[Oxxra]

Название: Кровавый чай и красная ниточка.
Фандом: Devil May Cry
Автор: Oxxra
Размер: драббл, 669 слов
Пейринг/Персонажи: Доппельгангер, Красный Вергилий
Категория: джен,
Рейтинг: PG-13

Blood and water
Round and round.
Beneath my skin
And underground.(с)

Накрытый стол. Вечеринка на сто первом этаже, где до холодной, липко-голубой кожи неба можно дотянуться кончиками пальцев. Вспороть клинком брюхо, окунувшись в дождь полусгнивших осклизлых внутренностей.
Вечеринка на облачных высотах, над звездами, и кресла подобны престолу. Не то чтоб то, ради чего стоило поднимать мятеж, но они, здесь и сейчас, плотными тучами пепла отлученные от неба, но и сокрытые от взора свыше, от остальных же поднявшиеся на недосягаемую величину на рукотворной горе-башне.
Обнаженная ассистентка с непомерно большим мясницким ножом отрезает кусок от бело-красного бисквитного торта – отворяет тюрьму для блестящих черных жуков, и арестанты бросаются врассыпную из открывшейся бреши, перебирая долговязыми шипастыми лапами. Даже самому младшему из них более пяти тысяч лет: эти священные для человечества твари были похоронены в каменных саркофагах вместе с богами людей – фараонами и выросли, питаемые их плотью.
Поклонившись, носящая только белила и помаду на лице, должна удалиться, чтобы хозяин – Ред – разлил блестящий тягучий кровавый чай по изящным белым чашечкам и разложил куски торта по тарелкам, пришпилив аккуратными десертными вилками юрких беглецов с отливающими радугой самоцветами-панцирями.
– Я принес тебе кое-что: кости.
Если за шесть тысяч лет он хоть сколько-нибудь научился разбираться в мимике танцующих языков пламени, то Ред облизнулся.
– Не для еды, нет. – Хотя, бывало, он приносил и кости с мясом и с мозгами внутри черепа и с сердцами в клетке из ребер, даже иногда еще бьющимися.
Но эти? – Нет. Небольшие, продолговатые, с чуть закругленными краями и прихотливой резьбой, инкрустированные драгоценными камнями, что раньше были заключены в черепах гиен, из костей…
А вот об этом лучше не задумываться: ангельские легкие, трубчатые, на них разметку не нанесешь – разлетятся в невесомую пыль, так кого пустили на забаву?
Воистину, творение дьявола, чтобы выигрывать души смертных, но это же не значит, что игра между двумя демонами – бессмысленна.
Игра? Дарк не уверен, что Реду доступна сама концепция игры. Нет, проблема не в наличии нескольких участников: Ред научился отделять себя от окружающей действительности, но условность правил… Ред слишком глуп или слишком умен, чтобы принять их… а способен ли огонь в принципе жечь не в полную силу?
Все просто, а? Сначала один кидает кости, затем – другой. Что может пойти не так?
Все, и все идет. Кости, кинутые Рэдом в лицо Дарку, загремели в его черепе, как в пустом кувшине, но демон выплюнул их в подставленную ладонь и, как ни в чем не бывало, заявил, что теперь его ход. Пару раз подкинул в руках, лаская струящейся с пальцев тьмой шероховатые грани и швырнул туда, где у живого существа должно было бы быть сердце.
На самом деле плохая идея: маленькие аккуратные штучки раскалились до иссия-белого цвета и лопнули, разорванные жаром изнутри, едва коснувшись обманчиво плотного тела с громким неприятным треском. Рубины – те продержались чуть дольше, но только чуть. А выплевывать оказалось нечего, не осталось даже пепла на выдохе.
– Мой ход?
– Мой: ты вновь разломал слишком сложную игрушку. А помнишь ли ты место, где направления – только символы в пустоте, а верх и низ – только дело собственного вкуса. Нет? Они тоже, но поразительно, с какой точностью они, творения изгнанников, смогли воспроизвести то, чего никогда не видели. Рай для демонов. В Аду. А? Это дважды смешно.
– А ты проклят дважды. – Сказавший смеется, и черное зеркало отражает смех в ответ.
Тот, кто когда-то был самим светом, теперь стал его полным отсутствием. Он хочет вновь стать таковым, а но может стать только мясом, мясом, налепленным вокруг остова кости, смертным, способным гнить и увядать. Воистину, проклят дважды.
– Даже жаль, что тебе не дано помнить, как это: измерять время в оттенках света….
– Зато я способен измерить время во вкусе собственного бессмертия. – И красный демон поднял бокал в гробовой тиши, явно наслаждаясь третьей удачной шутке подряд: линейный отсчет времени ареста, самого времени, как такового во вселенной начался с рождения тюремщика всех демонов. Легенда гласит: «Победи, и обретешь бессмертие». Уничтожь, и стены древней тюрьмы падут, и каждый встанет на суд. На Страшный Суд с окончанием времени, как такового.
Но это лишь легенды, которым, возможно, и не суждено сбыться, а сейчас от цепей времени и пространства не свободны даже демоны, творения злобы и безумия впавших в ересь мятежников, так что один во всех лицах палач и судья и присяжный волен упиваться собственным бессмертием, разливая его по белым чашкам из тонкого кружевного, истинно английского фарфора.

@темы: dmc3, drabble, fanfik, dmc4

---

[Oxxra]

Название: Весенний яд
Автор: Oxxra
Бета:
Форма: драббл (285 слов)
Категория: джен
Пейринг/Персонажи: Агнус, Кредо, Кири, Неро, Санктус
Жанр: романтика
Рейтинг: G

Санктус резко затворил оставленное открытым окно: неосмотрительная служанка, не иначе. Солнечный блик упал на морщинистую, пигментированную кожу, согревая её теплом, и старик поспешил задернуть плотные, пыльные шторы.
А ведь он предупреждал, говорил о том, что в свежем весеннем воздухе был разлит яд. Даже сейчас, торопясь на службу, он видел проявления отравы даже у самых стойких. Он видел то тут, то там людей, в основном молодых, парочками рассевшихся на лавках и держащихся за руки. Сорванец Неро, потряхивая наушниками, довольно напевал для легких белых облаков прямо в ярко-голубое весеннее небо

I have seen another sky,
I have climbed another tree,

И командир рыцарей Кредо не мог его отчитать, он, воровато оглянувшись, встал на цыпочки и, зарывшись лицом в лиловые цветки, полною грудью вдыхал аромат распустившейся сирени. Даже Кирие… Как ни чиста и невинна была Кирие, и та не удержалась, вплела в русые волосы свежую красную розу и весело улыбалась, затмевая собой красоту цветка.
И Санктус бежал, бежал в глубину подземелий, где все было подчинено строгим сухим расчетам. Там, где правил сумрачный гений Агнуса, не было места чувствам и эмоциям.
Но и тот был уже заражен весной, деловито сновал по своему комплексу, похожий на большого слепого крота (толстые бифокальные стекла очков только усиливали сходство), передвигал мебель и сваливал в углы обычно неприкосновенные бумаги с записями хода исследований, освобождая стол прямо перед окном для…
– Агнус, что ты делаешь? Я велел тебе заняться сродством с демоном?!
– С-с-родс-ство?! С-с-с д-демоном?! – нервное возбуждение отрицательно сказалось на дикции ненормального ученого. – Далис-с-сь! М-м-не! Э-этт-и! Дь-дь-дь–е-моны! А, может, я хочу фиалки разводить.
Последняя фраза далась ему необычайно легко, Санктус это отметил. Готовился? Долго репетировал?
– Лучше лилии, – внес рацпредложение его Святейшество. – Да, определенно лучше лилии. Дракон с пастью-цветком, женским телом в центре.
Агнус плотоядно облизнулся и кивнул головой.

@темы: Kirie, fanfik, dmc4, Nero, Credo

---

[Danny Rivera]

Мое.
Единственный и неповторимый)


Dante 3 by ~CocaineJia on deviantART

@темы: fanart, dmc3, Dante

---

[21st century]

Название: Пастельные краски.
Автор: 21st century
Фандом: Кроссовер Resident Evil, Supernatural, Devil may Cry.
Размер: Макси.
AU, постапокалипсис. Материки Южной и Северной Америки охвачены пандемией вируса Т. Большая часть населения - заражена и погибла, часть выживших находит пристанище под землей, в искусственном оборудованным комплексе. Их жизнь окружена имитацией и синтетикой, химической пищей и надежной ложью правительства. Другая часть отслоилась и существует независимо: закрытый сектор зовет их Повстанцами - бродягами, мародерами, выживающими на поверхности любыми способами и ценой. В свою очередь, Закрытый сектор организован цивилизованно и гармонично - по официальным данным он подчиняется правительству, на деле - отдан сильнейшим фармацевтический компаниям, разделивших комплекс на сектора. Повстанцы выказывают нежелание подчиняться новой Власти и за сим подвержены травле. Новый мир разделяется на два отдельных куска.
От автора: Проба пера после долгого застолья. Рассказ не имеет глав, потому выкладываться будет кусками. Пересечение фандомов имеет логическое обоснование, которое планирует постепенно раскрываться по ходу сюжета. Первый кусок - небольшой аперитив и лично мое желание узнать: есть ли смысл развивать и продолжать эту тему. Приятного чтения.

С предыдущими кусками можно ознакомиться по ссылке - 21stcenturybreakdown.diary.ru/p182575637.htm

- Координатор номер 217?
- Номер 217 на связи.
- Что ты возомнила о себе, сука?
- Укажите запрос, сэр.
- Я спрашиваю: что ты о себе возомнила?
- С кем я говорю?
- Ты отозвала нас в Зону 116. Она полностью пуста. Ни черта живого.
- Простите?
- Слушай внимательно – из 114. Ты отозвала нас из 114 Зоны. Откуда минутами позже – ты слушаешь, сука? – сбежали повстанцы.
- Вас связать с руководством?
- Ты не отвертишься, тварь.
- Конец связи.
- Конец связи.
***
Светильники качаются на толстых цепях: стеклянные дверцы словно подкопченные, огоньки бьются в стенках, как в клетке. Этот свет всегда неуютен - он красит брезент зеленцой.
Саймон показывает фокус с монеткой. Двое детей, самых маленьких, завернуты в толстую куртку, как в плед – британский флаг расползся по плечу паутиной - в складках исчезли две буквы из «Гоуст».
- Следите за руками. – Стучит по кулаку двумя пальцами. Дыхание в ткань греет лицо – череп заметно истерт на челюстях балаклавы, надо будет подправить его.
- А где же монетка? – Любопытствует девочка с хвостиками, задирая подбородок повыше, пытаясь в него заглянуть.
Он раскрывает кулак – показывает: вот, на ладони. Смыкает.
- В правой руке.
- А ты рукава закати! – Требует кто-то другой. - Ты ее спрячешь!
- Так лучше, маленький профи? – Саймон подыгрывает, подогнув рукав до локтя. – Похоже, ты не из тех, кого можно провести. А теперь следи внимательно.
Он поднимает медную каплю, зажав ребро двумя пальцами - все смотрят на тыл, - тянется левой рукой, сверху, будто берет, и быстро прячет – захлопнув кулак. Дует легонько. Раскрывает – пуста.
- И где она?
- За ухом.
Сейчас он не может вспомнить фокус сложнее. Райли достает положенный цент из-за пряди волос спросившего мальчика и кладет его в цветной полукруг.
- Она была все время в правой руке, так?
Эти дети не верят ни в фокус, ни в чудо. Даже в простом не может их обмануть.
- С чего ты решил? Она была за ухом. Нужно чаще их мыть. – Гоуст подбрасывает вверх подбородок, скачком, роняет. – А ты, Кэсси, передай плеер другому. Эй! Совсем не слышит? – Уточняет, и просит детей оттянуть наушную лапку; говорит. – Тут нужно уметь делиться. Договорились? Чтобы всем хватило.
Он хлопает себя по коленям. На брезент дробно падает дождь и гроза нарастает, по облакам ветвисто расползается молния. Детей почему-то и много и мало - не много из них родилось до инфекции. Может, в Секторе, им было бы и лучше, чем здесь. Но он не уверен.
Его окликает плечистый солдат без жетона:
- Время твоей смены, Гоуст.
- С каких это пор янки стали такими пунктуальными?
- С концом света?
- Паршиво звучит.
***
- Говорит оператор сто восьмых врат. Вы приближаетесь к закрытой территории. Назовите себя.
- Коридор зачищен. Передайте в центр.
- Где вы сейчас находитесь? Ваше имя? Сэр?
Тишина.
***
Джо забирает пустые тарелки – без крошек - добавляя бархатно-черного скотча в глоток. Роняет две пухлые капли на стол, двинув рукой слишком резко. Нарочно, думает он, чтобы мать не просила.
Джейк макает квадратики мяса в картошку. Пюре почти похоже на соус: дешевый, как из кафе при дороге; и это и то – порошок, но сегодня он этим доволен. Наверху можно собрать чего-то еще.
- Эй, малышка, не скупись. Подлей… – Он кивает глазами в широкий стакан, где гладью лежит шотландское виски. Джо качает головой и улыбается хитро. Со рта, сложенного губкой, выходит короткое «не», и Джоанна уходит, придушив за горло бутылку. Сиреневый свет ей совсем не идет.
- Сперва заплати, да?
Мясные волокна исчезают за стенкой зубов, но Джейк жует их мучительно долго - не слыша вкуса, катает кусочки во рту и хочет запить.
Стена напротив сплошь в синих пятнах: телевизор – проекция, - будто летит под поволокой небес, над душной желтой поляной в опрятных колосьях. Женский голос говорит про вакцину, науку, прогресс. Каждое слово - на своем островке; Джейк выхватывает только «надежность».
В кадре ребенок и щенок-лабрадор; финал – апофеоз синтетичного счастья.
- Чушь собачья. – Молодой бармен покачал головой - опершись локтями о стойку, подавшись вперед. – Денег заплачу тому, кто поставит цензуру на эту…
- Дик! - Элен осекает его недовольно.
-…хрень. – Заключает он все равно.
Джо исподволь поощряет парня улыбкой, так, чтобы больше никто не заметил.
Джейк безразлично проверяет на телефонах зарядку; снимает один, меняет провод для плеера. Повстанцы отвалят за это не один коробок. И это, сталкер считает, легкие деньги.
- Что там на поверхности? – Интересуется Элен в надежде пресечь разговор, еще не начавшийся, но уже тяжело витающий в зале.
Он передернул плечами, откусив ломоть от черствого хлеба:
- Мертво, что.
- А что Повстанцы? – Джо садится за столик напротив него. Мать неодобрительно хмурится.
- Побираются.
- Где они сейчас?
Хлопок ладони заставляет ее подскочить:
- Джоанна! Если я еще раз услышу…!
- Что ты сделаешь? – Бросает она вызывающе, напуская безразличие в тон. – Ну?
- То больше никогда не пущу в свой бар.
Они долго смотрят друг в друга: губы сжаты одинаково тонко, у Элен качнулись морщинки на лбу.
- Я сама уйду. – Выдыхает Джо, будто может сказать это только и именно так.
Подушечки пальцев собирают белые крошки: Джейк осушает стакан и возвращает на стол, поднимаясь.
- Меня ваши семейные дрязги не касаются. – Он говорит. – Разбирайтесь тут, а я загляну за оружием завтра.
- Джейк, подожди.
- Нет, без меня.
Элен сурово смотрит на дочь и неспешно кивает. Будет лучше не вести разговоры при ней.
«Утром» упирается в спину.
Вечер идет.
***
На плечи наброшен клетчатый плед. В каждом вдохе слышен запах пыли и шерсти, бинта и спиртов.
Сегодня небо свободно от звезд. Свод светлых бровей изгибается грозно; Шерри просит: «пей», и Ниванс касается ртом чего-то терпкого, горького, которое не смог назвать бы вином.
Они считают: он должен согреться. Никто не скажет: «почему» и «зачем».
- Прошу, посиди смирно.
В желудке пусто и почти горячо. Мрак вытолкнул:
- Вольно.
И фигура разрезала строй у перекрестка-креста. Ребра ладоней послушно жмутся к вискам. Он порывается встать, но Шерри толкает: пальцем ищет место на новый укол - пониже груди, между крылышек легких. С мягким нажимом, идет капитан.
Губы словно пробуют воздух – оборванный хрип разбивает на звуки слова.
- Капитан. – Фразу рвет обращение.
- Как самочувствие?
- Только нога.
Над головой музыка капель – шпажный выпад иглы в клеенку брезента. Руки одеты в перчатки без пальцев: на ткани черный след сигарет и запах похожий – кислый и тонкий, ладонь, словно дымка, лежит на плече.
- Хорошо, что все обошлось. – Добавляет участливо.
Под десятым уколом морщится Пирс. Врачам разрешено не вставать без приказа – Биркин, дернувшись, неловко кивает.
- Только сегодня.
- Каждый из нас рискует, такова…
- Нет. – Он рушит мысль как абзац: выдыхает так резко, что, на секунду, видна полоска зубов – в изломе рта, под губным козырьком. – Он ненадежный лидер: важна цель, не важны средства. Дину все равно погибнем мы или нет.
Крису нужно помедлить, чтобы собраться. Вопрос кажется ему щекотливым.
- Пирс. – Редфилд треплет плечо, как макушку - движение больше участливо, чем ободрительно. – Здесь гибнут люди: от болезней и голода. Твой капитан рискует ради них, а не ради себя. Ваши вылазки всегда плодотворны. Третий отряд – ваш отряд, - голодает куда меньше других. Даже сейчас у вас остались продукты.
- Не только у нас.
Флакончики ампул мерцают, как звезды: в ладони срастаются капли стекла. Шерри ломает иголку и прячет в пакет наконечник. Шприцы - в чемоданчике, - замирают в готовности, но она тушит свет, запахнув каждый замок. В ее улыбке есть что-то от робости: невинно-смешной. Крис только кивает.
- Хватило лекарств?
- Да. – Почти виновато. – Да. Пока хватает.
Еще один наклон головы, чтобы уйти. Минута льется безмолвием – капитан должен дополнить ответ, но лишь разделяет его советом «отпить». Вино едва теплое.
- Послушай, Пирс. – Пробует Крис, после недолгой заминки. - У каждого из нас своя тактика и план, которые, может быть, кому-то и не подходят. А правильные они или нет: говорят результаты.
- Он халатный. Даже самому будет намного надежней, чем с ним. Дин не вызывает доверия. Не у меня.
- Понятно.
Последнее падает грузно и тяжко. Проблема доверия – здесь и сейчас, - звучит слишком сложно, и, нет, ему нужно время подумать над этим. Возможно, с утра.
Плечо получает легкий хлопок с глухим шуршанием тканей.
- Мы вернемся к этому.
- Да.
- Но, между нами…
- Сэр?
- Удар левой был очень неплох.
***
- Мне страшно. – Тихо и звонко в ночной тишине.
В ореоле зрачка – эскиз отражений. Ее голос вибрирует, а руки дрожат - Хелена сжалась в углу плитой монохрома. Плечо халата неспешно слетает к локтю. Ко лбу прислонен сложенный домик ладоней.
- Плохая была идея.
- Я не могла.
Леон соглашается:
- Да.
Глазок чашки направлен ей прямо в лицо. Харпер не может сделать глоток, как не пыталась.
- Теперь они убьют ее? Да? – Она отводит глаза под корочкой влаги. Подбородок поднят; в уголках застывает пряжа из слез. – Леон?
- Выпей воды. – Слишком просто.
Черты лица почти морщатся в плач. Струнный тремор мешает взять чашку – Хелена подносит ко рту прохладный листик ладони и всхлип проходит сквозь пальцы, как воздух – сквозь щель.
- Ты сделала правильно. Повстанцы бы не ушли от Чистки.
Неясный кивок – косо и в сторону, - девушка либо согласна, либо просит его прекратить.
- Но ты их видел?
- Ты знаешь. Я был ближе всех.
- Они не дадут тебе дозу, Леон.
- Ничего.
Язык подбирает вкус меди с резцов. Радужка глаз неспешно красится в красный; пуговкой - с точками света - ее разделяет зрачок. Харпер хорошо понимает, что Леон не продержится дольше: его пальцы, в перчатках, сейчас почти без ногтей; кожа кажется неестественно теплой.
- Пусть это будет за Клэр. За ее смерть я все еще должен.
Он наполняет стакан из бутылки; дает, обещая: «просто вода». Полночь тянется стройно на старых часах, четыре глаза – на новой панели, - свернуты кольцами, как синий шнурок. Он блокирует запись с шумов инструмента, но черный рот – из угла, - продолжает глядеть темно и зловеще; замирая, он, кажется, ждет.
Но Леон не уверен.
***
Бен хочет тронуть рукой облака. Ему велика чужая перчатка: она топорщится на пальцах, смешно, отворяется юбкой у самых запястий.
В лужах небо плывет отшелушенной краской.
Задержавшись, палец касается перышка туч. Очень просто.
- Бен?
Он лежит животом на земле. В легкой куртке, поверх – дождевик, прозрачный, и тонкий, как кулечек для хлеба.
- Привет, Дин. – Обронил как-то скучающе. Не пробует встать.
Дин медлит, бегло лизнув угол рта. Быть на земле – зараженной? – неправильно, но Дин – не Лиза, Бен перестал слушать его уже месяца два.
Винчестер долго ищет нужный вопрос:
- Где остальные? – Не то, совершенно.
Пожимает плечами:
- С Гоустом. Там. – Неопределенный кивок и Бен сводит вместе два пальца. Они мягко трогают гладь - облака разделяются на два отдельных куска и, в грязной воде, их вид неопрятный. В ряби словно кружатся сгустки тряпья.
- А ты… почему?
- Неинтересно. – Безразлично и взросло - катится прочь.
Шаг или два – Дин не считает, - сонно скользит по пыли песка. Дорожка камней блестит шоколадом, отлитая глазурь подставляет бока. Винчестер чешет кончик носа костяшкой, кусает губы, но в тишину не снисходят слова. Здесь нет неловкости, думает он, это просто глупо и жалко. Возможно, Лиза была и права.
- Лужа и мусор, должно быть, интересней.
По тылу ладони расплывается грязь. Точки пыли и пальчики веток похожи на чай, коричнево-черный и крепкий, но разительно бледный в форме пятна. Сама лужа – осадок на донышке чашки. Что только Бен видит в ней? Чем она интересна?
Заглянув, капитан видит в ней серые хлопья над слоем потолка. Тяжелый кулак, упершись, стучится в окно. На нем ни родинок звезд, ни веснушек созвездий.
Бен неясно хрипит. Обрывком скомканной фразы? Дин услышал в шершавости кашля небольшое «ага».
- На земле не дело лежать. – Бросает без строгости, даже небрежно. – Что бы мама сказала?
- Ничего. – Пожимая плечами. – Она умерла.
Лед дает трещину под ступившей ногой. Он вздыхает устало, отводит глаза. Не с детьми, но с Беном теперь очень сложно. Винчестер не может найти рычага.
- Печенье бы точно не дала за это. Так что вставай.
- Мы уезжаем?
- Может, завтра. Тут не особо.
- Везде не особо.
- Это да.
Фонарь, у коробка с провиантом, словно им подмигнул. Смешки детей, увлеченных забавой, сыплются бусами, неожиданно звонко. Кто-то слитно проводит рукой по прикусу клавиш. Бен тонко жмет губы, не пуская слова.
Дин не перестанет в нем видеть себя.
***
- Я знаю, что задумала мама. – Джо говорит, губя глотками куантро.
В Нижнем Баре до рези светло, а батареи палят не хуже, чем солнце.
- Ты и сам, наверное, догадался. – Добавляют ее ноготки, этим днем приодетые в красный. Они обнимают низкий бокал и легонько качают.
Джейк хочет казаться ей очень небрежным.
- Без понятия, куколка. – Падает прямо в стакан. - Я здесь по приглашению.
Усмешка, в углах ее рта, выглядит стянуто. Она обводит пустующий зал широким кивком.
- Вакцинация. Уже две недели прошло. – Джоанна подается вперед. – Смекаешь?
Но он, отслоняясь, опускает коньяк – вкус у питья сегодня просто отвратный:
- Послушай, милая. Я не рассчитывал, что Элен позовет меня просто так.
- Вот как? – В ее голосе горечь граничит с весельем. – И какая цена?
- Она еще не назвала.
- Сколько ты хочешь?
- За что?
Джо понимает, что он с ней играет. Но она осторожна.
- Срок вышел. Скоро здесь будет ничуть не лучше, чем в Аду. Тех, кто привит - с неделю назад переправили в девятнадцатый сектор, а остались… сам понимаешь.
Конечно, не съязвить он не может:
- Какой поворот…
- Думаю, она хочет нанять тебя в роли охраны. Элен кое-кого подкупила, чтобы мы могли отсюда уйти.
Замолкает. Дает возможность обдумать или подбирает слова?
- А ты хочешь…?
- К Повстанцам.
Она нарушает лунное солнце по центру бокала, разметав звездную карту на плаще ноготков. Джейк думает: так очевидно, что даже смешно. Но где-то, пожалуй, он понимает. И все же ломает фразу смешком:
- Что ты можешь предложить? Выпивку? Кредиты? Или, может, хочешь расплатиться натурой?
Мягкое личико разрезает гримаса:
- Элен поставляет оружие для Повстанцев. Поэтому если они откажутся, то тогда им придется ходить на поклон либо к Бобби, либо в Вегас. Но Бобби вряд ли пойдет против Элен. А в Вегасе их банально не ждут, да и местные цены им не по карману. Значит, ссориться с ней им совсем не нужно.
- И…?
- Моя сохранность и будущее благополучие – их скидочная карточка клиента. И, к слову, твоя тоже.
- Что-то я вижу только затраты. Тащить тебя, нежный цветочек из Сектора, по улицам с зараженными, один хер знает куда… это большего стоит.
Куантро вслед за глотком коньяка. Они пьют так, словно шахматным ходом идут друг на друга.
- Значит, ты хочешь предоплату? И сколько? Тысяча? Две?
- Не думаю, что твои кредиты, как и любые другие, помогут мне на поверхности. – Хмыкает он. – Мне бы что-то посущественней.
Джоанна медлит, но лишь для того, чтобы подогреть его интерес.
Она чертит ответ широкой улыбкой:
- Думаю, у меня есть то, что тебя заинтересует.

