когда он почти убедил себя, что это очередная навязчивая идея, созданная им самим для оправдания своих претензий на исключительность, но множество мелких совпадений постепенно переросло в непоколебимую уверенность. Не хватало только подходящего случая, чтобы оковы человеческого сознания спали с истинной сущности, а сам он не решался форсировать события, наслаждаясь пограничным состоянием между прошлым и свободой.
- Получается, я мог бы… не допустить смерти Кэти? – Где-то внутри начало зарождаться осознание всего произошедшего, будто действие анальгетика стало медленно сходить на нет.
- Не знаю, - безразлично пожал плечами Верджил. – Меня здесь не было. Тебя сейчас это волнует?
- Как это может меня не волновать? – Данте бросил на брата удивленно-непонимающий взгляд.
- Мне больше интересно то, что произошло со мной.
- Тебе все равно, что здесь погибло столько людей? – потрясенно спросил Данте.
- Да. И что? – в голосе старшего прозвучал вызов. – Я сомневаюсь, что кто-то из них стал бы горевать по мне. Кем тебе была эта девушка?
- Другом, - после недолгого раздумья ответил младший. – Мы вместе работали в госпитале.
- В госпитале? Ты работал в госпитале?! – Верджил зашелся смехом.
- И что тут такого? – Данте никак не мог понять, что так развеселило старшего.
- Да так, ничего. – Голос Верджила так и сочился ядовитой иронией. – Отец спал все человечество, закрыв врата в ад, сын работает в госпитале… Да, наследственность на лицо. Чем бы мне таким заняться, чтобы поддержать семейную традицию?
Данте промолчал, не зная, как воспринимать такие странные заявления Верджила.
- Я приехал с дипломатической миссией, - предварил неизбежный вопрос старший. – Роберт, мой… опекун, решил, что мне… нужна практика. В общем, убрал с глаз долой на время.
- И что нам теперь делать? – Данте окинул взглядом дымящийся остов посольства, мертвых людей на земле, обгорелый скелет машины. - Надо отсюда как-то выбираться…
- Выберемся. Только сначала выясним, что здесь происходит. Не каждый день оказываешься в центре исторических событий, надо ловить момент. Кстати, оружие у тебя есть?
Данте молча поднялся и вернулся в госпиталь. Через минуту он вновь появился на крыльце с парными пистолетами в руках, черным, цвета черного дерева, и белым, цвета слоновой кости.
- Хорошие игрушки, - одобрительно бросил старший. – Полуавтоматические, модифицированные. Оружие настоящего профессионала.
Верджил не спросил, откуда они у него, и Данте не счел нужным рассказывать, что пистолеты принадлежали наемному убийце и что именно из них тот застрелил Ника. То, что черный пистолет держала в руках Кэти, будто очистило их.
- Я хочу похоронить девушку.
- Давай. Только побыстрее, они сюда еще вернутся.
Верджил достал из пачки предпоследнюю сигарету и закурил, наблюдая, как Данте, уже успевший сбегать куда-то за лопатой, роет могилу между двумя небольшими кипарисами у ограды.
Поле ночной битвы, залитое прозрачным утренним светом, казалось спокойным, умиротворенным и даже каким-то праздничным, будто огромный алтарь. Он сверкал в ослепительных лучах, пышный, торжественный, обновленный после полуночной мессы. Было еще прохладно, но яркое солнце в безоблачном небе обещало изнурительно жаркий день.
Верджил смял окурок, проследил, как осыпался на каменную ступеньку тлеющий пепел. Осталась всего одна сигарета. Придется воздержаться от курения – местные наркотики, если их и удастся достать, вряд ли подойдут. То, что продавали в клубах и на улицах, его не брало, и приходилось покупать необходимые ингредиенты и смешивать их самому. Теперь Верджил не удивлялся, почему на него полученное вещество оказывало лишь слабенький тонизирующий эффект, а для людей даже в небольших дозах было смертельным ядом.
Наконец Данте бросил копать и пошел в госпиталь за Кэти. Верджил бросил на девушку оценивающий взгляд, когда Данте с ней на руках проходил мимо. Миленькая… была до смерти. Светлые волосы с рыжинкой, и фигурка неплохая, но ничего особенного в ней нет. Таких миллионы. И что Данте нашел в такой серой мышке? Но ведь нашел же что-то… Хотя Ева и была очень красивой, но, Верджил был уверен, Спарда женился на ней не из-за этого. Верджил пытался найти рациональное объяснение союзу высшего демона и смертной человеческой женщины, и кроме любви, нелогичной по своей сути, ни к чему не пришел. Пусть так. Приятно думать, что ты был рожден в любви.
- Закончил? – Верджил задумчиво крутил последнюю сигарету в пальцах.
Данте кивнул, вытирая испачканные в земле руки о джинсы.
- Иди переоденься. Потом пойдем искать твоих убийц.
- Мстить? – младший недовольно поморщился. – Я не хочу никого убивать.
- Тебе понравится, - усмехнулся Верджил. – Я обещаю.
S / SACRELEGE
Утренний город, необычайно пустой и тихий, казался вымершим.
Они не спеша шли по набережной. Уверенность и невозмутимость Верджила частично передались и Данте. Его охватило блаженное онемение, будто ему снова вкололи общую анестезию. Смерть Кэти казалась далекой и нереальной, словно произошедшей в другом мире или в прошлой жизни, убийство в посольстве вызывало не больше эмоций, чем сцена из очередного дешевого боевика. Когда Данте пытался думать об этом, мысли текли неохотно, спотыкаясь о невидимую преграду, и гасли до того, как коснуться владений чувств. Гораздо приятней и проще было просто разглядывать утренний город, отрешившись от всего произошедшего, считая его просто дурным сном.
Миссисипи блестела в лучах утреннего солнца, сонная, спокойная, неспешно-ленивая. В грязной буровато-зеленой воде доживали свой век ржавые баржи. Огромный скелет парохода возвышался над причалом, будто диковинное ископаемое из доисторических времен, вымытое из-под земли во время наводнения и оставленное на поверхности на расправу солнцу, дождю и ветру. Покрытое облупившейся красной краской лопастное колесо в мертвой неподвижности нависало над рекой. На борту еще можно было различить название – “Начез”. Вылинявший американский флаг на корме каким-то чудом избежал расправы, постигшей всех его собратьев после восстания. Видимо, за ним просто поленились лезть.
Но все же несмотря на все эти приметы заброшенности и разрушения это была та самая, марктвеновская Миссисипи, великая водная магистраль, соединявшая когда-то север и юг США. Теперь Северные Штаты и “Свободный” Юг не могло соединить уже ничто.
Недалеко от пристани темнело большое мрачное здание Французского рынка, облепленное, как пиявками, многочисленными ресторанчиками и кафешками. Ветер трепал натяжные тенты, согнанные в угол очередным ураганом. Здесь, как и везде в городе, царило его величество запустение.
Скульптура Орлеанской девы, когда-то покрытая позолотой, чернела ржавыми проплешинами. С боков композицию обрамляли металлические флагштоки. Американский флаг сорвали – остался только небольшой клочок такни в синюю и белую полоску. Французский триколор в гордом одиночестве развевался на ветру.
Близнецы обогнули Французский рынок и вышли на вымощенную камнем площадь, на дальнем конце которой красовался белый готический собор. Три шестигранные остроконечные башни со шпилями казались черными на фоне ярко-голубого неба. Перед ним, окруженный невысоким чугунным заборчиком, возвышался памятник: мужчина в военной форме верхом на вздыбившейся лошади. В правой руке военный держал поднятую в приветственном жесте треуголку, левая лежала на эфесе сабли.
- Генерал Эндрю Джексон, - прочитал Данте надпись на гранитном постаменте.
- Он в 1815 году выгнал отсюда англичан, - объяснил Верджил. – На Новый Орлеан в свое время претендовали испанцы, французы, англичане и американцы.
- Так не доставайся же ты никому, - мрачно прокомментировал Данте.
- Закон истории, - пожал плечами Верджил. - Кстати, собор пустует уже девять лет. Это тоже особенность человеческой природы. Для многих потоп стал не наказаньем за грехи, а возможностью грешить дальше - безнаказанно. Бог не защитил их, так зачем поклоняться ему? После наводнения те, кто остался в городе, не вернулись в лоно церкви. И тем более в церкви не нуждались те, кто пришел в город после восстания… Хочешь посмотреть? – Верджил улыбнулся, заметив интерес брата.
- Да, - неуверенно согласился Данте. Ему внезапно показалось, что своим любопытством он оскорбляет память погибших, но это ощущение было очень слабым и вскоре исчезло вовсе.
- Пойдем. Надеюсь, молиться ты там не будешь?
- Нет. Какого богу я теперь должен молиться? – Данте вздохнул и невесело усмехнулся. – Я и раньше то не был религиозным, а теперь… теперь я вообще не знаю, во что я верю.
- В себя, конечно. – В устах Верджила эти слова прозвучали как прописная истина.
- Я не о том. Я о вере в… Бога? В общем, в высшие силы… ели они есть.
- Я именно это и имею в виду. – Лукавая улыбка не сходила с губ старшего. – Ты не веришь в бога, но ты – такая же жертва христианской морали, как все люди. Это надо исправлять.
Внутри собор был нетронутым, будто ни у стихии, ни у людей не хватило духа осквернить святилище. Высокие своды, бесконечные ряды скамей, длинный проход посередине. Алтарь с давным-давно догоревшими свечами, большой позолоченный крест.
- Забудь о боге, в которого верят христиане. Забудь о боге мусульман и буддистов. Они жадны, они не хотят делиться верой со своими собратьями.
Данте вполуха слушал брата, разглядывая величественное убранство собора. Ему здесь было не по себе, словно он без разрешения вторгся в чужие владения – владения своего врага. Нет, не вторгся, но… взял их по праву победителя? Взял, как берут оставленную крепость, святилище, где уже нет бога, а есть лишь бездушные, мертвые инструменты служения ему? Сейчас как никогда остро Данте чувствовал, что если здесь когда-то и жил бог, то он давно покинул этот дом.
Они остановились напротив распятия. Верджил щелкнул пальцами – посыпались искры, загорелись свечи на алтаре. Данте не успел этому удивиться, потому что пришлось удивляться словам.
- Для чего мы созданы, Данте, - для любви или для войны? – неожиданно спросил Верджил.
Старший стоял прямо за ним, обнимая за плечи, отчего отражение в позолоте напомнило Данте индуистского бога Шиву, потерявшего где-то две руки.
- Скорее, Индра. – Верджил будто прочитал его мысли. – Ты похож на Громовержца, Данте. Стосильный, Стогневный, Могучий, Крушитель Твердынь, Бог грозы, Миродержец Востока.
- Крушитель твердынь? Нет, Вердж, крушитель твердынь – это ты, - покачал головой Данте. Отражение раздвоилось, контур пошел рябью. - Я ничего не хочу разрушать.
- Кого напоминаю тебе я? – Верджил отстранился, встал рядом.
- Аполлона? – с улыбкой предположил младший.
- Данте, эллинский пантеон – это так… вульгарно и пошло, - бросил Верджил презрительно. - К тому же вряд ли я в ближайшее время начну петь и играть на арфе. Что-нибудь более оригинальное?
- Тогда… Сет? Он, вроде, тоже любил все разрушать. Или Райден? Кто тебе больше нравится? – Данте неожиданно для себя принял игру. Говорить о богах чужих пантеонов в христианском храме? Что может быть большим богохульством? Только если объявить богом самого себя…
- Сет. Они с Индрой друг друга достойны. Как и мы с тобой. Мы ведь боги, ты уже понял это?
- Какие боги? – недоверчиво фыркнул Данте. Так и есть, Верджил читает его мысли.
- Самые настоящие, - терпеливо объяснил Верджил. - Боги старых пантеонов жили, пока в них верили, но потом поток веры иссяк, и они ушли. Боги живы, пока живы их жрецы, творящие мифы и подпитывающие человеческую веру в своих покровителей. Нам не нужна вера, потому что мы материальны. Как думаешь, сколько древних богов на самом деле были дьяволами? До того, как отец закрыл врата между мирами, многие высшие демоны жили на Земле и выдавали себя за богов. Печать стоит до сих пор. Понимаешь, Данте, что это означает? Мы последние.
- Последние, - повторил Данте, вглядываясь в одухотворенное, будто светящееся изнутри лицо брата.
- Последние боги на Земле. Ты все еще хочешь вернуться к людям?
- Я вернусь. Почему я не должен возвращаться? – Данте пристально всматривался в отражение в зеркале, и чем больше он смотрел, тем больше оно его пугало. Он будто впервые смотрел на себя открытыми глазами и видел, насколько прав его брат – насколько мало в нем… в них обоих от человека.
- Ты передумаешь. – Сильные пальцы сомкнулись на запястье Данте. Верджил рывком развернул брата, поймал его взгляд, но младший и не подумал отвернуться. Где-то высоко над головой солнце проскользнуло сквозь узорчатое стекло и врезалось в сошедшихся в схватке воли близнецов.
- Я вернусь. – Младшему казалось, что стоит только сказать да, прошлое рассыплется прахом. Джеймс, Эмми, Итэн, Мэри, Кэти, учеба, работа – все. Казалось, даже сам Париж, за одиннадцать лет ставший родным городом, будет стерт с лица Земли… и он никогда не сможет вернуться.
- Нет, не вернешься, - прорычал старший. В светлых, серебристо-прозрачных глазах горело темное торжество от осознания собственной правоты и силы.
- Вернусь, - упрямо продолжал стоять на своем младший.
- Нет.
Они стояли друг напротив друга, напряженные, сосредоточенные, взведенные до предела. Верджил сжимал запястье брата, но тот, будто не чувствуя боли, настороженно всматривался в лицо старшего.
- Ты все еще не понимаешь? Ты – не человек. – Сладкий яд слов, будто сок из плодов древа познания, капля за каплей просачивался в сердцевину, зарождая сомнения. – Зачем ты цепляешься за прошлое? Что ты в нем оставил? Чего ты боишься? Будь выше всего этого, стань собой.
- Что, если я не хочу? – почти жалобно прошептал Данте. – Что, если я хочу вернуться назад?
- Стать человеком? – пренебрежительно усмехнулся Верджил.
- Да, - неуверенно кивнул Данте.
- Зачем?! Чтобы умереть?! – В глазах Верджила появился темный блеск, явно не предвещавший ничего хорошего. – Так для чего ты создан? Для войны?! – Верджил сделал шаг вперед, резко вывернул правую руку Данте, заставив того охнуть от неожиданности и боли. Теперь старший близнец стоял за спиной брата, не давая тому пошевелиться. - Для любви?! – Верджил надавил еще сильнее. Одно неосторожное движение – и кость выйдет из сустава. - В любви и на войне все средства хороши!
Старший легонько толкнул брата, и Данте рухнул на колени. Следующий удар заставил его распластаться на полу. Освещенный солнцем белый мрамор на мгновение ослепил.
- За что? - Данте неловко повернулся, все еще плохо чувствуя правую руку.
Верджил смотрел на младшего со странным выражением не свойственной ему решительности на лице, будто образ лежащего на полу и морщащегося от боли Данте срезонировал, всколыхнул какие-то давние воспоминания. Испугался того, что сделал?!
- Я всегда был плохим братом, - задумчиво произнес Старший. – И опять почти опоздал…
- Что бы было, если бы ты не пришел? – Данте поднялся, на всякий случай держась от брата подальше. Откуда такая резкая перемена? Что Верджил сделает в следующий момент? Продолжит каяться или ударит? – Все еще не хочешь отвечать, да?
- Не надо. – На красивом, неподвижном лице старшего жили одни глаза. – Я слишком много сделал в своей жизни ошибок. Я не спас маму, я отпустил тебя. Больше… я никогда…
- Я просто еще не готов все бросить. Мне просто нужно… - Впервые в словах Верджила проскользнуло что-то… человеческое, и Данте побоялся спугнуть это внезапное проявление чувств.
- Тебе нужно время? – Самообладание начало возвращаться к Верджилу.
- Да. Я не знаю, сколько. Я должен увидеться с от… с Джеймсом. – Данте поднялся на ноги, пошевелил плечом – боли не было.
- Зачем? Попрощаться? Что ты ему скажешь? Что ты хочешь услышать от него? Все, кто был в посольстве, погибли. Для них ты мертв.
Верджил делал шаг к алтарю, накрыл ладонью две стоящие рядом свечи. Маленькие язычки пламени зашипели и потухли. Огоньки в глазах старшего разгорались все ярче и ярче. Смотреть на это было страшно, но Данте смотрел, не отрывая глаз.
- Ты – тоже. Для них ты тоже мертв.
- Я об этом и говорю. Хорошо, мы вернемся. Вот Джеймс с Робертом удивятся такому совпадению. Они не знали, что мы оба окажемся здесь в одно время, иначе бы не допустили этого. Теперь представь: мы, единственные из всех, возвращаемся живыми. Не вызовет ли это у них подозрений? – Верджил внимательно наблюдал за братом, на его губах играла усмешка триумфа.
- И что они сделают? Что нам-то теперь делать? Ты предлагаешь остаться здесь?
- Почему здесь? В Латинской Америке очень ценятся свободные наемники. В этой профессии не смотрят на цвет кожи.
Над головой громыхнуло, по собору прошелся слабый порыв ветра. Легонько всколыхнулось пламя свечей.
- Какие наемники? Ты уже все решил, да? Верджил, ты совсем спятил? – Перспектива переквалифицироваться из хирурга в наемного убийцу показалась Данте дикой.
- Это не шутка, - жестко ответил Старший. - Подумай над этим, Данте. Хорошо подумай. Но сначала мы найдем тех людей. Иногда не стоит ждать, пока месть остынет.
Новый порыв ветра принес в пропахший воском и ладаном огромный зал грозовую прохладу. Ударили первые капли дождя. Сверкнула молния, раздался оглушительный раскат грома.
- Я хочу, чтобы ты понял. – Верджил обернулся, погасил на прощание еще несколько свечей. Два огонька остались одиноко гореть в стремительно сгущающейся грозовой полутьме. – Для тебя теперь не существует слова нельзя. Ты абсолютно свободен. Понимаешь, что это значит?
Данте промолчал, чувствуя, что Старшему не нужен ответ.
- Поймешь, - с улыбкой пообещал Верджил.
Интонация Старшего заставила Данте вздрогнуть, по спине прошел приятный холодок. Опасения боролись с предвкушением свободы, первый вкус которой был так непривычен, свеж и сладок, и Младший, отвлекшись на попытку справиться с новыми ощущениями, не успел заметить, как оказался под приливным дождем. Мир вокруг скрылся за сплошной серой пеленой, исчезли звуки, воздух налился густой тяжелой сыростью. Данте полной грудью вдохнул пропитанный влагой воздух и невольно отдался стихии, слившись с ней, на время забыв о горечи и боли. Холодные капли хлестали по лицу, стекали по обнаженным рукам, вымывали из памяти пропитанные кровью образы мертвых людей, успокаивали тупо ноющую боль внутри, заполняли гнетущую пустоту… И даже сквозь стену дождя он видел, как улыбается Верджил – удовлетворенно, гордо, расчетливо и почти нежно.
Потом Старший вел его куда-то сквозь ливень, крепко держа за руку. Данте уже начинало казаться, что все вокруг просто смыло с лица земли, и они идут в никуда по пенящемуся от яростного натиска воды асфальту, но наконец под ногами засерели каменные плиты набережной.
Близнецы спустились к самой кромке воды. Перед ними лежала Миссисипи во всем своем великолепии. Дождь яростно бил по еще недавно гладкой поверхности, превращая ее в мелкое решето, потоки воды змейками струились вниз по набережной, берега великой реки тонули в густом тумане, отчего казалось, что там, за бескрайней водной гладью, нет совсем ничего, и где-то вдалеке она соединяется с темно-серым грозовым небом.
- Красиво? - тягучий, протяжный, прошелестел голос Верджила.
- Да, - кивнул Данте, зачарованно наблюдая за буйством водной стихии.
- Теперь вся красота мира принадлежит тебе.
И в этих простых словах Данте почудилась какая-то легкая ироничная недосказанность. Какая красота? Человеческая и… нечеловеческая красота – тоже? О чем говорит старший?
Верджил скинул расстегнутую рубашку, снял туфли и вошел в реку. У берега было мелко, вода едва доставала ему до пояса. Сейчас близнецы были похожи как никогда: мокрые волосы падали на лоб и делали Верджила неотличимым от Младшего.
- Иоанн крестил Иисуса в водах Иордана. Мы будем крещены в водах Миссисипи. Иди сюда.
Данте разулся, снял рубашку и осторожно ступил в воду. Обжигающий холод речной воды пробежал по телу волной приятной дрожи. Илистый песок мягко проминался под ногами.
- Человек, погружаясь в воду, умирает с Христом, чтобы воскреснуть для жизни вечной. Он посвящает себя Богу, отказывается от греха и молит о прощении. - Верджил был серьезен, будто священник на проповеди, умело вводящий свою паству в религиозный экстаз.
- Кому посвятим себя мы? – спросил Данте. Сейчас, когда он стоял по пояс в воде под проливным дождем и смотрел на брата, такого спокойного и уверенного, жизнь после смерти казалась ему намного реальнее жизни до нее. И “крещение” стало всего лишь еще одним событием в череде необъяснимого и невозможного. Неужели теперь вся его жизнь будет состоять из таких событий?
- Самим себе. И друг другу. Иоанн обещал, что Христос придет за ним крестить людей Духом Святым и огнем. Огнем – тех, кто не захочет принять Святого Духа. Пусть попробует.
В руке у Верджила сверкнул непонятно откуда взявшийся тонкий нож.
- У меня нет креста, но разве он нам нужен? – Верджил стряхнул капли воды с груди брата, оценивающе осмотрел идеально ровную кожу, примерился и нанес три точных неглубоких пореза.
Данте от неожиданности едва не оттолкнул Старшего, но в последний момент сдержался, тем более что беспокоиться было не о чем. На месте порезов остались только расплывающиеся под дождем полоски крови, складывающиеся в … кельтский крест? Перевернутое распятие?!
- Зачем? – выдохнул Данте.
- "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой...". Ну так что, ты пойдешь за мной, Данте? – Верджил знающе улыбался, будто знал ответ и лишь выполнял необходимый ритуал.
- У меня есть выбор?
- Выбор есть всегда. – Верджил протянул брату нож. Дождь давно смыл кровь с лезвия, и, покрытое каплями воды, оно светилось тусклым серебром. – Перевернутое распятие неразрывно скрепляет душу и тело. Это просто символ, но символы нужны сознанию, чтобы освободиться от оков.
- Ты хочешь, чтобы я… - Данте нерешительно прикоснулся к ножу, отдернул руку, будто испугавшись, что тот оживет и ужалит, как змея.
- Я был твоим жрецом, теперь твоя очередь быть моим. Не бойся. Ты не причинишь мне вреда.
Верджилу пришлось вложить нож в руку брата и помочь провести первую - вертикальную - линию.
“Я сошел с ума”, - подумал Данте, глядя на исчезающий крест на груди Старшего.
- Во имя нас, последних богов Земли. Во имя нашего отца. Отныне и вовеки веков.
Данте с трудом оторвал взгляд от сияющих глаз брата и оглянулся. Миссисипи тонула в дожде. Древняя река, которая видела на своем веку намного больше, чем дано увидеть простому смертному. Но если… Верджил прав, а он прав – какие еще доказательства нужны? – значит, теперь он будет жить долго, очень долго и сможет увидеть и испытать… Все, что захочет? От одной мысли об этом начинала кружиться голова и наворачивались слезы горечи и кажущегося кощунственным облегчения. Страх начал медленно отступать, и все происходящее перестало казаться непоправимо роковым. Если не получится исправить все в прошлой… человеческой жизни, всегда можно будет вернуться к брату. Да и стоит ли теперь собирать осколки? Ничто уже не будет таким, как прежде. Он сам не станет таким, как прежде. Но все-таки попробовать стоило… или хотя бы попытаться все объяснить и проститься.
Верджил оказался прав. Он все время оказывался прав. И от этого становилось страшно.
Данте запрокинул голову, позволяя тяжелым холодным каплям хлестать себя по лицу, закрыл глаза и несколько минут неподвижно стоял под дождем. Так легко было затеряться среди стихии и представить, что… Что никто не погиб? Что ничего этого не было? Да, ничего не было, и мама никогда не умирала, и они с Верджилом никогда не разлучались, и последние тринадцать лет его жизни были просто сном. Что во всем мире больше нет никого и ничего – только он, и брат, и река, и небо над головой. Не было никого, кто вламывался бы в сознание и насильственно менял его, придавая нужную форму и тем самым причиняя невыносимую боль.
- Я не хочу сбегать, - вдруг услышал Данте свой голос. – Это слишком просто. Так нельзя…
- Ты не сбегаешь. Ты возвращаешься домой. Это не слабость и не предательство. – Казалось, у Верджила на все вопросы был заготовлен ответ, и он ни на шаг не отступал от заданной линии. – Миллионы лет миллионы людей страдали, потому что все было слишком сложно, так пусть у тебя все будет просто. Жизнь – лотерея, и именно ты вытянул в ней счастливый билет.
- Но почему я?
- Почему нет? Человечеству нужны герои. И злодеи. Людям нужны боги. Кто-то должен ими быть. Миротворцы и боги в одном лице. Жрецы сами себе…
- Ты ненормальный. И я тоже сошел с ума, если слушаю тебя, - прервал Данте проповедь брата.
В словах Верджила была железная логика – логика сумасшедшего, получившего божественное откровение и истинно уверовавшего в свою правоту. Сумасшедшего, слова которого постепенно начинают казаться не такими уж и бредовыми и в конце концов обретают стройность и осмысленность вселенских истин. И чем больше их слушаешь, тем крепче твоя вера.
- Ты прозрел, - усмехнулся Старший. – Фрейд сказал, что люди, боясь смерти, выдумывают сказки, в которых сбываются их мечты, а неизведанная цель, перевоплощение и бессмертие – всего лишь иллюзии. Он ошибался. Все, что было до, - иллюзия. Все, что после, - реальность. И тебе никуда от этой реальности не деться, даже если ты этого очень сильно захочешь.
Рук брата легла на плечо, но Данте не почувствовал ее тяжести. И тогда же впервые в глубине души зародилось незнакомое неприятное подозрение: что-то здесь не так. Но Данте не успел его уловить, и оно исчезло так же внезапно, как и возникло, и он тотчас же забыл о нем.
- Вечером пойдем на Бурбон-стрит. Марди-Гра не обещаю, но весело будет точно.
Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Название: Азбука отчуждения.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-QO / OVERDRIVE
Данте держался лучше, чем Кэти с Ником, если не психологически, то физически точно. Он будто вообще потерял способность испытывать усталость, более того, кипящая в нем энергия отчаянно требовала высвобождения. Но, кроме работы, выплеснуть ее было некуда. Данте чувствовал себя полюсом магнита, но никак не мог понять, кто или что было вторым полюсом. Его постоянно влекло за пределы госпиталя, хотелось выбраться за территорию посольства и всю ночь бродить по узким улочкам Французского квартала, смотреть на освещенные газовыми фонарями окна, теряющиеся среди колонн и металлических балкончиков, прятаться в полутьме испанских двориков, пройтись по похожему на населенное призраками кладбище центру американской половины города, где отшлифованными скалами в небо врезались серебряно-металлические небоскребы. Хотелось свободы, но Данте сдерживался, напоминая себе о данном доктору Эрриксону обещанию следовать правилам.
Каждую ночь приходили сны – иногда счастливые, иногда страшные, но неизменно в них был такой родной, до боли знакомый женский голос и видение самого себя со стороны. Прошлое, от которого Данте отказался шесть лет назад, стало возвращаться, медленно сводя его с ума.
Однажды после окончания смены доктор Эрриксон пригласил Данте к себе в кабинет.
- Через две недели истекает срок вашего контракта. Николас и Кэтрин сегодня сказали мне, что приняли решение уехать. Ты уезжаешь с ними?
- Я остаюсь, - без раздумий ответил Данте.
- Ты хорошо все обдумал? – Доктор смотрел на парня с участием и пониманием. – Ты хорошо держишься, но мне кажется, что тебе нужен отдых. Ты сможешь вернуться, если захочешь.
- Я должен остаться, - последовал твердый ответ.
- Почему? – Доктор должен был докопаться до истинной причины, иначе упрямая настойчивость парня могла привести к серьезным последствиям – для всех, не только для него самого.
- Просто должен, и все. – Данте с вызовом посмотрел доктору в глаза.
- Ты хочешь что-то доказать себе? Заметь, я разговариваю сейчас с тобой только потому, что ты показал себя здесь с лучшей стороны. Знаешь, сколько взрослых, опытных врачей не выдержали и вернулись на Север до окончания срока контракта? Больше, чем ты можешь себе представить. Я оценил твое упорство и профессиональную компетентность и ожидаю честности в ответ.
- Мне снятся странные сны о прошлом, - признался Данте после недолгого молчания. – Кошмары. В них есть женщина… Иногда она сажает меня на колени и читает сказку о каком-то рыцаре… Иногда она лежит в луже крови, а вокруг огонь... И мальчик, очень похожий на меня, но я не я…
- Кто эти люди?
- Я не помню. – Данте выглядел расстроенным и усталым. – Я пытаюсь вспомнить, но каждый раз будто натыкаюсь на стену. Я стал видеть эти сны, когда начал работать здесь.
- Перемена обстановки часто так действует на психику. Возможно, у тебя в детстве была какая-то психическая травма, которая сейчас дает о себе знать. Я могу дать тебе транквилизаторы, если хочешь. Это абсолютно безопасно, никаких побочных действий нет.
- Спасибо. – Данте не хотел говорить, что еще месяц назад тайком взял пачку таблеток, но эффект от них оказался нулевым, будто он пил простые витамины. – Вы разрешите мне остаться?
- Может быть, тебе лучше съездить домой и проконсультироваться у профессионального психолога?
- Мой отец мнит себя великим психологом, - невесело усмехнулся Данте. – Вернусь домой – он за меня возьмется.
- Так ты бежишь от отца? – продолжал допытываться доктор Эрриксон.
- Отчасти - да. – Данте поморщился, отвернулся, задумчиво глядя в окно.
Доктор уже давно заметил за Данте эту привычку – смотреть в одну отдаленную точку, а затем резко оборачиваться и бросать неожиданную реплику, зачастую абсолютно не связанную с тем, что говорил раньше, - казалось, что парень мыслил одновременно на нескольких уровнях. Данте вообще был исключительно необыкновенным молодым человеком, но сам этого не замечал, да еще и обижался, когда Кэти с Ником называли его “Мистером совершенство”. Несмотря на скрытность в разговорах и сдержанность в поступках, было видно, что по природе он более открытый и непосредственный. Зачем он подавлял это в себе? Ответ на этот вопрос знал только сам Данте и не спешил делиться им с кем бы то ни было.
- Тогда откровенность за откровенность. – Доктор несколько секунд сидел молча, задумчиво поглаживая пальцами подбородок. – Что бы там ни происходило у тебя в голове, ты хирург от бога. Ни больше ни меньше. Детишки, твои друзья из Парижа, уедут домой и забудут. Это может прозвучать грубо, но меня не волнует, чем они будут заниматься дальше. Они хорошие врачи – не более того. Тебя я отпускать не хочу. Медицина – твое призвание, именно настоящая полевая хирургия, а не перемывание пробирок в лаборатории. У тебя талант, настоящий дар, который нельзя растрачивать на пустяки. Как смогу, я помогу тебе справиться с кошмарами. Посоветуемся с Джоном, он лучше разбирается в последствиях психологических травм...
- Я остаюсь? - все еще не веря, переспросил Данте.
- Ты понимаешь, почему мне сложно принять решение? – доктор снял очки, достал из кармана халата платок и начал протирать линзы.
Данте впервые заметил, что его голубые глаза подернуты красной сетью лопнувших сосудов.
- Вы беспокоитесь за меня и не хотите брать на себя ответственность, - уверенно предположил парень.
- Я всю жизнь только и делаю, что беру на себя ответственность, - вздохнул доктор. - Отпускать лучшего хирурга, который появился здесь за пять лет, или рискнуть твоей психикой и разрешить тебе остаться… Да, сложная задачка.
- Я снимаю с вас всякую ответственность и остаюсь, - твердо заявил Данте.
- Все. – Доктор поднялся из-за стола, прошелся по комнате, разминая больную ногу. – Две недели на раздумья – нам обоим.
- Спасибо, доктор Эрриксон. Я вас не подведу. – Данте широко улыбнулся, но в его глазах застыла тревожная напряженность. Даже в кресле он сидел очень прямо, вцепившись пальцами в подлокотники.
- Я знаю, что меня ты не подведешь, - задумчиво ответил доктор. – Только не подведи себя, ладно?
- Я постараюсь, - пообещал Данте.
P / PRECIPICE
Верджил притаился в тени невысокого пышного кустарника, росшего под окнами госпиталя. Санитарный фургон, как здесь называли патрульную машину, собирающую раненых на улицах, должен был подъехать через несколько минут, если, конечно, какие-нибудь непредвиденные обстоятельства не собьют график. План Верджила был прост: дождаться, когда раненых переправят в помещение, незаметно залезть в машину и выехать в ней с территории посольства. Патруль совершал обычно три объезда за ночь, и если все точно рассчитать, можно будет вернуться с последним рейдом. Пять часов “прогулки” по ночному Новому Орлеану - вполне достаточно, чтобы удовлетворить потребность в острых ощущениях. Оставалось надеяться, что соседи по комнате не проснутся посреди ночи и не начнут выяснять, куда же пропало “бесплатное приложение” их дипломатической миссии.
Звук выстрелов ударил по нервам, заставив сердце пропустить один удар. Верджил инстинктивно пригнулся, пытаясь определить, откуда исходит опасность, но это было бесполезно: стрелять начали, казалось, со всех сторон. Охранная система периметра отключена? Но как? Верджил сам, готовясь к “побегу”, удостоверился в ее надежности.
Что же происходит? Неужели именно за этим свора латиноамериканских клоунов тянула время – чтобы в нужный момент нанести удар по миссии? Но зачем им открытый конфликт?! Бред.
Шаги бегущего человека послышались совсем рядом, и через секунду из-за угла выскочил парень с автоматом. Он резко замер, прислушиваясь, держа оружие наготове. Его внимательный взгляд скользнул по стене госпиталя, по кустарнику, по маленькому каменному крыльцу заднего входа, по невысокому ограждению, отделяющему больничный комплекс от остальной территории посольства, снова вернулся к углу между оградой крыльца и стеной, где тьма была особенно густой.
Верджил затаил дыхание и приготовился к прыжку. Отобрать оружие, ударить прикладом, проломить череп… Просто и неэффектно, но зато очень эффективно. Внезапный импульс к убийству оказался настолько острым и заманчивым, что страх собственную жизнь исчез без следа.
Он врезался в парней с силой, которая удивила его самого. Латиноамериканец потерял равновесие и отлетел бы на десяток футов назад, если бы не железная хватка противника. Почувствовав, что пальцы сомкнулись на стволе, Верджил резко дернул, вырывая оружие и выворачивая руку из сустава. Парень судорожно хватил ртом воздух, но закричать ему Верджил не дал: удар прикладом сломал челюсть и превратил несколько зубов в мелкое костяное крошево. Второй удар раздробил череп, вогнав острые осколки в мозг. Латиноамериканец умер мгновенно.
Верджил стоял над трупом, тяжело дыша и тщетно пытаясь усмирить рвущуюся наружу жажду насилия. Снова мелькнула перед внутренним взором злополучная запись в генной карте, снова глупый идеалист Джеймс разглагольствовал о вере в людей, снова на заплеванном асфальте исходил стонами и кровью красивый сломанный мальчик в черной с серебром форме…
Нет, все-таки Роберт не ошибся, послав сына в Новый Орлеан. Верджил хотел убивать, а здесь это можно было делать безнаказанно. Может быть, даже стать героем…
Верджил поддел труп ногой. Безвольное тело медленно, будто нехотя перевернулось на спину. В темных, начавших стекленеть глазах парня застыл ужас, рот скривился в безмолвном крике, деформированный череп и потеки темной крови на лице делали его гротескной пародией на монстров из фильмов ужасов.
Он еще некоторое время стоял над своей жертвой, неподвижный, безмолвный, очарованный. Он и раньше участвовал в убийстве людей, но никогда еще не наносил последний, смертельный удар. Неужели на каком-то подсознательном уровне он избегал этого, чтобы грех убийства не запятнал его душу? Даже если и так, минуту назад он перешагнул порог и вступил на путь, с которого нет возвращения. Говорят, сложно отнять жизнь только в первый раз, но у Верджила не было ни сомнений, ни колебаний, ни боязни наказания - неважно, земного правосудия или небесной кары. Мораль у каждого своя, и его мораль – мораль правоты силы – требовала: “Упавшего – подтолкни!”
Верджил, уже плохо отдавая себе отчет в том, что делает, аккуратно перешагнул тело и пошел туда, где все еще сражались повстанцы и охрана посольства. Оружие в руке казалось бесполезным довеском, недостойное того, чтобы он прикасался к нему, но исток этого неуловимого ощущения постоянно ускользал от Верджила.
Легкость и пьяная, головокружительная эйфория наполняла каждую клеточку его тела. Ему казалось, что он может свернуть горы, изменить ход движения планет, взорвать Солнце одной только силой бушующих в нем эмоций. Ночь вокруг налилась светом и сделалась прозрачной, распадаясь на миллионы предельно четких деталей, воздух мгновенно пропитался приторно-солоноватым ароматом крови, гравитация стремительно теряла силу, и перемещение в пространстве уже не требовало ни малейшего усилия, внезапно приобретя скорость свободного падения.
Он остановился на в проеме дверей главного входа за спинами ничего не подозревающих людей. Холл был усеян осколками мрамора, гильзами и залит кровью. В серебристо-голубом лунном свете алая кровь на сером мраморе казалась чернильно-черной, источающей приглушенное мерцающее сияние. На полу лежало около двух десятков трупов – защитники посольства и нападавшие в вперемешку. Несколько человек еще дышали. Время от времени раздавались выстрелы: повстанцы добивали раненых.
Ему казалось, будто это не он сейчас стоит здесь, посреди царства хаоса и смерти, готовясь своей рукой расширить его владения и принести еще с десяток человеческих жизней в жертву жадному, ненасытному огню, пленяющему его разум и сжигающему душу. Яростная сила, воспламеняющая кровь, властно повелевала убить, уничтожить, разрушить, стереть с лица Земли, насытить наконец так долго копившуюся жажду и обрести взамен покой и ответы на все вопросы. Он не мог совладать с ней, да и не хотел: у него не было ни оной причины цепляться за остатки своей рациональной человечности, не принесшей до сих пор ничего, кроме разочарования и неудовлетворенности.
Верджил шагнул внутрь. Под ногами захрустели осколки цветного витража, когда-то украшавшего вход в посольство. Шесть пар удивленных, настороженных, злых глаз впились в нарушителя, шесть бездонных черных дул взглянули ему в лицо.
Верджил медленно обернулся и посмотрел в единственное уцелевшее зеркало. Отражение пристально изучало его безумными, насмешливыми алыми глазами. Верджил улыбнулся своему двойнику, и тот вызывающе оскалился в ответ.
Через мгновение гравитация, пространство, логика, сомнения и боль – все исчезло в стремительном вихре стихийной силы, впервые вырвавшейся на свободу.
Что-то начинается. Что-то кончается.
Q / QUITTANCE
- Это выстрелы? – Кэти испуганно встрепенулась, вслушиваясь в странные звуки на улице.