@темы: Dante, Vergil, fanfik

---

Вставай, пацан!

[Dark_Nero]

Вставай, пацан!

Автор: Alisia Keehl

Фэндом: Devil May Cry 4

Персонажи: Неро, Данте. упоминается Кирие

Рейтинг: PG-13

Жанры: Стихи



Здесь тишина качает мглу,

Здесь света нет и нет дверей...

Я не готов! Я не могу

Сдаваться, позабыв о ней!



Ведь я прошел столько дорог,

Сражался, падал, догонял,

Поймать пытался... А итог?

Я вновь нашел. И потерял.



Я снова малость не успел,

Не дотянулся, не забрал.

Я не добил, не доглядел...

Ступил в ловушку- и пропал.



Ни рук, ни ног как будто нет,

А разум травит тишина.

Мне нужен шанс, мне нужен свет!

Чтобы дождаться ты смогла...



Я обещал и я сдержу

Ту клятву, данную тебе.

Не отступлюсь, не отпущу,

Не проиграю этой мгле!



Лишь тело бы не подвело,

А дальше я прорвусь, поверь.

И коль прохода не дано,

Я сам проделаю здесь дверь!



...Но тела будто вовсе нет.

Я побежден, я проиграл...

Но слышу голос, вижу свет:

-Вставай, пацан! Ты долго спал.



27.02.2013.

@темы: стихи, Dante, dmc4, Nero

---

Жди в гости в начале мая.

[Dark_Nero]

Что же, пацан, привет!
Прощаться не стал специально,
Ведь в этом потребности нет.
Жди в гости в начале мая.

Улажу свои дела,
И сразу - на рюмку чая
(И чтобы она была!) .
Жди. Я не подкачаю.

Готовься опять к боям,
Но в этот раз лишь со мною.
Я спуску тебе не дам
И нагоняй устрою.

Будешь моим рабом
Или, пацан, падаваном!
Шутка. Учеником.
Но расслабляться рано!

В общем, сообщу все сам.
Напомню: в начале мая.
Так что ты жди, пацан.
А я по делам убегаю.

Ты без меня не скучай
И не забудь про дату.
Можно не отвечать.
Твой
несравненный
Данте. ^_^

(с)Alisia Keehl

@темы: стихи, дьявольский юмор, Dante, dmc4, Nero

---

Нормально ли это?

[Dark_Nero]

Нормально ли это?
Автор: Alisia Keehl
Фэндом: Devil May Cry 4
Персонажи: Данте/Неро
Рейтинг:PG-13
Жанры:Слэш (яой), Ангст, Психология
Размер:Драббл,4 страницы
Кол-во частей:1
Статус:закончен

Прим. Автора:
Собственно, ничего не значащая зарисовка. Крик души, можно сказать. Просто надоело читать, что у этих двоих все идет, как по маслу: секс, любовь, признания. В конце концов, Данте повидал многое и пережил на своем веку достаточно, чтобы бояться сближаться с людьми, а Неро (доселе вроде как натурал) долго не сможет заставить себя признаться мужчине в чувствах.
Ну, на вкус и цвет фломастеры разные, поэтому по поводу этого промолчу. Если критика будет достойной, все прочту и рассмотрю. Если найдется бета - я тоже всеми лапками "за", ибо всех недочетов не усмотришь х.х
Ну а так... В общем, сами увидите. Приятного чтения х)





И в такие моменты всегда думаешь, что было бы неплохо прикончить несколько людей, стереть с лица Земли парочку городов, а может и больше, или же самому продырявить себе черепную коробку, лишь бы не видеть, как он уходит…

Неро не раз задавался вопросом: все ли нормально в его теперешней жизни?
Нормально ли это: срываться с места по первому свечению демонической руки, хватая верную Королеву, бежать на бой с демонами, позабыв про все остальное.
Нормально ли это: разобравшись со всем дерьмом, что выплеснулось в Фортуну из Ада, оставлять дома несостоявшуюся невесту и рвать когти с целью помогать другим людям в борьбе с нечистью. Как только самое страшное оказалось позади, Неро вдруг осознал, что любовь к Кирие ведет за собой только обыденную, скучную жизнь, к которой он не был готов. Которую он не хотел. И, наверное, парень просто заигрался тогда в принца, спасающего свою невесту, а когда занавес опустился, маски просто слетели сами собой...
Нормально ли это: спонтанно искать на каждой вылазке небритую наглую морду, по которой всегда хочется врезать, дабы не ухмылялась так самоуверенно… и в один прекрасный день чисто случайно на нее наткнуться. Правда, случайно: на охоте за очередным монстром, который едва не продырявил парнишке череп. И его снова спасли. Он спас.
Нормально ли это: трахаться с тридцатилетним мужиком «без обязательств», а потом беситься, когда он заигрывает с очередной молоденькой девицей, покоряя ее своей не в меру сильной харизмой.
Нормально ли это: сидеть, будто бы на иголках, то и дело глядя на часы и нервно расхаживая по комнате – ведь уже давно перевалило за полночь, а он обещал вернуться до двенадцати.
Нормально ли это: терпеть его выходки и насмешки, а в ответ закрывать его собой в те моменты, когда сам он защититься не успевает. Такое случается очень редко, но ведь даже сын Спарды не всесилен.
Нормально ли это: осознавать, что ты влюбился в закоренелого ненавистника оливок и молчать, боясь быть отвергнутым, оказываясь наравне с развлечением на ночь.
Нормально ли это: специально запирать дверь офиса изнутри, чтобы ненароком не пропустить его возвращение, чтобы услышать глухой стук и сорваться с места, открыть дверь, увидеть растрепанного, уставшего, но довольно улыбающегося охотника, от которого пахнет пиццей, алкоголем и женскими духами. Неро старается никогда не думать о том, где пропадал Данте и чем он занимался с обладательницами тех самых духов. Это сначала было больно, а потом – безразлично, потому что даже скандалы не исправили привычки периодически уходить до поздних ночей.
Нормально ли это: теперь уже молча, оглядывать мужчину, стараясь угомонить в себе колкую боль и сдавливающую в тиски ревность, разворачиваться и уходить в спальню... А он всегда ловит, обнимает руками за талию, утыкается губами в загривок и ехидно шепчет о том, что раздраженный пацан очень похож на маленького сердитого волчонка, целует в шею и прижимает к себе, не отпуская. Дышит горячо-горячо и прекрасно знает, что Неро уже не злится – только безысходно молчит, а потом наслаждается умелыми ласками, подставляется под поцелуи, позволяет прижать себя к стене, разрешает трогать везде, где заблагорассудится полудемону. А тот относит его в спальню, раздевает и берет страстно и нежно одновременно, в очередной раз подтверждая, что парень уже никуда не денется – ему просто не дадут уйти.
Неро никогда не спрашивает, с кем был Данте, а мужчина и сам молчит, хотя прекрасно видит, как нервничает парень. Ему тяжело признать даже перед самим собой, что какой-то семнадцатилетний мальчишка сумел перевернуть его жизнь с ног на голову и, даже о том не подозревая, приручить гуляку-охотника, заставив его забыть обо всех на свете. Из-за него совершенно не хотелось прикасаться к кому-то другому, ограничиваясь только старой привычкой флиртовать с миловидными дамами. Хотелось только этого чертового Неро, хотелось до одури, хотелось по-разному, целиком, чтобы никто другой не смел прикоснуться! Данте не говорил, что в те вечера, когда он возвращается поздно, компанию ему составляют только Триш и Леди, которым он проигрывает в карты кучу денег, а от сладкого аромата их духов порой самого тошнит.
Нормально ли это: молчать, не умеючи выражать чувства поступками? Умудренный опытом Данте забыл, каково это – говорить человеку, что любишь его. Он так привык к не обремененной чем-либо страсти, что о нежных искренних отношениях пропало даже малейшее представление. Но Неро ворвался в его жизнь и с размаху вдолбил в светловолосую голову свои порядки.
А пацан молчал, потому что не знал, как правильно преподнести такое сокровенное, такое личное… Ведь первые чувства всегда самые сильные, самые дорогие. И все это ставило между ними стену: прозрачную, но безмерно крепкую, разрушить которую нужно вместе, единовременно. Но они только стояли и смотрели друг на друга через преграду, не зная, как сделать первый шаг...

Сегодня Данте опять пообещал вернуться до двенадцати… И на душе у парнишки снова паршиво до такой степени, когда ненавидишь весь мир, мечтаешь уничтожить его, совершить какую-нибудь абсурдную глупость , лишь бы в памяти не всплывала широкая спина уходящего мужчины. Ждать его вовремя уже не было смысла, и Неро вновь спрашивал себя, нормально ли это: терпеть? Ведь давно пора сорваться, набить наглую морду, прокричаться, собрать вещи и перейти на новую страницу своей жизни. Не в Портленде. Не в Фортуне. В конце концов, всегда есть, куда двигаться, даже если ты не знаешь, что ждет тебя за следующим поворотом. Но что-то держит тут, подсказывает, что нельзя обрывать провода… И очень хочется верить, что все изменится. Хочется, но уже почти не получается. Сердце борется со здравым смыслом, и Неро сам не может понять, за кем же в конце концов останется победа.
Сегодня он не запирал дверь, не смотрел на часы каждые пять минут и даже не злился. На смену этой яркой негативной эмоции пришла безысходность, держа за руку понимание того, что уже, наверное, ничего не изменится. Слишком крепко осели привычки бывалого охотника, чтобы их перекраивал несмышленый подросток.
Неро поднялся на крышу офиса и подошел к перилам. Он любил коротать тут время, просто раздумывая о чем-то своем или любуясь на небо. Здесь было тихо, и это помогало привести мысли в порядок. Парень поймал себя на мысли, что немного поторопился, не взяв с собой плащ, но возвращаться было слишком лениво. Пускай прохлада тоже освежит и поможет разобраться. Усевшись на перила и перевесив за них ноги, молодой охотник поежился и вздохнул. Если прислушаться, то можно услышать, как в зале одиноко забили куранты. Полночь.
Один. Парень закрыл глаза, глубоко вдыхая прохладный вечерний воздух и чувствуя, как тот холодит легкие. Приятно и свежо.
Два. Выдохнул, забываясь и постепенно расслабляясь. Успокоиться… Нужно успокоиться.
Три. От холода немного потряхивает, но домой идти совершенно не хочется. Такое чувство, будто стоишь в невидимой реке, которая обволакивает тебя своей прохладой и не дает выбраться, потому что ты попал под сильное течение.
Четыре. Бой разума и сердца почти подошел к концу, и лидер уже отчетливо виден, отчего парень легко улыбается уголками губ и немного жмурится. Точки расставлены, и он уже знает, что будет делать.
Пять. Сцепить пальцы рук в замок и сжать их посильнее, чтобы подтвердить уверенность в собственном решении.
Шесть. Тихо хлопает входная дверь. Неро знает: сейчас вошедший изогнет в недоумении бровь, усмехнется, окликнет, хотя наверняка прекрасно знает, что ему нужно на крышу.
Семь. Парнишка широко улыбается, ожидая… Слышит свое имя.
Восемь. Едва уловимые звуки шагов на лестнице. Данте топает специально погромче, чтобы юноша, сидящий на крыше, услышал. Играется. Дурачится. В этом весь он.
Девять. Хочется рассмеяться, но Неро сдерживается. Ждет, прекрасно зная, что вот-вот ноги полудемона будут ступать уже по крыше.
Десять.
-А не кувыркнешься? – шутливое, усмехающееся. Парень слышит приближающиеся шаги и шорох одежды.
Одиннадцать.
-Не дождешься,- такая же усмешка в ответ, после чего подросток чувствует, как на его плечи ложится тяжелая ткань плаща, сильные мужские руки обнимают за талию, а шею опаляет теплым дыханием.
Двенадцать.
Сегодня от него не пахнет духами и алкоголем, и Неро ловит себя на дурацко-счастливой мысли, что должно быть, не он один расставлял все точки над «i» в этот вечер. Куранты замолкли, торжественно встретив новый день.

-А я уж подумал, что ты решил вещички собирать,- прошептал Данте, украшая чувствительную кожу шеи мальчишки легкими поцелуями и с удовольствием замечая, как тот покрывается мурашками. Полудемон хорошо знал, что парочки правильных прикосновений к этой части тела достаточно, чтобы завести юношу.
-Не дождешься,- в ответ тоже шепотом, с легкой хрипотцой. Что и следовало ожидать. Неро прижался к Данте спиной и положил голову на его плечо, подставляясь.- Чтобы ты тут помер от спокойной жизни? Хрен тебе.
Сын Спарды тихо засмеялся, обжигая чувствительную кожу за ухом своим дыханием, обнял мальчишку покрепче, чтобы тот не вздумал убежать. Нет, он-то непременно поймает маленькую гнусь, но сейчас совершенно не хотелось тратить время на детские шалости. В конце концов, на это есть и дневное время суток.
-Я тебя тоже, пацан,- промурлыкал он, целуя ушную раковину внезапно краснеющего парня. Они друг друга поняли.- Я тебя тоже...
Нормально ли это: когда взрослый мужик безумно хочет юнца, который годится ему в сыновья, а тот отвечает с не меньшим энтузиазмом?
Нормально ли ловить его поцелуи, углублять и делать куда более страстными, впитывать сладкие, томные стоны, трогать подтянутое тело, подхватывать на руки, нести в спальню и думать, что в этот раз всего лишь парочкой заходов парнишка явно не отделается?
Нормально ли это?
Более, чем.

…А прозрачная стена дала трещину между их ладонями…

@темы: Dante/Nero, fanfik, dmc4

---

Когда...

[Dark_Nero]

Автор: Alisia Keehl
Фэндом: Devil May Cry, Devil May Cry 3: Dante's Awakening
Персонажи: Верджил, Данте
Рейтинг: G
Жанры: Ангст, POV, Стихи
Посвящение: -
Публикация на других ресурсах:
нельзя
Примечания автора:
Навеяно...
Стих к фанфику "Сталкер памяти" ( ficbook.net/readfic/739112 )

Когда между нами все улицы встанут в ряд
И в немом поединке столкнется с твоим мой взгляд,
Я шепну неслышно: "Пусть Боги тебя хранят
От полчищ тех бесов, что ныне во мне сидят"...

Когда сойдутся наши в смертельном бою мечи,
Не пытайся к моей душе подобрать ключи,
Во всю силу сражайся, от ненависти трепещи
И осколков того меня, прежнего, не ищи.

А стоя спиной к спине и говоря "Джекпот!",
Не надейся, что наша война навсегда уйдет.
Послужит мне склепом мой нерушимый лед...
А ты - не сдавайся и снова беги вперед.

Когда мы с тобою застрянем на самом краю пути
И ты решишь, что отсюда возможно вдвоем уйти...
Ничего не случится. Ты, главное - не грусти
И, стоя у края пропасти, обещай меня... Не спасти.

8.07.13.

@темы: стихи, dmc3, Dante, Vergil

---

[21st century]

Название: Зеленые камни.
Автор: 21st century
Фандом: Devil may Cry с намеками кросса с Shadow of the Colossus.
Размер: Мини.
Пейринг/Персонажи: Данте, Вергилий.
Жанр: AU, мистика, кроссовер.
Рейтинг: R.
Краткое содержание: AU, Данте принимает сторону Вергилия до событий третьей части. Они рушат отцовские печати, чтобы возвести Темен-ни-Гру.
От автора: Небольшая зарисовка, написанная в подарок брату. Она появилась легко и спонтанно, будто сама слетела с пальцев на лист. Возможно, она звучит странно и сбивается ритм, но, надеюсь, я смог передать нужный вид.
Предупреждения: AU, кроссовер.