- Что? – Ник оторвался от инструментов, которые стерилизовал после операции. – Где выстрелы?
- Во дворе кто-то стреляет. – Голос девушки дрожал от тревоги. – Я точно слышала…
Данте, последние полминуты сидевший с каменным лицом, резко поднялся и подошел к открытому окну. Вообще-то на ночь все окна полагалось закрывать, но они, как дежурные, решили, что небольшое отступление от правил не повредит. Все равно проверить было некому.
- Вот, опять, - испуганно прошептала Кэти. На этот раз стрельбу услышали все.
- Что там? – Ник тоже попытался заглянуть в окно, но Данте решительно отстранил его.
- На посольство напали.
- Может, это… - Ник замолчал. В голову не приходило ни одно более-менее правдоподобное объяснение.
- Это нападение, - сказал Данте тоном, не подразумевающим возражений. – Нужно уходить.
- Куда? – Кэти смотрела на него так, будто ждала его решения. Данте взглянул на Ника: тот уже справился с первым испугом, но был так же растерян. – К доктору Эрриксону?
- Он знает не больше нас. – Данте лихорадочно перебирал варианты: спрятаться в подвале? выбраться на улицу и переждать стрельбу где-нибудь во дворе? попытаться выбраться с территории? остаться здесь и надеяться, что охрана посольства справится с ситуацией? По инструкции поведения в чрезвычайной ситуации подобного рода им следовало закрыться и ждать помощи, но, судя по интенсивности и направлению огня, дожидаться можно было только смерти. – Здесь оставаться нельзя.
- Но здесь же раненые… – Кэти все еще отказывалась понимать реальные масштабы опасности.
- Мертвые мы им ничем не поможем. Ник, не стой столбом. – Данте окинул комнату взглядом: шкафы с лекарствами, медицинские инструменты, книги. – Нужно оружие.
- У доктора Эрриксона есть пистолет, - нашелся Ник.
Лампа под потолком мигнула раз, другой и погасла. Комната погрузилась во тьму.
- Тихо, - прошипел Данте. Пару минут они молча ждали запуска аварийной системы освещения, но время шло, а запасной генератор так и не заработал. Напряжение в комнате нарастало. Ник, держащий девушку за руку, почувствовал, как ее так и колотит от страха, но даже не мог найти слов утешения: его тоже охватила лишающая дара речи паника.
Они оказались в ловушке, подверженные самой страшной пытке – пытке неизвестностью.
Данте понял, что если они прямо сейчас что-нибудь не предпримут, то совсем утратят способность трезво мыслить и начнут делать глупости, что в их случае означало верную смерть. Стряхнув наконец оцепенение, Данте подошел к двери и осторожно выглянул в коридор: пусто.
- Пошли, - скомандовал он.
До лестницы они добрались без происшествий. В здании было тихо: почти все палаты и кабинеты были звукоизолированы, поэтому больные и персонал спали. Неужели во всем госпитале никто больше не слышал стрельбы? Нужно предупредить доктора Эрриксона и не допустить паники, но что потом?
- Вниз. – Данте казалось, что он скоро оглохнет, так громко билось его сердце.
Они стали спускаться, стараясь не делать лишнего шума. Ступеньки были залиты лунным светом, просачивающимся в холл сквозь высокие витражные окна. Невольно пришла мысль: что же было здесь раньше, еще до того, как в здании разместили американский госпиталь? В голову лезли какие-то незначительные мелочи, но когда Данте пытался хоть примерно представить, куда идти дальше, мысль отказывалась работать. Действовать по обстоятельствам? Это звучит красиво, если какой-нибудь генерал отдает приказ солдатам по телефону из своего уютного безопасного кабинета, но когда собственная жизнь стоит на кону, эта фраза начинает казаться издевательской.
Страх… Данте знал, что такое настоящий, парализующий, лишающий свободы воли и власти над телом страх. Он оставляет человеку только две способности: способность видеть и способность бояться.
За спиной сдавленно вскрикнула Кэти, и Данте инстинктивно обернулся, готовый подхватить девушку, но Ник успел первым.
- Что?
- Ничего. – Лицо Кэти было мертвенно бледным. – Я могу идти, - тут же поспешила уверить она. – Ничего серьезного.
Данте недоверчиво взглянул на руку Ника, крепко обхватившую девушку за талию, на капельку крови у нее на губе, на слезы у нее в глазах. – Не надо…
Витраж на лестничной площадке, которую они только что прошли, взорвался ливнем осколков. Тяжелое стекло с оглушительным грохотом рухнуло на пол. Случайный выстрел?
Секунду они стояли молча, ошеломленные, пытаясь вспомнить, как дышать.
Данте пришел в себя первым.
- Ник! – Он схватил парня за руку, выводя того из ступора. – Я к доктору Эрриксону. Спрячьтесь под лестницей. Понял?
Ник кивнул. Данте рванулся вниз, перепрыгивая через несколько ступенек сразу. В голове билась только одна мысль: рассказать о нападении доктору Эрриксону. Он проработал здесь семь лет, он знает, что делать, он примет правильное решение, он все исправит…
Все происходило будто во сне: пространство на глазах сокращалось, прыгая под ноги, стены начинали сдвигаться, потолок то удалялся, то вновь падал, почти задевая голову. Окружающие предметы казались зыбкими, нематериальными, сотканными из расползающегося на неряшливые, рваные куски тумана. Серо-синие тона сменились черно-алыми, пространство пошло легкой рябью, будто отражение, искаженное кругами на воде. Черная дыра на месте разбитого витража, казалось, втягивала в себя воздух; еще немного – и в огромном холле останется только вязкий, удушающий вакуум. Где-то за спиной вспыхнуло пламя, и как бы быстро Данте ни бежал, оно настигало его, распространяясь со скоростью подгоняемого ураганом степного пожара, все ближе, ближе, ближе…
Он вцепился в дверную ручку, как утопающий за соломинку, и изо всех сил забарабанил в дверь. Несколько секунд ожидания показались ему вечностью в самом сердце ада.
- Данте?! – Доктор Эрриксон открыл дверь и тут же отступил назад, впуская задыхающегося парня в комнату. – Что случилось?!
- На посольство напали, - прохрипел Данте, падая на край кровати.
- Невозможно. – Доктор внимательно посмотрел на парня. – Опять кошмар? Ты принимал транквилизаторы?
- Это правда! – рявкнул Данте. – Идите посмотрите сами, если не верите.
Доктор невольно отшатнулся. Он никогда раньше не видел парня таким: глаза подернуты красной поволокой, зубы оскалены, в горле клокочет сдерживаемое рычание. Но в каком бы состоянии ни находился парень, рациональное зерно в его словах было.
- Система безопасности... – Доктор с сомнением посмотрел на выключатель. Разбуженный стуком Данте, он первым делом попытался включить свет.
- Ничего не работает. – Данте уже взял себя в руки, сообразив, что никакого пожара и всего прочего в холле не было – ему просто померещилось. – Запасной генератор не включился. Сигнала тревоги не было. Из посольства никого не прислали, чтобы нас предупредить, значит, им не до того.
- Нужно не допустить паники. – Доктор открыл ящик стола, достал пистолет, вставил обойму.
- Что делать, если они захватят посольство?
Доктор с трудом выдержал пристальный взгляд парня.
- Они не тронут госпиталь. – Он попытался вложить как можно больше уверенности в свои слова. – Здесь же не только белые, мы лечим всех… - Доктор отвернулся.
Данте почувствовал, как улетучивается последняя надежда найти ответы. Он так восхищался этим человеком, но оказалось, что и он не всесилен. Так же, как Джеймс. Так же, как… кто?!
- То есть мы будем сидеть здесь и надеяться, что нас не тронут? Зачем вы тогда достали оружие?
- Данте, пойми, это лучшее, что мы можем сделать сейчас. Ждать и не поддаваться панике.
- А если они придут сюда и начнут убивать? – продолжал допытываться парень с какой-то жестокой, болезненной целеустремленностью.
- Что ты хочешь от меня услышать? – не выдержал доктор. Нервы у обоих были на взводе. – Что?!
- Ничего. – Данте поднялся и шагнул к выходу.
- Подожди, - окрикнул его доктор.
- Что? – Данте резко обернулся. В его глазах читалось разочарование и злость.
- Возьми. – Доктор протянул парню пистолет. – Тебе он больше пригодится.
Данте нерешительно застыл на пороге.
- Бери, - настойчиво повторил доктор. – Выведешь отсюда своих друзей.
Данте, секунду поколебавшись, взял оружие и решительно вышел из комнаты. Здесь искать ответы было бессмысленно. Тугим, липким комком угнездилось внутри бессилие, вонзив маленькие острые коготки в горло и не давая дышать. Страх, недовольно зашипев на нового захватчика, вынужден был ненадолго сдать свои позиции, но скоро обнаружил, что из бессилия получится неплохой союзник.
На этот раз пространство, чувствуя ярость и злость человека, побоялось играть с ним свои шутки.
Он был на полпути к холлу, когда услышал треск выбиваемых дверей и первые выстрелы. Раздался пронзительный крик, кто-то выругался по-испански, другой, более низкий и грубый голос расхохотался, затем последовал еще один отчаянный крик, оборванный короткой автоматной очередью. Данте осторожно выглянул из-за угла: несколько человек в разномастной военной экипировке шли по коридору, выбивая двери и расстреливая людей. Последним шел наемник с… камерой?!
Где Кэти с Ником? Задушенное бессилием стремление спасти всех внезапно встрепенулось, ожило и сконцентрировалось на людях, которые за три месяца успели стать ему почти друзьями.
Дождавшись, когда наемники скроются из вида, Данте побежал по коридору к холлу. Он смотрел прямо перед собой, зная, что ждет его за выбитыми дверьми. Кое-где на полу выделялись темные пятна – кровавые отпечатки ботинок, на пороге одной комнаты лежала мертвая женщина с испачканными красным светлыми волосами – что-то всколыхнулось в памяти, больно сжалось внутри – и Данте вылетел в холл, не видя и не замечая ничего вокруг, подчиненный лишь одной цели, - добраться до Кэти раньше, чем они доберутся до нее. Он уже не понимал, к кому бежит, кого так отчаянно пытается спасти, но весь его мир сейчас сосредоточился на этой девушке – в точке, где пересекалось прошлое, настоящее и призрачное, очень хрупкое, робкое и несмелое… нет, даже не будущее – его возможность.
Он успел. Сердце выбивало барабанную дробь: успел, успел, успел.
Он нашел их обоих в небольшой комнатке под лестницей, спрятавшихся за грудой хаотично наставленных друг на друга коробок. Ник крепко прижимал Кэти к себе, обнимая ее за талию, его руки – будто цепи, приковывающие ее к нему, и впервые за три месяца Данте почувствовал укол ревности.
- Что? - одними губами произнесла Кэти. В ее глазах светилась отчаянная надежда.
- Доктор Эрриксон ничего не знает. В госпитале наемники, - шепотом объяснил Данте. – Я думаю, посольство захвачено.
- То есть, помощи не будет? – угрюмо спросил Ник.
- Не знаю. – Данте сел на пол и вытащил из-за пояса пистолет. – Скорее всего, нет.
- Но они же связались с Хьюстоном… - Глаза Кэти расширились. – Или нет?
Данте молча пожал плечами. Некоторое время они сидели в тишине. Наконец Данте заговорил:
- Они могут вообще никого сюда не послать, если решат, что в посольстве все мертвы. Мы можем сидеть здесь хоть целую неделю. Сейчас у нас есть шанс уйти, завтра уже не будет.
- Они нас бросили? – Кэти готова была расплакаться от отчаяния.
- Это было что-то… - Данте замолчал, подыскивая слова помягче, - что-то вроде показательной казни, понимаешь? Они хотят показать, что им плевать на Северные Штаты. Завтра видео с массовым убийством будут показывать по всем каналам. Мы все уже мертвы.
Кэти смотрела на него так, будто он ее ударил. Ник, наоборот, выглядел очень спокойным и отрешенным, словно с самого начала знал, что чем-то подобным все и кончится.
- Нужно уходить сейчас. Завтра будет поздно.
За тонкой стенкой, отделяющей комнатушку от холла, послышались голоса. Наемники весело переговаривались, обсуждая подробности только что совершенного убийства и хвастаясь трофеями.
Все трое замерли, вслушиваясь в приближающиеся шаги. Наемники остановились в нескольких футах от лестницы. Данте бесшумно переместился к двери и встал к стене, готовый стрелять в первого, кто войдет в комнату. Секунды напряженного ожидания тянулись невыносимо долго. Наконец где-то в конце коридора послышались крики, и чистильщики, так и не заинтересовавшись комнатой под лестницей, направились добивать людей. Почему доктор Эрриксон не поднял тревогу? Решил, что все равно все погибнут? Что это за извращенное милосердие? Данте сам не знал, откуда в нем взялось такое резкое неприятие этого двойственного гуманизма, но сам он собирался использовать шанс выбраться отсюда живым и вытащить Кэти с Ником, даже если этот шанс был одним на тысячу.
- Пошли, – скомандовал Данте. – К заднему выходу.
Задний выход из госпиталя использовался только ночью, когда патрульная машина привозила раненых, в которых после наступления темноты недостатка не было. Единственная причина, по которой негры и латиносы еще не перегрызли друг другу горло, была в их совместной ненависти к белым, но личная неприязнь все равно выливалась в мелкие, но довольно регулярные стычки. Госпиталь Американского посольства не отказывал в помощи никому, за что и расплатился сегодняшней ночью.
Они шли по широкому коридору, расчерченному полосами падающего из окон лунного света. Здесь было тихо, но с другой стороны холла все еще доносились крики и редкие выстрелы. Что на втором, третьем этажах? Чистильщики уже были там? Что, если все-таки предупредить людей, может быть, кому-нибудь удастся выбраться на улицу и… попасть прямо под пули? Что ждет их самих, когда они выберутся из здания? Стоит ли рискнуть жизнью Кэти ради этих людей? Что делать?!
Данте пытался сосредоточиться на текущей задаче, но посторонние мысли постоянно сбивали концентрацию. Пистолет в руке придавал уверенности, но что он один сможет сделать против нескольких врагов? Он даже ни разу толком не стрелял, питая инстинктивную неприязнь к оружию. Сможет ли он выстрелить в человека? Что они будут делать в Новом Орлеане? Как выбираться из города? Как добраться до Техаса? От Нового Орлеана до Хьюстона пятьсот километров, и неизвестно еще, не произошло ли там что-нибудь этой ночью, ведь волна убийств могла прокатиться по всему Югу.
- Стоять! – раздался сзади довольный голос. – Брось пистолет.
Данте послушно положил оружие на пол и медленно обернулся. Из темноты бокового похода выступил высокий человек с блестящими в лунном свете парными пистолетами. Первое, что бросилось Данте в глаза, - жуткий рваный шрам через всю щеку и хищная белозубая ухмылка.
- Опять убивать детей, - посетовал мужчина. – Надоело…
Такой ужасающей беспомощности Данте не чувствовал никогда в своей жизни.
- Пожалуйста, не надо, - взмолилась Кэти. – Отпустите нас, пожалуйста… Не убивайте… - Слезы градом катились по ее щекам.
Мужчина смотрел на девушку со слабым интересом, в котором не было и проблеска сочувствия.
- Прости, работа. Ничего личного.
“Нечестно. Это нечестно,” - билось в голове у Данте.
В следующее мгновение произошло несколько событий сразу. Ник отшвырнул Кэти от себя и прыгнул на наемника. Наемник открыл огонь, и они вдвоем покатились по полу. Данте обнаружил, что уже успел схватить с пола пистолет и пытается прицелиться в человека со шрамом.
- Ник! Данте, сделай что-нибудь! – отчаянно закричала Кэти.
Наемник отбросил от себя парня и выстрелил в него несколько раз.
- Нет! – Кэти кинулась к Нику, склонилась над ним, принялась трясти, повторяя его имя.
Данте нажал на курок, но руки у него так дрожали, что пуля прошла в полуфуте левее.
Боль обожгла правое плечо. Пистолет выпал из руки и отлетел куда-то в сторону. Данте слепо кинулся вперед, не слыша ничего, кроме оглушительного стука собственного сердца и рыданий Кэти.
Наемник, явно не ожидая такого поступка от раненого парня, на мгновение замешкался, и Данте врезался в него, швырнув спиной на стену. Мужчина тут же попытался оттолкнуть парня, но Данте вцепился крепко, и они вместе рухнули на пол. Убийца был старше, сильнее, опытнее, но парень дрался так отчаянно, что все преимущество профессионала свелось на нет.
Данте каким-то чудом удалось выбить один пистолет, второй неуклонно приближался к лицу. Наемник радостно ухмыльнулся, шрам на щеке изогнулся в жутком подобии второй, еще более хищной улыбочки. Данте оскалился в ответ и вцепился в запястье зубами. Убийца закричал от боли и разжал пальцы. Парень изо всех сил ударил наемника кулаком в лицо, затем еще раз и еще. Зарождающая ярость застилала глаза, отчаяние придавало сил, близость победы пьянила. В руке у наемника сверкнул нож. Данте резко отклонился в сторону, и смертельный удар, нацеленный в горло, лишь слегка задел щеку. Убийца ударил снова. Зазубренное лезвие распороло рубашку и скользнуло по ребрам.
Третий удар Данте успел перехватить. Нож снова замер в опасной близости от горла, но на этот раз наемник сумел оседлать противника и давил на оружие всем своим весом. Данте попытался сбить нож, но сил хватало только на то, чтобы не давать убийце нанести удар.
Он понял, что давление исчезло, только когда на лицо брызнула теплая кровь и мужчина начал заваливаться на бок. На груди у наемника медленно расплывались три темных пятна.
Данте оттолкнул труп и с трудом сел. Прямо перед ним стояла Кэти с дымящимся пистолетом в руках и смотрела на мертвого наемника остекленевшими, расширившимися от потрясения глазами. Секунду спустя она выронила пистолет, осела на пол и горько расплакалась.
Данте поднялся и пошатываясь подошел к девушке. Она сидела, обхватив колени руками. Всю ее маленькую фигурку сотрясали судорожные рыдания, лицо опухло и покраснело от слез.
Данте подобрал оба пистолета, засунул один за пояс, взял Кэти за руку и повел к выходу. Сначала она послушно шла следом, но через несколько десятков шагов заупрямилась:
- Я не пойду без Ника!
- Кэти, Ник… мертв. Надо идти.
Девушка пристально посмотрела на него, будто вспоминая что-то, и неуверенно кивнула.
Коридор казался бесконечным. В каждом темном углу Данте мерещилась опасность, каждый освещенный участок заставлял ускорить шаг, тени двоились, а дверь в конце коридора будто издевалась, отодвигаясь по мере того, как они приближались к ней.
- Дай мне оружие, - раздался голос за спиной, когда до выхода оставалось всего ничего.
Данте обернулся и встретил осмысленный, упрямый, взрослый взгляд Кэти. Он безропотно передал ей второй пистолет. Такая Кэти, они видел, будет драться – драться и мстить за любимого.
До выхода было всего двадцать шагов, когда распахнулись, и они оказались лицом к лицу с десятком вооруженных людей. На улице было светлее, чем в коридоре, и все, что они видели, - темные силуэты на фоне огня.
- Глянь-ка, еще два щенка, - рассмеялся кто-то, – я думал, мы всех уже врезали…
Данте бросил последний взгляд на Кэти, прощаясь. Она улыбнулась. Она, как и мама, умела улыбаться даже на пороге смерти… Мама?! Когда?! Все повторяется?! Опять?!
Он давил на курок, пока вместо выстрелов не стали раздаваться сухие щелчки; пытался драться, даже когда тело почти перестало его слушаться… Он очень четко видел их лица, их довольные ухмылки, жестокость и тупое удовлетворение в глазах. Они стояли над ним, как стая шакалов, заслоняя свет и не давая дотянуться до Кэти, которая была совсем рядом, как раньше мама… Мама?!
Данте чувствовал, как все вокруг наливается слепящим, обжигающим жидким сиянием, пронизывающим насквозь, и испугался, что оно поглотит его целиком, и вспомнил, что тогда, раньше, пришел Старший и вытащил его из огненного ада… Старший?!
- Какой живучий, гаденыш, - присвистнул кто-то.
- Дышит еще, - согласился второй голос.
- Счас исправим, - уверил третий.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N
Азбука Отчуждения O-QO / OVERDRIVE
Данте держался лучше, чем Кэти с Ником, если не психологически, то физически точно. Он будто вообще потерял способность испытывать усталость, более того, кипящая в нем энергия отчаянно требовала высвобождения. Но, кроме работы, выплеснуть ее было некуда. Данте чувствовал себя полюсом магнита, но никак не мог понять, кто или что было вторым полюсом. Его постоянно влекло за пределы госпиталя, хотелось выбраться за территорию посольства и всю ночь бродить по узким улочкам Французского квартала, смотреть на освещенные газовыми фонарями окна, теряющиеся среди колонн и металлических балкончиков, прятаться в полутьме испанских двориков, пройтись по похожему на населенное призраками кладбище центру американской половины города, где отшлифованными скалами в небо врезались серебряно-металлические небоскребы. Хотелось свободы, но Данте сдерживался, напоминая себе о данном доктору Эрриксону обещанию следовать правилам.
Каждую ночь приходили сны – иногда счастливые, иногда страшные, но неизменно в них был такой родной, до боли знакомый женский голос и видение самого себя со стороны. Прошлое, от которого Данте отказался шесть лет назад, стало возвращаться, медленно сводя его с ума.
Однажды после окончания смены доктор Эрриксон пригласил Данте к себе в кабинет.
- Через две недели истекает срок вашего контракта. Николас и Кэтрин сегодня сказали мне, что приняли решение уехать. Ты уезжаешь с ними?
- Я остаюсь, - без раздумий ответил Данте.
- Ты хорошо все обдумал? – Доктор смотрел на парня с участием и пониманием. – Ты хорошо держишься, но мне кажется, что тебе нужен отдых. Ты сможешь вернуться, если захочешь.
- Я должен остаться, - последовал твердый ответ.
- Почему? – Доктор должен был докопаться до истинной причины, иначе упрямая настойчивость парня могла привести к серьезным последствиям – для всех, не только для него самого.
- Просто должен, и все. – Данте с вызовом посмотрел доктору в глаза.
- Ты хочешь что-то доказать себе? Заметь, я разговариваю сейчас с тобой только потому, что ты показал себя здесь с лучшей стороны. Знаешь, сколько взрослых, опытных врачей не выдержали и вернулись на Север до окончания срока контракта? Больше, чем ты можешь себе представить. Я оценил твое упорство и профессиональную компетентность и ожидаю честности в ответ.
- Мне снятся странные сны о прошлом, - признался Данте после недолгого молчания. – Кошмары. В них есть женщина… Иногда она сажает меня на колени и читает сказку о каком-то рыцаре… Иногда она лежит в луже крови, а вокруг огонь... И мальчик, очень похожий на меня, но я не я…
- Кто эти люди?
- Я не помню. – Данте выглядел расстроенным и усталым. – Я пытаюсь вспомнить, но каждый раз будто натыкаюсь на стену. Я стал видеть эти сны, когда начал работать здесь.
- Перемена обстановки часто так действует на психику. Возможно, у тебя в детстве была какая-то психическая травма, которая сейчас дает о себе знать. Я могу дать тебе транквилизаторы, если хочешь. Это абсолютно безопасно, никаких побочных действий нет.
- Спасибо. – Данте не хотел говорить, что еще месяц назад тайком взял пачку таблеток, но эффект от них оказался нулевым, будто он пил простые витамины. – Вы разрешите мне остаться?
- Может быть, тебе лучше съездить домой и проконсультироваться у профессионального психолога?
- Мой отец мнит себя великим психологом, - невесело усмехнулся Данте. – Вернусь домой – он за меня возьмется.
- Так ты бежишь от отца? – продолжал допытываться доктор Эрриксон.
- Отчасти - да. – Данте поморщился, отвернулся, задумчиво глядя в окно.
Доктор уже давно заметил за Данте эту привычку – смотреть в одну отдаленную точку, а затем резко оборачиваться и бросать неожиданную реплику, зачастую абсолютно не связанную с тем, что говорил раньше, - казалось, что парень мыслил одновременно на нескольких уровнях. Данте вообще был исключительно необыкновенным молодым человеком, но сам этого не замечал, да еще и обижался, когда Кэти с Ником называли его “Мистером совершенство”. Несмотря на скрытность в разговорах и сдержанность в поступках, было видно, что по природе он более открытый и непосредственный. Зачем он подавлял это в себе? Ответ на этот вопрос знал только сам Данте и не спешил делиться им с кем бы то ни было.
- Тогда откровенность за откровенность. – Доктор несколько секунд сидел молча, задумчиво поглаживая пальцами подбородок. – Что бы там ни происходило у тебя в голове, ты хирург от бога. Ни больше ни меньше. Детишки, твои друзья из Парижа, уедут домой и забудут. Это может прозвучать грубо, но меня не волнует, чем они будут заниматься дальше. Они хорошие врачи – не более того. Тебя я отпускать не хочу. Медицина – твое призвание, именно настоящая полевая хирургия, а не перемывание пробирок в лаборатории. У тебя талант, настоящий дар, который нельзя растрачивать на пустяки. Как смогу, я помогу тебе справиться с кошмарами. Посоветуемся с Джоном, он лучше разбирается в последствиях психологических травм...
- Я остаюсь? - все еще не веря, переспросил Данте.
- Ты понимаешь, почему мне сложно принять решение? – доктор снял очки, достал из кармана халата платок и начал протирать линзы.
Данте впервые заметил, что его голубые глаза подернуты красной сетью лопнувших сосудов.
- Вы беспокоитесь за меня и не хотите брать на себя ответственность, - уверенно предположил парень.
- Я всю жизнь только и делаю, что беру на себя ответственность, - вздохнул доктор. - Отпускать лучшего хирурга, который появился здесь за пять лет, или рискнуть твоей психикой и разрешить тебе остаться… Да, сложная задачка.
- Я снимаю с вас всякую ответственность и остаюсь, - твердо заявил Данте.
- Все. – Доктор поднялся из-за стола, прошелся по комнате, разминая больную ногу. – Две недели на раздумья – нам обоим.
- Спасибо, доктор Эрриксон. Я вас не подведу. – Данте широко улыбнулся, но в его глазах застыла тревожная напряженность. Даже в кресле он сидел очень прямо, вцепившись пальцами в подлокотники.
- Я знаю, что меня ты не подведешь, - задумчиво ответил доктор. – Только не подведи себя, ладно?
- Я постараюсь, - пообещал Данте.
P / PRECIPICE
Верджил притаился в тени невысокого пышного кустарника, росшего под окнами госпиталя. Санитарный фургон, как здесь называли патрульную машину, собирающую раненых на улицах, должен был подъехать через несколько минут, если, конечно, какие-нибудь непредвиденные обстоятельства не собьют график. План Верджила был прост: дождаться, когда раненых переправят в помещение, незаметно залезть в машину и выехать в ней с территории посольства. Патруль совершал обычно три объезда за ночь, и если все точно рассчитать, можно будет вернуться с последним рейдом. Пять часов “прогулки” по ночному Новому Орлеану - вполне достаточно, чтобы удовлетворить потребность в острых ощущениях. Оставалось надеяться, что соседи по комнате не проснутся посреди ночи и не начнут выяснять, куда же пропало “бесплатное приложение” их дипломатической миссии.
Звук выстрелов ударил по нервам, заставив сердце пропустить один удар. Верджил инстинктивно пригнулся, пытаясь определить, откуда исходит опасность, но это было бесполезно: стрелять начали, казалось, со всех сторон. Охранная система периметра отключена? Но как? Верджил сам, готовясь к “побегу”, удостоверился в ее надежности.
Что же происходит? Неужели именно за этим свора латиноамериканских клоунов тянула время – чтобы в нужный момент нанести удар по миссии? Но зачем им открытый конфликт?! Бред.
Шаги бегущего человека послышались совсем рядом, и через секунду из-за угла выскочил парень с автоматом. Он резко замер, прислушиваясь, держа оружие наготове. Его внимательный взгляд скользнул по стене госпиталя, по кустарнику, по маленькому каменному крыльцу заднего входа, по невысокому ограждению, отделяющему больничный комплекс от остальной территории посольства, снова вернулся к углу между оградой крыльца и стеной, где тьма была особенно густой.
Верджил затаил дыхание и приготовился к прыжку. Отобрать оружие, ударить прикладом, проломить череп… Просто и неэффектно, но зато очень эффективно. Внезапный импульс к убийству оказался настолько острым и заманчивым, что страх собственную жизнь исчез без следа.
Он врезался в парней с силой, которая удивила его самого. Латиноамериканец потерял равновесие и отлетел бы на десяток футов назад, если бы не железная хватка противника. Почувствовав, что пальцы сомкнулись на стволе, Верджил резко дернул, вырывая оружие и выворачивая руку из сустава. Парень судорожно хватил ртом воздух, но закричать ему Верджил не дал: удар прикладом сломал челюсть и превратил несколько зубов в мелкое костяное крошево. Второй удар раздробил череп, вогнав острые осколки в мозг. Латиноамериканец умер мгновенно.
Верджил стоял над трупом, тяжело дыша и тщетно пытаясь усмирить рвущуюся наружу жажду насилия. Снова мелькнула перед внутренним взором злополучная запись в генной карте, снова глупый идеалист Джеймс разглагольствовал о вере в людей, снова на заплеванном асфальте исходил стонами и кровью красивый сломанный мальчик в черной с серебром форме…
Нет, все-таки Роберт не ошибся, послав сына в Новый Орлеан. Верджил хотел убивать, а здесь это можно было делать безнаказанно. Может быть, даже стать героем…
Верджил поддел труп ногой. Безвольное тело медленно, будто нехотя перевернулось на спину. В темных, начавших стекленеть глазах парня застыл ужас, рот скривился в безмолвном крике, деформированный череп и потеки темной крови на лице делали его гротескной пародией на монстров из фильмов ужасов.
Он еще некоторое время стоял над своей жертвой, неподвижный, безмолвный, очарованный. Он и раньше участвовал в убийстве людей, но никогда еще не наносил последний, смертельный удар. Неужели на каком-то подсознательном уровне он избегал этого, чтобы грех убийства не запятнал его душу? Даже если и так, минуту назад он перешагнул порог и вступил на путь, с которого нет возвращения. Говорят, сложно отнять жизнь только в первый раз, но у Верджила не было ни сомнений, ни колебаний, ни боязни наказания - неважно, земного правосудия или небесной кары. Мораль у каждого своя, и его мораль – мораль правоты силы – требовала: “Упавшего – подтолкни!”
Верджил, уже плохо отдавая себе отчет в том, что делает, аккуратно перешагнул тело и пошел туда, где все еще сражались повстанцы и охрана посольства. Оружие в руке казалось бесполезным довеском, недостойное того, чтобы он прикасался к нему, но исток этого неуловимого ощущения постоянно ускользал от Верджила.
Легкость и пьяная, головокружительная эйфория наполняла каждую клеточку его тела. Ему казалось, что он может свернуть горы, изменить ход движения планет, взорвать Солнце одной только силой бушующих в нем эмоций. Ночь вокруг налилась светом и сделалась прозрачной, распадаясь на миллионы предельно четких деталей, воздух мгновенно пропитался приторно-солоноватым ароматом крови, гравитация стремительно теряла силу, и перемещение в пространстве уже не требовало ни малейшего усилия, внезапно приобретя скорость свободного падения.
Он остановился на в проеме дверей главного входа за спинами ничего не подозревающих людей. Холл был усеян осколками мрамора, гильзами и залит кровью. В серебристо-голубом лунном свете алая кровь на сером мраморе казалась чернильно-черной, источающей приглушенное мерцающее сияние. На полу лежало около двух десятков трупов – защитники посольства и нападавшие в вперемешку. Несколько человек еще дышали. Время от времени раздавались выстрелы: повстанцы добивали раненых.
Ему казалось, будто это не он сейчас стоит здесь, посреди царства хаоса и смерти, готовясь своей рукой расширить его владения и принести еще с десяток человеческих жизней в жертву жадному, ненасытному огню, пленяющему его разум и сжигающему душу. Яростная сила, воспламеняющая кровь, властно повелевала убить, уничтожить, разрушить, стереть с лица Земли, насытить наконец так долго копившуюся жажду и обрести взамен покой и ответы на все вопросы. Он не мог совладать с ней, да и не хотел: у него не было ни оной причины цепляться за остатки своей рациональной человечности, не принесшей до сих пор ничего, кроме разочарования и неудовлетворенности.
Верджил шагнул внутрь. Под ногами захрустели осколки цветного витража, когда-то украшавшего вход в посольство. Шесть пар удивленных, настороженных, злых глаз впились в нарушителя, шесть бездонных черных дул взглянули ему в лицо.
Верджил медленно обернулся и посмотрел в единственное уцелевшее зеркало. Отражение пристально изучало его безумными, насмешливыми алыми глазами. Верджил улыбнулся своему двойнику, и тот вызывающе оскалился в ответ.
Через мгновение гравитация, пространство, логика, сомнения и боль – все исчезло в стремительном вихре стихийной силы, впервые вырвавшейся на свободу.
Что-то начинается. Что-то кончается.
Q / QUITTANCE
- Это выстрелы? – Кэти испуганно встрепенулась, вслушиваясь в странные звуки на улице.
- Что? – Ник оторвался от инструментов, которые стерилизовал после операции. – Где выстрелы?
- Во дворе кто-то стреляет. – Голос девушки дрожал от тревоги. – Я точно слышала…
Данте, последние полминуты сидевший с каменным лицом, резко поднялся и подошел к открытому окну. Вообще-то на ночь все окна полагалось закрывать, но они, как дежурные, решили, что небольшое отступление от правил не повредит. Все равно проверить было некому.
- Вот, опять, - испуганно прошептала Кэти. На этот раз стрельбу услышали все.
- Что там? – Ник тоже попытался заглянуть в окно, но Данте решительно отстранил его.
- На посольство напали.
- Может, это… - Ник замолчал. В голову не приходило ни одно более-менее правдоподобное объяснение.
- Это нападение, - сказал Данте тоном, не подразумевающим возражений. – Нужно уходить.
- Куда? – Кэти смотрела на него так, будто ждала его решения. Данте взглянул на Ника: тот уже справился с первым испугом, но был так же растерян. – К доктору Эрриксону?
- Он знает не больше нас. – Данте лихорадочно перебирал варианты: спрятаться в подвале? выбраться на улицу и переждать стрельбу где-нибудь во дворе? попытаться выбраться с территории? остаться здесь и надеяться, что охрана посольства справится с ситуацией? По инструкции поведения в чрезвычайной ситуации подобного рода им следовало закрыться и ждать помощи, но, судя по интенсивности и направлению огня, дожидаться можно было только смерти. – Здесь оставаться нельзя.
- Но здесь же раненые… – Кэти все еще отказывалась понимать реальные масштабы опасности.
- Мертвые мы им ничем не поможем. Ник, не стой столбом. – Данте окинул комнату взглядом: шкафы с лекарствами, медицинские инструменты, книги. – Нужно оружие.
- У доктора Эрриксона есть пистолет, - нашелся Ник.
Лампа под потолком мигнула раз, другой и погасла. Комната погрузилась во тьму.
- Тихо, - прошипел Данте. Пару минут они молча ждали запуска аварийной системы освещения, но время шло, а запасной генератор так и не заработал. Напряжение в комнате нарастало. Ник, держащий девушку за руку, почувствовал, как ее так и колотит от страха, но даже не мог найти слов утешения: его тоже охватила лишающая дара речи паника.
Они оказались в ловушке, подверженные самой страшной пытке – пытке неизвестностью.
Данте понял, что если они прямо сейчас что-нибудь не предпримут, то совсем утратят способность трезво мыслить и начнут делать глупости, что в их случае означало верную смерть. Стряхнув наконец оцепенение, Данте подошел к двери и осторожно выглянул в коридор: пусто.
- Пошли, - скомандовал он.
До лестницы они добрались без происшествий. В здании было тихо: почти все палаты и кабинеты были звукоизолированы, поэтому больные и персонал спали. Неужели во всем госпитале никто больше не слышал стрельбы? Нужно предупредить доктора Эрриксона и не допустить паники, но что потом?
- Вниз. – Данте казалось, что он скоро оглохнет, так громко билось его сердце.
Они стали спускаться, стараясь не делать лишнего шума. Ступеньки были залиты лунным светом, просачивающимся в холл сквозь высокие витражные окна. Невольно пришла мысль: что же было здесь раньше, еще до того, как в здании разместили американский госпиталь? В голову лезли какие-то незначительные мелочи, но когда Данте пытался хоть примерно представить, куда идти дальше, мысль отказывалась работать. Действовать по обстоятельствам? Это звучит красиво, если какой-нибудь генерал отдает приказ солдатам по телефону из своего уютного безопасного кабинета, но когда собственная жизнь стоит на кону, эта фраза начинает казаться издевательской.
Страх… Данте знал, что такое настоящий, парализующий, лишающий свободы воли и власти над телом страх. Он оставляет человеку только две способности: способность видеть и способность бояться.
За спиной сдавленно вскрикнула Кэти, и Данте инстинктивно обернулся, готовый подхватить девушку, но Ник успел первым.
- Что?
- Ничего. – Лицо Кэти было мертвенно бледным. – Я могу идти, - тут же поспешила уверить она. – Ничего серьезного.
Данте недоверчиво взглянул на руку Ника, крепко обхватившую девушку за талию, на капельку крови у нее на губе, на слезы у нее в глазах. – Не надо…
Витраж на лестничной площадке, которую они только что прошли, взорвался ливнем осколков. Тяжелое стекло с оглушительным грохотом рухнуло на пол. Случайный выстрел?
Секунду они стояли молча, ошеломленные, пытаясь вспомнить, как дышать.
Данте пришел в себя первым.
- Ник! – Он схватил парня за руку, выводя того из ступора. – Я к доктору Эрриксону. Спрячьтесь под лестницей. Понял?
Ник кивнул. Данте рванулся вниз, перепрыгивая через несколько ступенек сразу. В голове билась только одна мысль: рассказать о нападении доктору Эрриксону. Он проработал здесь семь лет, он знает, что делать, он примет правильное решение, он все исправит…
Все происходило будто во сне: пространство на глазах сокращалось, прыгая под ноги, стены начинали сдвигаться, потолок то удалялся, то вновь падал, почти задевая голову. Окружающие предметы казались зыбкими, нематериальными, сотканными из расползающегося на неряшливые, рваные куски тумана. Серо-синие тона сменились черно-алыми, пространство пошло легкой рябью, будто отражение, искаженное кругами на воде. Черная дыра на месте разбитого витража, казалось, втягивала в себя воздух; еще немного – и в огромном холле останется только вязкий, удушающий вакуум. Где-то за спиной вспыхнуло пламя, и как бы быстро Данте ни бежал, оно настигало его, распространяясь со скоростью подгоняемого ураганом степного пожара, все ближе, ближе, ближе…
Он вцепился в дверную ручку, как утопающий за соломинку, и изо всех сил забарабанил в дверь. Несколько секунд ожидания показались ему вечностью в самом сердце ада.
- Данте?! – Доктор Эрриксон открыл дверь и тут же отступил назад, впуская задыхающегося парня в комнату. – Что случилось?!
- На посольство напали, - прохрипел Данте, падая на край кровати.
- Невозможно. – Доктор внимательно посмотрел на парня. – Опять кошмар? Ты принимал транквилизаторы?