- Мы все еще в Мексике? Где желтый? Оранжевый? Где сомбреро и острая кухня?
- Молчи.
Он смотрит в серое небо. Пушистые комья выстилают тенью бархатный ворс, давят грозою на воздух и дышать в нем почти тяжело – ветер легкий и шелково-гладкий, - льется в горло, летит, как платок. Вдох может дать захлебнуться.
Прохлада моет лицо.
Раскрывается пятнами деревня Паленке. Он узнает остов из тяжелой кости, пушок зеленого мха и ветвистые жилы. В глазницах дверей глубоко и темно.
- Здесь точно пусто?
Данте ежится – ему неуютно, губы сходятся тонко и разрезаются в острый излом. Вергилий сводит два пальца в зеркало руны: подножие храма расцветает светло, как блюдце монеты в течение солнца. В бледном луче нет нужного знака.
Это – не то.
- Верджил… - Голос Данте шепотом ветра. Белый волос летит и струится - мягкий и зыбкий, - облепляет лицо. Он направляет взгляд брата кивком подбородка: на ступенях свитый в комья туман – стройный и строгий, - укрывает хрупкие плечи витым облачком. Вергилий щурит глаза, держа шаг на месте.
- Дети? – Само срывается с уст.
В зеркале глаз плывет отражение: на лесенке храма сидят близнецы. Они босиком и путаю пальцы; ухая, хлопают камни по голой груди.
- Мы. – Кто-то роняет.
Одна из фигур подается вперед, и стекает к подножию вниз, как ручейная дымка. Вторая догоняет ее, чтобы взяться за руку. У обоих пустое лицо, пятном, как размытое: его нельзя разглядеть. Профиль немного ясней, чем анфас – он мог бы его разгадать по губам и по скулам, щекам и глазам.
Они наступают носочком в траву, и - брат неровно вздыхает, - бормочут шершаво: страницы смеются.
Вергилий бросает знак им под ноги и отрывает метку берканой.
Он чертит пальцами что-то, будто прядет.
- Здесь. – Говорит.
Облака тяжелеют и словно сыплются вниз.
Храм съедает детей: они исчезают; ломаются кости ступеней и стен – его хребет прогибается, - высокий стан, выпивая, тянет земля, и черный рот раскрывается: их просит внутрь пустота. Сотни ступеней простерты к ногам языком.
Тьма будто сгустилась; вбирает их и жует. Они успевают заметить как ленточкой света из мрака бегут близнецы. Они летят и кружатся, сливаясь тесно - в одно, - разбиваются брызгом о стены и крадут у зала тепло. Смех далекий и близкий – глухой звон монеты где-то там, далеко; искорки белого жгутся и тухнут больным огоньком.
- Бесит! – Скалится младший в голубой полумрак. Черный рот пускает их в серую глотку в зелено-серых оспинах-мазках и с сильным запахом цвели.
Вергилий выводит одними губами: «молчи». Плиты подвижны под ним, хотя близнец ступает мягко и гладко; он задевает их только носком. Капли влаги похожи на звезды, разводы желтого - на облака рюш низкого неба; вдох со вкусом реки почти доводит горло до кашля. Данте хочет скорее уйти: все, что здесь – неприятно.
Брат едва не тянет его.
В другом зале снова призраки-дети. Босые ноги опустились в бассейн в зелено-желтой кайме тропической нити. В квадрате воды еще больше темно: гладь пряма и спокойна, но холодом липкая, будто спиртом умылась щека.
Вергилий рушит зеркало пальцем - хрип Данте гонит прочь тишину, - демону нужно подняться, увидеть, как – в подреберье, - держит рану рука.
Точка укола размером с подушечку пальца.
- Интересно.
- Иди к черту. – Огрызается брат, и вода в бассейне темнеет.
Она становится спелой и красной, наполнившись вся, до верха, и спрятав внутрь отражение – теперь гладь пуста. Они могут подняться наружу.
***
Спиралью воронки летят облака. Покров травы такой же упругий и мягкий, словно ковер, когда-то, в маминой комнате. По нему нужно ходить босяком: зарываясь носочком в пушистые нитки и приминать, наступая, пяточкой ворс.
Лазурно-зеленый истощает прохладу – ветер наполнил Паленке рекой и, кажется, все движется сонно - сухие ветви протянуты в дреме, качаясь, танцуют деревья, а небо слилось у края с землей.
Вергилий опускает на бок брата ладонь.
Горизонт расцветает горошком песка; все приходит в движение: блоки камня, – оживши, - строят скелет из плит, холмов и рытвин. Лепят грудь и бока стены Храма, клепают кожу пучочки травы в росинке из грязи. Тяжелые блоки высоко поднимаются ему вместо ног, деревьями сходятся, и он грузно встает, возвышаясь: близнецы - там, что внизу, - словно крохи. По опустелому полю летает призрачный смех.
- Имя. – Колосс басисто ухает громом. Низкий голос едва различим.
- Назови свое имя. – Демон ответствует не менее ровно.
Бог из песка, тумана и камня опускает янтарные кольца под ноги, не мигает, но не может его разглядеть.
- Мое имя Гордыня. Верни мне его.
- Я нарекаю тебя этим именем.
Данте кажется, что печать разбивает почву под ним.
Льется, звеня, высокий аккорд. Сплетаются вместе две кисти: не призраков, их, и воздух, будто немного теплеет.
Но мир людей, они знают, никогда не простит.

@темы: Dante, Vergil, fanfik

---

[Oxxra]

Название: Седина в двадцать лет.
Фандом: DMC: Devil May cry.
Автор: Oxxra
Бета: Lomendeon.
Пейринг/Персонажи: Вергилий 5, Данте 5, Кэт.
Категория: джен, юмор, АУ, ООС
Рейтинг: G

– Шеф, это плохая идея, – побелевшими губами прошептала Кэт, но Вергилий уже вдавил газ…. – Вы – идиот, – обреченно простонала она, зажмурившись…

А все начиналось, казалось, с сущего пустяка: с утра Вергилий попросил её остановиться у метро и, прихватив, бумажник, спустился вниз. Вернулся без цветов или мороженого, сияя, точно начищенный серебряный доллар, и велел ей пересесть на пассажирское место. Кэт чуть насторожилась, но кивнула головой – в машине хороший автопилот: автоматическое включение фар, ближнего и дальнего света, автоматическая работа стеклоочистителей, автоматическая парковка, контроль сближения, контроль полосы движения и адаптивный круиз-контроль…
Если честно, то большую часть времени, Кэт, личный водитель своего шефа, просто сидела за рулем, забыв про педали и держа в руках ухватистый и четкий руль…

Вот только одно но – «автопилот» Вергилий не включил, а, когда девушка мягко ему об этом напомнила, помахал перед её носом свежекупленными правами на свое имя и сказал, что сегодня рулить будет он. А пугливым барышням за рулем не место – езда у Кэт получается слишком неживой и неинтересной.

Спавшая с лица Кэт, чуть кивнув головой, пошла вытряхивать пепельницу, попутно выловив из ридикюля сырую картофелину – не самый необычный предмет в её сумочке, кстати. Одним из несомненных достоинств сырой картошки, помимо выдающихся оккультных, было то, что её можно было быстро и незаметно забить выхлопную трубу.
Да, прямо вот так. И никто никуда не поедет. Особенно этот недоделанный Шумахер.
А потом они вместе прыгали вокруг переставшей подавать признаки жизни машины…. Минут через десять, мысленно поблагодарив викканских боргов, девушка позвонила Данте, предупредить, что у них тут неизвестная поломка….
Чрез полчаса Данте пришел на место поломки собственной персоной, дико злой, в соответствии с родословной. Проблему он определил с ходу – Кэт даже не успела подать ему знак, что все идет по плану... Минут пять ликвидировал затык, выковыривая сырую картофелину из выхлопной трубы отобранной у брата катаной, ругаясь на всю улицу последними словами…
Умевшие читать по губам камеры краснели и отворачивались.

А потом Вергилий дал по газам. Позже он объяснял, что дорога под колесами сама стала внезапно пропадать, превращаясь в канавы-провалы, на ней самопроизвольно возникли металлические грузовые контейнеры, турбины самолетов и опоры мостов. Он божился, что город стал будто живым и всячески мешал ему ехать нормально.
Разом побелевший и растерявший весь пыл Данте, едва-едва успевавший расчистить путь брату-Шумахеру и удержать машину от очередного падения в бездну, при первой же возможности отобрал у братца и разорвал в клочья свежекупленные права…
Впрочем поседел не только Данте, седые волоски появились и у Кэт, как она с горечью констатировала, заглянув в чудом уцелевшее боковое стекло. Седые волоски… и это в двадцать один год!

@темы: Dante, Vergil, fanfik

---

[21st century]

Название: Пастельные краски.
Автор: 21st century
Фандом: Кроссовер Resident Evil, Supernatural, Devil may Cry.
Размер: Макси.
AU, постапокалипсис. Материки Южной и Северной Америки охвачены пандемией вируса Т. Большая часть населения - заражена и погибла, часть выживших находит пристанище под землей, в искусственном оборудованным комплексе. Их жизнь окружена имитацией и синтетикой, химической пищей и надежной ложью правительства. Другая часть отслоилась и существует независимо: закрытый сектор зовет их Повстанцами - бродягами, мародерами, выживающими на поверхности любыми способами и ценой. В свою очередь, Закрытый сектор организован цивилизованно и гармонично - по официальным данным он подчиняется правительству, на деле - отдан сильнейшим фармацевтический компаниям, разделивших комплекс на сектора. Повстанцы выказывают нежелание подчиняться новой Власти и за сим подвержены травле. Новый мир разделяется на два отдельных куска.
От автора: Проба пера после долгого застолья. Рассказ не имеет глав, потому выкладываться будет кусками. Пересечение фандомов имеет логическое обоснование, которое планирует постепенно раскрываться по ходу сюжета. Первый кусок - небольшой аперитив и лично мое желание узнать: есть ли смысл развивать и продолжать эту тему. Приятного чтения.

С предыдущими кусками можно ознакомиться по ссылке - 21stcenturybreakdown.diary.ru/p182575637.htm


Ребекка жмет руки к груди. Ее силуэт обведен желтым и красным, будто огненный круг. Шаги рисуют внутри неровные двойки. С ее волос стекает вода.
- Группа вылазки три один. Ответьте.
Голос диспетчера шуршит, как бумага - Барри прислоняет динамик близко ко рту:
- Группа три один. Мы потеряли двоих.
Много шипящих и гласных плывут через шорох и шум. Помехи скачут и падают, как косточки вишни: за ними трудно что-либо услышать, но еще трудней - разобрать.
- Группа три один. Повторяю: мы потеряли двоих.
- Что нам делать?
Вопрос звонко падает каплей. Ребекка выглядит хрупко и ломко - ресницы влажно хлопают, как крылышки галки, брови тревожно подняты, собрав хмурую складку на лбу. Барри различает много подвижных теней за полукругом торпедо.
Он ставит точку поворотом ключа:
- Ждать. И что-то подсказывает мне, что недолго.
***
Под ними стелется мокрый асфальт.
Дин считает, что слово «бег» не подходит. Нужно больше, чем поднятый слог из груди. Нужен ритм длинный, тягучий – порхание низкого и высокого «до». Больше слогов и меньше запинок. Потому что нет правды в глаголе: «бежать». Нет ритма в ушах - звука и цвета, - ударов подошв и тяжести легких в груди. Слово «бег» - неправдиво. Так думает он, уходя от собак.
Кажется, они ступают по глади – глянец дорог блестит чисто, зеркально, а звук смазанный, скользкий, как босоногий удар. Тучи почти лежат у них на плечах. В дожде дышать очень сложно: воздух наполнен водой и каждый вдох ранит горло до кашля – холодную влагу даже можно глотать.
Дин считает, что он не ошибся. Ниванс должен это признать. Запах еды привлек зараженных; он позвал одичавших, голодных, связал больных и здоровых собак.
- Да где же они?!
Гроза высветляет мокрый ежик волос. У одной из собак тяжелая морда мастиффа, щеточки усов у другой – грязно-белый и желтый, - как смешной воротник бороды. При свете дня он мог бы быть дружелюбным.
Солдат пытается стрелять от бедра, но ругань рвется из горла - вслепую он не может попасть.
Винчестер старается не смотреть на него; он ищет взглядом машину. Мигание фар вдалеке, как гроза - круги долго вращаются, пульсируя светом, блестящие точки как совьи глаза.
Они распугают собак. – Надеется Дин и даже мысленно просит.
Облака разрезает простая геральдика молний. Он понимает не сразу, что Ниванс кричит. Восклицание льется низко, с нажимом: рычанием зверя, чью лапу вот-вот откусит капкан. Мастифф получает пулю из короткого Glockа.
Что-то черное льется в три тонких ручья.
Голень солдата выглядит просто отвратно. Он убивает белого пса и почти роняет сумку на землю. Капитан понимает: он больше не сможет бежать.
Colt тяжелеет за пазухой и с чьих-то губ слетает тихое:
-Черт…
И все внезапно кончается, часы стоят и больше не могут идти. Их глаза смотрят друг в друга, но оба молчат. Безмолвие тянется - сытое, плотное, - густое и горькое, как угольный смог.
Слов больше не нужно. Дин слишком уверен, что Пирс заражен.
***
19.50. Кусочек света смотрит Пирсу в лицо. У пистолета плавная шея; яростный, стройный анфас головы. Его профиль серебристо-змеиный - тело тревожно блестит чешуей, и, не мигая, в лоб уперта глазница; он хватает и держит дуло рукой.
Сильно пахнет мокрым асфальтом; мокрая шерсть добавляет в него кислоты.
- Убери это. Дин.
Здесь, в этом свете, сведенные зубы могут сойти за оскал.
Там, позади, шаги влажно хлюпают; отступает на запад гроза.
- Остановитесь!
Это голос Ребекки. Ее пальцы хватают запястье со скользкой полоской часов, и губы влажные, тонкие - гнутся, шевелятся в упругих выдохах слов:
- Дин! – Она налегает, но рука тверда и упруга; так тяжело не может сложиться ржавый сухой механизм. - Дин! Пожалуйста!
- Они здоровы, раскрой глаза! Посмотри на них!
- Дин, прошу!
- Собаки мертвы! Убери чертову пушку!
Они слоятся один на другой, много нарезанных пластов - резких и рубленных, - скачущих вверх голосов. Кивает черный глазок пистолета, - Ребекка ведет дуло прочь: мешает, бросается, - и сталь сдается, неровно идет ходуном.
Выстрел падает и с искрой черкает асфальт.
- Дин…
- Отойди!
- Пожалуйста…
Она соединяет их, как стрелки часов: Дин – это девять, а Ниванс – пятнадцать минут. Они выглядят почти как одно: у бровей сошлись глубокие хмурые складки, неуклюжая челка кистью на лбу и радужки глаз – кабошон изумруда.
Звонкость голоса рвется в высокие ноты, и неясно: девушка кричит или плачет. Пирс хочет отпихнуть ее или Дина - их руки свиваются, будто в звено, и вместо фраз – металлический скрежет.
Ребекка знает, что никто не уступит. Пятка ладони давит Винчестеру в грудь, и восклицание, громкое, льется им в уши; она говорит:
- Время прошло!
Псы за спиной не шевелятся.
- Вирус бы себя проявил. – Она уточняет. - До сих пор. Точно бы себя проявил.
- Я говорил тебе. – Брезгливо морщится Пирс и дергает руку. – Но ты никому не доверяешь. Так почему мы должны?
- Я твой капитан. – Дин нажимает на каждое слово. – И я не видел ни одного – слышишь? – ни одного зараженного, который сказал бы: «я - инфицирован, давай, пристрели меня, парень».
- Ты мог сперва убедиться.
- Читай по губам: «это – правила жизни». Так что смотри под ноги, в следующий раз. Я не потащу в лагерь заразу.
Чамберс мешает им снова сцепиться и жмет ладошками в грудь, разжимает. Кладет в восклицание справедливо едкий упрек:
- Сейчас не лучшее время. Уже очень поздно. Нам нужно срочно уходить.
Винчестер кивком соглашается и проходит мимо нее, отдавая приказ:
- Я сяду за руль. Здесь рядом Чистка, но, похоже, им сейчас не до нас. Барри. Гостеприимством злоупотреблять не будем. Помоги Пирсу забраться. Пусть велико желание оставить его здесь.
Он слишком рано уходит. Дин не видит, как у солдата от злости темнеют глаза.
***
В 21.15 они возвращаются в лагерь, и Пирс с размаха бьет Дина в лицо.
Давно хотел это сделать.

@темы: Dante, Vergil, fanfik

---

[Oxxra]

Название: О профессиональной этике.
Фандом: Devil May Cry, DMC: Devil May cry. (кроссовер)
Автор: Oxxra
Бета: Lomendeon.
Размер: планируется миди, пока 1037 слов.
Пейринг/Персонажи: Вергилий, Вергилйи, Данте, Данте, Дарк Данте, Кредо, Кири, Агни, Рудра.
Категория: джен, юмор, АУ, драма
Рейтинг: G (для этой главы)
Предупреждения: АУ, Вергилий так и не стал демоном, как и его брат и все прочие персонажи. Они живут нормальной жизнью. Впрочем, потеряв демона и Ямато, Вергиий не потерял свой характер.
Однажды в их город приедут новички. Вергилий 5 и Данте 5. Но вы же понимаете, что в городе есть место только для одного комплекта близнецов?!

Особая благодарность Тини, которая выслушала весь этот укуренный спам и пнула меня это писать, Их сестре, проконсультировавшей меня по поведению Вергилия, Дарку за Дарка и Ломе, из отыгрыша с которой родлся этот Вергилий.

иллюстрации

Глава первая. Обычное утро.



Его зовут Вергилий. Вергилий Спарда. Ему – двадцать восемь лет и он любит делать свое дело. Ему нравится ощущение власти над жизнью и смертью. Нравится скальпель в руках и беззащитность его пациентов. Он предпочитает входить в операционную уже после того, как наркоз подействует. Черт побери, он просто любит резать людей.
По ночам ему снится, что он убивает их. При том, что в реальной жизни – спасает. Поставив диагноз самому себе, Вергилий считает, что это его внутреннее напряжение: он же боится, что пациент умрет на операционном столе. Вот поэтому, как он считает, ему и снятся, что он убивает людей большим скальпелем-клинком. А башня – фаллический символ. Символ их отца, который был холоден с детьми. Его брату Данте проще, ему отца Вергилий заменил… а Вергилию отца никто не заменял, поэтому ему и снится, как он башню поднимает….
Это означает ранее взросление.
Ну, свои сны Вергилий толковал так… а что там делает их завхоз Аркам, он не знал и не хотел думать, почему ему Аркхам постоянно снился вместе с фаллическим символом башни.
Иногда Вергилия интересует, что же может сниться его брату Данте – неудачнику. У близнеца – ремонтная роялей.
Черт побери, в городе всего 5 роялей… причем четыре из них никогда не чинят!
А пятый – в местной школе.
Разумеется, на рояли не проживешь, когда их одна штука. И его брат открыл ночной клуб с очень странным названием. Он там и ди-джей и вышибала и бармен, если Неван берёт отпуск. А отпуск она, кстати, берёт часто. Вергилию ли не знать – в больнице Неван медсестра на полставки.
Ну, что ж, лучше ди-джей, чем официант – и Данте при деле и напитки целы.
Вергилия бесит его брат. Бесит, что Данте возвращается в 5 утра – сам он работает посменно…
А еще бесит, что ди-джеем называет себя тот, кто развлекает в среднем за ночь при удачном стечении обстоятельств с десяток человек.
Он, же, Вергилий, и хирург и акушер и вообще все тридцать три удовольствия в этой больнице. И как-то Вергилий официально заявил брату что, если он однажды примет седого ребенка, то он Данте нахрен кастрирует. Брат поверил, поэтому Санни рожала в больнице округа, а не у Вергилия, а то ведь злой бро – дело опасное.
Правда наблюдала она младенца Неро все равно у Вергилия. Единственного врача на всю округу, который зубами скрипел на весь кабинет.