- Это правда! – рявкнул Данте. – Идите посмотрите сами, если не верите.
Доктор невольно отшатнулся. Он никогда раньше не видел парня таким: глаза подернуты красной поволокой, зубы оскалены, в горле клокочет сдерживаемое рычание. Но в каком бы состоянии ни находился парень, рациональное зерно в его словах было.
- Система безопасности... – Доктор с сомнением посмотрел на выключатель. Разбуженный стуком Данте, он первым делом попытался включить свет.
- Ничего не работает. – Данте уже взял себя в руки, сообразив, что никакого пожара и всего прочего в холле не было – ему просто померещилось. – Запасной генератор не включился. Сигнала тревоги не было. Из посольства никого не прислали, чтобы нас предупредить, значит, им не до того.
- Нужно не допустить паники. – Доктор открыл ящик стола, достал пистолет, вставил обойму.
- Что делать, если они захватят посольство?
Доктор с трудом выдержал пристальный взгляд парня.
- Они не тронут госпиталь. – Он попытался вложить как можно больше уверенности в свои слова. – Здесь же не только белые, мы лечим всех… - Доктор отвернулся.
Данте почувствовал, как улетучивается последняя надежда найти ответы. Он так восхищался этим человеком, но оказалось, что и он не всесилен. Так же, как Джеймс. Так же, как… кто?!
- То есть мы будем сидеть здесь и надеяться, что нас не тронут? Зачем вы тогда достали оружие?
- Данте, пойми, это лучшее, что мы можем сделать сейчас. Ждать и не поддаваться панике.
- А если они придут сюда и начнут убивать? – продолжал допытываться парень с какой-то жестокой, болезненной целеустремленностью.
- Что ты хочешь от меня услышать? – не выдержал доктор. Нервы у обоих были на взводе. – Что?!
- Ничего. – Данте поднялся и шагнул к выходу.
- Подожди, - окрикнул его доктор.
- Что? – Данте резко обернулся. В его глазах читалось разочарование и злость.
- Возьми. – Доктор протянул парню пистолет. – Тебе он больше пригодится.
Данте нерешительно застыл на пороге.
- Бери, - настойчиво повторил доктор. – Выведешь отсюда своих друзей.
Данте, секунду поколебавшись, взял оружие и решительно вышел из комнаты. Здесь искать ответы было бессмысленно. Тугим, липким комком угнездилось внутри бессилие, вонзив маленькие острые коготки в горло и не давая дышать. Страх, недовольно зашипев на нового захватчика, вынужден был ненадолго сдать свои позиции, но скоро обнаружил, что из бессилия получится неплохой союзник.
На этот раз пространство, чувствуя ярость и злость человека, побоялось играть с ним свои шутки.
Он был на полпути к холлу, когда услышал треск выбиваемых дверей и первые выстрелы. Раздался пронзительный крик, кто-то выругался по-испански, другой, более низкий и грубый голос расхохотался, затем последовал еще один отчаянный крик, оборванный короткой автоматной очередью. Данте осторожно выглянул из-за угла: несколько человек в разномастной военной экипировке шли по коридору, выбивая двери и расстреливая людей. Последним шел наемник с… камерой?!
Где Кэти с Ником? Задушенное бессилием стремление спасти всех внезапно встрепенулось, ожило и сконцентрировалось на людях, которые за три месяца успели стать ему почти друзьями.
Дождавшись, когда наемники скроются из вида, Данте побежал по коридору к холлу. Он смотрел прямо перед собой, зная, что ждет его за выбитыми дверьми. Кое-где на полу выделялись темные пятна – кровавые отпечатки ботинок, на пороге одной комнаты лежала мертвая женщина с испачканными красным светлыми волосами – что-то всколыхнулось в памяти, больно сжалось внутри – и Данте вылетел в холл, не видя и не замечая ничего вокруг, подчиненный лишь одной цели, - добраться до Кэти раньше, чем они доберутся до нее. Он уже не понимал, к кому бежит, кого так отчаянно пытается спасти, но весь его мир сейчас сосредоточился на этой девушке – в точке, где пересекалось прошлое, настоящее и призрачное, очень хрупкое, робкое и несмелое… нет, даже не будущее – его возможность.
Он успел. Сердце выбивало барабанную дробь: успел, успел, успел.
Он нашел их обоих в небольшой комнатке под лестницей, спрятавшихся за грудой хаотично наставленных друг на друга коробок. Ник крепко прижимал Кэти к себе, обнимая ее за талию, его руки – будто цепи, приковывающие ее к нему, и впервые за три месяца Данте почувствовал укол ревности.
- Что? - одними губами произнесла Кэти. В ее глазах светилась отчаянная надежда.
- Доктор Эрриксон ничего не знает. В госпитале наемники, - шепотом объяснил Данте. – Я думаю, посольство захвачено.
- То есть, помощи не будет? – угрюмо спросил Ник.
- Не знаю. – Данте сел на пол и вытащил из-за пояса пистолет. – Скорее всего, нет.
- Но они же связались с Хьюстоном… - Глаза Кэти расширились. – Или нет?
Данте молча пожал плечами. Некоторое время они сидели в тишине. Наконец Данте заговорил:
- Они могут вообще никого сюда не послать, если решат, что в посольстве все мертвы. Мы можем сидеть здесь хоть целую неделю. Сейчас у нас есть шанс уйти, завтра уже не будет.
- Они нас бросили? – Кэти готова была расплакаться от отчаяния.
- Это было что-то… - Данте замолчал, подыскивая слова помягче, - что-то вроде показательной казни, понимаешь? Они хотят показать, что им плевать на Северные Штаты. Завтра видео с массовым убийством будут показывать по всем каналам. Мы все уже мертвы.
Кэти смотрела на него так, будто он ее ударил. Ник, наоборот, выглядел очень спокойным и отрешенным, словно с самого начала знал, что чем-то подобным все и кончится.
- Нужно уходить сейчас. Завтра будет поздно.
За тонкой стенкой, отделяющей комнатушку от холла, послышались голоса. Наемники весело переговаривались, обсуждая подробности только что совершенного убийства и хвастаясь трофеями.
Все трое замерли, вслушиваясь в приближающиеся шаги. Наемники остановились в нескольких футах от лестницы. Данте бесшумно переместился к двери и встал к стене, готовый стрелять в первого, кто войдет в комнату. Секунды напряженного ожидания тянулись невыносимо долго. Наконец где-то в конце коридора послышались крики, и чистильщики, так и не заинтересовавшись комнатой под лестницей, направились добивать людей. Почему доктор Эрриксон не поднял тревогу? Решил, что все равно все погибнут? Что это за извращенное милосердие? Данте сам не знал, откуда в нем взялось такое резкое неприятие этого двойственного гуманизма, но сам он собирался использовать шанс выбраться отсюда живым и вытащить Кэти с Ником, даже если этот шанс был одним на тысячу.
- Пошли, – скомандовал Данте. – К заднему выходу.
Задний выход из госпиталя использовался только ночью, когда патрульная машина привозила раненых, в которых после наступления темноты недостатка не было. Единственная причина, по которой негры и латиносы еще не перегрызли друг другу горло, была в их совместной ненависти к белым, но личная неприязнь все равно выливалась в мелкие, но довольно регулярные стычки. Госпиталь Американского посольства не отказывал в помощи никому, за что и расплатился сегодняшней ночью.
Они шли по широкому коридору, расчерченному полосами падающего из окон лунного света. Здесь было тихо, но с другой стороны холла все еще доносились крики и редкие выстрелы. Что на втором, третьем этажах? Чистильщики уже были там? Что, если все-таки предупредить людей, может быть, кому-нибудь удастся выбраться на улицу и… попасть прямо под пули? Что ждет их самих, когда они выберутся из здания? Стоит ли рискнуть жизнью Кэти ради этих людей? Что делать?!
Данте пытался сосредоточиться на текущей задаче, но посторонние мысли постоянно сбивали концентрацию. Пистолет в руке придавал уверенности, но что он один сможет сделать против нескольких врагов? Он даже ни разу толком не стрелял, питая инстинктивную неприязнь к оружию. Сможет ли он выстрелить в человека? Что они будут делать в Новом Орлеане? Как выбираться из города? Как добраться до Техаса? От Нового Орлеана до Хьюстона пятьсот километров, и неизвестно еще, не произошло ли там что-нибудь этой ночью, ведь волна убийств могла прокатиться по всему Югу.
- Стоять! – раздался сзади довольный голос. – Брось пистолет.
Данте послушно положил оружие на пол и медленно обернулся. Из темноты бокового похода выступил высокий человек с блестящими в лунном свете парными пистолетами. Первое, что бросилось Данте в глаза, - жуткий рваный шрам через всю щеку и хищная белозубая ухмылка.
- Опять убивать детей, - посетовал мужчина. – Надоело…
Такой ужасающей беспомощности Данте не чувствовал никогда в своей жизни.
- Пожалуйста, не надо, - взмолилась Кэти. – Отпустите нас, пожалуйста… Не убивайте… - Слезы градом катились по ее щекам.
Мужчина смотрел на девушку со слабым интересом, в котором не было и проблеска сочувствия.
- Прости, работа. Ничего личного.
“Нечестно. Это нечестно,” - билось в голове у Данте.
В следующее мгновение произошло несколько событий сразу. Ник отшвырнул Кэти от себя и прыгнул на наемника. Наемник открыл огонь, и они вдвоем покатились по полу. Данте обнаружил, что уже успел схватить с пола пистолет и пытается прицелиться в человека со шрамом.
- Ник! Данте, сделай что-нибудь! – отчаянно закричала Кэти.
Наемник отбросил от себя парня и выстрелил в него несколько раз.
- Нет! – Кэти кинулась к Нику, склонилась над ним, принялась трясти, повторяя его имя.
Данте нажал на курок, но руки у него так дрожали, что пуля прошла в полуфуте левее.
Боль обожгла правое плечо. Пистолет выпал из руки и отлетел куда-то в сторону. Данте слепо кинулся вперед, не слыша ничего, кроме оглушительного стука собственного сердца и рыданий Кэти.
Наемник, явно не ожидая такого поступка от раненого парня, на мгновение замешкался, и Данте врезался в него, швырнув спиной на стену. Мужчина тут же попытался оттолкнуть парня, но Данте вцепился крепко, и они вместе рухнули на пол. Убийца был старше, сильнее, опытнее, но парень дрался так отчаянно, что все преимущество профессионала свелось на нет.
Данте каким-то чудом удалось выбить один пистолет, второй неуклонно приближался к лицу. Наемник радостно ухмыльнулся, шрам на щеке изогнулся в жутком подобии второй, еще более хищной улыбочки. Данте оскалился в ответ и вцепился в запястье зубами. Убийца закричал от боли и разжал пальцы. Парень изо всех сил ударил наемника кулаком в лицо, затем еще раз и еще. Зарождающая ярость застилала глаза, отчаяние придавало сил, близость победы пьянила. В руке у наемника сверкнул нож. Данте резко отклонился в сторону, и смертельный удар, нацеленный в горло, лишь слегка задел щеку. Убийца ударил снова. Зазубренное лезвие распороло рубашку и скользнуло по ребрам.
Третий удар Данте успел перехватить. Нож снова замер в опасной близости от горла, но на этот раз наемник сумел оседлать противника и давил на оружие всем своим весом. Данте попытался сбить нож, но сил хватало только на то, чтобы не давать убийце нанести удар.
Он понял, что давление исчезло, только когда на лицо брызнула теплая кровь и мужчина начал заваливаться на бок. На груди у наемника медленно расплывались три темных пятна.
Данте оттолкнул труп и с трудом сел. Прямо перед ним стояла Кэти с дымящимся пистолетом в руках и смотрела на мертвого наемника остекленевшими, расширившимися от потрясения глазами. Секунду спустя она выронила пистолет, осела на пол и горько расплакалась.
Данте поднялся и пошатываясь подошел к девушке. Она сидела, обхватив колени руками. Всю ее маленькую фигурку сотрясали судорожные рыдания, лицо опухло и покраснело от слез.
Данте подобрал оба пистолета, засунул один за пояс, взял Кэти за руку и повел к выходу. Сначала она послушно шла следом, но через несколько десятков шагов заупрямилась:
- Я не пойду без Ника!
- Кэти, Ник… мертв. Надо идти.
Девушка пристально посмотрела на него, будто вспоминая что-то, и неуверенно кивнула.
Коридор казался бесконечным. В каждом темном углу Данте мерещилась опасность, каждый освещенный участок заставлял ускорить шаг, тени двоились, а дверь в конце коридора будто издевалась, отодвигаясь по мере того, как они приближались к ней.
- Дай мне оружие, - раздался голос за спиной, когда до выхода оставалось всего ничего.
Данте обернулся и встретил осмысленный, упрямый, взрослый взгляд Кэти. Он безропотно передал ей второй пистолет. Такая Кэти, они видел, будет драться – драться и мстить за любимого.
До выхода было всего двадцать шагов, когда распахнулись, и они оказались лицом к лицу с десятком вооруженных людей. На улице было светлее, чем в коридоре, и все, что они видели, - темные силуэты на фоне огня.
- Глянь-ка, еще два щенка, - рассмеялся кто-то, – я думал, мы всех уже врезали…
Данте бросил последний взгляд на Кэти, прощаясь. Она улыбнулась. Она, как и мама, умела улыбаться даже на пороге смерти… Мама?! Когда?! Все повторяется?! Опять?!
Он давил на курок, пока вместо выстрелов не стали раздаваться сухие щелчки; пытался драться, даже когда тело почти перестало его слушаться… Он очень четко видел их лица, их довольные ухмылки, жестокость и тупое удовлетворение в глазах. Они стояли над ним, как стая шакалов, заслоняя свет и не давая дотянуться до Кэти, которая была совсем рядом, как раньше мама… Мама?!
Данте чувствовал, как все вокруг наливается слепящим, обжигающим жидким сиянием, пронизывающим насквозь, и испугался, что оно поглотит его целиком, и вспомнил, что тогда, раньше, пришел Старший и вытащил его из огненного ада… Старший?!
- Какой живучий, гаденыш, - присвистнул кто-то.
- Дышит еще, - согласился второй голос.
- Счас исправим, - уверил третий.
четверг, 10 февраля 2011
Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Название: Азбука отчуждения.
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N2. Crescent City/City that Care Forgot
(Город-полумесяц/Беззаботный город)
J / JUXTAPOSITION
“Новый Орлеан известен как город вечерней жизни и красочных фестивалей, - достаточно назвать "Марди-Гра". Там родилась джазовая музыка, там можно послушать выступление духового оркестра во Французском квартале, одновременно наслаждаясь креольско-каджунскими блюдами, такими как гумбо или джамбалайя. Но за красочной внешностью скрывается таинственная аура вуду и мрачное и трагическое наследие африканской работорговли.
Новый Орлеан - это город, отличительной чертой которого является его мультикультурное разнообразие людей, которые создавали его историю, - в особенности негров, французов, испанских креолов, ирландцев, итальянцев и немцев.
Говорить о гибкости Нового Орлеана - значит просто цитировать его историю. Новый Орлеан - это демографический и культурный котел, в котором перемешались германская промышленность и французско-испанское аристократическое высокомерие, ирландская общительность и сицилийская эмоциональность, африканское изобилие и упрямство американских переселенцев, и где смерть тоже воспринимается как часть жизни…”
- Данте, прекрати! Мы знаем про Новый Орлеан все, что нужно, и даже больше! И вообще, кому нужна газета двадцатилетней давности? – Кэти, минут десять не расстававшаяся с зеркальцем и косметичкой, наконец удовлетворилась макияжем и, не найдя лучшего способа развеять скуку, стала приставать к Данте. Между прочим, он читал вслух по ее же просьбе.
- Статье всего семь лет. – Парень бросил на девушку укоризненный взгляд, но решил, что оно того не стоит. Скорее всего, для нее уже прошлый год – прошлый модный сезон (?) – был далеким прошлым. - Она вышла как раз перед восстанием на Юге.
- Ничего новее не было? – Кэти насмешливо хмыкнула и положила подбородок на плечо Данте, чтобы взглянуть на картинки.
Данте почувствовал, что начинает краснеть, прокашлялся, чтобы скрыть неловкость, и передал распечатку девушке.
Кэти недовольно поморщилась, стрельнула глазами, но цепляться не стала. Шоковая терапия еще никому не помогла излечиться от робости и нерешительности в отношениях с противоположным полом. Точнее, помогла, но с Данте это бы точно не сработало. Данте – это вообще крайне тяжелый случай в хронической форме. Умник и красавчик одновременно – нет, ну где вы видели такое сочетание?! Определенно, парень уникален. Только вот скажешь ему что-нибудь подобное – получишь по полной программе. Почему-то на замечания относительно своей исключительности Данте реагировал крайне болезненно.
- “Новый Орлеан: город, отличительной чертой которого является многообразие.” Кен Рингл, обозреватель газеты “Вашингтон пост”. 15 мая 2014 год. Как это было давно… - Девушка, по-настоящему заинтересовавшись, принялась рассматривать черно-белые фотографии. - Это карнавал? Тот самый Марди-Гра? Какая огромная процессия! – Кэти перелистнула страницу и чуть не выронила бумаги из рук. - О боже, они это ели? Мне даже смотреть тошно! А почему Новый Орлеан называется беззаботным городом? О, нашла! И еще город-полумесяц! Красиво... – Кэти кивнула на фотографию молодой улыбающейся девушки в ярком костюме, покрытом блестками и украшенном длинными, переливающимися всеми цветами радуги перьями. – Жаль, что карнавал больше не проводится…
- Кэти, ты замолчишь когда-нибудь? – раздраженно спросил Ник, пытавшийся подремать в кресле, но без особого успеха: кресла зала в зале ожидания явно не были для этого предназначены.
Аэропорт Шарля де Голля вообще производил довольно странное, неприятное впечатление: чистота, граничащая со стерильностью, слепящие бело-голубые тона, огромные пустые пространства, стекло и режущая глаза искусственность. Все троим здесь было не по себе.
- Зануда! – Кэти никогда за словом в карман не лезла. – Мешаю я тебе! Надо же!
- Да, мешаешь. Займись чем-нибудь, - недовольно посоветовал ей Ник и снова закрыл глаза.
- Так я и занимаюсь! – сделала ответный выпад Кэти. – В отличие от некоторых.
- Лучше бы ты красилась, - вздохнул Ник. – Тише было бы.
- Какой некультурный молодой человек! – Кэти оперлась руками на колени Данте, наклонилась и прошептала на ухо Нику: - Надо будет поучить тебя хорошим манерам.
- Мне уйти? – Данте чувствовал себя очень неловко, оказавшись между влюбленными во время их очередной шуточной перепалки.
- Нет, что ты, скорее я его выгоню. Данте, ты ведь у нас хороший мальчик, правда? А вот ты, Ник, плохой… Как ты думаешь, стоит мне тебя бросить? Я слышала, Данте расстался с Мэри…
- Про нас что, уже весь университет знает?
Кэти подняла глаза на Данте и чуть не рассмеялась, увидев, что парень по-настоящему задет. Кто сейчас придает такое значение отношениям? Ну, погуляли пару месяцев, расстались – дело обычное, если из-за каждого разрыва так переживать, то можно и с ума сойти.
- Твоя Мэри не умеет держать язык за зубами. Она пожаловалась подруге, та рассказала…
- Не надо, мне все равно, кто кому что сказал, - удрученно вздохнул Данте. – Хотя чего от нее можно было ожидать…
- Да ладно тебе! Подумай только – мы летим на Юг! Мы будем заниматься настоящим делом. – Глаза девушки загорелись, на щеках заиграл румянец.
- Какая серьезная молодая особа! – поддразнил Кэти Ник. – Прямо ушам своим не верю!
Кэти собралась было обидеться, но передумала и решила принять предложенную игру.
- Да, очень серьезная. Между прочим, я правнучка…
- Того самого Джона Кеннеди, это уж точно весь университет знает, - закончил Ник. – Ты повторяешь это пять раз на дню… Кстати, может все-таки не Кеннеди, а Рональда Рейгана? В тебе определенно есть задатки актрисы. И что ты делаешь в Сорбонне?
- Это комплимент или оскорбление? Я ненавижу, когда меня воспринимают как пустоголовую блондинку, и если я пойму, что ты тоже так думаешь, я тебя брошу, вот увидишь! – негодовала Кэти.
- Нет, что ты! Ты самая умная девушка на свете! – поспешил уверить Кэти Ник.
- Все, я пошел курить. - Данте решительно поднялся и направился к выходу из зала ожидания.
- Ты же не куришь? – опешил Ник.
- С вами двоими – точно начну.
Данте остановился у огромной прозрачной стены, через которую было видно взлетное поле. Их самолет должен был лететь еще только через час, но они специально приехали пораньше: оставаться дома и выслушивать советы и напутствия родных было невыносимо.
Мама плакала, когда целовала его на прощание. Итэн крепко пожал ему руку – в глазах старшего брата читалось восхищение. Джеймс рано утром ушел на операцию, но с отцом Данте уже все выяснил.
Кэти с Ником, да он сам тоже, сильно переживали, но старались это скрыть - каждый по-своему. Данте пытался отвлечься, читая старую статью о Новом Орлеане, Кэти постоянно поправляла макияж, хотя обычно не любила краситься, считая, что такой серьезной девушке, без пяти минут дипломированному врачу-травматологу, не пристало уделять столь пристальное внимание косметике, а Ник решил просто проспать время до отлета, но разве можно уснуть в такой нервной обстановке? Словесная перепалка влюбленных - тоже способ забыть о сомнениях и тревогах. Данте надеялся, что у них это получилось, потому что у него на душе было нехорошо. Плохое предчувствие? Или просто волнение перед первым самостоятельным шагом в жизни? Гадать бесполезно – время покажет.
Две маленькие теплые ладошки обхватили его лицо, закрывая глаза. Данте улыбнулся: невысокой девушке наверняка пришлось встать на цыпочки – это с его-то ростом 6’4.
- Ну и как там, в облаках? – голос Кэти звенел тревогой и вымученным задором. – Объявили регистрацию на самолет до Нью-Йорка.
- В облаках - ужасно. Мокро и холодно. – Данте обернулся, подхватил легкую, как перышко девушку, закружил, будто ребенка. Кэти рассмеялась от удовольствия – на этот раз искренне, без притворства. - И вот так качает, когда ветер дует.
- Данте, ты чудо! Спасибо тебе большое! – Кэти чмокнула парня в щеку и залилась румянцем.
Данте опустил девушку на пол, невольно потянулся к ее лицу, чтобы убрать со лба выбившуюся из хвоста рыжеватую прядь. Кэти покраснела еще сильнее, и парень опустил руку, будто устыдившись внезапного порыва.
- Извини.
- Ничего. Пойдем, не хочу стоять в очереди. – Кэти попыталась принять деловой вид, но все равно Данте видел ее настоящую - молодую испуганную девушку, старающуюся за шутливостью скрыть беспокойство и смущение. Но именно это сочетание силы и слабости так очаровывало Данте.
- И Ник ревновать будет – почему это мы задержались? – ободряюще улыбнулся парень.
- Пусть только попробует! – улыбнулась в ответ Кэти.
- Так кто там не хотел стоять в очереди? – Данте дружески обнял девушку за плечи и повел к залу ожидания.
K / KALEIDOSCOPE
По пути из Хьюстона в сторону Нового Орлеана степные равнины стали постепенно густеть лесами, которые начали все ближе и ближе подбираться к дороге. Уже после того, как проехали столицу Луизианы Батон Руж, местность стала болотистой и незаметно превратилась в море разливанное из топей и трясин. Дорога пошла по мосту, который был проложен среди сплошных болот. Над тянущейся до горизонта водной гладью возвышались могучие деревья со свисающими с них лохмотьями вьюнов, поверхность трясины была покрыта густой зеленой ряской. Время от времени над ней пролетали небольшие группы пеликанов.
Кэти жадно смотрела в окно. Данте тоже глаз не мог оторвать от живописного пейзажа, простиравшегося по обе стороны деревянных мостков. Им, проведшим всю свою недолгую жизнь в городах, бескрайняя водная равнина с деревьями-великанами казалась чем-то абсолютно нереальным, скорее пейзажем из научно-фантастической книжки про путешествия в параллельные миры, чем местом, которое действительно можно найти на карте. Один Ник смотрел на всю эту красоту с опаской и подозрением и пару раз даже пробурчал, что в таком-то болоте наверняка водятся крокодилы, ядовитые пауки, малярийные комары и неизвестно еще какая гадость. На его ворчание никто не обратил внимания.
В город они въехали только после наступления темноты.
- По центральным улицам ночью лучше не ездить, - довольно сообщил шофер, явно тяготившийся молчаливостью пассажиров.
Шофер, надо сказать, у них был довольно колоритной личностью – мужчина неопределенного возраста, потрепанного вида, невнятной национальности и сомнительной внешности. Сам себя он называл Начезом, в честь знаменитого парохода, до восстания катавшего туристов по Миссисипи.
- Странно, обычно центральные улицы – самые безопасные, - заметил Данте.
- Только не в Новом Орлеане, - рассмеялся мужчина. - Здесь весь сброд ночью собирается на Бурбон-стрит, а на окраинах только последние бродяги и шляются.
Будто в подтверждение его слов из переулка внезапно вынырнул какой-то радостно скалящийся тип и затараторил что-то нечленораздельное на жуткой смеси английского и французского, размахивая руками и шатаясь из стороны в сторону. Водитель, видимо, привыкший к таким выходкам, спокойно притормозил и аккуратно объехал неадекватного обитателя новоорлеанских трущоб.
- И вы не боитесь вот так ездить туда-сюда?
- А с чего мне бояться? Я привожу кое-что с каждым рейсом, вот меня и не трогают, - пожал плечами водитель. Данте взглянул в зеркало: Начез расплылся в лукаво-самодовольной улыбке, в темных глазах два веселых чертика энергично отбивали чечетку.
- Обратно порожняком ездите? – невинно поинтересовался Данте.
Человек-пароход обернулся и заговорщицки подмигнул парню.
- Ты чего такой любопытный? Здесь, парень, каждый приспосабливается, как может. Вас вот отправили со мной, посчитали, много чести вас вертолет гонять. Дядюшка Начез всем нужен!
- Скоро мы приедем? – Голос девушки звучал хоть и сонно, но требовательно.
- Скоро, красавица, и глазом моргнуть не успеешь! – радостно возвестил шофер.
- Хорошо бы. – Кэти, судя по тону, не очень поверившая в обещание “дядюшки Начеза”, бросила рассеянный взгляд в окно. – И это Новый Орлеан?!
- В статье написано, что Новый Орлеана – первый город в США, который строили профессиональные архитекторы. – Данте провожал разочарованным взглядом невзрачные, обветшалые дома, украшенные литыми чугунными балкончиками с торчащими кое-где пустыми цветочными горшками. Может быть, раньше, когда яркие цветы и пышная зелень отвлекали внимание от неприглядной серости обшарпанных зданий, Французский квартал и выглядел более представительно, но сейчас производил исключительно удручающее впечатление запущенности и одинокого старения. – Интересно, что же они тут проектировали? Да, его смыло, но все равно непонятно…
- Смыло? – удивленно переспросила Кэти. – Ты о чем?
- Девять лет назад во время урагана почти весь Новый Орлеан затопило, - пояснил Данте. – Еще через два года произошло отделение Юга, и полностью восстановить город не успели.
- Ясно, - протянула Кэти, всматриваясь в изредка расцвечивавшуюся светом газовых фонарей тьму за окном. Местами все еще можно было заметить следы наводнения: обнаженную кирпичную кладку на месте штукатурки, трещины: побольше – на зданиях, поменьше – на асфальте.
Новый Орлеан оказался совсем небольшим городом. Уже через пятнадцать минут езды по узким безымянным улочкам они добрались до посольства. Большое трехэтажное каменное здание с высокими витражными окнами и неизменными балкончиками располагалось в центре Французского Квартала, - буквально в метрах тридцати от Бурбон-стрит и в метрах пятистах от улицы Канал, отделяющий Французский Квартал от Американского. Здание было окружено внушительного вида ограждением, во дворе виднелись постройки поменьше.
- Вам туда. – Начез кивком указал на пристроенное к воротам сооружение, по-видимому, контрольно-пропускной пункт.
- Нас тут точно ждут? – недоверчиво спросил Ник, с сомнением глядя на темное здание.
- Дождаться не могут. Соскучились уже, - съязвила разбуженная прохладным ночным воздухом Кэти. – Готовят вечеринку, вот свет и вырубили. Мы войдем – а они: Бу!
Шутка развеселила только Начеза, который и заржал совершенно бесстыдным образом в гордом одиночестве.
- Детки, вы когда обратно?
- Через три месяца, - насупилась Кэти, всегда очень бурно реагировавшая на людей, имевших неосторожность назвать ее “деткой” или “малышкой”. - А что?
- Будете живы – я вас, так уж и быть, довезу до Хьюстона, - пообещал Начез, оскалившись в самой что ни на есть невинной ухмылочке.
Данте посмотрел на млеющего от собственного гениального чувства юмора Начеза, на Ника, с поистине библейским терпением ожидающего конца мучениям, на уставшую и от этого донельзя раздраженную Кэти, на темные окна посольства… Начало, каким бы они ни оказалось в итоге, было положено.
L / LANDMARK
- Я хочу, чтобы вы уяснили главное: здесь не место геройству. Вы не можете помочь всем и каждому. Вы здесь не для того, чтобы спасать мир. Вы должны лечить больных и раненых. Вы здесь нужны живыми. Все понятно? – Доктор Эрриксон говорил коротким предложениями, будто вколачивая каждую мысль в сознание детей. Именно так – как о детях – он и думал о молодых врачах.
- Да, - ответил Данте
Кэти и Ник кивнули. Они совсем потерялись в присутствии доктора: сказывались его резкий тон, их собственная неопытность, утомительный перелет Париж-Нью-Йорк-Хьстон и еще десять часов в машине до Нового Орлеана. Да и вообще доктор Эрриксон был из тех людей, которые при первой встрече вызывали уважение и даже некоторую робость абсолютно у всех. Новички из Парижа не стали исключением.
- Из госпиталя выходить только в крайнем случае. За территорию посольства не выходить ни при каких обстоятельствах. Кто знает испанский?
- Я знаю испанский и португальский.
Доктор бросил на Данте недоверчивый взгляд.
- Неужели в Сорбонне преподают португальский?
- Нет. Я изучил его сам. – Данте решил умолчать о том, что, обладая феноменальной памятью, мог выучить любой язык за две недели. Ничего, кроме неприятностей, такие откровения не приносили.
- Из Северных Штатов сюда едут неохотно. Вы хоть и американцы по национальности, живете в Париже. В состоятельных семьях. Теперь объясните мне – зачем вас сюда понесло?
- Вы думаете, мы богатые испорченные детишки, которым захотелось острых ощущений? – не сдержалась Кэти. – Я сюда приехала точно не затем, чтобы меня считали избалованным ребенком!
- Понятно, - удовлетворенно кивнул доктор. - Ты?
- Я просто хочу помогать людям. – Ник бросил красноречивый взгляд на Кэти. – И еще…
- Ясно, поехал за ней, - сделал вывод доктор Эрриксон. – Ты?
- Хочу делать что-то настоящее. Нужное. Хочу понять, чего я стою, - честно ответил Данте.
- Идеалисты малолетние. – Доктор устало вздохнул, поднялся, прихрамывая, подошел к шкафу, вставил личные дела в пустые ячейки. – Все поняли, что вы здесь нужны живыми? В третий раз повторять не надо?
- Не надо, - ответил за всех Данте. – Мы не будем нарушать правила.
- Я на это надеюсь. Знаете, где ваши комнаты? Прекрасно. Завтра в полдевятого жду вас в своем кабинете. Вопросы есть?
Вопросов не было. Утомительный перелет и обилие новых ощущений вылились в крайнюю усталость, и у Ника и Кэти было сейчас лишь одно желание – как можно скорее добраться до своих комнат и упасть в кровать. Данте, как ни странно, абсолютно не чувствовал усталости – им овладело странное возбуждение, граничащее с совсем не приставшим взрослому двадцатиоднолетнему парню ликованием: наконец-то, вот она, самостоятельная жизнь и настоящая работа.
- Давай сюда. – Данте легко подхватил чемодан Кэти и направился к лестнице, ведущей на второй этаж больничного комплекса.
- Лучше бы ты меня понес! - крикнула ему вдогонку девушка.
- Носить тебя на руках буду я. – Ник взялся за собственный чемодан, внезапно показавшийся неподъемным, и добавил: – Может быть. Завтра, когда высплюсь.
- Да ладно, ты только обещаешь. – Кэти проследила глазами Данте: спина прямая, идет так, будто два тяжелых чемодана ничего не весят. - И как он это делает? На энтузиазме, что ли?
- Это же Данте. Мистер Совершенство. – Ник со второй попытки оторвал чемодан от пола и начал восхождение по лестнице. – И что ты во мне нашла? Такой красавчик рядом, я буду ревновать.
- О чем ты думаешь, Николас Дрейк? Ты приехал сюда работать.
- Одно другому не мешает, - философски заметил парень.
- Обещания, обещания, - поддразнила его Кэти.
- Тише, тут люди спят, между прочим, - шикнул на девушку Ник. – Доктора Эрриксона, как я понял, лучше не злить. Завтра утром ему кто-нибудь расскажет…
- И что? – язвительно поинтересовалась Кэти. – Он ничего не сделает. Это он только сначала такой строгий, а потом наверняка окажется, что он просто хотел нас попугать.
- Он за нас беспокоится. Мы для него дети.
Через пару минут блуждания по пустому и темному больничному комплексу они добрались до конца коридора правого крыла здания, где находились выделенные им комнаты.
- Мы все сделали правильно, правда, Ник? – спросила Кэти, на секунду задержавшись на пороге.
- Да, солнышко. Все будет хорошо. – Ник бросил наконец злополучный чемодан и обнял девушку.
Данте лежал в темноте и слушал, как они целуются. Вчера он неожиданно для самого себя обнаружил, что Кэти, незаметная девушка с параллельного факультета, на которую он раньше совсем не обращал внимания, начинает ему нравиться, но в нежной, необыкновенно искренней и чистой любви Кэти и Ника было что-то настолько трогательное и очаровательное, что он просто не мог вмешаться.
Удивительно, но даже в темноте Данте отчетливо различал контуры предметов в комнате. У стен стояли две узких кровати с тумбочками, с обеих сторон двери – два небольших шкафа, у окна – стол. На стене над кроватями висели железные полки для книг. Обстановка была довольно аскетичной, но Данте нравилось. Он жалел только, что не смог взять с собой гитару. Дома, в особняке отца на втором этаже была большая пустая комната, которую он превратил в музыкальную студию. Там разместилась ударная установка, электрогитара и синтезатор. По просьбе сына Джеймс установил в комнате звукоизоляцию, и Данте мог играть хоть сутки напролет, что иногда и делал. Здесь никто бы не стал терпеть его гитару, но ради этой работы в Новом Орлеане Данте готов был пожертвовать многим - в том числе и музыкой.
Даже после двух суток без сна спать не хотелось, будто от резкой смены обстановки что-то сдвинулось в сознании, меня восприятие, и открылось второе дыхание. Но Данте все равно повернулся к стене, закрыл глаза и заставил себя не слушать перешептывающихся в коридоре влюбленных. Завтра… Завтра будет утро первого дня новой жизни.
M / MAJESTIC
Руководителя миссии конфедератов Верджил прозвал Че Геварой – за черный берет с красной звездой, характерную бородку и привычку к месту и не к месту вставлять слово “свобода”. Тем не менее, язык у того был подвешен как надо, да и те, кто за ним стоял, сумели вбить ему в голову основные требования, которые нужно было донести до дипломатов Северных Штатов.
Переговоры шли уже вторую неделю с переменным успехом – то есть буксовали даже в отношении тех вопросов, где разногласий, казалось бы, совсем быть не могло. Конфедераты соглашались на предложенные Штатами условия, обещали подписать документы завтра, на следующий день отказывались от своих слов, мотивируя это какими-то невнятными разногласиями среди руководства Конфедерации – глав входящих в состав Союза штатов. Американские дипломаты, получившие из Вашингтона приказ не давить на непредсказуемых латиноамериканцев, терпели, сжав зубы, но переговоры все больше и больше начинали походить на костюмированное цирковое представление с поддельным Че Геварой в роли главного клоуна. Конфедераты явно тянули время, но зачем? Что изменится через неделю, через месяц? Чего они ждут?
Северные Штаты могли стереть Юг с лица Земли – это было проще всего, но пока оставался хоть маленький шанс уладить дело миром, его нужно было использовать. Уничтожить – одно, ввести войска и установить хоть какое-то подобие порядка – другое. Второе гораздо сложнее, но и оно чревато неприятностями со стороны международного сообщества, недаром США в Париже заручилось поддержкой Европейского Союза. Одна разваливающаяся на куски супердержава против всех… Нет, такая ситуация недопустима. Штатам и так до сих пор вспоминали Вьетнам, Афганистан и Ирак, им не нужен был еще и Юг.
- Мы требуем полной отмены эмбарго. Нам нужна экономическая свобода…
Так, опять “свобода”. От этого слова уже сводило челюсти. И когда этот клоун перестанет бросаться общими фразами? Где те, кто за ним стоят?
Верджил почувствовал, что больше не в силах принимать участие в этом фарсе. Да и кто заметит его отсутствие? Кому здесь есть до него дело?
Он незаметно выскользнул из зала и вернулся в номер, где жил вместе с двумя дипломатами из Вашингтона. В комнате висела затхлая, удушающая жара, пропитанная запахами Миссисипи. Ночью дул прохладны ветер с Мексиканского залива, но днем температура в тени поднималась до невыносимых 120 градусов в тени, и Французский квартал превращался в плавящийся ад.
Верджил снял пиджак, расстегнул рубашку. Если конфедератскому придурку разрешено ходить в этом глупом берете, значит, и его рубашку дипломатическая этика стерпит.
Тонкая шелковая ткань липла к телу, намокшие от пота волосы падали на лоб. Курить не хотелось, теплое слегка кисловатое вино вызывало стойкое отвращение. Причин для раздражения было много, но Верджилом овладела такая апатия, что даже раздражаться не было сил. Хотелось вернуться в Вашингтон, в Париж, куда угодно, только подальше от этого пекла, где слепящее, всепроникающее солнце превращало людей в вялых полусонных созданий, лишая силы воли и ясности мысли.
Ночная прохлада звала Верджила прочь из тесной, душной комнаты, которую соседи-дипломаты наглухо задраивали, боясь москитов, повстанцев и еще неизвестно чего. За территорией посольства была настоящая луизианская ночь, полная тайн и опасностей, и сегодня, сидя на очередном раунде переговоров и изнывая от скуки, Верджил решил, что нарушит запрет и пойдет в город.
Делать было абсолютно нечего. Верджил распахнул окно, сел на подоконник и закрыл глаза, мысленно представляя себе территорию посольства. Круглосуточно работал только госпиталь, куда даже ночью патруль привозил раненых. Беспорядки на улицах не прекращались, и хотя белое население после наступления комендантского часа старалось не покидать дома, пострадавшие все равно были. Патруль подбирал и белых, и латиноамериканцев – всех, кто нуждался в медицинской помощи.
Верджил продолжал обдумывать план “побега”: выйти с территории посольства через главный выход не получится, но можно попробовать обойти датчики движения, расположенные по периметру, замкнуть электричество на одном пролете, перелезть через ограду. Все, что угодно, лишь бы выбраться отсюда. Территория дипломатической миссии стала для Верджила тюрьмой, а он ненавидел, когда его свободу ограничивали. Вряд ли Роберт полностью был знаком положением вещей в Новом Орлеане, иначе не отправил бы его сюда.