На образованной пересечением двух единственных городских улиц площади, в тени старых деревьев стоит черный внедорожник с открытыми дверцами. Дарк приехал.
– Доброе утро, хирург.
Вергилий улыбается. Он помнит, как тот появился в городе пару лет назад – тогда снег только-только сошел, и грязный по крышу большой черный джип удивил многих. Вергилий до сих пор не знает, от кого тот удирал, кто в него стрелял и не знает его имени – даже в тонкой медицинской книжке этот человек записан под своим прозвищем.
Даже после стольких лет Дарк – всегда слегка чужой. Не то чтобы кожаные куртки в этом городе – новость, но носят их в поле, когда идет дождь. И никому и в голову не придет, кроме, может быть, его собственного брата, носить их летом, да еще вместе с солнцезащитными очками. Ну, исключение, может быть, Беовульф, вояка с одним глазом.
Впрочем, чужой или нет, этот человек со странным прозвищем полезен. Приезжает раз в несколько недель с бакалеей. Спички, свечи – бывает, электричество отключает, – мыло, сахар, дрожжи, шоколадки, соль… музыкальные кассеты – заказ брата, и пара журналов – его собственный заказ.
В целом, их город способен себя обеспечить, но кое-что, все же, приходится покупать. Ах, да, и самое главное – новости. Мировые, так сказать, новости. А местные, на местной радиостанции, ведет старина Джестер – вторая личность Аркхама.
– Вергилий, к вам гости приехали... левые парни на спорткаре. Спрашивали, как в этот город проехать....
– Да?! – удивился Вергилий, отсчитывая деньги за журналы, и внимательней осмотрел ассортимент на сидении, прикидывая, что из него могло принадлежать тем «гостям», и куда Дарк дел их машину.
«Может быть, вон та зажигалка? Или вот эта фляжка» – хирург бездумно крутил металлический овал в кожаной плетенке…
– Моё, не продается, – словно подслушав мысли, хмыкнул торгаш.
Вергилий тут же открутил фигурную крышку и тщательно принюхался:
– Что это тут у нас?! Алкоголь?!!
Дарк примиряющее поднял руки кверху:
– Тише, тише, я же не детей спаиваю! Так, лежит себе на заднем сиденье и лежит. Руки иногда дезинфицирую…
– Я все еще твой доктор. Я имею право знать… – Вергилий все же сдерживает раздражение. В конце концов, Дарк, бандит, черт его знает, с чего занявшийся честной торговлей, хоть и принятый в город, но все равно чужак. И Вергилий не имеет права ему приказывать… – И не стоит садиться за руль пьяным. Не хочу, знаешь ли, собирать тебя по частям…
Участвовавший как минимум в одной перестрелке бандит мог бы много что сказать провинциальному врачу-ветеринару о вреде нотаций асоциальным элементам… но пули из него Вергилий все-таки вытащил.
– Не буду, не волнуйся. И не бери все слишком близко к сердцу… оно у тебя ледяное.
Доктор Вергилий пожал плечами – и ему знакома профессиональная этика. То, что пьет пациент – и его дело. Те, кого убивает его пациент – нет. По крайней мере пока они не делают дырок в его пациенте. А с медицинской точки зрения Дарк в порядке, и поэтому хирург не развивает тему тех «гостей», а только лишь склоняется к чужому лицу. Его нос улавливает запах свежего хлеба Кири, заглушенного мятной жвачкой… и ничего кроме.
– Если все-таки выпьешь, заночуешь у нас, – подвел он итог беседы и, прихватив журналы, пошел в больницу.
Придя на рабочее место, Вергилий первым делом открыл окно, проветрив помещение, поставил греться чайник и по привычке включил приемник. На одной волне Аркхам передавал время, погоду за окном и содержание своего нового спектакля. По второй круглосуточно гоняют молитвы, изредка прерываемые обращением Его Святейшества к пастве.
В общем-то, в их городе приемник и ловит всего две радиостанции. Но слушать не стоит ни одну из них, иначе сойдешь с ума. Поэтому Вергилий предпочитает новости, пусть и месячной «свежести».
Агни и Рудра еще спят. Через час стоит поднять их и отправить за хлебом.
Доносящийся из-за окна шум мотора удивляет – в целом Дарк казался спокойным. Даже слишком спокойным для того, кто недавно убил. Неужели все же решил облегчить душу? Или это Кредо и что-то опять с Кири? Нет, нет, вряд ли, – и Вергилий сам себе качает головой, – в объезд до больницы с полкилометра будет, а напрямик – сто метров. Случись что с Кири, её бы на руках донесли. Как в прошлый раз. Или Данте вновь брал больничную машину, чтобы покатать девчонок по окрестностям?!! Вот чертов брат…
Вергилий подбежал к окну, готовый сказать ему все, что думал.

иллюстрации ко второй главе

Глава вторая. Необычный пациент.


И ему кажется, что он увидел фосфен* на свету. Необычайно сложный и яркий… Возможно, пересмотрел рекламу в журнале… Да, определенно пересмотрел, – мужчина механически возвращается к столу и находит рекламную картинку – ну да, так и есть. Не найти и пяти отличий. Даже цвет тот же – небесная бирюза. Таким авто место на выставках. Или в дорогих фильмах. На разворотах журналов. И Вергилий прописывает лечение сам себе: холодный компресс и… нет, пожалуй, проверяться на хориотид, опухоли и отслоение сетчатки не стоит – слишком сложные формы, слишком яркая картинка. Слишком сложная. Это проблемы не глаз, а головы.
… Ярко-голубая машина… даже ярче утреннего неба теплым летним днем. Такой машине просто-напросто не место в его городе. Да и не стал бы никто такую покупать… Черт побери, «гости»?! Так, Дарк что, не убил их?!
…Туристы…
Или просто не добил? И вот они здесь… Подранки… О, Вергилий знает, что с такими следует делать.
– Агни?! Рудра?!
Они появились через минуту, небритые, всклокоченные и отчаянно зевающие… его безголовые близняшки. Он вырос с ними… ну, или они с ним. Данте-то не слишком любил возиться с подкидышами, застегивать им сандалии… Вергилий тоже не любил, но приходилось. Сейчас он вырос и перевел братьев на сланцы. Братьев-близнецов, которые и его считают своим близнецом... Не то, чтобы они близнецы, и не то, чтобы они в принципе похожи… о, нет, нет, совсем не похожи изящный невысокий хирург и два олигофрена, которые брали не в голову, а в плечи. В широкие мощные плечи. Вот только для Агни и Рудры «близнец» – «тот, кто заботится о тебе, и о ком заботишься ты».
– У нас гости…
Две пары глаз непонимающе уставились на него.
– Чужие, понимаете? Чужаки. Не наши. Не семья.
Агни и Рудра неуверенно кивают головой. Слово «чужак» им знакомо – Вергилий часто упоминал его, воспитывая псов: Цербера, Харона, Гериона, Белиара и Баала. Если чужак, то надо защищаться. Не спускать с него глаз. Задержать при необходимости.
А вот, кстати, и Герион с Белиаром, две немецкие овчарки, легки на помине. Две мощные рабочие псины в самом расцвете сил, зонарного окраса с ярко-апельсиновой шерстью. Спали вместе с братьями. Зюки* Цербер и Харон, наверно, сейчас бегают по городу… а Баал, рыжий пит редноуз, у Кири просит булочек в монастырском саду. У девушки с ним особенно сильная связь – в холодные ночи Вергилий подкладывал щенка ей в постель вместо грелки. Простыни да и все вокруг малыш слюнявил, конечно, просто безбожно, но Кири грел.
– Герион, Белиар, у нас гости, – обратился Вергилий к четвероногой части своей стаи.
Две понятливые псины – впрочем, других Мундус и не держал – выскочили через открытое окно в сад в поисках нарушителей. Агни и Рудра, поняв, что требуется, последовали за ними. Тем же путем.
Вергилий слегка замешкался, подбирая скальпель, и успел увидеть только, как отъезжает машина. Собаки и близнецы погнались за ней. Сам он пошел напрямик, к Кредо. Всего-то сотня метров по прямой, если быстрым шагом. В общем-то, он просто хотел посоветоваться… Но интуиция его не подвела. Светло-голубая машина стояла у здания Ордена. Ну… еще и местного полицейского участка, кстати. Орден хранил порядок в городе веками, а вот слился с «официальной властью»… хотя какое слился, скорее, получил статус… Раньше у них был чужой шериф из городских… Приезжал раз в год на день города да благодарил местных за то, что они ему проблем не делают…
Правда, за десяток лет он изменил свое мнение. Его стал напрягать городок, в котором за десять лет не произошло ни одного преступления. Ни одного. Ни превышения скорости… хотя, с такими дорогами о превышениях ли скорости может идти речь… гонять по таким дорогам мог только Данте – в этом у него несомненный талант. Ни превышения скорости, ни драк, ни пьяных дебошей… Слишком идеальный город, как-то решил тот чужой шериф.
Ну, что ж, теперь у них больше нет чужого шерифа, официальная власть перешла к командиру рыцарей Кредо.
Как будто что-то реально изменилось… Хотя да, оформлять свидетельство о смерти Вергилию стало проще – больше не надо мотаться по бездорожью за нужными подписями, можно просто отправить Рудру… или Агни – он аккуратнее. Или Цербера или Харона.

По ступенькам Вергилий практически взлетел, и, привычно кивнув статуе у двери, с усилием налег на массивную ручку – в Ордене вообще почти все было монументальным. Строили на века, строили не для людей – богов. Богов, которых весь остальной мир назвал демонами.
Первое, что он услышал, приоткрыв массивную дверь – крик. Незнакомый мужской голос…. Возмущенный, требовательный… Это что, тот самый гость? Да, он в длинном темном плаще, кричит на капитана рыцарей. Молодые послушники с клинками наперевес замерли у стен в ожидании приказа, не вполне уверенные, что им делать с пусть и агрессивно настроенным, но одним-единственным и не вооруженным гражданским лицом, сам Кредо откинулся на спинку стула, стараясь отодвинуться подальше от истеричного существа. Капитан выглядел слегка растерянным: «кто это и что ему от меня нужно?». Появление Вергилия несказанно его обрадовало:
– О, Вергилий! А я только что хотел послать за вами…
«Хотел бы – послал. Да Неро того же – парень стометровку за десять секунд делает…». Ну, по крайней мере, обычно между приглушенным расстоянием, но от этого не менее возмущенным криком командира «Кто это сделал?!» и тихим скулежом разбуженной собаки, которой в спешке зашибли лапу, да с последующими приглушенными раскаянными извинениями рыцаря-сорванца проходило не более десятка секунд. Сбежавший Неро заваливался спать вместе с Агни, Рудрой и псами. Потом возвращался наутро не слишком выспавшийся от близнячьего храпа… да, да, именно из-за храпа близнецов – сам Вергилий не ночевал в больнице, а ходил домой. Кредо делал вид, что ни сном ни духом, где пацан от него прячется… Хотя, по доброму, не мог не догадаться.. Он же шеф полиции.
–… так вот, замечательно, что вы пришли…
Вергилий поморщился:
«Вы»?! – что за официальность, Кредо, мы тут друг друга с детства знаем. Что за «вы» такое?!
Но тут гость наконец-то оставил в покое капитана рыцарей и повернулся лицом к двери.
Вергилий недоуменно моргнул. Раз, другой.
«Вы что, разыгрываете меня?!»
Спереди парень был одет в пиджак. Сзади хлястиком висел подол плаща.
«Белиар откусил, что ли?!! – Вергилий недоуменно потер глаза, – хотя нет, не Белиар. Белиар бы одним плащом не ограничился. Да и ткань больно аккуратно отврана».
– Так вот, поступила жалоба, что у вас сбежали психи. И, так сказать, захватили в заложники больничный персонал и выпустили из клетки лабораторных зверей.
Вергилий пораженно взглянул на Кредо, не понимая, что за глупости тому пришли в голову…. И тут только заметил, что тот усиленно подавал ему знаки из-за спины гостя: вначале указал пальцем на новоприбывшего, следом со вкусом покрутил у виска, подмигнул и возвел очи к потолку.
Вергилий пару раз энергично кивнул головой в ответ, мол, оно и видно.
К сожалению, кивок головой гость воспринял на свой счет, как подтверждение своих опасений:
– Ужас! Какой ужас! Срочно необходимо предупредить всех, что психи на свободе!
Тяжелые двери Ордена бесшумно распахнулись и в помещение молча ворвались Герион и Цербер – собаки, приученные не лаять, а брать добычу. Следом за ними, сопя и пыхтя, появились и братья – близнецы.
Гость испуганно вскрикнул, побледнев, как мел, и прытко вскочил на стол к Кредо. Тот опешил от такой наглости.
– Тише, мальчики, тише, – отдал команду Вергилий. Псы послушались, Агни и Рудра – тоже. Даже истеричный гость заголосил осмысленно.
– Вот они... Вот эти психи! Да сделайте же что-нибудь! – надрывался он.
– Агни, Рудра, снимите его, пожалуйста, со стола шефа полиции, – меланхолично предложил Вергилий.
Снимать его братьям не пришлось, – странный гость, завидев, что к нему движутся две шкафоподобные личности, спрыгнул сам и поднял руки на уровень груди, то ли сдаваясь, то ли в защитном жесте.
– Благодарю, – и было не слишком понятно, кого благодарил Вергилий – слезшего со стола истерика или близнецов, – Так вот, у вас проблема с моими санитарами, как я понял?
– Нашими, – серьезно поправил Кредо, брезгливо отряхивая стол, – нашими городскими санитарами. Нашими уважаемыми городскими санитарами.
Гость с возмущением уставился на «уважаемых городских санитаров» – двух бугаев в семейниках веселых расцветок: на одном – с красными розами, на втором – с голубыми ромашками…
Вергилий против воли улыбнулся – когда-то эти трусы носили они с братом… но потом резинки внутри растянулись настолько, что они с Данте могли вдвоем в одну штанину влезть, одновременно. Кири тогда страшно извинялась и предлагала перешить их, поменяв резинки, но Вергилий решил иначе, и Агни с Рудрой получили по обновке. Им как раз пришлось впору.
– Я, пожалуй, пойду, – неловко замялся гость.
– О, нет, нет, подождите, куда же вы?! – тоном змея-искусителя осведомился Кредо, – вы же хотели посетить больницу… Вот Вергилий с братьями вас и проводят… Кстати, можно вас на два слова?!
Вергилий махнул рукой – мол, ведите этого… пациента в мой кабинет, и подошел к Кредо. Тот пожал плечами:
– Прости Верджи…
– Прости?!!
– Да, приезжий – мудак, но за такое не сажают…
– А за оскорбление?! – кипятился врач, – он назвал Агни и Рудру психами!
Кредо испытывающее посмотрел на него:
«А они не»?!!
– Они… – Вергилий потерялся, не смог найти слов, – они – мои пациенты. Да, умственно неполноценные, да, с отклонениями в психике… но этот придурок их оскорблял. Понимаешь, он не имел в виду медицинский термин! А потом сам взобрался на стол... да кто из них еще псих…
Кредо только грустно улыбнулся:
– А что, твои собаки не приучены рвать людей? Уже разучились? Так быстро?! Меньше полугода прошло с последнего случая…
Вергилий покачал головой:
– Повторяю еще раз, это был не Баал, а Нело Анджело! Добер* Мундуса… к старику в дом полезли какие-то гастролеры… Нело защищал дом… в него стреляли…
Кредо поднялся из-за стола и навис над хирургом – он быль и выше и мощнее в плечах:
– А еще я слышал, что на операцию тебе привезли и собаку и грабителей… И что ты оперировал Нело…
– …первым, – спокойно ответил Вергилий. – Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак, Кредо.
Командир рыцарей схватил его за локоть.
– И помощь к ним не успела…
– О, да, они истекли кровью, – подтвердил хирург.
– Ты… ты и с Кири так поступишь?! –Кредо больно сжал его руку.
– О, нет, твоя сестра – хорошая девушка, – безмятежно улыбнулся Вергилий, – очень хорошая и, к тому же, своя... А теперь отпусти меня, меня же ждет пациент.
– Так вот, все твои собаки из его питомника, верно? Питомника Мундуса и приучены брать людей?
– Да, да, разумеется, – легко согласился Вергилий, – знаешь, после того, как я вылечил Нело Анджело, Мундус обещал мне его щенка от следующей вязки…
– Назови его Мясник… – без тени шутки в голосе посоветовал Кредо
И только тут Вергилий заметил, что командир прикрывал прижатой к лицу ладонью в белой перчатке невесёлую улыбку.
– Да, Ред, кончено, –Вергилий достаточно стар и помнит те времена, когда Кредо звали Редом. Времена, кода тот хотел сбежать отсюда. Наверно, и сейчас хочет... если в принципе еще может хоть что-нибудь хотеть. Он же один из тех, кто принял и город и свою службу не сердцем, но разумом. Холодно, спокойно и совершенно рассудочно выполняет свои обязанности. Как автомат. Или, что уместнее в случае с Орденом – бесполый ангел.
Глубоко несчастный человек, который живет только ради своей сестры.


* фосфен – зрительное ощущение, возникающее у человека без воздействия света на глаз. Представляет собой светящиеся точки, фигуры, появляющиеся самостоятельно в темноте. При возбуждении зрительных центров коры мозга, человек перестаёт видеть окружающее и наблюдает лишь движущиеся пятна света, перемещающиеся синхронно с изменением направления взгляда. Возбуждение нескольких соседствующих областей коры приводит к появлению фосфенов в виде определённых геометрических форм.

* Зюка – кавказская овчарка, сленговое слово.
* добер – доберман.

запись создана: 05.02.2013 в 12:31

@темы: dmc3, Dante, Vergil, fanfik, Credo

---

[21st century]

Название: Пастельные краски.
Автор: 21st century
Фандом: Кроссовер Resident Evil, Supernatural, Devil may Cry.
Размер: Макси.
AU, постапокалипсис. Материки Южной и Северной Америки охвачены пандемией вируса Т. Большая часть населения - заражена и погибла, часть выживших находит пристанище под землей, в искусственном оборудованном комплексе. Их жизнь окружена имитацией и синтетикой, химической пищей и надежной ложью правительства. Другая часть отслоилась и существует независимо: закрытый сектор зовет их Повстанцами - бродягами, мародерами, выживающими на поверхности любыми способами и ценой. В свою очередь, Закрытый сектор организован цивилизованно и гармонично - по официальным данным он подчиняется правительству, на деле - отдан сильнейшим фармацевтический компаниям, разделивших комплекс на сектора. Повстанцы выказывают нежелание подчиняться новой Власти и за сим подвержены травле. Новый мир разделяется на два отдельных куска.
От автора: Проба пера после долгого застолья. Рассказ не имеет глав, потому выкладываться будет кусками. Пересечение фандомов имеет логическое обоснование, которое планирует постепенно раскрываться по ходу сюжета.
upd: В сообществе будут выкладываться только большие куски, за небольшими обновлениями можно следить по ссылкам: ficbook.net/readfic/456669 и 21stcenturybreakdown.diary.ru/p182575637.htm