Ему не хватало давно ставших привычными упражнений с мечом. Отец не поощрял это увлечение, но и не возражал, когда Верджил сначала три раза в неделю стал посещать фехтовальный класс, а потом начал тренироваться самостоятельно. Упражнения с катаной всегда возвращали ему спокойствие духа и ясность сознания, которых так не хватало здесь, в умирающем от жары и скуки месте посреди забытого всеми богами города. Конфедераты, восстание эмигрантов, борьба за свободу и независимость… Какое ему было до этого дела? Политические дрязги и интриги его волновали намного меньше, чем убийство того парня в Париже. В конце концов, все, что было в мире стоящего, заключалось в человеке.
Хотелось что-нибудь почитать, но в библиотеке посольства Верджил не нашел ничего нового, а единственную книгу, привезенную с собой, он знал наизусть. Это был небольшой потрепанный томик в кожаном переплете. В книге рассказывалась история о Легендарном Темном Рыцаре Спарде, который спас человечество от нашествия демонов две тысячи лет назад, примерно в то время, когда, согласно Библии, в Иерусалиме распяли Христа. Этот Темный Рыцарь был дьяволом из ада, восставшим против своего рода ради защиты невинных людей. Может быть, именно поэтому, в отличие от различных национальных геройских эпосов, эта легенда была забыта. Верджил случайно наткнулся на книгу, просматривая электронный каталог библиотеки Ватикана, и заинтересовался - имя “Спарда” вызывало смутные ассоциации родом из детских воспоминаний. Через месяц книга была у него. Хорошо, что отец не знал, каким способом ему удалось заполучить такую редкую старинную вещь из закрытой библиотеки столицы католицизма. Последняя страница была вырвана, и Верджил так и не узнал окончание пророчества. Наверное, это еще один трюк провидения, так любящего писать судьбам открытые концовки.
Мысли о легенде вызвали резонанс где-то в глубинах памяти, и перед глазами ожила яркая картинка из детства. Большая комната, освещенная горящим в камине огнем. По стенам и потолку мечутся дерзкие голодные тени, но ему совсем не страшно. Он купается в ощущении покоя и безопасности, потому что… мама? папа? - взрослые люди защитят его от таящихся в темных углах монстров. В кресле у камина сидит очень красивая женщина с длинными золотистыми волосами, на коленях у нее - раскрытая книга. Высокий мужчина в плаще – его огромная крылатая тень хищно трепетала на стене - стоит перед женщиной на одном колене и читает стихи:
“Единственная ты, кем смертный род
Возвышенней, чем всякое творенье,
Вмещаемое в малый небосвод,
Тебе служить - такое утешенье,
Что я, свершив, заслуги не приму;
Мне нужно лишь узнать твое веленье…
Беатриче, помоги усилью
Того, который из любви к тебе
Возвысился над повседневной былью.
Или не внемлешь ты его мольбе?
Не видишь, как поток, грознее моря,
Уносит изнемогшего в борьбе?..”
Мужчина поднимается – тень расправляет крылья, издает низкий гортанный рык, - и женщина встает, делает шаг ему навстречу и обнимает, смеясь и плача от счастья…
Видение растаяло. Слабое, несмелое, осторожно коснулось кожи первое дуновение ветра – на Новый Орлеан опускались оранжевато-синие прозрачные сумерки. Пропахший солью и пряной влагой океана ветер приятно обволакивал, охлаждая изнемогающее от жары тело и проясняя заблудившийся в видениях-воспоминаниях разум. Освежающая прохлада на коже отозвалась острым, почти на границе боли, возбуждением, навеявшим предвкушение чего-то значительного, обещающего прервать череду однообразных дней, и Верджил милостиво принял ласку сумерек и ветра.
Почувствовав солнечный луч на лице, он отклонился и открыл глаза. Окна госпиталя пылали отраженным солнечным светом – ярко-алое бушующее пламя, такое живое на безжизненном пластике, и на секунду Верджилу показалось, что в крайнем, темном окне он видит свое отражение – только это отражение было не на стекле, а за ним. Усмехнувшись странному наваждению, Верджил вновь предался предвкушению ночной прогулки по городу-полумесяцу.
N / NEVERMORE
Ник нашел Кэти в приемной доктора Эрриксона, в этот час непривычно пустой и тихой. Девушка забилась в угол между подоконником и боковой стенкой шкафа и тихо плакала, изредка всхлипывая и вытирая слезы тыльной стороной ладони.
Ник сел рядом, обнял девушку, поцеловал в мокрую от соленой влаги щеку.
- Мы сделали все, что смогли. Его было не спасти.
- Он еще младше нас. – Кэти крепко прижалась к парню, положила ему голову на грудь. – Ему лет восемнадцать всего… было… Он до операции пришел в сознание… Подумал, что я другая девушка… Клялся, что любит… Просил за него помолиться… Я не знаю ни одной молитвы…
- Я знаю. Я тебя научу. Хочешь, мы улетим в пятницу? – Ник уже несколько раз делал такое предложение и сейчас очень надеялся, что Кэти наконец согласится вернуться в Париж.
- Нет, - решительно отказалась девушка. – Я остаюсь здесь.
- В этом нет ничего постыдного. Мы здесь уже три месяца. Имеем полное право вернуться, никто нам и слова не скажет, - продолжал настаивать Ник. – Нам же еще нужно получить дипломы…
- Можешь ехать, никто тебя не держит. – Кэти высвободилась из объятий парня, резко встала, подошла к окну. – Там столько людей, которым нужна наша помощь.
- Ты для меня важнее всех. – Ник положил Кэти руку на плечо, мягко развернул девушку к себе, заглянул в глаза. - Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Хватит искушать судьбу, пора возвращаться домой.
- Давай останемся до конца месяца, - отчаянно взмолилась Кэти. – Нельзя же вот так все бросить... Пожалуйста, Ник, только до конца месяца…
- Только до конца месяца. Обещаешь? – серьезно спросил парень.
- Обещаю. – Кэти опять расплакалась, но это были слезы облегчения. Она устала от постоянного напряжения, крови, смерти и страха, хотя и не признавалась в этом никому, даже самой себе. Хорошо, что Ник понимал все без слов, – она просто не набралась бы решительности рассказать ему.
До отъезда оставалось еще долгих пятнадцать дней…
Автор: Lina
Персонажи: Данте, Верджил.
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Жанр: драма, альтернативная вселенная, реализм (единственное фантастическое допущение - существование самих близнецов-полудьяволов)
Размер: макси
Дисклеймер: ни на что не претендую. Герои принадлежат САРСОМ'у, сюжет - автору.
Саммари: Данте и Верджил были усыновлены разными семьями и разлучены. Через тринадцать лет они встречаются в Новом Орлеане, столице отделившихся от США и объединившихся в Конфедерацию Южных штатов. Верджил состоит в дипломатической миссии, Данте - работает в госпитале. Во время нападения на американское посольство близнецы осознают свое дьявольское происхождение. Верджил играет роль ментора и змея-искусителя, Данте пытается сделать выбор: вернуться к семье или вместе с братом податься в наемники на Свободном Юге.
Вечная сказка о перерождении, выборе и принятии себя.
Разрешение на размещение: нет. Не удалось связаться с автором.
Ссылка на оригинал: Сайт требует регистрации
Предыдущие главы:
Азбука Отчуждения A-E
Азбука Отчуждения F-I
Азбука Отчуждения J-N2. Crescent City/City that Care Forgot
(Город-полумесяц/Беззаботный город)
J / JUXTAPOSITION
“Новый Орлеан известен как город вечерней жизни и красочных фестивалей, - достаточно назвать "Марди-Гра". Там родилась джазовая музыка, там можно послушать выступление духового оркестра во Французском квартале, одновременно наслаждаясь креольско-каджунскими блюдами, такими как гумбо или джамбалайя. Но за красочной внешностью скрывается таинственная аура вуду и мрачное и трагическое наследие африканской работорговли.
Новый Орлеан - это город, отличительной чертой которого является его мультикультурное разнообразие людей, которые создавали его историю, - в особенности негров, французов, испанских креолов, ирландцев, итальянцев и немцев.
Говорить о гибкости Нового Орлеана - значит просто цитировать его историю. Новый Орлеан - это демографический и культурный котел, в котором перемешались германская промышленность и французско-испанское аристократическое высокомерие, ирландская общительность и сицилийская эмоциональность, африканское изобилие и упрямство американских переселенцев, и где смерть тоже воспринимается как часть жизни…”
- Данте, прекрати! Мы знаем про Новый Орлеан все, что нужно, и даже больше! И вообще, кому нужна газета двадцатилетней давности? – Кэти, минут десять не расстававшаяся с зеркальцем и косметичкой, наконец удовлетворилась макияжем и, не найдя лучшего способа развеять скуку, стала приставать к Данте. Между прочим, он читал вслух по ее же просьбе.
- Статье всего семь лет. – Парень бросил на девушку укоризненный взгляд, но решил, что оно того не стоит. Скорее всего, для нее уже прошлый год – прошлый модный сезон (?) – был далеким прошлым. - Она вышла как раз перед восстанием на Юге.
- Ничего новее не было? – Кэти насмешливо хмыкнула и положила подбородок на плечо Данте, чтобы взглянуть на картинки.
Данте почувствовал, что начинает краснеть, прокашлялся, чтобы скрыть неловкость, и передал распечатку девушке.
Кэти недовольно поморщилась, стрельнула глазами, но цепляться не стала. Шоковая терапия еще никому не помогла излечиться от робости и нерешительности в отношениях с противоположным полом. Точнее, помогла, но с Данте это бы точно не сработало. Данте – это вообще крайне тяжелый случай в хронической форме. Умник и красавчик одновременно – нет, ну где вы видели такое сочетание?! Определенно, парень уникален. Только вот скажешь ему что-нибудь подобное – получишь по полной программе. Почему-то на замечания относительно своей исключительности Данте реагировал крайне болезненно.
- “Новый Орлеан: город, отличительной чертой которого является многообразие.” Кен Рингл, обозреватель газеты “Вашингтон пост”. 15 мая 2014 год. Как это было давно… - Девушка, по-настоящему заинтересовавшись, принялась рассматривать черно-белые фотографии. - Это карнавал? Тот самый Марди-Гра? Какая огромная процессия! – Кэти перелистнула страницу и чуть не выронила бумаги из рук. - О боже, они это ели? Мне даже смотреть тошно! А почему Новый Орлеан называется беззаботным городом? О, нашла! И еще город-полумесяц! Красиво... – Кэти кивнула на фотографию молодой улыбающейся девушки в ярком костюме, покрытом блестками и украшенном длинными, переливающимися всеми цветами радуги перьями. – Жаль, что карнавал больше не проводится…
- Кэти, ты замолчишь когда-нибудь? – раздраженно спросил Ник, пытавшийся подремать в кресле, но без особого успеха: кресла зала в зале ожидания явно не были для этого предназначены.
Аэропорт Шарля де Голля вообще производил довольно странное, неприятное впечатление: чистота, граничащая со стерильностью, слепящие бело-голубые тона, огромные пустые пространства, стекло и режущая глаза искусственность. Все троим здесь было не по себе.
- Зануда! – Кэти никогда за словом в карман не лезла. – Мешаю я тебе! Надо же!
- Да, мешаешь. Займись чем-нибудь, - недовольно посоветовал ей Ник и снова закрыл глаза.
- Так я и занимаюсь! – сделала ответный выпад Кэти. – В отличие от некоторых.
- Лучше бы ты красилась, - вздохнул Ник. – Тише было бы.
- Какой некультурный молодой человек! – Кэти оперлась руками на колени Данте, наклонилась и прошептала на ухо Нику: - Надо будет поучить тебя хорошим манерам.
- Мне уйти? – Данте чувствовал себя очень неловко, оказавшись между влюбленными во время их очередной шуточной перепалки.
- Нет, что ты, скорее я его выгоню. Данте, ты ведь у нас хороший мальчик, правда? А вот ты, Ник, плохой… Как ты думаешь, стоит мне тебя бросить? Я слышала, Данте расстался с Мэри…
- Про нас что, уже весь университет знает?
Кэти подняла глаза на Данте и чуть не рассмеялась, увидев, что парень по-настоящему задет. Кто сейчас придает такое значение отношениям? Ну, погуляли пару месяцев, расстались – дело обычное, если из-за каждого разрыва так переживать, то можно и с ума сойти.
- Твоя Мэри не умеет держать язык за зубами. Она пожаловалась подруге, та рассказала…
- Не надо, мне все равно, кто кому что сказал, - удрученно вздохнул Данте. – Хотя чего от нее можно было ожидать…
- Да ладно тебе! Подумай только – мы летим на Юг! Мы будем заниматься настоящим делом. – Глаза девушки загорелись, на щеках заиграл румянец.
- Какая серьезная молодая особа! – поддразнил Кэти Ник. – Прямо ушам своим не верю!
Кэти собралась было обидеться, но передумала и решила принять предложенную игру.
- Да, очень серьезная. Между прочим, я правнучка…
- Того самого Джона Кеннеди, это уж точно весь университет знает, - закончил Ник. – Ты повторяешь это пять раз на дню… Кстати, может все-таки не Кеннеди, а Рональда Рейгана? В тебе определенно есть задатки актрисы. И что ты делаешь в Сорбонне?
- Это комплимент или оскорбление? Я ненавижу, когда меня воспринимают как пустоголовую блондинку, и если я пойму, что ты тоже так думаешь, я тебя брошу, вот увидишь! – негодовала Кэти.
- Нет, что ты! Ты самая умная девушка на свете! – поспешил уверить Кэти Ник.
- Все, я пошел курить. - Данте решительно поднялся и направился к выходу из зала ожидания.
- Ты же не куришь? – опешил Ник.
- С вами двоими – точно начну.
Данте остановился у огромной прозрачной стены, через которую было видно взлетное поле. Их самолет должен был лететь еще только через час, но они специально приехали пораньше: оставаться дома и выслушивать советы и напутствия родных было невыносимо.
Мама плакала, когда целовала его на прощание. Итэн крепко пожал ему руку – в глазах старшего брата читалось восхищение. Джеймс рано утром ушел на операцию, но с отцом Данте уже все выяснил.
Кэти с Ником, да он сам тоже, сильно переживали, но старались это скрыть - каждый по-своему. Данте пытался отвлечься, читая старую статью о Новом Орлеане, Кэти постоянно поправляла макияж, хотя обычно не любила краситься, считая, что такой серьезной девушке, без пяти минут дипломированному врачу-травматологу, не пристало уделять столь пристальное внимание косметике, а Ник решил просто проспать время до отлета, но разве можно уснуть в такой нервной обстановке? Словесная перепалка влюбленных - тоже способ забыть о сомнениях и тревогах. Данте надеялся, что у них это получилось, потому что у него на душе было нехорошо. Плохое предчувствие? Или просто волнение перед первым самостоятельным шагом в жизни? Гадать бесполезно – время покажет.
Две маленькие теплые ладошки обхватили его лицо, закрывая глаза. Данте улыбнулся: невысокой девушке наверняка пришлось встать на цыпочки – это с его-то ростом 6’4.
- Ну и как там, в облаках? – голос Кэти звенел тревогой и вымученным задором. – Объявили регистрацию на самолет до Нью-Йорка.
- В облаках - ужасно. Мокро и холодно. – Данте обернулся, подхватил легкую, как перышко девушку, закружил, будто ребенка. Кэти рассмеялась от удовольствия – на этот раз искренне, без притворства. - И вот так качает, когда ветер дует.
- Данте, ты чудо! Спасибо тебе большое! – Кэти чмокнула парня в щеку и залилась румянцем.
Данте опустил девушку на пол, невольно потянулся к ее лицу, чтобы убрать со лба выбившуюся из хвоста рыжеватую прядь. Кэти покраснела еще сильнее, и парень опустил руку, будто устыдившись внезапного порыва.
- Извини.
- Ничего. Пойдем, не хочу стоять в очереди. – Кэти попыталась принять деловой вид, но все равно Данте видел ее настоящую - молодую испуганную девушку, старающуюся за шутливостью скрыть беспокойство и смущение. Но именно это сочетание силы и слабости так очаровывало Данте.
- И Ник ревновать будет – почему это мы задержались? – ободряюще улыбнулся парень.
- Пусть только попробует! – улыбнулась в ответ Кэти.
- Так кто там не хотел стоять в очереди? – Данте дружески обнял девушку за плечи и повел к залу ожидания.
K / KALEIDOSCOPE
По пути из Хьюстона в сторону Нового Орлеана степные равнины стали постепенно густеть лесами, которые начали все ближе и ближе подбираться к дороге. Уже после того, как проехали столицу Луизианы Батон Руж, местность стала болотистой и незаметно превратилась в море разливанное из топей и трясин. Дорога пошла по мосту, который был проложен среди сплошных болот. Над тянущейся до горизонта водной гладью возвышались могучие деревья со свисающими с них лохмотьями вьюнов, поверхность трясины была покрыта густой зеленой ряской. Время от времени над ней пролетали небольшие группы пеликанов.
Кэти жадно смотрела в окно. Данте тоже глаз не мог оторвать от живописного пейзажа, простиравшегося по обе стороны деревянных мостков. Им, проведшим всю свою недолгую жизнь в городах, бескрайняя водная равнина с деревьями-великанами казалась чем-то абсолютно нереальным, скорее пейзажем из научно-фантастической книжки про путешествия в параллельные миры, чем местом, которое действительно можно найти на карте. Один Ник смотрел на всю эту красоту с опаской и подозрением и пару раз даже пробурчал, что в таком-то болоте наверняка водятся крокодилы, ядовитые пауки, малярийные комары и неизвестно еще какая гадость. На его ворчание никто не обратил внимания.
В город они въехали только после наступления темноты.
- По центральным улицам ночью лучше не ездить, - довольно сообщил шофер, явно тяготившийся молчаливостью пассажиров.
Шофер, надо сказать, у них был довольно колоритной личностью – мужчина неопределенного возраста, потрепанного вида, невнятной национальности и сомнительной внешности. Сам себя он называл Начезом, в честь знаменитого парохода, до восстания катавшего туристов по Миссисипи.
- Странно, обычно центральные улицы – самые безопасные, - заметил Данте.
- Только не в Новом Орлеане, - рассмеялся мужчина. - Здесь весь сброд ночью собирается на Бурбон-стрит, а на окраинах только последние бродяги и шляются.
Будто в подтверждение его слов из переулка внезапно вынырнул какой-то радостно скалящийся тип и затараторил что-то нечленораздельное на жуткой смеси английского и французского, размахивая руками и шатаясь из стороны в сторону. Водитель, видимо, привыкший к таким выходкам, спокойно притормозил и аккуратно объехал неадекватного обитателя новоорлеанских трущоб.
- И вы не боитесь вот так ездить туда-сюда?
- А с чего мне бояться? Я привожу кое-что с каждым рейсом, вот меня и не трогают, - пожал плечами водитель. Данте взглянул в зеркало: Начез расплылся в лукаво-самодовольной улыбке, в темных глазах два веселых чертика энергично отбивали чечетку.
- Обратно порожняком ездите? – невинно поинтересовался Данте.
Человек-пароход обернулся и заговорщицки подмигнул парню.
- Ты чего такой любопытный? Здесь, парень, каждый приспосабливается, как может. Вас вот отправили со мной, посчитали, много чести вас вертолет гонять. Дядюшка Начез всем нужен!
- Скоро мы приедем? – Голос девушки звучал хоть и сонно, но требовательно.
- Скоро, красавица, и глазом моргнуть не успеешь! – радостно возвестил шофер.
- Хорошо бы. – Кэти, судя по тону, не очень поверившая в обещание “дядюшки Начеза”, бросила рассеянный взгляд в окно. – И это Новый Орлеан?!