Осень с запахом увядшей листвы, дождливого неба и мокрой коры. Терпкая горечь с неуместно сладкими нотками, словно густой кленовый сироп, пролитый в черный арабский кофе. Одежки деревьев хрустят в пружинистом шаге – легко, однотонно, - подошвы выбрасывают тихое, чуткое «соль».
- Будто ничего не случилось. – Шепот срывается с губ облачком пара. – Правда? Кажется, будто сейчас кто-то выйдет и возьмет газету с крыльца. Дети пойдут в школу. Кто-то выведет пса. Хоть что-то.
Ее слова тяжело повисают в осенней прохладе. Холодный пригород полон бледных, пастельных тонов, долгих речушек дорог, полных листьев и сора, зеленой щетины ковра в правильных формах земельных участков.
- Не хочу видеть то, что из них выйдет. – Пирс пробует пальцами знаки, будто слепой. Номерная табличка с проржавевшими парами – штат Айова в плотной рыжей корке-коросте.
- Нечему выходить. – Дуло винтовки приподнимает блестящий глянцем пакет и Дин наступает в хруст лепестков тонкой картошки. Ботинок бросает мягкую, нечеткую тень. Их силуэты – растертый грифель на чистой бумаге. – Здесь нечего есть – они давно пережрали друг друга.
- В домах что-то есть.
- Мне стоит обольщаться, что это выжившие?
- Смотря, что ты подразумеваешь под этим. – Пирс поднимается, сбивает с колен мучную белую пыль. 18.45. Сегодня темнеет с востока. Облака дождливого серого красятся в тяжелую вечернюю синь – тенар с прослойкой индиго.
Кто-то поднимает глаза к влажной спутанной шерсти – небо без единого пятнышка звезд.
- Пора уходить.
- Обсмотрим пару домов. – Дин обрывает его, словно не слышит. Разгоняет шагом заплатки красно-желтых листов, манит кивком, как ребенок – играя.
- Мы не успеем.
- Вы останетесь здесь. – Ответствует он. - Ребекка и Барри – ждите у машины. Пирс. Бери полегче что-нибудь и топай за мной. Понял?
Ниванс кивает ему неохотно. Невзрачный Glock сменяет винтовку - рукоять мягко ложится в ладонь и лижет пальцы нагретым теплом. Дин берет легкую, спортивную сумку – темно-синий мешок с пакетом соленых орешков на дне, - печатает взгляд на коробках домов в ржаво-желтых пятнах-оспинах, и опускает шаг на ступеньку.
Первый этаж как игрушечный домик - пустой и детальный, бесцветный, застывший. Ни следа возни, ни побоев, ни пятнышка грязи на горчичном бледном ковре. Слой пыли лежит, будто занавесь шелка - прозрачная ткань серебрит голубой полумрак паутиной. Гости ступают на ощупь, тревожат подошвой паркетный рояль – скрипит и плачет очередь клавиш черно-белого дерева.
- Там должна быть кухня. – Скачок подбородка – за дверь – Поищи что-нибудь. Я поднимусь наверх.
Кусочки мыла, лезвия бритвы, зубная паста и нить. Батарейки и ткань, сигареты и сласти, полотенца, бинты, мягкие облачка ваты. На дне шкафа хрустящий пакет с ассорти, носочек без пары, с ободком из сине-красных полос, залежи порно в строгих черных коробках. Улыбка гнет губы изогнутой мягкой дугой.
- Паршивец. – Он шепчет беззлобно.
Перисто-серое небо грузно плывет над землей, отражаясь в квадратиках стекол. Он сгребает в мешок пачки лезвий, тюбики пасты, карандаши – для детишек, - прямоугольники папирос – для обмена. Все глухо падает в кучу, одно на одно, с шумом подскакивает, ложась на плечо, мелодично шепчется, выпирает уголками из сумки, толкаясь, стуча. В родительской спальне пахнет чем-то липким и кислым, как вязкая смазка и уксус. Крылья носа чутко дрожат, пробуя запах. Он толкает дверь, осторожно, долго, бездумно смотрит в разлитый парфюм, пустивший мутные пятна по бледному узорному полу.
Дом неприветливо пуст. Тишина в нем ломка и хрустяща, как в бумажном пакете, как в теплой коробке с бледно-желтым нутром.
- Что-то есть? – Вопрошает он, минув шестнадцать ступенек по лестнице - вниз. Ниванс ставит консервные банки широкими низкими столбиками:
- Как видишь. – Отвечает, погодя, неохотно. – В столешнице еще осталась пачка просроченных чипсов.
- Я угощусь?
- Твой желудок – травись.
Дин не уверен, что переход на «ты» был удачным. Ладонь солдата старательно толкает пачку итальянских спагетти в располневшую сумку – она висит на руке, словно пивное надутое брюхо.
- Не поместится. – Поднимает голову Пирс. – Возьми к себе минералку и соду.
- А что с чистой водой?
- Ни черта.
- Дрянь. – Тесный шкафчик возмущенно звенит серебром и целует холодом кисть, упавшую в рот. Он примеряется: стоит брать ложки и вилки? Хмурится мелко - бугорок толстых линий, - выходит во двор через кухню.
Собаки спят на отросшем газоне. Он видит вспухшие шаром животы, грязные пятна на светлой не чесаной шерсти. Ошейники-ленты – выцветший красный и коричневый цвет, хвосты - облезшей кисточкой-щеткой.
- Их не кормили. – Дин думает вслух.
Ветер несет в нос сладость осенней листвы, влажной сырости, дождя и асфальта. Мухи роятся над запахом тел: они садятся, взлетают – жирные пчелы, как бусины перца. В шумящем пении он почти рад громкому «Дин!».
Пирс неспешно вдыхает в тонком скрипе двери. Мрак облепляет: тесный и вязкий, липкий, болотно-зеленый, как в ряске, сильно несущий цветущей рекой. Гниение находит подвал - небольшой, словно погреб; неожиданно теплый, даже неприятно нагретый. Фигурки у стен сложились в комочек - их лица мягкой резьбы, как у кукол в Сочельник. Клочья кожи висят на ручонках потертым дряхлым тряпьем.
- Странно. – Вспорхнуло на выдохе, слетело с его языка.
Он заглядывает сверху вниз, со ступеньки, произносит задумчиво-тянуще, медля:
– Они умерли позже, чем те, которых мы находили.
- Покончили с собой?
- Или им помогли.
Винчестер обводит губами его очевидный вопрос:
- «Кто». Ты это хотел спросить?
- Что я хотел, то спросил бы сам. – Парирует Пирс раздраженно, отступая ровно на веерный взмах. В мутном стекле небо затянуто плотной, грубоватой лепниной. Семь часов отбивают эхом короткий удар: в молчании сухо свистят тонкие ветки, листья-монеты роняют чуткий неслышимый звон – неосознанный, заполняющий уши – и с облака падает первое тихое «соль».
Дин цепляет солдата за клетчатый шарф. Он толкает в затылок, почти печатает в пятна на грязном стекле; шаркает шепотом в ухо:
- Давай, скажи, что не заметил, Орлиный глаз.
- Какого…
Он обрывается – Дин тычет пальцем в черную точку у дальних васильковых домов. Она скачуще движется, упруго ступает на елочку-лесенку хрупких, ломких досок ступенек, взбирается дробью – отрывистых, стучащих шагов,–погасает в темном нутре первого дома.
- Его не было рядом, когда я смотрел!
- Плохо смотрел! – Надрывный шепот похожий на крик. Винчестер бьет по оконной раме рукой - он возмущен и тревожен, не собран и застигнут врасплох.
Капитан выдыхает, накрывает ладонью лицо и пробует веко:
- Сколько патронов, боец? – Голос звучит тише, спокойней. В окнах дрожит бас уходящего грома.
- Полный магазин, сэр. – Он неожиданно нисходит на «вы»: Дин улыбается бегло и вскользь – заплетает, распускает полную ленту, безмолвно смеясь. Неуместно, думает он. – Но даже с этим у нас не будет шансов.
- Он здесь один.
- Шутите, капитан? Вы лучше меня знаете, что…
-…Чистильщики не ходят в одиночку. – Обрывает Дин, наступая. – Да. Но там он один.
Его голос горячий, тяжелый; кольца глаз скачут направо – смотрят внимательно, цепко, чтобы скользяще свернуть и пройтись по другой стороне. Он уверен, что на улицах пусто. Два слога раскрывают и сводят губы кольцом:
- Пусто. Эти сволочи разошлись присматривать домик покраше. У нас будет пару минут. – Он рвано кивает. – Пойдем. Бери сумки.
- Стой.
- Что?
- Собаки. Во дворе нет собак.
***
В его руках плещется рыжее солнце. Кирпичная жидкость кажется сладкой, словно яблочный сок: она колышется, бьется и шлепает в стекла медно-красным хвостом.
- Henessy? Настоящий? – Хозяин пробует запах и цвет: сосредоточенно, вдумчиво сходятся брови, веки дрожат, шевелятся волны морщинок на лбу.
- Настоящий. – Джейк с довольством хлопает по блестящему боку. – Две триста. Не меньше.
- Еще чего. – Его кисти держат бутыль – как ребенка; он отнимает ее - качает, жмет к плоскому пузу, читает по свету душистый цветочный букет. – Сто пятьдесят максимум. И то только потому, что ты мой постоянный клиент.
- Две двести.
- Обломись.
- Две сто или я отчаливаю.
- Ты что, слепой? Она же выпита наполовину, барыга проклятый!
Джейк берет из стакана иглу-зубочистку, кладет в угол рта и нажимает зубами:
- Две сто и пачка сигарет сверху.
- Иди к черту.
Над ними хмурится позднее небо. Потолок вздыхает точечным пикселем звезд – они скачут с высокой ноты на низкую - поднимаются, опадают, как выдох и вдох. Низковольтные лампы повторяют ровный сниженный тон, в ободках-абажурах бьется слабое тихое солнце – холодное, мягкое, словно вата в спирту.
- Тогда бутылку на стол. Завтра поторгуюсь с Элен.
Свет липковато-лимонный. Кислый и жидкий на вкус. Фиолетовый зал в золотистых веснушках – бар одет и застегнут в большой, лимонадный развод. От этого цвета в горле у Джейка странно першит.
- Давай двойку. – Нехотя предлагает бармен. Бутылка нагрелась, утратила блеск в теплых, шершавых руках. У горлышка бледный росчерк – ухмылкой, он улыбается в синий бархат небес. – Но на этом все. Если хочешь – забирай и драпай хоть к лысому черту.
Он молчит задумчиво, ненадежно. И отвечает чуть погодя:
- Сделка.
- Давай карту.
Прямоугольник стекла ложится в собранный ковшик ладони. Хозяин соприкасается картами – уголок к уголку, - щелкает пальцами, листает, скользит, и ходит по буквенным швам дорожкой неровных штрихов. Нули раскрывают жадные рты у плеча сгорбленной двойки. На длинной ноте голос роняет надежно, тихо: «…успешно».
- Так бы сразу.
Это – хороший обед: с сушеным хлебцами, безе и сваренным кофе. Красивая шлюха на вечер; немного выпивки и новая куртка с теплой толстой подкладкой. Ботинки на смену потрепанным старым, патроны, может, коробок сигарет.
- Пить будешь сегодня? – Хозяин рушит цепочку, будто смахнувши завиток дыма.
- Не-е – Тянет Джейк с какой-то сонной ленцой. – Мне еще на дрезину с десятку. Поди и больше.
- Больше. – Соглашается он. – С утра заглядывал ко мне один, как ты, сталкер. Говорил, дорогу еще с ночи закрыли, а в обходную запрашивают сотню или две.
- Договоримся.
Луна заходится ярче, поднявшись выше, словно разогревшись в свету. Горошины звезд лепят дорожки созвездий, но он не находит знакомых средь них.
Бармен подается чуть ближе, опуская до шепота голос:
- Когда пойдешь к Элен – передай ей мой долг.
Джейк вопрошает молча – взглядом, приподнятой бровью, - и тот опускает на стол изжелта-белый конверт с тонким росчерком подписи. Что-то рассыпчато сыплется в нем, как грудочки соли.
- Наркота?
- Растворимый кофе.
Плечи вздрагивают в слабом смешке:
- Тогда ставь мне бутылку.
***
У Хелены робкие, горьковатые губы; с сильным привкусом порошкового кофе. Они мягкие, приятно упругие, перетянутые, будто невидимой ниткой. Целуясь, Хелена сжимает их, истончает в полоску, мнет его губы особо - деликатно и влажно; ее ладонь всегда на щеке. Указательный палец в ракушке уха.
Леон хочет просто молчать, но вечер тих и надломлен; минута ждет его слова.
- С ней все будет хорошо. – Обещает он, ставит резко и твердо.
Ресницы падают - она делает вдох:
- Если бы я могла ее увидеть. – Ее голос дрожит, скачет на гласных. В легкой вибрации есть что-то хрустящее, как морозный узор. - Если бы они разрешили… Я не видела ее уже несколько месяцев, Леон. Я даже не знаю – жива ли она.
- Жива.
Его слова ненадежны. Они горьки на вкус, как гниющий грецкий орех, - на языке остается едкий кислый оттенок.
Леон не верит себе, но почему-то считает, что ему поверит Хелена.
Легким трудно дается выдох и вдох.
Она ступает, почти парит перед ним: от постели к столу – платок белого шелка,
неловко подхваченный ветром. Черный волос серебрит полумрак – полумесяц света на щеке и на скуле - худые пальцы, ладонь: в этом свете рука, будто из гипса; силуэт мягкий и бледный, не ломкий, но хрупкий, он исписанный бликом и тенью. Ее кожа, словно фарфор в голубом люменисценте. Он видит сеточку вен, сплётшую запястье и пальцы, дрожащие нити обнимают стакан с бледно-рыжим нутром.
Глоток стыдливый и тихий. Горсть порошка, чтобы заснуть.
- Ты доверяешь мне? – Он тянет ее, пытается вынуть, как из трясины. Надеется, что голос звучит надежно и твердо. Уверенно – вот нужное слово.
Леон смотрит ей прямо в глаза.
На дне стакана остается глоток, но Харпер отставляет, возвращает его – стекло будто падает из слабо сомкнутых пальцев. Взгляд убегает быстро, скользяще, - безвольно катится от звездного неба к дырке в полу.
- Хелена. Ты доверяешь мне?
В его глазах разбавленный красный. Дробленый алый вокруг ободка.
- Насколько могу. – Осторожно роняет она. И в этих словах больше правды, чем в коротком «нет» или «да».
***
У дроби капель ритмичный и слаженный тон. Так звучит Вивальди? Бетховен? Ритм водящий круги и ажурные завитки вальса – это порхающий, плавный, возносящийся ряд. Так мог звучать сигнал телефона или фортепьянное соло в школе искусств.
Дин не знает симфоний сложнее «Шмеля», но помнит, что слушает Сэм.
Дождь стучит по крыльцу нетерпеливыми пальцами.
В горле становится липко и кисло, наждачно-шершаво, как в затянувшемся кашле. Дин старается больше не думать о нем. Да, сейчас не время для Сэма.
- Какие будут указания, капитан? – Теперь это слово в присыпке насмешки. Пирс словно ступает пальцем на нижний реестр.
Он держит крылышко шторки в горошек, смотрит в окно и молчит.
- Капитан? – Обращение треплет его за рукав. Винчестер роняет так отчужденно, что Ниванс не сразу понимает – к чему:
- Надеюсь, они отъехали.
- Что?
- Барри и Ребекка. Надеюсь, мозгов у них достаточно, чтобы не стоять на виду. Бегом нам отсюда никак.
Он замолкает, встает на носки и ищет взглядом собак. Винчестер надеется, что их просто не видно. В высокой траве запутался мрак, но нет ни следа плоти, ни шерсти, ни грязных слепков шагов.
- Слишком темно.
- Снаружи светлее. – Пирс обещает, и шторка шорохом падает вниз, сложившись как крылышки моли. Под ней лежат влажные небольшие штрихи – дождь делит стекло на много крошек-сегментов: за ними пятна домов и дорожка бетонной реки.
Скелеты деревьев стучаться в соседние окна, будто просятся внутрь.
- Мы должны уходить.
Дин молчит, и Ниванс трясет его за плечо:
- Чего ты, черт дери, ждешь?
- Хренова чуда, солдат.
***
19.15. Собаки приходят с востока. Они идут через мрак мягкой и бодрой рысцой.
Островки спин словно плывут в проплешинах мирта - это все, что видит Пирс из окна. Рыжий и желтый - потерто-горчичный - черный, коричнево-алый, как старая медь; собаки похожи на заплатки из шерсти, кармашки из меха на голой кости. Они мелькают в высокой траве большими темными пятнами. Пробуют запах - высоко задирая носы: их ноздри пульсируют, уши поджаты – морды смотрят в окно, будто стрелкой на путь.
Ниванс бесшумно берет пистолет:
- Если бы только видимость получше.
- Дождь нам на руку. – Дин не моргает, держит взгляд в левом нижнем углу. – Он собьет запах. Хотя жаль, что эти твари видят в темноте.
- Выходим через парадный?
- Черный вход нам закрыт. И советую привязать сумку покрепче – придется много и быстро бежать. Никогда не доводилось удирать от больших злобных собак? Нет? Твой шанс, Форрест.
Воздух разряжает глухой отрывистый лай. Рычание словно ползет, катится с ноты на ноту, как резиновый мяч. Дин методично считает секунды, будто удары затвора или тонкое шарканье спускового крючка. Пирс говорит на сорок второй, а у него уже трижды кончилась лента.
- Это не те собаки.
- Не те. – Соглашается он. – Стай здесь полно, а добыча приходит не часто.
Солдат лепит слова сверху его – Ниванс щурит глаза и щупает синеватую тьму:
- Они пришли на наш запах? А где тогда те, которых мы нашли?
Вопрос повисает, лишенный ответа. Замок без ключа – Дин продолжает считать, - и гром нажимает, мокрый горошек разбивается дробью. Долгий бас звучит ниже и громче, как урчание глотки или широкий взмах большого крыла. Начинают дрожать оконные стекла, вибрация входит в пальцы как ток - Винчестер делает невидимый росчерк глазами, и это - летящий скачок справа и вниз.
- Ты услышишь.
- Это – сигнал?
- Как чертов выстрел на старте.
Часы из гостиной могли обронить ударное «бом». Как высокое и низкое «до» - из уст старика с бархатным басом. Как толчки из груди - падение камня на подушку из пуха, как наступающий шаг в рассыпчатой тьме. Стрелки часов встали на трех - утра, или, может быть, ночи? – а лай собак порхающе летит по спирали, будто влетая сквозь них.
У Ниванса в сумке банка тушенки и Дин говорит: «открывай»:
- Ножом или инструментом. Быстрее.
Пирс не спрашивает. Он снимает шапку с цилиндра: кусочки мяса свисают с ножа, словно приторно-нежные рюши. Под блестящей ладонью мягкая каша цвета детских пухленьких щек. Запах сильный и почти неприятный. В глазах солдата проплывет терпеливое, безмолвное: «ну?».
- Давай к окну, у главного. Увидишь движение – отпирай вход.
Дин пробирается взглядом сквозь высокий газон. Его губы не чертят приказы, а печатают рубленый ход. Винчестер ждет, когда фигура станет на клетку.
- Тушенка привлечет собак.
- Это нам и нужно. Бросишь банку на улицу, подальше, когда я скажу.
До половины часа остается горсть однозначных минут. Клетка ребер опадает так неритмично и часто, словно сачок, ловящий мотыльковое сердце. Они оба слушают выдох и вдох, как долгую неровную мантру или шажки секунд у старых часов.
- Еще немного… так…
Пирс хочет хотя бы чего-то. Он опускает глаза на часы, где стрелка ложится на стрелку, секунда в минуту, где наступает 19.30 - и на улицу льется отрывистый лай: долгий и скачущий, словно быстрая песня. И Дин кричит:
- Давай!
И даже небо, кажется, рвется сильнее, становится меньше цветов, будто высохли краски. Ему трудно понять, где ожидание переходит в реальность – ведь вот, на асфальте, - лежит широкая банка, а за ней простирается съедобный, прерывистый шлейф. Мясное кружево заманчиво блестит в пятнах глянца, нежно и мягко, будто теплый нетронутый зверь. Собаки приходят и припадают к мясной дорожке носами. Они неспешно лижут, поднимают губами - прячут в зубах кусочки телесных кишок. Пирс не видит - их семь или восемь? - мохнатые спины слились в один подвижный клубок.
- Капитан?..
Плотное облако ухает громом. Небо так близко, словно лежит на земле.
Дин кивает, чертит безмолвно: пора. На часах расходятся минутная и секундная стрелка, а сквозняк врывается в дом, деля его пополам.
***
Туннель разделен большими влажными пятнами. Они липкие, желтые, как лимоновый сок, качаются – плавно, лениво, как огонь светлячка. Между каждым – не меньше метров восьми, и свет – размашистый, жирный, как масло.
Дрезина катится, выбивает стук – мелодично. Голоса в полутьме шевелятся, как существо живое, понятное. Кажется, их можно потрогать, если дотянуться рукой. В них будет упругая мягкость перины и изжелта-голубые тона.
- Ты привит? – Низкий голос ставит грубый, пшеничный мазок. Еще один – в цепь коридора, еще один желтоватый развод. – Надеюсь, что да. Иначе тебя не пустят из Сектора.
Джейк кривит губы изломом: вопрос звучит нелепо и пошло. Как-то не так.
- С черта ли? – Вопрошает он, раздраженно.
- Вакцинация. Не читаешь газет?
В уши влетает смазанный, клейкий смешок. Он смотрит вперед, на дорогу: рельсы текут в два больших ручейка. Перед ними сыплются искры, похожие на бенгальский огонь. Раз или два у каемки худые черные крысы: Джейк не успевает заметить – живы они или нет.
- Чарли, выходи на аварийный. – Шершаво ответствует низкий, прокуренный тон. – Другие врата уже запечатаны. Дай сигнал на пульт.
Он видит в полумраке высокие стройные тени. Где-то далеко, впереди, словно у края. Фигуры вылеплены из блестящей смолы. Они ступают бесшумно, будто парят над землей - не касаясь, скользя. Они идут по рельсам, как плывут по воде – неспешно и плавно, ныряют во мрак и появляются вновь, на свету.
- Какой черт их…? – Провожатый смотрит туда же, куда он. Он подается вперед и щурит глаза, чтобы вглядеться.
- Что там, Фред? – Солдат с винтовкой кладет ладонь на металлический корпус. Тревога ставит птичью лапку – морщиной, - в уголках мелких сощуренных глаз.
- Чертовы Призраки.
Он видит белый над смолью фигур. Светлый волос как огонек над тельцем свечи. Это - слишком контрастно. Как шапка белого над черным ферзем.
- Не к добру это. – Заключает один. - Паршиво.
Дрезина съедает слова на развилке - едва слышно, как говорит оператор про сто восьмые врата. Огоньков становится больше. Коридоры туннеля неожиданно быстро светлеют.

@темы: Dante, Vergil, fanfik

---

[Oxxra]

Название: Не....
Автор: Oxxra
Бета: Тини-псих
Размер: драббл
Персонажи: Доппельгангер, Данте
Категория: джен
Жанр: Скетч, философия
Рейтинг: G
Примечание: С Днем Рождения, Шу!!!


Пистолеты по левую руку, пицца – по правую.
Стук в дверь. Все так же, как и тридцать лет назад.
– Входите. Вы клиент, да? – полудемон прикрывает глаза, погружаясь во власть иллюзии того, что сейчас порог свежего, еще даже не открытого агентства переступит человек с уродливым шрамом на пол-лица.
– Ваше имя Данте? Сын Спарды?..
«Что? Какого?! Это не…!»
Из темноты на него смотрит пара разноцветных глаз. Аркхам. Нет – тень. Всего лишь тень.
– Тень! Знай свое место!
Демон улыбается – сегодня он не в настроении обижаться.
Данте прикрывает глаза.
***
За углом – еще один враг. Неожиданный прыжок, разрубил напополам, огляделся – чисто. Слева – группа мертвых с косами, расстрелял издалека, прислушался – все тихо. Запрыгнул по стене еще выше, снова в драку. Вдалеке – большая дверь, ведет в зал, где прячется тварь. Нет, не так – ТВАРЬ. Главный. Орет, дергается страшно, бьет тяжелым, зажимает мощно.
Не с первого раза, но отрубил твари ногу, повалил, напополам разрубил, душу – вытащил. Подошла – вкусная! Меч новый, бьет – тяжелым.
Если долго не, то вдруг сгибаешься пополам, где руки, где ноги, и рысью наверх – только успевай уворачиваться от стен и зазевавшихся демонов. Чуть позже – борьба с телом, сильным, быстрым, гибким.
Мало слов – много дела. И брат. Они – центр всего. Брат против брата – контрапункт… а еще точка дан-тянь, вокруг которой (не)проложены орбиты… Когда на место жалости пришла привычка, брат?
Так получилось, что сверхзадача – взять брата живым, под силу, вероятно, только ребенку. А я – давно не, очень давно. Жертва превратилась в охотника и больше никогда не…
Не думать о брате!
***
– Бедный-бедный Данте, – тихонько смеется демон, – ты гневный, усталый и совершенно… бессильный рыцарь, живущий войной. Так уж получилось, что «Дракон» не принял твой вызов. Тяжело сражаться, когда меч бесполезен?
Пистолеты по левую руку. Данте молчит и держит себя в руках. Один-единственный выстрел, и демон умолкнет. Но что дальше? Для выстрела нужно признать, что тень права… нет, на это не хватит мужества. Не думать о Леди!
***
Допплер улыбнулся агрессии, светлячком вспыхнувшей в голубых газах. Не ему ли, как тени, знать, что все проще, гораздо проще объяснить через «наоборот» показав реальность в отражениях. Например, в двух сторонах одной монеты… Орел или решка – демон или человек? Но монета-то одна, не так ли? А вот с отражениями сложнее: в каждом зеркале полудемон Данте, сын Спарды, видит человека. И поэтому демон-недомефистофель приходит, буквально набивается к нему в компанию. Не искуситель, о нет – всего лишь кривое зеркало. Воплощенное напоминание о твари.
– С меня хватит. Больше не…
Демон хладнокровно улыбается:
– А атланты от своего неба не бегали…

@темы: Dante, fanfik, Doppelganger/Dante

---

[Oxxra]

Название: За ширмами
Автор: Oxxra
Бета: Мистер Ирбис, Белый демон
Размер: мини (1585 слов)
Пейринг/Персонажи: Неро, Доппельгангер, Данте, омп
Категория: джен
Жанр: POV
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: "Ты все еще на стороне добра, если у тебя есть темная половина"

Стены в кабинете очень высокие, но свободно себя совсем не чувствуешь: тяжелая мебель из темного дерева скрадывает пространство, темно-красная ткань, которой обклеены стены, давит на находящегося внутри. В массивном кресле сидит настоятель - ему всего двадцать пять лет, серебристые волосы совсем не вяжутся с юношеским лицом. А его религиозные взгляды совсем не вяжутся со мнением официальной церкви. Двадцать первый век: вера большинства слаба и граничит с безверием. Теперь религия – лишь свод правил и условностей, всего лишь обычай, имеющий исключительно прикладное значение. Церковь стала очень либеральна: «Всё могло быть и так, а могло быть и иначе. Спаситель – тот, чьи деяния мы чтим и спустя две тысячи лет. А легенда о Спарде, демоне, восставшем против своего рода для того, чтобы защитить род человеческий? Ну… можете воспринимать её, как красивую сказку… » Демоны, кстати, оказались аллюзиями на человеческие пороки. Вот так вот - Неро пробует слова на язык, - все ответы круглые и гладкие, отполированы поколениями теологов до блеска. С потомками тех самыми теологов от святого писания, встреча, произошедшая несколько дней назад, закончилась очень неприятно, если не сказать грязно.
Главная беда современности – отнюдь не вера, какой бы она не была, а безверие – святая дыра в умах. Люди не верят во Спасителя, но равно не верят и в Науку, Философию, Власть, Деньги или же что-либо ещё. Церковь подчинена светской власти, а ведь не в интересах светской власти терять прибыль, не так ли?
Прекрасный мир. Его мир. Для того чтобы публично заявить о своей вере в бога, не нужно смелости – никого не сожгут на костре, сейчас верить даже модно… если речь, конечно, не идет о чем-то немного большем: ведь вы не воспринимаете credo веры серьезно? Эмпирически истина проявилась в существовании эволюции, а не первородного греха, а значит, его нет? Нет первородного греха – значит, нет и Прощения. Нет никакого Рая. Нет никакого Ада. Изменилась Церковь – изменились и «узники за веру». Раньше страдали еретики – те, кто думал не так, как предписывалось. Теперь же нападке подвергаются те, кто излишне морализирует. Каково? И попробуй в таком мире быть серьезным в вере – верь, что две тысячи лет назад Спарда восстал против своего рода для того, чтобы защитить род человеческий. Верь, что две тысячи лет назад люди оказались на грани гибели, и были спасены Темным Рыцарем Спардой, запечатавшим врата Ада и защитившим землю от демонов.
Нерон морщится, лапа пульсирует ярким светом – на прошлом собрании его достаточно грубо оборвали в этом моменте рассуждений и напомнили о том, что демоны – всего лишь аллюзия на смертные грехи. Спарда не был богом, но всего лишь проповедником, принесшим семя веры на островок в теплом море, и, не жалея усилий своих, возделавшим его в душах аборигенов. Не более того! Да, в некотором смысле он спас души местных жителей, приобщив людей к лону церкви, и, если очень-очень хорошо подумать и выражать свои мысли в поэтической манере, то, на несколько эпох изолировав остров от влияний извне, Спарда действительно «закрыл врата ада», перекрыв доступ «демонам» - тлетворным влияниям внешнего мира. А ещё официальная церковь готова признать, что Спарда мог назвать своего сына – Спардой. Но не более того: невозможно, что от дня закрытия врат и до восьмидесятых годов двадцатого века орден возглавлял один человек. И нет, нет, потому что и быть не может доказательств того, что Спарда и был Спасителем, хотя, возможно, погрязнув в гордыне, пророк мог объявить себя богом и даже возвестить о своих демоноборческих успехах… но Спарда не был богом и не побеждал демонов мечом!
Тогда, вздохнув, рыцарь Неро спросил у своих оппонентов, как может и может ли божественная истина измениться за несколько сотен лет: их предки верили в реальность демонов, физическую реальность, не метафизическую. Крестовый поход на князя Лжи понимался очень буквально, как и врата Ада… А ответ, на самом деле, очень простой, и через пару дней, сидя здесь, в кабинете, столетиями занимаемом живым богом, Неро чувствовал его кожей: чувствовал силу благородной души Темного рыцаря Спарды. Их бог несет на себе печать времени, потерялся среди пыльных томов … а для жителей Фортуны бог конкретен, а истина – элемент собственного опыта. И, если даже сам Неро не застал великого Спарду, то всегда мог выслушал рассказы очевидцев от шестидесяти и старше: тех, кто помнил бога лично. Они даже вспоминали, что перед уходом Спарда увлекся некой Евой - девушкой с большой земли. А ещё Неро мог спуститься на пять уровней ниже, в архив, и просмотреть подлинники записей Спарды от древних времен – пропитанные сладковатым запахом кожаные свитки, и до тысяча девятьсот восемьдесят второго года – ежедневники, дневники и просто обрывочные записи. Неро – совсем не графолог, но, насколько он мог судить, почерк идентичен – завитушки, буквы, ноль, похожий на шестерку и необычный наклон влево. Последняя запись из той категории, которую с натяжкой можно назвать личной, крепко врезалась молодому рыцарю в память:
«Прошли сотни лет, с тех пор, как я закрыл последние врата. Настало время процветания. Но уже несколько ночей подряд мне снятся вещие сны, в которых выходят из реки коровы, хорошие видом и тучные плотью, и пасутся в тростнике, и, вышедшие, после них, из реки коровы другие, худые видом и тощие плотью, съедают коров хороших видом и тучных. Мне следует торопится, пока не стало слишком поздно: врата Ада откроются в скором времени».
Спарда был прав: врата открываются, а мир оказался совсем не готов к этому… за исключением маленького острова с красивым названием Фортуна. По версии официальной церкви, Спаситель покинул Землю две тысячи лет назад… и Неро кажется, что они не так уж и не правы: бог действительно покинул... их. И, найдя себе тихий маленький уголок, перебрался туда, на остров, основал Орден и правил им на протяжении столетий. Но перед началом конца, за двадцать лет до него Бог покинул и нас:
Тысяча девятьсот восемьдесят второй год. Солнце исчезло – тёмный Рыцарь Спарда покинул Орден, предупредив, что последняя война грядет и оставил Солемниса, тогдашнего управителя города, своим преемником. Солемнис, внезапно ставший первым после бога, кажется, так до конца и не оправился от свалившейся на него ответственности: как свершилось, как случилось, что бледный, слабый и малый человек, недостойный раб стал хранителем вечного острова?.. Поговаривали, что он пил. А ещё поговаривали, что его отравили. Санктус, ставший новым Святым, был одержим идеей первородного греха и очищения, ведь сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; но съеден был плод, и произошло грехопадение. А ещё Санктус одержимо верил в возможность вернуться к изначальному состоянию до смерти и жить вечно, хоть и в телесной форме: открыть врата Ада, вызвать демона и, подчинив себе его душу, пройти церемонию возвышения. Возродится, как ангел… Считалось, что Санктус был безумен; считалось, что Санктус был одержим, но, на самом деле, он всего лишь слегка опередил свое время. Бесчеловечные эксперименты с тысячами жертв и тяга к мировому господству? Разрушение городов? Мелочь, на самом деле – мелочь: когда миры демонов и людей сливаются воедино и слабые люди ничего не могут противопоставить злобным поработителям, на выделение и связывание демонической силы смотрят уже по-другому. Война есть война.
Неро осознал, что для официальной церкви он – разочарование столетия: молодой рыцарь, сторонник огнестрельного оружия и меломан , обнаружил безумие высоких чинов Ордена, сверг их, огнем и мечом пройдясь по Фортуне, и остался единственным рыцарем на весь город, был наречен Святейшеством, как национальный герой, сразившийся со стадвадцатиметровой ожившей статуей, и, что важнее - полубог. Его полубожественность доказана - лапа огнем божественной мощи горит!
И кто поспорит? Санктус, Агнус и Кредо перечили Нерону - и где теперь они? ..... Выступишь против рыцаря - окажешься там же. Мальчик из оппозиции захватил власть, и что же дальше: распустит Ордена, верно? И от славного рыцарства останется лишь память?... Вот только на острове веру впитываешь с молоком матери. И двадцатилетний человек уже ей отравлен насквозь и верит, верит в то, что две тысячи лет назад Темный Рыцарь Спарда обратил свой меч против собратьев-демонов и встал на защиту человеческой расы, и воспринимает легенду о той великой жертве буквально, и ждет и верит в то, что скоро миры сольются воедино.
Устало вздохнув, Неро переводит взгляд с тяжелой резной рамы картины (сама картина ему, кстати, совершенно не нравится, но в том кабинете, который занимал Спарда, ничего изменять нельзя) на букет белых роз в вазе из темного стекла. Розы из монастырского сада, их вырастила и принесла сюда Кири. Как же так, как может в мире, где правит святая дыра в умах, выжить церковь, которая пытается быть серьезной? Ответ прост – демоны реальны. Врата открываются, и теперь все чаще. Единичные случаи списывались на бытовые трагедии и разборки между криминальными структурами, на террористические акты и техно-катастрофы, вызванные наемники зачищали территории. Вот только усилий охотников за призами теперь не хватает – с лица земли стираются целые города, полчища демонов ходят по земле, оставляя после себя дымящиеся руины из стекла и бетона. В новостях все своим чередом: скандалы, интриги, расследования, главенствующие религии мира спокойны и благостны: всё идет так, как завещали предки…. Но то, что слышат уши, то неведомо для глаз, две реальности существуют: про одну из них, мирную и безопасную, мы узнаем из газет и радио, из ТВ и сети… а вторую можно встретить.. ну, обычно перед своей смертью – слабые люди ничего не могут противопоставить грехам: внезапно оказывается, что демон похоти – это не нахлынувшая грубая страсть, а одетый в красные рваные одежды демон с белым пушистым мехом около шеи и белыми же глазами, вооруженный косой и способный разрубить человеческое тело напополам одним ударом.
Некоторые спасаются: да, для того, чтобы уничтожить город, достаточно и одного демона, но… демон не убьет всех одновременно, да и соотношение демон/человек при открытии врат обычно 1/300 – Неро как-то рассчитал, - при таком соотношении выжившие свидетели почти гарантированы. И с чем же столкнется выживший? С тем, что официально в этих краях произошел взрыв бытового газа или авария на химическом заводе? Передаваемая в словах реальность оказалась ширмой, скрывающей то, что происходит за ней: демоны реальны, последняя война грядет.
Скрип половиц. Ну и что, что уединившись в кабинете настоятель запер за собой дверь?
Старый замок не для всех – преграда.
– И что тебе здесь надо?
Оборотень ухмыляется. Смотрит почти с жалостью… интересно, кого ему жалко: меня или себя?
– Даже демонам нужен рай. А что здесь делаешь ты? В церкви случаются лжецы, лицемеры и святотатцы, но… демон? Скажи-ка мне, по крайней мере, твоя детская вера, та вера, которую тебе дали твои родители, обрела глубину и смысл? – черный демон подходит ближе, и, опираясь руками на стол, наклоняется к лицу Его Святейшества.
– Нет, – рыцарь Неро так и не примирился с богом после смерти своих родителей.
– Нет?! – передразнивает демон, изображая священный ужас. – А во что же ты веришь?
– Не важно, кто я. И во что я верю, — на слово «я» рыцарь делает нажим, – в контексте спасение мира.
Доппельгангер с интересом оглядывает кабинет.
– Спасение мира или же небольшой горстки любимых людей? Ты воссоздал зашатавшуюся было твердыню Ордена Меча, но… что же ты сделал дальше, Рыцарь Неро? Пошел войной на князя тьмы? О нет: построив крепость, ты захлопнул её двери перед носом людей; портовый городок переполнен беженцами – все стремятся попасть на борт судна, идущего сюда. Но что же? На входе – жесткий контроль! Сколько запросов на предоставление убежища ты удовлетворил? А сколько отклонил, не пустив никого в свой личный рай? Не заигрался ли ты в бога, демон, которого здесь чтут святым? – во время монолога Доппельгангер очень широко открывает рот, и рыцарь с интересом рассматривает подробности чужой анатомии: конические зубы, мощные и развитые примерно одинаково: клыки практически не выделены… Хм, такой челюстью удобно отрывать куски мяса во всех направлениях: и выдирать кусок прямым хватом, и разрезать, как ножницами. В глубине рта что-то тускло блестит – неужели коронка? Неро чуть ухмыляется, представив себе демона-оборотня в стоматологическом кресле. Нет, показалось – не коронка, всего лишь безжалостно помятое, изжеванное обручальное кольцо. Ну что ж, золото – мягкий металл… хоть и несколько тверже пальца, на которое было надето кольцо. Интересно, а как бы демон справился со свинцом или сталью?
Демон, кажется, на секунду смущен – слишком долго ему смотрят в рот, будто... ожидающе? Он не знает, хороша ли жена рыцаря… в готовке, да и не его это дело
– На, возьми, – и Неро рефлекторно ловит кинутый ему предмет – тяжелый, округлой формы, теплый и с шершавой поверхностью, немного липкий на ощупь и мягкий фиолетовый мяч. – Это амброзия!
– Амброзия? – рыцарь сосредоточенно крутит в руке странную штуку, пытаясь понять, орган ли это или же плод, а, может быть, продукт секреции желез или составное блюдо.
– Да-да! Вкус-сно! – впрочем, сложно сказать, к чему относится последнее замечание: к терпко пахнущей «пище богов» или же белым розам из монастырского сада, которые черный демон без зазрения совести общипывает. Хмыкнув, рыцарь пытается представить себе, каким Доппельгангер мог быть до грехопадения и объедал ли райский сад в бытность свою ангелом. Что у него в активе сейчас: чужие лица, тысячи чужих лиц, он и не демон даже – зеркало… и, боже, как же Неро надеется, что зеркало это – кривое… ведь он сам не может быть таким. Представители официальной церкви часто намекали рыцарю Нерону на то, что он болен или одержим. А может быть, и то и другое. Ну что ж, невозможный демон-оборотень – лучшее доказательство их правоты. Из тени вышедший и в тень возвращающийся. Наступи на тень – ты не причинишь ей вреда: с Доппельгангером невозможно бороться мечом. Невозможный, темный убийца… или же симптом шизофренического расстройства? Так или иначе, но в первые его увидел Неро, когда в первый раз заночевал в бывшей комнате Спарды для того, чтобы пройти «унаследование» его благородной души - какая ирония! А увидев, попытался уничтожить – ведь в Фортуне не должно быть демонов. Не преуспел в уничтожении, а черный человек, смеясь, принял облик его молодой жены и, скользнув к двери, выбежал за порог. Преследовавший его Неро, столкнувшись с настоящей Кири, принял её за демона. Трагедии не произошло, слава Спарде, но девушка сильно перепугалась, и рыцарю пришлось потом по крупицам восстанавливать утраченное доверие.
Через неделю демон-оборотень пришел снова и сказал: «Ты мне не запретишь гулять там, где я хочу. Это мне не запретит никто. Но позволь мне добровольно быть здесь, и я буду вести себя, как хороший гость».
А был ли демон?
Стук в дверь.
Кажется, настоящий. Психическое расстройство или шизофрения? Горьковатый травянистый привкус на языке. Неро бросает взгляд на полусъеденный букет и не может быть уверен в том, что это был не он… Стук в дверь повторился. Неро переставил вазу с пожеванными огрызками цветов под стол и, достав ключ, открыл дверь кабинета. На пороге стоял один из рыцарей – новичков. Ещё лет пять бы не видать ему высокого звания, но после устроенной Санктусом заварушки освободилось много должностей, недокомплект личного состава доходил до девяноста процентов.
Неро тогда пришлось обучать бывших мальчишек, теперь сирот, держать меч, а ещё пришлось учиться отдавать приказы тем, кто был старше его в три раза.
Но все это – игрушки по сравнению с тем, что пришлось пережить Кири: она отстирывала и зашивала снятую с умерших одежду. А девушка отнюдь не слепа: парные пулевые ранения, рубленые раны с прижженными краями или же глубокие рваные, от когтей... Кири не могла не понять, кто всех убил. Да, они обезумели, были одержимы…. Но можно ли назвать нормальным того, кто помнит только стены, стекающую кровь и руку, которой бил? А больше Неро не помнит ничего, кроме, может быть, силы. Силы, которой нужно ещё больше! Все ради неё!
– Вот, это список беженцев, – рыцарь-послушник протягивает исписанный синими чернилами листок. Да, все верно – еженедельный паром уже прибыл, еженедельный список беженцев предоставлен в руки командира рыцарей.
– Благодарю.
Рыцарь уходит, не поднимая глаз. Почему? Страх? Ненависть? Ну что ж, настоятеля Нерона есть за что ненавидеть: в конец концов, пусть сводил с ума Санктус, но убивал именно он. Пусть ненавидят – лишь бы подчинялись. Двери преисподней приоткрыты. Ад идет. Среди скал звучит музыка, а морской ветер приносит запах гари с материка. Последняя война близится, и Неро собирает армию, руководит ей твердой рукой... понимая, что опоздал на три месяца: три месяца назад на острове снова объявился легендарный Данте, поцеловал руку Кири, пожал правую Неро… и сказал, что ищет попутчиков в Ад, надрать зад демонам, убить Императора. Все так просто, ведь спасать мир – это просто такая работа, это надо уметь, это нужно делать красиво* и стильно. Неро отказался, и Данте ушел один, три месяца назад. Больше его никто не видел. Врата открываться не перестали. Рыцарь Нерон просматривает список: Спирс Уильям, Брон Станислав, Тумс Виктор, Миллиган Саймон, Смит Джон, Лашанс Гордон, Саммерс Уильям, Томпсон Арк, Фиренце Энзо, Хазар Янош, Лигети Данте.
– Данте? Данте Лигети? – молодой настоятель встряхивает головой, пытаясь упорядочить мысли. «А что, исчезнуть в никуда, внезапно вернуться как ни в чем не бывало… Это так на него похоже» - Неро спешит поприветствовать старого знакомого.
Остров Фортуна небольшой, и от его сердца – цитадели Ордена - и до пристани напрямик всего лишь полчаса быстрой ходьбы через лес. Неро преодолел дорогу бегом, торопясь обнять Данте, обнять того, кто восстал из Ада. Только вот на пристани он не увидел знакомый двухметровый силуэт в красной кожанке. Они что, разминулись?!
– Данте?! – Неро сделал несколько неуверенных шагов в сторону здания вокзала.
– Меня зовут Данте, в чем дело? – отозвался стоявший у ограждений панк в заношенной куртке.
– Данте? – надо же, просто тезка, и Неро не может удержаться от разочарованного вздоха – это не тот полудемон, которого он ждал. Впрочем, уже через полчаса они вместе отражают нападение прокравшегося среди беженцев демона. Этот Данте – не оригинал, но тоже прокатит.