- В статье написано, что Новый Орлеана – первый город в США, который строили профессиональные архитекторы. – Данте провожал разочарованным взглядом невзрачные, обветшалые дома, украшенные литыми чугунными балкончиками с торчащими кое-где пустыми цветочными горшками. Может быть, раньше, когда яркие цветы и пышная зелень отвлекали внимание от неприглядной серости обшарпанных зданий, Французский квартал и выглядел более представительно, но сейчас производил исключительно удручающее впечатление запущенности и одинокого старения. – Интересно, что же они тут проектировали? Да, его смыло, но все равно непонятно…
- Смыло? – удивленно переспросила Кэти. – Ты о чем?
- Девять лет назад во время урагана почти весь Новый Орлеан затопило, - пояснил Данте. – Еще через два года произошло отделение Юга, и полностью восстановить город не успели.
- Ясно, - протянула Кэти, всматриваясь в изредка расцвечивавшуюся светом газовых фонарей тьму за окном. Местами все еще можно было заметить следы наводнения: обнаженную кирпичную кладку на месте штукатурки, трещины: побольше – на зданиях, поменьше – на асфальте.
Новый Орлеан оказался совсем небольшим городом. Уже через пятнадцать минут езды по узким безымянным улочкам они добрались до посольства. Большое трехэтажное каменное здание с высокими витражными окнами и неизменными балкончиками располагалось в центре Французского Квартала, - буквально в метрах тридцати от Бурбон-стрит и в метрах пятистах от улицы Канал, отделяющий Французский Квартал от Американского. Здание было окружено внушительного вида ограждением, во дворе виднелись постройки поменьше.
- Вам туда. – Начез кивком указал на пристроенное к воротам сооружение, по-видимому, контрольно-пропускной пункт.
- Нас тут точно ждут? – недоверчиво спросил Ник, с сомнением глядя на темное здание.
- Дождаться не могут. Соскучились уже, - съязвила разбуженная прохладным ночным воздухом Кэти. – Готовят вечеринку, вот свет и вырубили. Мы войдем – а они: Бу!
Шутка развеселила только Начеза, который и заржал совершенно бесстыдным образом в гордом одиночестве.
- Детки, вы когда обратно?
- Через три месяца, - насупилась Кэти, всегда очень бурно реагировавшая на людей, имевших неосторожность назвать ее “деткой” или “малышкой”. - А что?
- Будете живы – я вас, так уж и быть, довезу до Хьюстона, - пообещал Начез, оскалившись в самой что ни на есть невинной ухмылочке.
Данте посмотрел на млеющего от собственного гениального чувства юмора Начеза, на Ника, с поистине библейским терпением ожидающего конца мучениям, на уставшую и от этого донельзя раздраженную Кэти, на темные окна посольства… Начало, каким бы они ни оказалось в итоге, было положено.
L / LANDMARK
- Я хочу, чтобы вы уяснили главное: здесь не место геройству. Вы не можете помочь всем и каждому. Вы здесь не для того, чтобы спасать мир. Вы должны лечить больных и раненых. Вы здесь нужны живыми. Все понятно? – Доктор Эрриксон говорил коротким предложениями, будто вколачивая каждую мысль в сознание детей. Именно так – как о детях – он и думал о молодых врачах.
- Да, - ответил Данте
Кэти и Ник кивнули. Они совсем потерялись в присутствии доктора: сказывались его резкий тон, их собственная неопытность, утомительный перелет Париж-Нью-Йорк-Хьстон и еще десять часов в машине до Нового Орлеана. Да и вообще доктор Эрриксон был из тех людей, которые при первой встрече вызывали уважение и даже некоторую робость абсолютно у всех. Новички из Парижа не стали исключением.
- Из госпиталя выходить только в крайнем случае. За территорию посольства не выходить ни при каких обстоятельствах. Кто знает испанский?
- Я знаю испанский и португальский.
Доктор бросил на Данте недоверчивый взгляд.
- Неужели в Сорбонне преподают португальский?
- Нет. Я изучил его сам. – Данте решил умолчать о том, что, обладая феноменальной памятью, мог выучить любой язык за две недели. Ничего, кроме неприятностей, такие откровения не приносили.
- Из Северных Штатов сюда едут неохотно. Вы хоть и американцы по национальности, живете в Париже. В состоятельных семьях. Теперь объясните мне – зачем вас сюда понесло?
- Вы думаете, мы богатые испорченные детишки, которым захотелось острых ощущений? – не сдержалась Кэти. – Я сюда приехала точно не затем, чтобы меня считали избалованным ребенком!
- Понятно, - удовлетворенно кивнул доктор. - Ты?
- Я просто хочу помогать людям. – Ник бросил красноречивый взгляд на Кэти. – И еще…
- Ясно, поехал за ней, - сделал вывод доктор Эрриксон. – Ты?
- Хочу делать что-то настоящее. Нужное. Хочу понять, чего я стою, - честно ответил Данте.
- Идеалисты малолетние. – Доктор устало вздохнул, поднялся, прихрамывая, подошел к шкафу, вставил личные дела в пустые ячейки. – Все поняли, что вы здесь нужны живыми? В третий раз повторять не надо?
- Не надо, - ответил за всех Данте. – Мы не будем нарушать правила.
- Я на это надеюсь. Знаете, где ваши комнаты? Прекрасно. Завтра в полдевятого жду вас в своем кабинете. Вопросы есть?
Вопросов не было. Утомительный перелет и обилие новых ощущений вылились в крайнюю усталость, и у Ника и Кэти было сейчас лишь одно желание – как можно скорее добраться до своих комнат и упасть в кровать. Данте, как ни странно, абсолютно не чувствовал усталости – им овладело странное возбуждение, граничащее с совсем не приставшим взрослому двадцатиоднолетнему парню ликованием: наконец-то, вот она, самостоятельная жизнь и настоящая работа.
- Давай сюда. – Данте легко подхватил чемодан Кэти и направился к лестнице, ведущей на второй этаж больничного комплекса.
- Лучше бы ты меня понес! - крикнула ему вдогонку девушка.
- Носить тебя на руках буду я. – Ник взялся за собственный чемодан, внезапно показавшийся неподъемным, и добавил: – Может быть. Завтра, когда высплюсь.
- Да ладно, ты только обещаешь. – Кэти проследила глазами Данте: спина прямая, идет так, будто два тяжелых чемодана ничего не весят. - И как он это делает? На энтузиазме, что ли?
- Это же Данте. Мистер Совершенство. – Ник со второй попытки оторвал чемодан от пола и начал восхождение по лестнице. – И что ты во мне нашла? Такой красавчик рядом, я буду ревновать.
- О чем ты думаешь, Николас Дрейк? Ты приехал сюда работать.
- Одно другому не мешает, - философски заметил парень.
- Обещания, обещания, - поддразнила его Кэти.
- Тише, тут люди спят, между прочим, - шикнул на девушку Ник. – Доктора Эрриксона, как я понял, лучше не злить. Завтра утром ему кто-нибудь расскажет…
- И что? – язвительно поинтересовалась Кэти. – Он ничего не сделает. Это он только сначала такой строгий, а потом наверняка окажется, что он просто хотел нас попугать.
- Он за нас беспокоится. Мы для него дети.
Через пару минут блуждания по пустому и темному больничному комплексу они добрались до конца коридора правого крыла здания, где находились выделенные им комнаты.
- Мы все сделали правильно, правда, Ник? – спросила Кэти, на секунду задержавшись на пороге.
- Да, солнышко. Все будет хорошо. – Ник бросил наконец злополучный чемодан и обнял девушку.
Данте лежал в темноте и слушал, как они целуются. Вчера он неожиданно для самого себя обнаружил, что Кэти, незаметная девушка с параллельного факультета, на которую он раньше совсем не обращал внимания, начинает ему нравиться, но в нежной, необыкновенно искренней и чистой любви Кэти и Ника было что-то настолько трогательное и очаровательное, что он просто не мог вмешаться.
Удивительно, но даже в темноте Данте отчетливо различал контуры предметов в комнате. У стен стояли две узких кровати с тумбочками, с обеих сторон двери – два небольших шкафа, у окна – стол. На стене над кроватями висели железные полки для книг. Обстановка была довольно аскетичной, но Данте нравилось. Он жалел только, что не смог взять с собой гитару. Дома, в особняке отца на втором этаже была большая пустая комната, которую он превратил в музыкальную студию. Там разместилась ударная установка, электрогитара и синтезатор. По просьбе сына Джеймс установил в комнате звукоизоляцию, и Данте мог играть хоть сутки напролет, что иногда и делал. Здесь никто бы не стал терпеть его гитару, но ради этой работы в Новом Орлеане Данте готов был пожертвовать многим - в том числе и музыкой.
Даже после двух суток без сна спать не хотелось, будто от резкой смены обстановки что-то сдвинулось в сознании, меня восприятие, и открылось второе дыхание. Но Данте все равно повернулся к стене, закрыл глаза и заставил себя не слушать перешептывающихся в коридоре влюбленных. Завтра… Завтра будет утро первого дня новой жизни.
M / MAJESTIC
Руководителя миссии конфедератов Верджил прозвал Че Геварой – за черный берет с красной звездой, характерную бородку и привычку к месту и не к месту вставлять слово “свобода”. Тем не менее, язык у того был подвешен как надо, да и те, кто за ним стоял, сумели вбить ему в голову основные требования, которые нужно было донести до дипломатов Северных Штатов.
Переговоры шли уже вторую неделю с переменным успехом – то есть буксовали даже в отношении тех вопросов, где разногласий, казалось бы, совсем быть не могло. Конфедераты соглашались на предложенные Штатами условия, обещали подписать документы завтра, на следующий день отказывались от своих слов, мотивируя это какими-то невнятными разногласиями среди руководства Конфедерации – глав входящих в состав Союза штатов. Американские дипломаты, получившие из Вашингтона приказ не давить на непредсказуемых латиноамериканцев, терпели, сжав зубы, но переговоры все больше и больше начинали походить на костюмированное цирковое представление с поддельным Че Геварой в роли главного клоуна. Конфедераты явно тянули время, но зачем? Что изменится через неделю, через месяц? Чего они ждут?
Северные Штаты могли стереть Юг с лица Земли – это было проще всего, но пока оставался хоть маленький шанс уладить дело миром, его нужно было использовать. Уничтожить – одно, ввести войска и установить хоть какое-то подобие порядка – другое. Второе гораздо сложнее, но и оно чревато неприятностями со стороны международного сообщества, недаром США в Париже заручилось поддержкой Европейского Союза. Одна разваливающаяся на куски супердержава против всех… Нет, такая ситуация недопустима. Штатам и так до сих пор вспоминали Вьетнам, Афганистан и Ирак, им не нужен был еще и Юг.
- Мы требуем полной отмены эмбарго. Нам нужна экономическая свобода…
Так, опять “свобода”. От этого слова уже сводило челюсти. И когда этот клоун перестанет бросаться общими фразами? Где те, кто за ним стоят?
Верджил почувствовал, что больше не в силах принимать участие в этом фарсе. Да и кто заметит его отсутствие? Кому здесь есть до него дело?
Он незаметно выскользнул из зала и вернулся в номер, где жил вместе с двумя дипломатами из Вашингтона. В комнате висела затхлая, удушающая жара, пропитанная запахами Миссисипи. Ночью дул прохладны ветер с Мексиканского залива, но днем температура в тени поднималась до невыносимых 120 градусов в тени, и Французский квартал превращался в плавящийся ад.
Верджил снял пиджак, расстегнул рубашку. Если конфедератскому придурку разрешено ходить в этом глупом берете, значит, и его рубашку дипломатическая этика стерпит.
Тонкая шелковая ткань липла к телу, намокшие от пота волосы падали на лоб. Курить не хотелось, теплое слегка кисловатое вино вызывало стойкое отвращение. Причин для раздражения было много, но Верджилом овладела такая апатия, что даже раздражаться не было сил. Хотелось вернуться в Вашингтон, в Париж, куда угодно, только подальше от этого пекла, где слепящее, всепроникающее солнце превращало людей в вялых полусонных созданий, лишая силы воли и ясности мысли.
Ночная прохлада звала Верджила прочь из тесной, душной комнаты, которую соседи-дипломаты наглухо задраивали, боясь москитов, повстанцев и еще неизвестно чего. За территорией посольства была настоящая луизианская ночь, полная тайн и опасностей, и сегодня, сидя на очередном раунде переговоров и изнывая от скуки, Верджил решил, что нарушит запрет и пойдет в город.
Делать было абсолютно нечего. Верджил распахнул окно, сел на подоконник и закрыл глаза, мысленно представляя себе территорию посольства. Круглосуточно работал только госпиталь, куда даже ночью патруль привозил раненых. Беспорядки на улицах не прекращались, и хотя белое население после наступления комендантского часа старалось не покидать дома, пострадавшие все равно были. Патруль подбирал и белых, и латиноамериканцев – всех, кто нуждался в медицинской помощи.
Верджил продолжал обдумывать план “побега”: выйти с территории посольства через главный выход не получится, но можно попробовать обойти датчики движения, расположенные по периметру, замкнуть электричество на одном пролете, перелезть через ограду. Все, что угодно, лишь бы выбраться отсюда. Территория дипломатической миссии стала для Верджила тюрьмой, а он ненавидел, когда его свободу ограничивали. Вряд ли Роберт полностью был знаком положением вещей в Новом Орлеане, иначе не отправил бы его сюда.
Ему не хватало давно ставших привычными упражнений с мечом. Отец не поощрял это увлечение, но и не возражал, когда Верджил сначала три раза в неделю стал посещать фехтовальный класс, а потом начал тренироваться самостоятельно. Упражнения с катаной всегда возвращали ему спокойствие духа и ясность сознания, которых так не хватало здесь, в умирающем от жары и скуки месте посреди забытого всеми богами города. Конфедераты, восстание эмигрантов, борьба за свободу и независимость… Какое ему было до этого дела? Политические дрязги и интриги его волновали намного меньше, чем убийство того парня в Париже. В конце концов, все, что было в мире стоящего, заключалось в человеке.
Хотелось что-нибудь почитать, но в библиотеке посольства Верджил не нашел ничего нового, а единственную книгу, привезенную с собой, он знал наизусть. Это был небольшой потрепанный томик в кожаном переплете. В книге рассказывалась история о Легендарном Темном Рыцаре Спарде, который спас человечество от нашествия демонов две тысячи лет назад, примерно в то время, когда, согласно Библии, в Иерусалиме распяли Христа. Этот Темный Рыцарь был дьяволом из ада, восставшим против своего рода ради защиты невинных людей. Может быть, именно поэтому, в отличие от различных национальных геройских эпосов, эта легенда была забыта. Верджил случайно наткнулся на книгу, просматривая электронный каталог библиотеки Ватикана, и заинтересовался - имя “Спарда” вызывало смутные ассоциации родом из детских воспоминаний. Через месяц книга была у него. Хорошо, что отец не знал, каким способом ему удалось заполучить такую редкую старинную вещь из закрытой библиотеки столицы католицизма. Последняя страница была вырвана, и Верджил так и не узнал окончание пророчества. Наверное, это еще один трюк провидения, так любящего писать судьбам открытые концовки.
Мысли о легенде вызвали резонанс где-то в глубинах памяти, и перед глазами ожила яркая картинка из детства. Большая комната, освещенная горящим в камине огнем. По стенам и потолку мечутся дерзкие голодные тени, но ему совсем не страшно. Он купается в ощущении покоя и безопасности, потому что… мама? папа? - взрослые люди защитят его от таящихся в темных углах монстров. В кресле у камина сидит очень красивая женщина с длинными золотистыми волосами, на коленях у нее - раскрытая книга. Высокий мужчина в плаще – его огромная крылатая тень хищно трепетала на стене - стоит перед женщиной на одном колене и читает стихи:
“Единственная ты, кем смертный род
Возвышенней, чем всякое творенье,
Вмещаемое в малый небосвод,
Тебе служить - такое утешенье,
Что я, свершив, заслуги не приму;
Мне нужно лишь узнать твое веленье…
Беатриче, помоги усилью
Того, который из любви к тебе
Возвысился над повседневной былью.
Или не внемлешь ты его мольбе?
Не видишь, как поток, грознее моря,
Уносит изнемогшего в борьбе?..”
Мужчина поднимается – тень расправляет крылья, издает низкий гортанный рык, - и женщина встает, делает шаг ему навстречу и обнимает, смеясь и плача от счастья…
Видение растаяло. Слабое, несмелое, осторожно коснулось кожи первое дуновение ветра – на Новый Орлеан опускались оранжевато-синие прозрачные сумерки. Пропахший солью и пряной влагой океана ветер приятно обволакивал, охлаждая изнемогающее от жары тело и проясняя заблудившийся в видениях-воспоминаниях разум. Освежающая прохлада на коже отозвалась острым, почти на границе боли, возбуждением, навеявшим предвкушение чего-то значительного, обещающего прервать череду однообразных дней, и Верджил милостиво принял ласку сумерек и ветра.
Почувствовав солнечный луч на лице, он отклонился и открыл глаза. Окна госпиталя пылали отраженным солнечным светом – ярко-алое бушующее пламя, такое живое на безжизненном пластике, и на секунду Верджилу показалось, что в крайнем, темном окне он видит свое отражение – только это отражение было не на стекле, а за ним. Усмехнувшись странному наваждению, Верджил вновь предался предвкушению ночной прогулки по городу-полумесяцу.
N / NEVERMORE
Ник нашел Кэти в приемной доктора Эрриксона, в этот час непривычно пустой и тихой. Девушка забилась в угол между подоконником и боковой стенкой шкафа и тихо плакала, изредка всхлипывая и вытирая слезы тыльной стороной ладони.
Ник сел рядом, обнял девушку, поцеловал в мокрую от соленой влаги щеку.
- Мы сделали все, что смогли. Его было не спасти.
- Он еще младше нас. – Кэти крепко прижалась к парню, положила ему голову на грудь. – Ему лет восемнадцать всего… было… Он до операции пришел в сознание… Подумал, что я другая девушка… Клялся, что любит… Просил за него помолиться… Я не знаю ни одной молитвы…
- Я знаю. Я тебя научу. Хочешь, мы улетим в пятницу? – Ник уже несколько раз делал такое предложение и сейчас очень надеялся, что Кэти наконец согласится вернуться в Париж.
- Нет, - решительно отказалась девушка. – Я остаюсь здесь.
- В этом нет ничего постыдного. Мы здесь уже три месяца. Имеем полное право вернуться, никто нам и слова не скажет, - продолжал настаивать Ник. – Нам же еще нужно получить дипломы…
- Можешь ехать, никто тебя не держит. – Кэти высвободилась из объятий парня, резко встала, подошла к окну. – Там столько людей, которым нужна наша помощь.
- Ты для меня важнее всех. – Ник положил Кэти руку на плечо, мягко развернул девушку к себе, заглянул в глаза. - Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Хватит искушать судьбу, пора возвращаться домой.
- Давай останемся до конца месяца, - отчаянно взмолилась Кэти. – Нельзя же вот так все бросить... Пожалуйста, Ник, только до конца месяца…
- Только до конца месяца. Обещаешь? – серьезно спросил парень.
- Обещаю. – Кэти опять расплакалась, но это были слезы облегчения. Она устала от постоянного напряжения, крови, смерти и страха, хотя и не признавалась в этом никому, даже самой себе. Хорошо, что Ник понимал все без слов, – она просто не набралась бы решительности рассказать ему.
До отъезда оставалось еще долгих пятнадцать дней…
среда, 09 февраля 2011
01:34
Доступ к записи ограничен
Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 07 февраля 2011
14:27
Доступ к записи ограничен
Пожалуй, самая худшая в мире вещь - это то, что с большинством идиотов надо разговаривать, и вместо этого их нельзя банально отпиздить палкой.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Дом, в котором живёт Вёрдж...(фанфики, авторский арт по ДМС)
Авторизация
Главное меню