* фраза из песни Смысловых Галлюцинаций "За ширмами"

@темы: Dante, fanfik, dmc4, Nero

---

[Oxxra]

Название: Ave, Imperator!
Автор: Oxxra
Бета: Тини-псих, Мистер Ирбис, Белый демон
Размер: мини 1037 слов.
Пейринг/Персонажи: Доппельгангер, Вергилий, Мундус
Категория: джен
Жанр: дарк
Рейтинг: от R до NC-17

The King is dead. Long live the King!

Мальчик победил бога. Ну и что, что бог к старости ослеп на все три глаза, слегка ослабел умом, гораздо сильнее – нюхом, успевал сделать не более одного «дела» в день и мог, вследствие ослабевших чувств, сутками сидеть над тарелкой с едой, воображая, что его не кормят?
Король мертв в любом случае, тут ничего не исправить – Ямато по эфес вошел в мягкий, податливый третий глаз. А это – не шутки. Даже для демона. Полукровка, смеясь, проворачивает лезвие в ране, желеобразное вещество из выпавшего глазного яблока тягуче стекает и с хлюпаньем падает в грязь. Демон кричит от боли и непонимания, слепо машет руками. Мясник в заляпанном кровью бирюзовом плаще хладнокровно вытаскивает меч из тела и, зайдя бьющемуся в агонии богу за спину, одним широким взмахом перерезает горло.
Горячая кровь, дымясь на камнях, щедрым потоком льется из раны.
Император Преисподней, прижимая руки к разорванному горлу, бьется в пыли, а Вергилий, дитя Спарды, срывает с его седой головы тяжелую корону, безбожно марая серебро в крови бывшего хозяина, и, с бешеным торжеством в глазах, одевает на голову.
Невиновного кровь – беда….
– Да здравствует король! – восклицает Двойник и аплодирует чужому безумству, – корона не жмет вам, ваше Величество?
По правде сказать, корона полукровке велика, в самом прямом и нефигуральном смысле, ее приходится поддерживать на голове. Пожалуй, на талии Вергилия обруч смотрелся бы более… пропорционально.
Бедный-бедный безумный Вергилий.
– На небе – одно солнце, у человека – одно сердце, а в Аду может быть только один Император. Твой отец недешево заплатил за это знание, – темный оборотень прилагает усилие, стирая непрошенную улыбку.
Сын Спарды его не слышит, да и не слушает – его лицо искажено буйной радостью, а тело отплясывает канкан на трупе мертвого бога в такт ударам сердца.
– Ты продержишься месяц, не более! – слова демона не звучат, как угроза, да и не являются ей.
– Довольно! У меня нет времени выслушивать тени! Сейчас я слишком занят своей Империей и… – смысл слов постепенно доходит до полукровки, – как ты, жалкий, ничтожный глупец, смеешь мне?... Убирайся, убирайся из моего ада! Убирайся, пока я не сокрушил тебя!..
Двойник улыбается и заканчивает:
– … не играй в мои игрушки и не писай в мой горшок.
Сердечнососудистая система и выдержка у молодого императора ни к черту: побледнел, покраснел и швырнул в отражение корону.
Пройдя сквозь тень, тяжелый металлический обруч срикошетил от обломка скалы и упал обратно к ногам двойника.
– Еще не стал императором, а уже корону выкинул… отрекаешься от трона?
Зарычав, Вергилий бросился отбирать опрометчиво брошенную регалию. Двойник предупредительно отступил назад, не вставая на пути у безумца.
Вергилий смеется, Вергилий плачет: власть ада теперь принадлежит ему.
Ведомый жалостью, двойник набирает в ладони немного воды из Стикса и выплескивает её в лицо полукровке.
– Ты всё ещё здесь? – хохочет полудемон с истерической ноткой и, сам того не замечая, вертит в руках тяжёлую корону, а позабытый меч валяется на заляпанном кровью полу. Двойник поклонился.
– Сегодня я добрый, – голос Вергилия звучит спокойно только по привычке, но в глазах пляшут огоньки счастливого безумия. – Проваливай, оборотень. Возможно, я приглашу тебя на коронацию, – очередной приступ хохота отражается от стен.
– Один вопрос, молодой господин: зачем принц носит корону?
Смех точно обрезало. Вергилий завоевал трон меньше часа назад, но двойник уже успел впасть в немилость Императора.
– Я слишком долго терпел твои выходки, наглая тварь. Теперь же приказываю: убирайся отсюда, и не смей возвращайся, иначе мои подданные разорвут тебя на части.
Не удержавшись от смешка: «Я проклят дважды!», двойник оставляет безумца спать в своем безумии: калифа на час, императора на месяц.

На церемонии коронации текут рекой амброзия… и кровь: Император казнит неверных. Главный зал пропах ей. По стенам висят самые прекрасные и богатые украшения, которые только можно представить: внутренности демонов. Они, как гирлянды, развешены по стенам и даже кое-где до сих пор пульсируют и сочатся кровью. Вот там, на стене, растянут веером кишечник какой-то здоровенной твари – правда, нельзя сказать, какой именно, ведь по размотанным кишкам идентифицировать не слишком просто. На нитях плоти весьма авангардно раскачиваются несколько черепов Гордынь, Леней и прочих не сильно расторопных. В стену впечатан красно-голубой глаз Энигмы в оформлении ошметков мяса. С него что-то капает, стекловидное тело медленно вытекает; всегда было интересно, что внутри этой статуи. Оторванные крылья горгулей особенно хороши с сопровождением из глаз – они разноцветные и даже переливаются. Кое-где они до сих пор моргают. Это ненадолго.
Сами крылья – почти кровь, они выглядят ровно так же, как и на живых, хотя по краям подрагивают и сочатся липкой желеобразной субстанцией, стекающей по стене. Раздавленные паучата размазаны по противоположной стене так, что она почти бела от ядовитой крови. Сами разрубленные арахны валяются там же неаппетитной кучей, по которой стекает зеленоватая сукровица.
Трупов в зале немало: глупцов оказалось гораздо больше, чем ожидал двойник. У стен тела валяются редко и в беспорядке, но чем ближе к трону, тем их больше.
Большинство – растерзаны, расчленены, почти вывернуты наизнанку. Их внутренности выставлены наружу, словно напоказ. Впрочем, так и есть. Дивный ковер устилает путь. Везде хлюпает кровь, подергиваются судорожно органы, конечности, мышцы. Многие - не все, но значительная часть – еще живы. По правую руку от трона они свалены в огромную гору – почти все еще так или иначе шевелятся, но это уже предсмертные конвульсии. Плоть тоже резко и душно пахнет кровью.
Двойника передергивает: даже демонам ведом страх, знаете ли.
И, кстати, отгадайте, кто на троне… сидит в серебряной короне?
Безликий весьма точно отмерил время: вчера истинный император воспользовался накопленной силой и, разорвав оболочку плоти, вышел наружу. Покоящееся на исполинском троне массивное тело испускает холодное голубоватое свечение через полупрозрачную, и, как знает двойник, довольно-таки мягкую на ощупь кожу. Ни один заговор не укроется от внимательного взгляда трех ясных огненно-красных глаз.
У подножия трона валяется пропитанная кровью куча тряпья, и оборотень бы затруднился ответить, что раньше было плащом, а что – жилетом. Рядом тускло блестят обломки катаны. Через пару дней плоть падшего бога обратится в мрамор. Через три дня пожитки полукровки, который победил бога, выкинут в озеро лавы.
Виноватого кровь – вода…
Двойник слегка удивлен: он предсказывал Вергилию срок с хорошим запасом и не ожидал, что дитя Спарды продержится почти до самой коронации.
Впрочем, такое случается не в первый раз и не в последний: пройдут тысячи лет, камень покроется трещинами, а следом и раскрошится, огонь в глазах погаснет… и еще один мальчик, сжимая в руках заклятый металл, дымящийся и текущий при соприкосновении с плотью бога, провозгласит себя императором, а безликий демон будет произносить ответы раньше, чем задаст вопросы: «Принц носит корону для того, чтобы в Аду был только один Император».

@темы: аццкий пейринг/нестандартный пейринг, dmc3, Dante, Vergil, Doppelganger/Vergil, fanfik

---

[Son of Sparda]

Кровавый Дворец приветствует вас!
Входите - и попадете на первый командный челлендж для авторов и художников фандома Devil May Cry. Пройдите все этапы, и в конце вас ждет заслуженная награда!
Let's rock!

@темы: ссылки

---

[Oxxra]

Название: Игра при лунном свете
Автор: Шу-кун, Oxxra
Размер: драббл
Пейринг/Персонажи: Доппельгангер
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Примечание: написано на игру, тема "Доппельгангер ночью вышел погулять по Фортуне"



Он с опаской выглянул из-под моста и прислушался.
Разные запахи волновали обоняние, а обилие ночных звуков заставляло вздрагивать.
Немного не по себе, но так волнующе.
Играть с тенями Двойник мог, по сути, в любой момент, - смеясь, бежать по расчерченной черно-белыми полосами траве, то исчезая-растворяясь в глубоких тенях, то ярко выделяясь среди утопающих в свете деревьев.
– Вот так. Раз – и ты меня видишь. Мгновение - и нет.
Да, наверное, он кое-что позабыл. Кое-что несущественное с его точки зрения, но весьма существенное с точки зрения смертных. Доппельгангер озадаченно почесал подбородок, заросший щетиной, и тихо фыркнул. Промашка вышла. Это не совсем то, чего ему бы хотелось. Однако, поразмыслив, он пришёл к выводу, что лучше оставить всё так, как есть. В конце концов, смертные действительно очень разные, тут любой облик уместен.
Просто игра.
Забавно: такая игра дана даже людям, но в неё не играет никто, кроме детей. Смертные действительно очень разные... и странные. Странности и различия стирает лишь смерть, стирает вместе с достоинством и еще уймой других самых разных вещей, о которых демон, по идее, не должен иметь ни малейшего понятия.
Доппельгангер прошёлся под фонарём и с неудовольствием отметил, что тень у него явно не вписывалась в общепринятые человеческие стандарты.
- Аккуратнее, - велел он. - Да не туда! Свет откуда? Вот именно! Уже лучше, хотя... Хвост откуда? Не было хвоста! Хвост убери!
Хвосты есть у зверей, а животные боятся демонов? Хотя да, боятся. Не могут не... Но песня инстинктов вне понятий о добре и зле, как и Двойник. Люди и животные не боялись его. Особенно животные, которых он кормил: подняв хвосты, к нему обычно сбегалось маленькое, но многочисленное воинство, ластилось к ногам.
Прогулка - охота. Добыча – сны и память. Бонусом – чужие кошмары и страсти, которых в переполненном святошами пуританском городке предостаточно – страх, ложь, зависть, уныние… Точно грязь. Тень завидовал низшим демонам – пачкая пасти и лапы, они не измазывали в грязи свои души. Еще один сон, опять насилие. Демон ел, стараясь не вляпаться слишком основательно.
А действительно! А может, ему всё это просто снилось? И на самом деле он никуда не уходил, он всё там же - в мрачной громаде Темен-ни-гру, всего лишь задремал в тенях и увидел странный сон, словно обычный смертный. Ведь когда-то он же был смертным. Наверное. Ведь могло же так быть?
Любопытно, а как он тогда умер?
Или пора отсчитывать время от смерти его "другого"?
Есть вещи, которые должны случиться. Фиксированные точки…. Впрочем, называйте, как хотите. Когда они не случаются, приходится вмешиваться… Если в мире нет бога, то его приходится выдумать. Если нет героя – стать им.
Неро все же спас Фортуну. А как умер он настоящий – не суть важно... история не терпит сослагательного наклонения.
Играющему роль остается только прогуливаться тайком по ночам, принося к могиле свежие цветы.

@темы: drabble

---

[DAHTE]

У каждого есть свое место отдыха,
где можно расслабиться,
забыть на время, что жизнь коротка и неизбежна.

Название: Без слов
Автор: DAHTE
Бета: Вергилий
Персонажи: Данте/2 ОЖП
Рейтинг: НЦ+17
Жанр: ПВП
Состояние: закончен
Дисклеймер: Capcom

Здесь темно и громко. Музыка наполняет собой, не позволяет мыслям формироваться. Ритм сливается с ударами сердца. Приглушенный свет разных цветов играет на лице и одежде, искажает реальность, создает параллельный мир.
Здесь пахнет самками. Это приятный теплый запах, что щекочет ноздри, взывает к определенным желаниям. Девушки и женщины разных мастей: скромные и развратные, продажные и недотроги. На любой вкус...
Он сидит в отдаленном углу. Здесь хороший вид на сцену и зал.
Официантки в откровенных одеждах, стриптизерши у шестов. Они танцуют страсть, они её жрицы, а за хорошую плату подарят и благословение бога Разврата. Они избавят тебя на эту ночь от тяжести будней, уведут за собой под алый балдахин любви, искусственной, но так хорошо сыгранной.
Алкоголь греет нутро, он жжет глотку, оставляет на губах приятный привкус. Музыка глушит, сливается в общий фон и, кажется, что ты находишься в абсолютной тишине. Атмосфера пьянящего вакуума полнится запахами, заволакивает сознание дымкой беспечности.
Бордель лечит душу, тело и разум. А более истерзанную душу и искалеченный разум, чем у Данте, еще нужно поискать. Иногда ему видятся тысячи смертей и кровавые реки, а иногда одолевает бессонница. Временами хочется тепла или понимания, но он осознает, что уже сам на подобную роскошь не способен. Много событий, слишком много убийств.
Охотник смотрит на свои ладони - по коже играют лучи сценических ламп. На секунду все исчезает, слышны только крики боли, звуки сминающих плоть клыков и хруст костей. На его ладонях кровь. Он поднимает глаза и видит лишь растерзанные трупы... после... после все проходит. Девушки по-прежнему мельтешат по залу, берут заказы и ублажают клиентов. Это всего лишь наваждение... Иллюзия больного сознания. Заработался.

Данте откидывается на спинку мягкого диванчика. Его стакан опустел, и только он подумал об этом, как его вновь наполнили дорогим виски. Здесь внимательные девушки соблазнительных видов. Официантка улыбается ему мило, он отвечает тем же. Она хочет его и это видно по глазам: желание, интерес и немного сокрытого страха. Тем слаще интрига. Здесь многие его боятся, видят больше, чем следует или просто имеют горький опыт от сильной мужской руки. Впрочем, это не её работа.
Между столиками, виляя шикарными бедрами, проходит богиня этого заведения – Кассандра. За ней следует менее плавная, но такая же соблазнительная Джесси - ближайшая подруга, любовница, наследница. Они ничего не знают о Данте, кроме того, что он физически здоровый самец. Это примитивно, но действенно. Чувства ранят, они приносят неудобства и обременяют. Страсть свободна, влечение конечно.
Кассандра седлает бедра охотника и кладет руки на его плечи. От нее приятно пахнет возбуждением. Она горячая и влажная, это чувствуют пальцы Данте между её ног. Губы сливаются в упоенном поцелуе. Богиня трется о грубые пальцы, слегка насаживается на них и приоткрывает рот. Они не разговаривают. Никогда. Кассандра садится на одно бедро Данте, второе кокетливо занимает Джесси: брюнетка с маленькой соблазнительной грудью и большими синими глазами. Она полный противовес Кассандре, белокурой богине с загорелой кожей и бюстом высшего сорта. Девушки ласкают друг друга, целуются открыто, чтобы мужчина мог видеть сплетенье языков. Это дразнит. Это возбуждает всех троих. Губы ласкают рот, пальчики скользят по небритой щеке. Большая ладонь сжимает грудь брюнетки: она мягкая и приятная, сосок твердый, чувствительный, с маленьким серебряным колечком. Данте кусает его и тянет, Джесси стонет, трется об его бедро, зажатое между ног, пачкая джинсы. Молоденькая девочка, не искушенная в сексе, Кассандра оберегает её, как свою дочь, но Данте она доверяет даже такое сокровище. Не потому, что их что-то связывает. Нет... Просто он подходящая кандидатура.

Девушки уводят охотника в комнаты за сценой. Помещение маленькое и скромное, что нельзя сказать о кровати: она большая, укрытая шелком и подушками. Они усаживают Данте на скользкое покрывало, раздевают его медленно, лаская каждый участок нечеловечески крепкого тела, шепчутся и смеются, но охотник не слышит их, не хочет... Это еще одно наваждение, но уже реальное. Две девушки, теплые и отзывчивые, в его руках, под его губами, на его члене. Он отдаст каждой из них часть себя, ту часть, которая требует опустошения, чтобы не видеть кошмаров, чтобы не бредить наяву. Джесси стонет громко и немного болезненно, это её первый раз, но полудемон обходителен. Он тонет в ласке и ощущениях, бросается в них с головой, позволяя женщинам делать все самим, вести его по дороге к освобождению. Жрицы любви знают, как подарить блаженство надолго. Две пары рук на его груди и спине, два языка обволакивают теплой лаской его возбужденную плоть - непередаваемое зрелище, прекраснее любого искусства. Они занимаются любовью всю ночь и часть утра. Здесь нет окон, время застыло в тесном прямоугольнике. Страсть кипит пока хватает сил. Джесси сдается первой, она еще слишком молода. Кассандра оставляет воспитанницу и кошкой перетекает в сильные надежные руки Данте. Она умелая любовница, отличная партнерша. Теперь они вдвоем наслаждаются другой стороной страсти, жестокой, до кровавых росчерков на широкой спине, искусанных губ и синяков.

После, опустошенные, оба ложатся подле юной Джесси. Кассандра, устроившись на груди охотника, любовно гладит смоль волос своей преемницы. Они нежны друг с другом. Джесси открывает глаза и подвигается к ним ближе, жмется к плечу её первого мужчины и закидывает на него ногу, обнимая «мать» за талию. Ни слова - только жесты и только взгляды. Никаких обязательств и обещаний.
Данте уходит нескоро. Кассандра провожает его улыбкой, трепетно прижимая к себе Джесси. Им было хорошо вместе, но жестокий мир ждет за дверью, еще немного и он станет бить в нее кулаком. Пора...

До следующего раза, жрицы любви... Мое спасение... Забытье и услада...

@темы: Dante, fanfik, dmc4

---

[.Jia]

Название: Last breathe
Автор: .Jia
Пейринг: Данте/Неро
Рейтинг: R
Жанр: романс, ангст, херт-комфорт. POV Dante
Статус: в процессе
Дисклаймер: никого не имею, ничего не извлекаю
Предупреждения: ООС, sick!Неро

Саммари: постканон. Данте отходит от дел после того, как на очередной охоте теряет нескольких друзей. Надолго ли - выяснится, когда его покой нарушит Триш с трагичным известием о его бывшем напарнике.


1. Пробуждение


Должно быть, сейчас уже утро.

Над городом зависла черная пелена туч, и понять, какое же все-таки за окном время суток, представляется задачей довольно трудной. Свериться мне особо не с чем, разве что телефон, который, пройдя несколько обильных ливней, выражает мне свое отвращение регулярными сбоями и отстающими часами. Да и хрен с ним. Какая разница, в сущности, сколько там уже времени прошло. с чего бы то ни было.

Голова тяжелая, веки разлепить сложно, но я встаю и плетусь в ванную - привычка. Денек предстоит совершенно обычный, и это меня больше не радует и не вводит в уныние. Скажем, мне все равно. В какой-то момент моя жизнь превратилась в закономерный ряд доведенных до автоматизма действий, - список этот начинается с «распихать по углам мусор» и заканчивается «заштопать плащ и собственную шкуру». А что? Все весьма обыкновенно.

Данте ушел! Тот самый сын Спарды! – орали все год назад. Ну да, да, так и есть. Бросайтесь в меня теперь помидорами.

Скажем, я не ушел, а решил взять отпуск. Можно это сделать впервые в жизни, черт возьми – взять свой законный хренов отпуск и ничего – повторяю, ничего и ни при каких обстоятельствах не делать? О да, я хочу лежать на диване, или на полу лицом вниз, и ничего – не – делать. Кроме меня есть множество охотников. Большинство из них на порядок моложе и тоже хорошо знают свое дело. Я думаю, что могу предоставить им разбираться с очередным Армагеддоном без моего главенствующего участия.

Мне скоро пятьдесят. Не сказать, чтобы с меня труха сыпалась после каждого взмаха Мятежом или голова лопалась от каждой выпитой бутылки, но возраст я, несомненно, ощущаю. Прежде всего – психологически. Я устал. Триш как-то сказала, что у меня депрессия, и что после смерти команды у меня даже есть на нее право. Я не думаю, что дело в том инциденте, - он стал лишь последней каплей в уже давно наполнившейся бочке.


В кухне светлее, чем в остальных комнатах, - солнце встает с этой стороны. На ночь я оставлял открытым окно, и дышится здесь тоже легче. Надо будет как-нибудь проветрить во всем доме, иначе я здесь от духоты скопычусь.

Утром, как всегда, хочется объесться пиццы, но холодильник снова не радует меня ее наличием. Попахивает чем-то сгнившим. Достаю уцелевшие со вчерашнего бутерброды, бутылку пива, и иду к ящику. Сажусь на свой темно-красный диван и с чувством душевного удовлетворения тянусь за пультом.

- Данте.

- Бля! – я аж подскакиваю.

Триш стоит за спинкой дивана и морщится. Как она умудрилась так тихо войти?

- Странная манера отзываться на свое имя, - говорит она ровно, глядя на меня с замысловатой смесью омерзения и беспокойства. – Ну ты и зарос. Даже как-то… постарел.

Я стараюсь пропустить мимо ушей последнее слово.

- Ну конечно, я же не создан в лаборатории, чтобы быть вечно молодым и божественно прекрасным.

- Дьявольски прекрасным, - поправляет Триш и огибает диван, чтобы обнять меня. – Я рада тебя видеть.

Отвечаю на объятие. Тепло прикосновения, ощущение чужих рук кажется немного неуютным - в последнее время единственными, к кому я прикасался, были проститутки. Но я знаю, что она искренна. Внутри становится чуть теплее, и я смягчаюсь.

- Где пропадала черт знает сколько времени? – бормочу, вдыхая запах золотых волос.

- Было много работы. Ты же ушел, - в ее тоне, как ни странно, почти не слышно обвиняющих интонаций – только усталость.

- Я задолбался, - выдаю я свой самый весомый аргумент. – Будешь пиво?

- И ты по-скотски не желаешь выслушать, зачем я пришла? – одна изящная бровь поднимается вверх, собирая едва заметную сеточку морщин на фарфоровом лбу.

- Ну конечно, желаю. Я по-гостеприимному предлагаю тебе для начала уютно устроиться в этом сраче, - делаю пригласительный жест в сторону продавленного дивана.

- Верх гостеприимства, - соглашается Триш, но на диван все-таки садится. – Данте, я пришла по делу. Давно собиралась и, если честно, даже хотела заглянуть к тебе, но теперь у меня появился настоящий повод.

- Не подлизывайся, детка. Выкладывай, как есть.

- Неро прокляли.

Я не сразу даже понимаю, о ком речь.

Неро… Неро.

- Его… что? – произношу вслух.

- Прокляли, - раздраженно повторяет Триш. У нее действительно замученный, но взволнованный вид. Я только сейчас замечаю это в полной мере и, прекрасно зная ее, могу догадываться о серьезности дела. – Мы взялись закрывать врата в Висконсине. Там были два высших демона, мы думали, что ничего серьезного не предвидится. Мы ошиблись. Один из них – Аннеберг.

- Кто?

Триш нетерпеливо хмурится:

- Высший демон, принимающий облик лошади, пылающей огнем. У него смертоносное дыхание.

- И?

- Мы знали об этом и били сзади, чтобы не попасть под выдохи, но Аннеберг смог меня одолеть. Он убил бы меня, если бы Неро не встал под удар.

Я перевариваю информацию.

- Вы убили его или нет?

- Нет, не убили, - цвет лица Триш мало отличается от цвета чистого снега. – Неро был ранен, и все, что я смогла сделать – это утащить его, пока Аннеберг не прикончил нас обоих.

- Хреново, - слегка встряхиваю головой. – Значит, Аннеберг, или как там его, проклял Неро? В чем суть проклятья?

Теперь Триш становится почти серого цвета. Я чувствую, как сосет под ложечкой.

- Ему остался месяц. По истечению тридцати дней он умрет.

Я давно не слышал таких новостей.

- И это…

- Неизбежно.

У меня ощущение, словно внутри все сжимается и куда-то исчезает, а кожа медленно превращается в металл. Еще немного – и не смогу шевельнуться.

- Должен быть способ снять проклятье, – голос остается, тем не менее, спокойным.

- Нет такого способа, - безапелляционно отвечает Триш. – Здесь – действительно нет, Данте. И, ты знаешь, я ни в чем не виню тебя, ты не мог помочь. Как и Неро. Я пришла по его просьбе.

- Какой?

- Он хочет провести этот месяц с тобой.

Туше.

Вот теперь я не могу шевельнуть даже пальцем.

- Со мной, – смех, поначалу натужный, медленно прогоняет оцепенение. – Ты ничего не перепутала? С какой стати ему захотелось провести последние дни в моем обществе?

- Как ты можешь в таком тоне… - начинает шипеть Триш.

- Я не пытаюсь оскорбить Неро. Я просто думаю… - слова заканчиваются в такой не подходящий момент, а улыбка все еще настойчиво сквозит на губах. Думаю, я выгляжу как законченный неврастеник. – Кирие, его друзья, родственники… ведь у него есть дети. Понимаешь? Есть множество способов провести этот последний месяц лучше, чем в компании старого заросшего мужика.

- И ты полагаешь, что я не пыталась ему это объяснить? – Триш заглядывает мне в глаза так укоризненно, как будто я виноват в упрямстве Неро.

- Не сомневаюсь, что ты пыталась, - говорю ворчливо.

- Вот именно. Но он не хочет слышать. Просто говорит – сообщи ему.

- Почему сам не пришел?

- Данте, ты, честное слово, идиот. Он не хотел рассказывать сам о своей скорой смерти. Как ты не понимаешь?

Я приподнимаю ладонь и морщусь – нашлась мамаша. Не думаю, что это настоящая причина, Неро не девица и смог бы все объяснить мне сам. Но зачем-то он захотел отправить ко мне Триш…

Я чувствую, как сходятся на переносице брови. Парня по-настоящему жаль, даже не так, - за него больно. Но черта с два, зачем я ему сдался, как я могу помочь? Я сам в дерьме по уши и могу сделать ему только хуже своим присутствием. Разве он этого не понимает? Что за чушь он там себе выдумал?

- И… когда он хочет увидеться?

Триш передергивает плечами и отстраненно говорит:

- Видимо, чем скорее, тем лучше. В его случае каждая минута на счету, - это звучит одновременно саркастично и пугающе. – И еще, - блондинка окидывает меня усталым взглядом. – Приведи себя в порядок. И контору тоже.

- Ты ведешь себя, как мамаша, – на автомате возмущаюсь я.

- Я веду себя, как единственный разумный человек среди вас, двоих идиотов! – Триш закусывает губу, явно заставив себя умолчать о чем-то. Я вскидываю бровь и заглядываю ей в глаза, но она молчит, как рыба.

- Не понял повода для последнего оскорбления, ну да неважно, - поднимаюсь и допиваю остатки пива. – Передай Неро, что я его встречу завтра в десять утра в «Вевлет Роуз». Можешь добавить каких-нибудь таинственных деталей. Не все же мне одному охуевать от неожиданностей.

- Скажу, что ты сменил пол и приедешь с мужем и тремя детьми, - ворчит Триш.

- Ага, отличный вариант.

После того, как она уходит, я чувствую, что в доме что-то изменилось. В воздухе, запахах, яркости. Или это поменялось мое восприятие – я, наконец, стал замечать кое-какие вещи, которые не имели значения, пока я жил роботом.

К вечеру я успеваю отвлечься на сотню других мыслей, и только перед сном заново задумываюсь. Неро. Наверняка злился на меня, парень, сыпал нецензурщиной и фыркал, когда кто-нибудь упоминал о моих достижениях. Я в этом более, чем уверен.
Что же, спрашивается, могло ему понадобиться теперь? Провести последний месяц своей жизни с человеком, который по определению давно должен стать неприятным, который когда-то был врагом, - это же как надобно свихнуться, чтобы дойти до такого? Мне не понять.

Ночь ясная, на удивление. Лунный свет вливается в окно и плавно ложится на стены, пол и пыльный шкаф в углу. Долго рассматриваю голубоватые очертания и не могу заснуть. В ушах стоит звон. Кажется, что просыпаюсь после долгого сна. Возвращаюсь к жизни через девять лет бытия мертвецом.


2. Встреча


«Вевлет Роуз» - это такой бар. Возможно, название заставило бы кого-то усомниться в этом, но поверьте, я никогда и никого не пригласил бы пообедать в какой-нибудь ресторан из разряда белых скатертей и дрессированных официантов. И, хотя название «Вевлет Роуз» ассоциируется как раз с чем-то подобным, это просто местная забегаловка.

В зале не людно, но из-за полумрака, ориентировки на стиль девятнадцатого века и нагромождения декораций кажется, что здесь не пусто. За стойкой всего пара человек, один смотрит подвешенный над стойкой ящик, другой методично осушает мелкие рюмашки водки. Я высматриваю светлые волосы, но, кажется, Неро еще нет.

Присаживаюсь на один из высоких стульев. Принявшись рассматривать ассортимент на полках напротив, удивляюсь количеству дорогого спиртного. Это ж надо, рай разлит по бутылкам, а посетителей – раз два и обчелся. Впрочем, я этому даже рад. Для предстоящего разговора больше подойдет спокойная обстановка, чем пьяные вопли со всех сторон…

- Доброе утро, - слышу со стороны дверей. Боковым зрением вижу силуэты двоих людей: гардеробщица и вошедший. Пепельно-белые волосы помогают мгновенно увериться в том, что это Неро, но этого уже и не нужно – я узнал по голосу. И сам этому удивляюсь.

Потому что голос, как и он сам, теперь совсем другой. Незнакомый. На губы наползает мрачная улыбка: только шаги не изменились. Быстрые, решительные, он почему-то ходит всегда так, как будто идет бить кому-то морду. Что ж, меня радует этот факт. К своим двадцати восьми, даже зная о скорой смерти не растерял былого танкового энтузиазма – это хорошо.

- Данте, - голос звучит спокойно и даже осторожно.

Оборачиваюсь.

- Здравствуй, Неро.

- Привет.

Несколько секунд, чтобы посмотреть друг на друга и понять, насколько схожи придуманный за время ожидания встречи образ и оригинал. Как сам выгляжу – кто бы знал, а Неро изменился до неузнаваемости. Стал красивее, похудел, обзавелся морщинками в уголках глаз и заметной складкой между бровями. Пацаном его теперь назвать язык не повернется, - больше похож на преподавателя в каком-нибудь элитном институте. За такими бегают восторженные студентки.

- Ты… - он пытается подобрать слова.

- Старая небритая развалина. Я в курсе, так что не надо искать смягчающих этот факт приветственных слов, - издаю смешок.

- Я и не собирался.

- А я-то понадеялся. Зато ты красавчик, каких поискать. Садись уже.

Дружески хлопнуть по плечу. Хотел бы я уметь выражать искреннее сочувствие и поддерживать в трудный момент. Спасибо хоть Неро этого не потребует.

Меня сейчас не трогает его горе. Он элегантный, хорошо одетый утонченный молодой человек, которого я не знаю. Картинка из воспоминания и то, что перед глазами, не вяжется между собой. Мелкий заносчивый засранец с вызывающим взглядом и этот аристократ – как будто с разных планет. Хотя, знаю, я тоже изменился не только внешне. Девять гребаных мертвых лет сделали свое.

Неро ведет себя скованно и почти ничего не говорит. Списать бы все на отвратительное настроение, но я сам чувствую, как наэлектризован вокруг нас воздух. Спорю на что угодно, он думает о том же, о чем и я, и не знает, как к этому подступиться.

Что ж, а я знаю. Возможно, это не так правильно и мягко, как надо, но я предпочитаю честность пустой трепле.
Придвигаю к нему кружку пива и сам берусь за свою.

- Неро, я не люблю долгой демагогии, так что давай перейдем сразу к делу. Триш мне обо всем рассказала, - делаю паузу. Он на мгновение поднимает на меня глаза, но тут же хмурит брови и утыкается взглядом в лакированную поверхность стойки. Парень, ты что, все еще умеешь смущаться? Да я сейчас растекусь лужей от умиления. Ведь это я, по идее, должен бояться поднять взгляд и обращаться с тобой, как с израненным родственником…

- И что ты думаешь? – осторожный вопрос.

- Скажу честно: думаю, что ты свихнулся. И я отказываюсь понимать, зачем тебе понадобился. У меня все не так хорошо и радостно, как раньше было, Неро, все изменилось, - бормочу, это лишнее, но мысли уже далеко. И так некстати: - …у тебя ведь есть семья. С чего вдруг…

- С чего вдруг я вспомнил о тебе, имея прекрасную жену и двоих детей? - он вдруг прерывает меня, почти прошипев эти слова и бросив мне в лицо яростный взгляд.

Долго молчу. Знакомый до боли взгляд действует, как укол ядовитой шпаги. Зря я так резко.

- Именно это меня и интересует. Зачем, когда у тебя есть все это?

- Ты не поймешь.

- Возможно, но хотя бы постараюсь.

- Нет. Не поймешь. И не постараешься… Данте, - морщинка между бровей очерчена сейчас очень четко. Его боль воздушно-кабельным путем передается мне. – Послушай, - он вдруг негромко смеется, поправляя волосы, делая много каких-то лишних движений. - Я умру через месяц. Вернее, нет, через двадцать девять дней. Все. Это неизбежно. Я буду тебе очень благодарен, если ты прекратишь искать причины и следствия. Просто… я хочу все это время видеть тебя. И только.

Кажется, он говорит на полном серьезе. И я не имею ни малейшего представления, что ему сейчас ответить. Если он шел сюда с этой идеей и не передумал, даже повидавшись со мной – все серьезно.
Неожиданно одолевает желание встать, выйти на улицу и подышать свежим утренним воздухом. Давненько в моей голове не было такого хаоса.

- Тебе не нужно ничего делать, - негромко говорит Неро, как будто уговаривая и уверяя. – Не надо делать никаких выводов, или что-либо делать для меня. Мне сполна хватит и просто быть рядом.

Хорошо, что под челкой не видно, как высоко скользнули мои брови. Может, намекнуть ему, что это все звучит крайне по-гейски?

Притянув к себе кружку, я допиваю все ее содержимое.
В душе, - или как называется то, что обычно вносит смуту в простую рациональную жизнь, - царит бедлам. Я даже не могу понять, чего во мне больше: удивления или.. ну нет, не может такого быть. На нас двоих хватит одного сумасшедшего.

Потом я поднимаю взгляд и вижу, что голубые глаза смотрят на меня абсолютно безнадежно. Даже разочарованно. Да, это неприятно – когда открываешь кому-то душу, а ее обходят стороной.

Я думаю несколько секунд и решаю, что лишние мысли, как всегда, ни к чему хорошему не приведут.

- Поднимайся, - бросаю на стойку пару смятых купюр и встаю, сунув руки в карманы куртки. – Все равно тут и пиво дерьмовое, и пиццы нет.

- Куда пойдем? – Неро встает, внезапно слегка пошатнувшись.

- Домой, обживаться и втягиваться в голубой семейный быт. Я полагаю, ты взял сумки?

- Нет.

- Почему?

- Решил, что ты пошлешь меня подальше.

- Была такая мысль. Но если ты так считал, зачем явился?

- Это допрос? – Неро начинает сердиться, и бледность, которая уже начинала походить на зеленцу, сходит с его лица. – Потому что сейчас мне все равно, что ты думаешь, Данте. Абсолютно все равно, что все думают.

Я сам с трудом разбираюсь в том, что чувствую. Пожалуй, сейчас это самая трудная работа для моего ума. Но, определенно, он дал прекрасный ответ.


3. Правда


Свободных комнат на втором этаже полно. В некоторые я не заходил с пару лет, в это трудно поверить, но это факт. Я занимаю не так уж много места в своей конторе.

Неро выбирает не слишком просторную комнату, в стороне которой встает солнце, а занавесок нет. По утрам его скоро задолбает свет — белый и выжигающий — но я машу рукой, показывая, что может заселяться.

Вечером я лежу на диване, закинув ногу на ногу и закрыв глаза в полусне, так что успеваю почти забыть о присутствии Неро. Он напоминает сам, когда приходит и врубает ящик, а потом садится на подлокотник дивана. На экране включен канал для стареющих домохозяек, идет передача про похудение. Ники весит центнер, и сейчас она качает пресс.

- Так вот что ты смотришь по вечерам?

Я открываю один глаз.

Неро поворачивается ко мне с полуулыбкой на губах. Я сонно гляжу на них, и мне перешибает дыхание. Что-то со мной идет не так.

- Нет, я смотрю программу про кулинарию, чтобы мне снились хорошие сны, - серьезно отвечаю я.

- Помогает?

- Не то чтобы сильно.

Неро хмыкает.

- Ты похудел. Заметно. Наверное, неделями ничего не жрешь, - он соскакивает с дивана и улетучивается в дверной проем. Быстрый, легкий, совсем не тридцатилетний.

- Эй, мамуля, и это все, что ты хочешь мне сказать? - возмущаюсь я.

- Я закажу поесть.

Мои брови ползут вверх от изумления. О как, покормить он меня собрался. Поспешил я с выводом насчет интеллигентного семейного мужчины.

- Надеюсь, ты выберешь приличную пиццу.

- Ага. Мне нравится японская кухня. Тебе тоже понравится, - и Неро переключается на телефонный разговор.

Через час он ставит передо мной тарелку с какой-то японской херней. Я честно не понимаю, как это есть. Палочки, эстетическая ценность. Зачем так мудрить, просто чтобы сожрать кусок рыбы? Хотя, о чем я. Эти люди пьют чай по два часа, по-турецки сидя на ковриках.

Надеюсь, Неро не сильно привязан к японским традициям, и его не шокирует, если я просто закину в рот эту круглую хреновину и запью ее пивом.

Неро это не шокировало. Он смотрит на меня со смехом. Глаза блестят.

- Парень, я сейчас подавлюсь.

- Извини. Дел нет?

Я усмехаюсь.

- Понятия не имею.

- То есть, ты окончательно завязал с охотой.

Пожимаю плечами. Десять лет прошло. Уже все должны быть в курсе того, что я завязал. В мир не вылезают предвестники апокалипсиса или особо кровожадные твари, прогресс цивилизации шагает вперед, граница между миром людей и демонов становится все четче. Скоро между этими мирами вырастет стена. Я — охранник, сторож, стоящий на границе, - сижу без работы.

Кое-что из этого я произношу вслух. Неро задумчиво жует рис, и, глядя на него краем глаза, я совсем не узнаю его. Внешность, манеры. Черт, почему это так странно?

- Так... чем ты зарабатываешь на жизнь? - спрашивает Неро.

- Всякими земными вещами. Бармен, охранник, разве что тюремщиком не пошел, - ухмыляюсь, - не так уж это и паршиво, как я думал. Но ты, судя по костюму, устроился на порядок лучше.

Неро пожимает плечами и опускает взгляд, беря ролл палочками. Судя по тому, как изящно у него это дело получается, мои слова — чистая правда.

- Работаю в рекламной компании. Ничего серьезного. Я всегда продолжал охоту. Дел мало, но порой... порой выдаются интересные.

- Интересные?.. И ты продолжаешь так считать даже после того, что случилось? - спрашиваю я, приподняв бровь.

Неро поднимает голову и смотрит на меня украдкой.

- Ты бы продолжал.

- Я думал, жизнь научила тебя не брать с меня пример.

- Не-а. Ты единственный, с кого стоит брать пример, всегда был лучшим, потому что не боялся смерти и боли, - говорит Неро, пытаясь придать тону обыденности. - Знаешь, стоит признать, что ты и сейчас лучший. Никто не опередил тебя.

Я хмыкаю, а потом ухмыляюсь, начиная понимать, откуда у всей этой ситуевины ноги растут.

- Мне, конечно, лестно и все такое, но ты же понимаешь, что дело не в страхе. За охоту не возьмется тот, кто боится смерти, потому что смерть каждую минуту дышит охотнику в затылок. Я был лучшим, потому что мне нравилось убивать, вот и все.

Он, уже почти поднеся палочки ко рту, внезапно замирает, глядя на меня.

- Я всегда любил ощущение, с которым вонзал меч в очередную тварь. Еще я был лучшим, потому что мне нужна была нажива, и, наконец, у меня почти всегда была... кровная мотивация, - продолжаю, усмехнувшись его глупому виду. И добавляю: - Ты романтизируешь мой образ, парень. Может, ты поэтому и пришел сейчас именно ко мне? Чтобы быть рядом с тем, кто «не боится», чувствовать себя сильнее перед смертью.

Неро смотрит на меня долгие секунды. Потом откладывает палочки и утирает салфеткой губы. Взгляд его становится холодным и решительным, и я понимаю, что сейчас он в запале скажет правду о своем приходе.

- Это вторая причина, - резко говорит Неро. Руки у него начинают подрагивать от волнения. - Первая заключается в том, что моя смерть будет отвратительной, долгой и крайне неприятной для всех, кто окажется рядом. Я не мог заставить свою семью переживать все это, но и один остаться не мог — вот и принял верное решение, выбрав того, кому плевать. На мою смерть и вообще на всех. Так что... - он чуть щурится, заключая: - ты видишь меня слишком наивным, старик.

Он поднимается, кинув на стол салфетку, и выходит из комнаты.

Я остаюсь наедине с недоеденной стряпней японских поваров, и еще несколько секунд тупо смотрю перед собой, не шевелясь.

«Отлично перекусили», - проносится сухая насмешливая мысль.

***

@темы: Dante/Nero, Dante, fanfik, Nero, Trish